Ночная

Глава 16 Дружинник и епископ

На подготовку ушел весь день.

Дело изрядно осложнялось тем, что в город соваться было нельзя. Графа уже должны были найти и отвязать, и я здорово сомневалась, что он тут же начал проповедовать понимание и всепрощение. Скорее всего, за мою голову уже назначили награду — а бдительные жители окраин наверняка не погнушались бы сдать меня бесплатно, чтобы выслужиться перед Элои.

Если бы не неприязнь нового хозяина Мертвого квартала к несостоявшейся мачехе, можно было бы прийти к снабженцам из ночных и попросту купить у них грим и запах. Но Раинер до сердца Нищего квартала попросту не дошел бы (по крайней мере, платежеспособным — точно), а сама я соваться туда не рискнула.

К счастью, в нашем распоряжении была заброшенная хижина бокора.

Пришлось все-таки справиться с брезгливостью и подняться наверх. Наши страдания окупились сторицей; в деревянном сундуке в дальнем углу спальни нашлись две простецкие рубахи, пропахшие сырой пылью, и ветхие штаны. Намотать вниз остатки савана, валявшегося в болотной жиже под сваями еще со времен эпической битвы Раинера и братьев Гейб — и не отличить будет от нищенских лохмотьев.

И рубахи, и саван ужасно хотелось выстирать (а лучше — сжечь) — но пришлось ограничиться сушкой на перилах, и на свои будущие наряды мы с храмовником смотрели с одинаковой брезгливой обреченностью.

С гримом вышло куда удачнее. Во времена нищенствования я привыкла перед рабочей ночью раскрашивать себя сама, так что разрисовать еще и Раинера подручными средствами было проще простого.

- Главное — не суйся к свету, — сказала я, вытерев пальцы о его же рубаху.

- Главное — не суйся на передовую, — пробурчал Раинер, непроизвольно почесывая засыхающую на шее ряску под хорошим слоем глины: в темноте не отличить от волдырей под грязью. — Ты что-то изрядно примелькалась здесь за последнее время. Как бы тебя не узнали…

Я хлопнула его по руке. Храмовник раздраженно фыркнул, но покосился на такие же рясковые «волдыри» в вырезе слишком большой для меня рубахи и промолчал. А я с трудом справилась с невесть откуда взявшимся желанием немедленно отмыться, расчесаться и одеться, как подобает юной девушке.

Ему сейчас нужна была вовсе не утонченная красавица рядом. Да и сам он моими стараниями отнюдь не на принца походил.

Ночные никогда не ходят по двое.

Это дневные на паперти иногда объединяются: что может быть естественнее, чем подать одинокой матери с ребенком или паре заплаканных сирот? Но ночью, если прохожий вдруг увидит группу из нескольких человек, он вряд ли станет присматриваться к их возрасту и половой принадлежности. Он предпочтет по умолчанию держаться подальше. Поэтому ночные выходят на промысел строго по одному и никогда не покидают заранее оговоренных улиц, чтобы не пересечься ненароком с коллегой.

Заспанный служка, открывший черную дверь перед согнутыми не то болезнью, не то возрастом стариком и старухой, об этом не знал. Иначе насторожился бы гораздо раньше. Во всяком случае, до того, как «старик», не дослушав ругань в адрес обнаглевшей черни, от души двинул ему в челюсть снизу вверх, затыкая фонтан красноречия, и не добавил короткий тычок куда-то в горло, не дав даже вскрикнуть. А когда он успел тюкнуть его по голове, я вообще не заметила — увидела только в полумраке, как боевой «дедуля» бережно придерживает оседающее тело, чтобы оно не нашумело в процессе падения.

Выпрямиться и расправить плечи я рискнула только в доме, хозяйственно прикрыв за собой дверь.

Натренированные извечным тангаррским сумраком глаза выхватывали отдельные детали: добротную большую печь, от которой еще веяло теплом, широкий разделочный стол с парой тарелок, заботливо прикрытых полотенцем, беленые стены с затейливой росписью. Младший епископ жил не так чтобы очень богато — куда скромнее, чем позволяли его чин и доходы — но на фоне большей части города его дом выделялся в лучшую сторону, проигрывая разве что особнякам аристократов и приближенных графа.

Год назад я бы из шкуры вон вылезла, лишь бы заполучить право ночевать в таком доме. Сейчас — только оглядела кухню, особое внимание уделив углам, тонущим в ночном мраке, и с сожалением принюхалась к накрытым тарелкам. Раинер уже крался к внутренней двери, и мне не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.

На наше счастье, дверные петли содержались в идеальном порядке, и в коридорчик, отделяющий хозяйскую половину от черной, мы сумели попасть без лишнего шума. На этом наша удача и закончилась.

В ногу мне ткнулся холодный мокрый нос. Усы мимолетно щекотнули кожу.

Не удовлетворившись новым запахом, кошка выгнула спину и бесстрашно мазнула боком по моим ногам, ни на секунду не обманувшись искусственными волдырями. Обнюхала застывшего от неожиданности Раинера, обернулась ко мне, сверкнув зелеными глазами — и возмущенно, протяжно мяукнула. Мол, что это ты сюда приволокла, девка? Посимпатичнее никого не нашлось?

Я поспешно подхватила напрягшееся тельце и отправила его за кухонную дверь (чем, похоже, компенсировала негодование по поводу чужих мужиков на вверенной кошке территории), но было поздно.

- Айша! — тихо прошипел раздраженный женский голос. — Перси, ты что, пустил кошку на хозяйскую половину?!

Под соседней с кухонной дверью затрепетало неверное пятнышко света. Раинер страдальчески закатил глаза, выругался себе под нос и распахнул крошечную дверь под черной лестницей.

- Перси, где тебя носит?!

Под лестницей оказалась кладовая. Я нырнула внутрь, и последовавший за мной Раинер всем телом впечатал меня в полки, чтобы исхитриться закрыть за собой дверь.

Тени дрогнули и сместились, будто потревоженные шагами в коридоре. Я вдумчиво рассматривала круглый бок пустой бутылки у себя под носом, размышляла о превратностях судьбы и старалась не ерзать, и без того слишком отчетливо ощущая бедра, прижавшиеся к моим.

К горлышку бутылки была привязана какая-то бумажка с короткой надписью.

- Перси! Перси, что с тобой? — испуганно ахнула женщина, как будто Перси от этого возгласа должен был очнуться и подробно объяснить, что же с ним произошло.

- Черт! — полубеззвучно и жарко выдохнул Раинер у меня над ухом.

Я была вынуждена с ним согласиться.

Прочитать надпись в сгустившемся сумраке было невозможно, поэтому, когда храмовник приоткрыл дверь и явно вознамерился прошмыгнуть за спиной у бдительной жены пострадавшего Перси, молча схватила бутылку и бросилась следом.

Раинер, уже не слишком стараясь двигаться бесшумно (за ахами и охами шаги все равно были почти не слышны), в считанные секунды пролетел весь коридор и распахнул дверь на хозяйскую половину. Я проскочила за ним в просторную гостиную, не выпуская бутылку из рук. Храмовник только с недоумением покосился на мою добычу, но спрашивать ни о чем не стал. Молча покрутил головой, будто присматриваясь к чему-то — и нахмурился. Спросить его о внезапной перемене настроения я не успела: Раинер с сомнением посмотрел на единственную закрытую дверь — а потом развернулся и побежал на второй этаж, перепрыгивая через ступеньки.

Я быстро отстала на добрый десяток шагов и на лестничную площадку выскочила значительно позже него, хватая воздух ртом, и сквозь собственное сбившееся дыхание услышала пение. С планом убить епископа во сне и ускользнуть из города, прикидываясь неудачливыми ночными, можно было смело распрощаться.

Голос у Армана оказался довольно высоким для мужчины, хорошо поставленным и сильным. На контрасте с ним надтреснутый хрип Раинера, повторяющий ту же литанию на добрую октаву ниже, звучал еще интереснее. Я даже заслушалась на мгновение — им бы дуэтом петь, оглушительный успех обеспечен! — но знакомое белесое мерцание, потусторонним туманом плеснувшее на лестницу, быстро расставило все по своим местам.

Одно дело — разрушить защитный контур, который стоит без внимания хозяина уже неделю и начал потихоньку ослабевать. Столкнуться лицом к лицу с епископом — совсем другое.

При всем моем невежестве, когда дело касалось боевых литаний, даже я видела: Раинер не справится.

Белесый туман наплывал волнами, заполняя сначала второй этаж, потом — потихоньку опадая на первый. Внизу хлопнула дверь, испуганный женский вскрик повторился, уже не приглушенный расстоянием, но сразу после него послышались быстро удаляющиеся шаги. Туман пополз за ними, будто живой.

Мои ноги он охватил плотным коконом, сгущаясь всякий раз, когда я пыталась подойти к распахнутой двери в холл, где распевался инфернальный дуэт. Преодолевая сопротивление, я кое-как приблизилась — и уткнулась в сплошную стену ядовитого свечения со знакомым свинцовым отливом.

- Раинер!

Он не оглянулся. Белесый туман сжимал вокруг него плотное кольцо, сужающееся с каждой секундой. Раинер почему-то даже не пытался шевелиться, хотя у него в рукаве прятался один из моих «коготков», и на чистом упрямстве вытягивал длинную, протяжную литанию. Застывший напротив него епископ пел безо всякого напряжения, и было очевидно, что до того момента, как его белесый туман доберется до мятежного храмовника, оставались считанные мгновения.

Я не хотела думать, на что способен этот туман. Хотя бы потому, что до меня он добрался безо всяких проблем — а вокруг Раинера кольцо едва заметно подрагивало, слабо реагируя на самые высокие ноты.

Я ударила по стене свинцового сияния раз, другой — она не поддавалась, холодила пальцы, пружинисто отбрасывала меня назад. Будто Раинер сам не хотел, чтобы я приближалась. Да и что я могла сделать, если он сам не справлялся?

Туман заполнил первый этаж дома и начал медленно подниматься обратно, карабкаясь по лестнице. Белесая пелена всколыхнулась на уровне моих колен, поползла выше — я вздрогнула, опустив взгляд. Туман не ощущался никак — и от этого почему-то было еще страшнее.

Нужно было уносить ноги.

Вместо этого я обреченно выругалась и всем телом бросилась на свинцовую стену, отделяющую меня от Раинера и Армана. Она загудела низко-низко, на границе восприятия — и в тот момент, когда я уже уверилась, что сейчас смогу прорваться, безжалостно оттолкнула меня назад.

Я не удержалась на ногах и до темноты перед глазами треснулась затылком о деревянный пол — и ощущение режущей боли в руке пришло с опозданием. Я попыталась сесть, чтобы рассмотреть, что случилось, и взвыла.

В ладони торчал осколок стекла. Падая, я разбила бутылку.

Туман клубился вокруг капелек крови, сгущался, будто пытаясь слизнуть их с деревянных досок и остро поблескивающих кромок стекла. Горлышко валялось отдельно от бутылки; бумажка, привязанная к нему, окрасилась в алый, и чернильная надпись расплылась — но в белесом мерцании я еще успела разобрать исчезающие буквы и вздрогнула, не удержав вскрик.

«Раинер из Куасселя».

Черт подери, а ведь я думала, что бокоров может быть больше, чем два!

Только вот рот следовало держать на замке. Когда я, опомнившись, заткнулась, в доме гремел только один голос.

Высокий и громкий, отлично натренированный храмовым хором и привычный к совершенно иной акустике.

- Раинер, — почти беззвучно просипела я и села, позабыв про израненную ладонь.

В сгустившемся тумане не было видно дальше вытянутой руки, но хозяину дома это ничуть не мешало. Пинок пришелся точно на ребра — и я тотчас инстинктивно согнулась, закрывая уязвимый живот, обхватив ладонями голову. Епископа такое положение вещей, очевидно, не устроило — вместо второго удара меня накрыла адская боль. Его Святейшество изволило поднять мою голову за волосы и брезгливо повертеть из стороны в сторону.

Я вцепилась в его запястья, пытаясь хоть немного ослабить натяжение. От боли перед глазами плавали мушки и звенело в ушах, я совершенно ничего не соображала и не слышала даже, что он говорит — а стоило, наверное, прислушаться, потому что епископ отшвырнул меня на пол, прямо на осколки. Я едва успела выставить вперед руки, чтобы не влететь в них лицом, и снова взвыла.

Так страшно мне не было даже в первый день на Тангарре. Тогда я боялась только за себя.

Раинер не подавал признаков жизни. Из-за тумана и темноты перед глазами я не видела, что с ним, и могла только безостановочно твердить его имя, как та паникующая женщина внизу звала своего мужа, слепо надеясь, что сейчас он все-таки откликнется. Замолчать меня заставил только еще один удар по ребрам, отбросивший меня к двери в холл.

Свинцовой стены, перегораживающей проход, уже не было. Туман постепенно оседал, вырисовывая уже знакомые очертания круга посреди холла.

Раинер стоял в нем в той же позе. С пола я видела только, как дрожат от напряжения его мышцы — словно он пытался обернуться и никак не мог, как застывшая в янтаре мошка.

Живой.

- Вставай.

От нахлынувшего облегчения я даже не сразу поняла, что обращаются ко мне, но пинок по почкам быстро расставил все по своим местам.

Уроки тангаррских улиц подсказывали, что чем скорее я подчинюсь, тем целее буду. Я поднялась на ноги, охнув от боли, прострелившей плечо и грудь, и ссутулилась, давая ей утихнуть.

- Шагай вниз. Живо.

Епископ приказывал ровным, скучающим голосом, но в нем так ясно слышалась угроза, что я не рискнула даже обернуться, чтобы напоследок взглянуть на Раинера.

- Стой.

Я замерла и зажмурилась, пока он деловито сдирал с меня рубаху, твердя про себя, как мантру: обеты-обеты-обеты, он ничего не сделает…

И точно: «коготки» в рукавах епископа интересовали куда больше моих прелестей, кое-как обернутых саваном.

- Вперед, — сухо скомандовал Арман, избавив меня от оружия, и придал ускорения тычком в спину.

Я послушно двинулась в указанном направлении, уже догадываясь о конечной цели. В углу коридора на черной половине дома зияла распахнутая крышка люка в погреб.

Не успела я подумать, как странно, что мы с Раинером не заметили ее сразу, как епископ за моей спиной выругался так, что дал бы сто очков вперед Рэвену с его нецензурными пассажами, и бросился вперед, оттолкнув меня к стене. Я приложилась плечом и дальнейшие возмущения Армана слушала уже с нескрываемым удовольствием — хоть и не догадывалась об их причине.

Пока эта причина, бесшумно вынырнув из кухни, не приложила епископа сковородой по затылку. Арман без единого звука закатил глаза — и ухнул вниз.

Леди Эмори с чувством захлопнула за ним крышку и водрузила сверху сковороду, как флаг на покоренную крепость.

Ко мне принцесса обернулась с безукоризненно нейтральным выражением лица и идеальной осанкой — хоть сейчас на пропагандистский плакат снимай. Как раз получится сюжет на актуальную тему о дипломатических отношениях с Тангаррой и спасении граждан Ирейи, попавших в неприятности.

И о международной выдаче преступников.

Даже сейчас, когда я не чувствовала магии, тонкие браслеты на руках принцессы выглядели страшно. Уродливо. Нежная кожа под ними воспалилась, и от запястья к пальцам спускался отек.

Даже на детей с неразвитым еще даром блокираторы не надевались дольше, чем на несколько часов. Двое с лишним суток на дипломированном маге были однозначным перебором — но Эмори, как ни странно, волновало вовсе не это.

- Признаться, я в некоторой растерянности, — сообщила она мне ровным голосом. — Я полагала, ты с ними заодно. Однако… — Эмори окинула меня красноречивым взглядом.

Надо полагать, я выглядела не лучше, чем она. Полуголая, в синяках, дрожащая от холода, перемазанная в собственной крови… С полезными союзниками так не поступают. А бесполезных союзников, задействованных в похищении принцессы, было бы куда логичнее убить, а не волочь в подвал.

- Нет. — Говорить приходилось коротко: зубы отстукивали чечетку, и речь была невнятной. — Я на вашей стороне.

- Теперь-то точно, — скептически хмыкнула принцесса.

Я только устало вздохнула. А Раинер ведь предупреждал, что этот вопрос еще всплывет. Правда, он предполагал, что первым до него додумается Рэвен, а вовсе не на леди Эмори…

Раинер!

Он ведь остался наверху, в этом треклятом круге, застывший! И что сейчас делать? Опять искать певчего храмовника, который окажется сильнее епископа?! Или…

Я разом ощутила, как у меня все болит, растеряла остатки жалости и кровожадно сощурилась.

- Он еще живой? — я кивнула на крышку погреба, чтобы у принцессы не осталось никаких сомнений, о ком идет речь.

- Наверное. — Эмори оглянулась и слегка пожала плечами. — Вряд ли таким ударом можно было его убить.

А жаль.

- Там, наверху, брат Раинер, — попыталась объяснить я. — Он застрял в ловушке и сможет выбраться, когда епископа Армана не станет.

Эмори недоверчиво заломила бровь, ясно намекая, что не горит желанием предоставлять предательнице возможность отомстить ее руками. Я собралась с мыслями, прикидывая, с чего начать рассказ, но ничего не успела: между нами возникло черное пятнышко телепорта, рывком расширившееся до полноценного хода — и из него вывалился Оберон собственной персоной. В строгом придворном мундире, окутанный легким флером дорогих духов и изысканного вина, — и с совершенно диким взглядом. Выскочивший следом за ним Рэвен выглядел не лучше.

- Мелкая! — с необъяснимым возмущением охнул Оберон и без лишних церемоний схватил сестру, не то обнимая, не то ощупывая на предмет скрытых травм.

Рэвен, тоже порывавшийся дорваться до принцессиного тела, остановился и хмыкнул:

- Вот кто бы сомневался, что ты откроешься для поисковых заклинаний точно в тот момент, когда я должен приносить клятвы, а не торчать на другой планете? — Он повернулся ко мне — и подавился словами.

Я бледно улыбнулась — и в лучших традициях придворных дам свалилась точно ему на руки.