Глава 3

Когда он заехал за ней, на улице уже стемнело. В этой южной провинции ночь опускается быстро, и, когда они отправились в путь на его мощном автомобиле, Анжела жалела, что не сможет насладиться великолепными пейзажами Андалузии.

Перед этим, ожидая, пока он приедет за ней, Анжела провела последние полчаса разговаривая с бабушкой в ее богато убранной спальне.

Теперь пожилая сеньора отправлялась в постель довольно рано. Вот и сейчас она уже сидела среди бесчисленных подушек на кровати из испанского красного дерева и выглядывала из-за роскошного балдахина. Донья Миранда, в просторном пеньюаре, потихоньку пила горячий шоколад и обсуждала с единственной внучкой перспективы предстоящего вечера; ее великолепные волосы — иссиня-черные, без единой седой пряди — были заплетены на ночь в косы.

Анжела была одета в очаровательное белоснежное платье из натурального шелка; волосы она, как обычно, перевязала, но на этот раз лепта охватывала ее голову, как у Алисы из сказки. Донья Миранда в душе очень гордилась волосами внучки — так же как когда-то втайне гордилась зятем, который так недолго пробыл членом их семьи.

Для испанской женщины, привыкшей к смуглости мужчин своей страны, внешность Брайана Гревила казалась настоящим чудом. Он был весьма выразительным примером того, насколько привлекательно может выглядеть светловолосый, светлокожий, голубоглазый мужчина на фоне представителей латинского типа. Правда, его волосы были светлее, чем у дочери, да и глаза — более светлого голубого оттенка. Но Анжела унаследовала необычайную правильность его черт и худощавое телосложение. В данный момент донью Миранду волновало, помимо явно выраженного английского темперамента, отсутствие у внучки явно выраженных изгибов в нужных местах. Если бы ее спросили, она назвала бы их «соблазняющими изгибами».

С точки зрения доньи Миранды, женщина, которой недостает соблазнительности, никогда не завоюет полного восхищения мужа. И хотя, к несчастью для большинства испанских женщин, зачастую они очень быстро перерастали свою соблазнительность и становились толстыми и непривлекательными, донья считала, что лучше быть пухленькой в нужное время, чем не быть никогда.

Несомненно, к такому мнению донью Миранду склонял и тот факт, что сама она была очень худой и довольно костлявой.

— Если ты забудешь, что боишься дона Фелипе, дитя, то прекрасно проведешь вечер, — говорила она. — Он будет твоим мужем, и чем раньше ты преодолеешь свой страх перед ним, тем лучше. Вполне естественно, что ты должна относиться к нему с некоторым ужасом — как и с восхищением, разумеется. Но смотреть на него так, словно от его присутствия в одной с тобой комнате ты превращаешься в камень, — это уже слишком.

У Анжелы был немного виноватый вид. Но ей очень хотелось кое-что прояснить для себя.

— Я совсем не уверена, что восхищаюсь им, abuela[7], — призналась она. — Я бы даже сказала: уверена, что совсем не восхищаюсь. Он слишком опасен, чтобы восхищаться им.

Донья Миранда смотрела на нее с нетерпением:

— Чепуха, дитя. В Фелипе нет ничего опасного. Я знала его мать и его бабку, и он всегда относился ко мне с любовью. Он уже действительно очень нравится мне, хотя ему только предстоит стать мужем моей внучки. Для тебя все, конечно, немного по-другому — ты слишком долго была в школе и практически не видела мужчин своего народа. Они красивые, мужественные, любая девушка должна мечтать о таком мужчине. Так что, если ты привязалась к какому-нибудь наставнику в Швейцарии, забудь его. В любом случае из швейцарцев получаются отвратительные мужья!

— Я не привязалась ни к одному мужчине, которого встречала, abuela, — мрачно произнесла Анжела, словно считала, что в ее возрасте это несколько странно. — Собственно говоря…

— Да?

— Некоторые девушки у мадам Дюпон заводили интрижки, когда уезжали на каникулы. Но меня, не считая школьного врача, общество мужчин утомляет. — Ее голос звучал так натянуто и напряженно, что донья Миранда про себя улыбнулась, подумав, что такое отношение совсем нетипично для испанки. — Я столько всего хотела бы сделать в жизни, и замужество к моим планам не относится. Мне даже не хочется быть хозяйкой собственного дома, и я охотнее присматривала бы за чужими детьми, чем завела бы своих. Вообще-то…

— Да? — спросила бабушка гораздо строже.

— Мне даже когда-то приходило в голову, что я — ну, что я могла бы стать нянькой или найти еще какую-нибудь профессию, связанную с детьми… Это было до того, как ты решила, что я должна выйти замуж за дона Фелипе!

— Ерунда! Единственные дети, о которых ты будешь заботиться, будут твои собственные.

— Но мне бы больше хотелось…

Донья Миранда прервала ее нетерпеливым жестом маленькой белой руки.

— Мне не по душе подобные разговоры, — сурово произнесла она. — Более того, они меня пугают. Обрученная девушка…

— Но, бабушка! — Анжела вскочила со стула, подошла к кровати и опустилась на колени. — Мне еще даже двадцати нет, и я действительно хотела бы сделать многое, что станет недоступно мне, когда я выйду замуж. У меня есть в Англии дом, в котором я была только один раз, и у меня достаточно денег, чтобы поехать туда, жить в нем… и разводить лошадей…

— Лошадей? — Донья Миранда была поражена.

— Да, я хорошо езжу верхом… И я могла бы обучать верховой езде!

— Только через мой труп! — объявила старая женщина.

Анжела вздохнула, встала и устроилась поудобнее в ногах бабушки.

— И потом, у меня есть друзья, которые приглашали меня в гости, — особенно одна подруга. Она тоже интересуется лошадьми, и еще она охотится… и ее брат тоже охотится!

— Ее брат? — Донья Миранда закатила глаза. — Чем раньше ты выйдешь замуж, дорогая моя, тем лучше, и, пожалуй, будет очень неплохо перенести дату свадьбы на более ранний срок. Я сегодня же вечером поговорю с доном Филипе. И слава богу, что твое подвенечное платье уже почти готово, как и все приданое. Если бы у меня раньше появились хоть малейшие подозрения, что в твоей голове подобные мысли, я бы была весьма огорчена! — Она и вправду была взволнована, в ее глазах светились раздражение и недоумение. — Подумать только, такие намерения у Казента д'Иальго, которая официально помолвлена и должна бы знать, как ей повезло — заключить такой прекрасный союз!

— Ты хочешь сказать, что ты заключила за меня этот союз, abuela, — заметила Анжела с истинно английской сухостью. — А я не совсем Казента д'Иальго. Я Гревил. Мне нравится думать о себе как о Гревил.

— Ну разумеется, раз уж твой отец был Гревил. Но это не означает, что ты одновременно не одна из нас. Надеюсь, ты никогда не забудешь, что семья твоей матери — одна из самых благородных в Испании. Ты должна гордиться испанской кровью в своих жилах!

Анжела сдалась. Она и сама не понимала, почему этот разговор вдруг так выбил ее из колеи. И разумеется, она гордилась тем, что она — Казента д'Иальго. Но явно не так сильно, как ее бабка. И несмотря на то что пейзажи, закаты, а главное — лунный свет Испании притягивали Анжелу как магнит, девушка была уверена, что она — англичанка до мозга костей. Она не думала и не вела себя как испанка; она вообще презирала образ мыслей испанских женщин, которые позволяли отодвигать себя в жизни на задний план.

Как только она выйдет замуж — как только станет доньей Мартинес, — она тоже уступит обычаю, который сложился на протяжении поколений и, скорее всего, проживет так, как принято на ее родине, если перемены во всем мире не заденут и Испанию; но пока на это надеяться не приходилось.

На ее лице, должно быть, отразилось бессильное смирение; донья Миранда внезапно смягчилась, наклонилась к внучке и погладила ее по щеке.

— Ах, дитя, — сказала она, — ты говоришь много глупостей, но это потому, что ты молода, а даже я в молодости не всегда подчинялась, как от меня того требовали. Я прекрасно помню, что и у меня бывали моменты, когда я хотела протестовать… У всех нас бывают такие минуты! Но дон Фелипе Мартинес соединяет в себе все качества, которые я хотела бы видеть в твоем муже; и когда сегодня вечером ты пойдешь с ним, ты должна думать только о том, что он именно тот человек, кто тебе нужен, кто обеспечит тебе будущее и позаботится о твоем благополучии, как и положено хорошему мужу. А когда у вас появятся дети, у тебя пропадет желание заботиться о чужих! Поверь мне, уж я-то знаю!

Она улыбнулась, и в ее улыбке мелькнуло что-то тайное, глубоко спрятанное в душе.

Анжела улыбнулась в ответ:

— А разве не обязательно полюбить мужчину прежде, чем выходить за него замуж?

— Конечно, нет! Любовь не имеет к этому никакого отношения.

— Даже после того, как выйдешь замуж?

— Иногда… иногда со временем начинаешь любить мужчину, за которого вышла.

— Но на твой взгляд, достаточно привязанности и повиновения?

Донья Миранда улыбнулась чуть строже:

— Ты не должна повторять мои слова, дитя, — тем более относящиеся к такой щекотливой теме. Но помни, что самая важная задача женщины в жизни — заботиться о своих детях и об их будущем и что большую часть своей любви она должна отдавать именно детям.

— Так же как ты отдавала свою любовь моей матери?

— Да. Думаю, именно так.

Глаза пожилой и молодой женщин встретились. Когда-то донья Миранда была потрясающей красавицей. В ее глазах и в жилах было много огня, который и сегодня еще мог разгореться с прежней силой.

— Да, — твердо сказала она, — место женщины — на заднем плане в жизни мужчины. Я в этом уверена.

«Лгунья!» — подумала Анжела, с любовью и лаской глядя на бабушку. В эту минуту вошла служанка и сообщила Анжеле, что за ней приехал дон Фелипе. Анжела без промедления поспешила за ней.

Дон Фелипе смотрелся необычайно элегантно и эффектно в белом смокинге. Он был настроен на изысканную вежливость — Анжела поняла это по тому, как он улыбнулся ей и поприветствовал ее.

Дон Фелипе взял ее за руку и легко поцеловал внутреннюю сторону запястья; потом сделал ей комплимент, но так, словно он был потрясен не столько ее внешностью, сколько тем, что Анжела взяла на себя труд постараться хорошо выглядеть ради него. Анжеле пришло в голову, что он ожидал увидеть ее мрачной, выбравшей для ужина одно из самых непривлекательных платьев, например черное, которое ей совсем не шло и которые, словно некую форму, носили большинство испанских женщин. Но в белом платье с ручной вышивкой Анжела выглядела хрупкой и изысканной, пусть даже и очень юной, что он мог бы не одобрить, как мужчина, собирающийся жениться на ней. Взрослая девушка должна производить впечатление готовой к замужеству — если верить донье Миранде. А за Анжелой Гревил будто тянулся шлейф уединенной жизни, даже, пожалуй, классной комнаты. Ее научили вести себя безупречно до ненатуральности. И к тому же она казалась англичанкой до мозга костей.

На секунду в глазах дона Фелипе появилось горькое выражение. Потом он отпустил ее руку и решительно произнес:

— Ну что ж, отправляемся? Я надеюсь, ты с нетерпением ждала вечера?

Анжела заверила его, что так оно и было, и он ответил ей улыбкой, в которой ясно читалось сомнение.

— В таком случае я должен проследить, чтобы ты не осталась разочарована, — сказал дон Фелипе.

Они ехали на его машине, и уже не в первый раз Анжела про себя пожелала, чтобы он не был таким любителем больших скоростей. Не то чтобы она хоть на минуту вообразила, будто Мартинес может потерять контроль над машиной, — его уверенный вид и сильные руки, твердо державшие руль, не давали повода для подобных размышлений. Но Анжела не любила «скорость ради скорости».

Луна еще не взошла, но уже ярко сияли звезды. Девушке нравилась плодородная долина, где была расположена Гранада, и богатые краски Андалузии. Она жалела, что они не выехали пораньше, когда закат освещал изобилие цветов, плодов и злаков, со всех сторон окружавшее их, и громада Сьерра-Невады в последних лучах солнца вызывала вздох восхищения.

Сейчас, в наступивших сумерках, вокруг было видно смутно. Отовсюду наплывал аромат табачных плантаций. Он волновал Анжеле кровь — несмотря на то, что она была такой уравновешенной, такой по-английски невозмутимой! А когда медленно взошла луна и долина осветилась волшебным серебряным светом, девушка даже удивилась, почему ее мысли с таким постоянством возвращаются к Англии и почему ей так уж хочется провести там часть своей жизни.

Она любила Испанию. И знала, что порой любила ее безумно. Но ей никогда не удавалось избавиться от чувства, что эта страна для нее чужая, что ее корни — в более прохладных землях. Когда-то Анжела мечтала, что если и выйдет замуж, то в Англии. Но сейчас она внезапно перестала понимать свою горячую приверженность к этой стране. Она действительно владеет там домом, но почему она не может жить счастливо в Испании? Или, по крайней мере, почему не может заставить себя мечтать о счастливой жизни в Испании с мужчиной, от которого были бы в восторге многие ее ровесницы — включая и школьных подруг? Они потеряли бы голову от одной мысли о том, что можно жить с ним — богатым владельцем огромных земель — в стране, которая по сравнению с Англией была сама яркость, очарование и солнце.

Анжела взглянула на дона Фелипе. Он сосредоточенно вел машину, и девушка опять подумала, что он, казалось, не горел желанием общаться с ней, если только не пытался намеренно ее развлечь. Когда он концентрировался на чем-либо, между ровными бровями появлялась маленькая морщинка, как и сейчас, — словно его тревожили собственные мысли и не действовал даже успокаивающий аромат табачных полей.

Въехав в город, они обнаружили, что все узенькие улочки заполонили туристы. Гранаде есть что предложить гостям, поэтому неудивительно, что они толпились повсюду, а гостиницы вовсю зарабатывали прибыль. От дворов Альгамбры, где высокие кипарисы задумчиво покачивались на фоне неба, до маленьких магазинчиков в арабском стиле — все было охвачено чувством праздника. Кто побогаче — пили коктейли на террасах гостиниц, те, кто помоложе, попроще и ищущие развлечений, бродили по улицам и ждали фейерверка, который должен был состояться позже.

Анжела понятия не имела, куда спутник ведет ее на ужин. Но она не сомневалась, что это будет в высшей степени респектабельное заведение. Она оказалась абсолютно права: их с почтением поприветствовали официанты необычного ресторана, похожего на средневековую таверну, с декором в марокканском стиле и изысканной публикой. Ожидая, пока для них накроют столик, Анжела и дон Фелипе потягивали аперитив на террасе. Очень скоро девушка очутилась со своим будущим мужем в уютном уголке украшенного цветами зала — и перед необходимостью выбирать, что она будет есть. Она решила оставить это на усмотрение дона Фелипе, и он тут же показал свой жизненный опыт, заказав именно то, что она выбрала бы сама, если бы не считала, что благоразумнее предоставить сделать это спутнику.

Дон Фелипе заказал не шампанское, как она ожидала, а легкое и очень приятное местное вино, и Анжела была уверена, что не особенно опьянеет от него, даже если выпьет больше двух бокалов. Себе он заказал ликер, который ему бы и в голову не пришло предложить ей — как, впрочем, и сигарету.

Анжела не курила, но эта ситуация позабавила ее. Дон Фелипе обращался с ней как с любимой племянницей или даже младшей сестрой, которую повел поужинать в ресторан. Он выбрал для нее сладости — разумеется, множество фруктов и шикарное мороженое с фруктами и взбитыми сливками.

Потом они вернулись на террасу и им подали кофе. Откуда-то из глубины ресторана доносилась музыка, но не такая, под которую можно танцевать, вроде трепетной гитарной мелодии, что играли в современном и модном ресторане неподалеку. Анжела откинулась на спинку стула, взглянула на роскошное небо Гранады, и на мгновение ей стало интересно, как бы это было, если бы ей устроили по-настоящему веселый вечер, с фламенко, танцующими людьми, стуком каблучков и шорохом вееров, и чтобы был блестящий пол, на котором любой может тоже танцевать и кружиться, а потом — беззаботная прогулка по залитым лунным светом улицам.

Она вздохнула и заметила, что дон Фелипе вопросительно смотрит на нее в неярком свете террасы.

— Что-то не так, маленькая? — спросил он. — Или тебе просто скучно?

Анжела с негодованием отвергла его подозрения: ведь, если она показалась ему скучающей, значит, ей недостает умения вести себя, а это ее очень беспокоило. Но оказалось, она волновалась зря. Фелипе не обиделся. Он ломал себе голову над тем, что сказать Анжеле, чтобы найти отклик в ее душе, скрытой за внешностью благовоспитанной юной леди.

И тут на улице внизу появилась какая-то компания. Одна женщина взглянула вверх, перестала смеяться над чем-то, что только что говорил ей кто-то из друзей, взбежала по ступеням и направилась к спутнику Анжелы, протягивая ему в приветствии обе руки.

— Боже мой, Фелипе! — воскликнула она, и ее английский был так же безупречен, как и у Анжелы. Но в Анжеле не было ничего столь эффектного и необычного, чтобы сравниться с прелестным созданием, которое с восторгом бросился приветствовать Фелипе.

Загрузка...