Степан
В который раз за это проклятое утро проверяю мобильный. Пялюсь на телефон, лежа в кровати, за завтраком, даже в душе!
За сегодня успел позвонить кто угодно, но не моя драгоценная Рысь, а уже одиннадцать, между прочим.
Какая религия не позволяет ей взять телефон в руки и набрать мой номер? Фиг с ним, пусть набирает номер пальцем ноги! Я не гордый… Это так сложно, что ли? Взять и позвонить. Как человека попросил перед ее уходом: Аврора, будет желание, звони. И где мои звонки? Думать о том, что поговорить со мной у нее желания так и не возникло, я не хочу. Неужели ей вчера так сильно не понравилось? Мне вот очень понравилось, например.
Я со вчерашнего дня не я.
После того как отвез Аврору домой, меня корежит и плющит, морозит и ломает.
Я к ней хочу! Я ее в объятиях сжать хочу, сделать с ней столько разного, что автору Камасутры и не снилось даже.
Но честно сказать, меня очень обидел ее вчерашний уход. Выскочила из машины, когда подвез ее к дому, и с концами, а я на ужин звал. Если бы на месте Авроры была какая-то другая девчонка, я бы ее за такое равнодушное послал на три буквы, честное слово. Но это Аврора.
Я ею болею.
Паршивка дала мне слишком мало, чтобы хоть сколь-нибудь утолить голод. Всего лишь подразнила. Пожадничала! Мне нужно еще хоть немного Авроры, иначе сдохну.
Сегодня мой выходной, а я паркуюсь возле «Купидона». Естественно, приехал не работать, да и не смог бы спокойно стоять за барной стойкой, интерес мой лежит совершенно в другой плоскости. Иду сразу в кабинет главного администратора.
Аврора сидит за столом, что-то печатает на ноутбуке. Как только меня видит, тут же складывает губы в трубочку, громко охает:
– Ой!
– Тебе опять кто-то телефон раздавил? – спрашиваю угрюмо.
– И тебе привет… – тянет она немного виновато.
– От темы не уходи! – нависаю над ее рабочим столом.
Она встает с места, становится рядом и говорит:
– С телефоном всё в порядке.
– Тогда какого лешего ты мне ни разу не позвонила? Если ты на что-то злишься, Аврора, это надо озвучить!
– Стёп, ты пришел на меня поорать? – хлопает она ресницами.
А ведь действительно, орать совершенно не собирался. Оно как-то само. Я вообще человек сдержанный, хотя по мне в последнее время и не видно.
Всматриваюсь в ее лицо и понять не могу, есть у этой женщины какие-то чувства ко мне или нет?
– Аврора, ты пригласила меня к своей матери, а теперь я делаю ответный шаг. Поехали завтра на дачу к моим родителям? У них большой красивый дом. Пожарим во дворе шашлыки, потом посидим у камина. Свежий воздух, приятная компания. У тебя будет возможность узнать меня с другой стороны. Отдохнем от города, побудем вместе. Я очень хочу, чтобы ты поехала, ты поедешь?
И замолкаю, даже в горле пересыхает, так хочу услышать «да».
Аврора долго, невыносимо долго изучает меня взглядом, а потом вдруг спрашивает:
– Там ты на меня тоже будешь кричать?
– Кричать не буду, любить буду, – честно признаюсь.
Она нервно сглатывает и вдруг шепчет:
– Хорошо, Стёпа.
Больше того, тянется, обжигает мою щеку поцелуем.
На миг столбенею от ее согласия и такой желанной ласки, а потом говорю с важным видом:
– Я заберу тебя из дома ровно в девять, будь готова.
На секунду прижимаю ее к себе, да так крепко, что она охает.
Отпускаю и, пока моя Рысь не успела опомниться, легко прижимаюсь губами к ее губам.
Уже на выходе говорю нарочито серьезным тоном, чтобы Рысь прочувствовала важность вопроса:
– Надень завтра такие же трусики, как вчера.
Вижу, как ее челюсть потихоньку падает всё ниже и ниже. Решаю не выяснять, что последует за удивлением, и выхожу.
Да, может, о белье говорить и не стоило. Но я не мог не спросить, очень она мне в тех трусиках понравилась. Ох, сколько бы я выложил за то, чтобы разглядеть Аврору в этих трусиках со всех ракурсов…
Как только начнем серьезные отношения, я скуплю для нее целый магазин нижнего белья!