— Добрый день, Катарина! — мисс Фонтейн, пожилая библиотекарша, счастливо, но тихо приветствует меня. — Как ваши дела?
Мой отрепетированный ответ выходит достаточно гладко. С легкой улыбочкой я отвечаю:
— Очень хорошо, спасибо.
Морщинки в уголках ее глаз углубляются, когда она улыбается мне:
— Тебя давно здесь не было. Я думала, что не увижу тебя вновь, — фыркает она.
О, мисс Фонтейн. Так восхитительно драматична. Подхожу ближе к стойке и симулирую негодование:
— И никогда не увидите меня или мои любимые книги вновь?
Я задираю нос.
— Я бы погрузилась в сон, подобный смерти.
Она хихикает.
— «Спящая красавица». Шарль Перо. Очень умно.
Ее спокойствие немного напрягает, как маска скрывает ее настоящее выражение лица. Она наклоняется вперед и шепчет:
— Он сегодня здесь.
Волоски на моем затылке встают дыбом.
— Самостоятельно?
Мисс Фонтейн торжественно кивает.
— Как он добрался?
Она слегка пожимает плечом, и я понимаю, что ее предположение очень похоже на мое.
Гнев кипит во мне. Это недопустимо. Быстро кивнув, я ухожу от мисс Фонтейн, чтобы найти его. Я знаю, где он. Он всегда сидит на одном и том же месте. Ему нравится вид. Он не говорил этого, но я знаю, что это так. По той же причине и я сижу там.
Мои ноги двигаются сами по себе, и как только я замечаю его, маленькая улыбочка появляется на моих губах. Я качаю головой и прикусываю нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.
О, дорогой.
Если бы кто-нибудь другой делал подобное в библиотеке, его бы выгнали. Но не Томаса. Точно не Томаса.
Я стучу по стулу, или как Томас видит это, по двери его домика. Я заглянула под гору подушек, которую он взял из детского уголка, чтобы построить себе безопасный кокон.
— Могу я войти, Томас?
Он показывает мне ответ, когда на секунду прекращает яростное раскачивание, прежде чем продолжить раскачиваться более спокойно. Я опускаюсь на колени на старый ковер и ползу к нему.
Улыбаясь, какое-то время наблюдаю за ним. Он сидит со скрещенными ногами и продолжает покачиваться взад-вперед, его глаза сканируют страницы книги по астрологии, которая лежит на полу. Его левая рука поднята под углом, и он держит ее в воздухе, рядом со своей головой, а другая держит страницу. Пальцем, он переворачивает страницы так же быстро, как и читает их.
Я не знаю, что заставляет Томаса делать это. Я только знаю, что вижу в нем то, что другие не могут увидеть.
Его каштановые волосы падают на лоб, который он сморщил, размышляя о чем-то. Левая рука смахивает локоны, но они падают вновь.
Я пыталась разузнать больше о Томасе целый год. Я должна была делать это осторожно. Однажды я упомянула о Томасе в разговоре с Бобом, спросила, могли бы мы сделать что-нибудь, чтобы помочь ему. Боб, с выражением лица, наполненным страданием, приказал: «Не лезть».
Я сказала, что не буду. Но солгала.
— Томас? Что читаешь?
Он начинает меньше покачиваться, это для меня сигнал, что я могу говорить.
— Знаешь, звезды — самое прекрасное зрелище во вселенной.
Его тело прекращает покачиваться.
Я прячу улыбку.
Он слушает.
— Ты когда-нибудь сидел на кровати, с открытым окном, надеясь, что увидишь падающую звезду, чтобы ты мог загадать желание?
Мой голос становится задумчивым:
— Я делала так. Я раньше подолгу не спала, ловя звезды, и загадывала желание вновь и вновь.
Глубоко вдыхаю и произношу на выдохе:
— Мое желание никогда не исполнялось. Я не нашла своих родителей и не узнала, почему они бросили меня.
Томас не обращает на меня внимания, но его рука подталкивает книгу ко мне. Мои брови удивленно поднимаются.
Это что-то новенькое.
Мое тело напрягается, а горло сдавливает от неожиданной победы. Я спрашиваю шепотом:
— Ты хочешь, чтобы я почитала тебе, Томас?
Он не отвечает, а просто слегка подталкивает локтем книгу ко мне.
— Я почитаю тебе, Томас.
Я откашливаюсь.
— Я буду читать тебе в любое время, когда захочешь.
Я улыбаюсь сама себе, когда беру книгу и переворачиваю страницу.
— Все, что тебе нужно — только попросить.
— Так в чем там проблема с этим ребенком?
После того, как я прочитала еще две книги по астрологии, Томас выполз из своего домика и ушел из библиотеки, оставляя меня задаваться вопросом, впустил ли он меня в свой мир, или я просто так надеялась на это, что нафантазировала себе.
Я даже не потрудилась скрыть свой угрюмый вид:
— Он не ребенок, ему примерно столько же лет, как и мне, Марко. И нет никакой проблемы. Абсолютно.
Марко берет кусочек пиццы со стола в кафе и усмехается:
— Не притворяйся, что не замечаешь что-то…
— Если ты скажешь что-то плохое о нем, я ударю тебя вилкой.
Он хохочет:
— Я собирался сказать, что-то, что делает его другим.
Наклоняясь вперед, я беру кусочек и откусываю:
— Он такой, но там есть что-то большее в нем.
Я медленно пережевываю, и он спрашивает:
— Он глуповатый?
Надкусив пиццу, я смотрю на наш столик:
— Глуповатый? О, боже, нет.
Я встречаюсь с его взглядом, наклоняюсь вперед и говорю:
— Он особенный, Марко. Очень умный. Он может за 20 минут прочитать всю книгу, и сегодня, когда я неправильно процитировала ему факт, он начал раскачиваться и ткнул пальцем на страницу, и когда я прочитала это вновь, на этот раз правильно…
Я усмехаюсь и шепчу с почтением:
— Он перестал раскачиваться.
Марко задирает нос, размышляя, и улыбается.
— Черт побери.
Моя усмешка колеблется на мгновение:
— Ты не можешь рассказать Бобу о нем.
— Почему?
Беру второй кусочек пиццы и, избегая его взгляда, бормочу:
— Он, возможно, сказал мне, чтобы я избегала Томаса… или как-то так.
Он начинает смеяться:
— Или как-то так, ага.
Я начинаю краснеть, а он продолжает:
— Не беспокойся, котенок. Я сохраню твой секрет. Смотри, как это работает. Твой секрет теперь наш секрет, — он подмигивает мне. — Теперь у меня есть средство защиты от тебя, если оно мне вдруг понадобится.
Мои плечи напрягаются:
— Ну, это не очень-то справедливо. Ты должен рассказать мне что-то, что я смогу использовать против тебя. И мы квиты.
Ухмылка Марко расширяется.
— Это работает не так, сладенькая. Секреты нужно раскрывать добровольно или откапывать.
Я отвечаю на его вызов:
— Я добуду твой секрет, Марко. Запомни мои слова.
Игривая усмешка соскальзывает с его лица. Он смотрит на меня серьезными глазами и шепчет:
— Бог в помощь тебе, если ты сделаешь это, Кэт.