Ночь поющих птиц

Глава 6

К огромному удивлению Анжелы, донья Миранда, казалось, считала, что нет ничего странного в желании дона Фелипе принять в одном из своих домов нескольких друзей, прежде чем наконец расстаться со своей холостяцкой свободой. Более того, она тут же разрешила внучке принять его приглашение присоединиться к гостям. Но зато настояла на том, чтобы самой сопровождать Анжелу, а когда девушка попыталась отказаться от приглашения под предлогом, что бабушке будет нелегко переезжать, с места на место, та заявила, что это полная чепуха.

— Мне это понравится, — сказала она. — Я очень люблю Фелипе, как ты знаешь, и наслышана о его домах. Насколько мне известно, «Каза Мартинес» великолепно обставлен — картины и прочее в том же духе. Их собрал дед Фелипе, и из всех своих домов он больше всего любил именно «Каза Мартинес». Там он и умер… Может быть, поэтому Фелипе избегал этого дома с тех пор, как вступил во владение наследством. Дому нужна молодая семья, чтобы дать ему новую жизнь, и, когда ты выйдешь замуж, это станет твоей заботой. А пока можешь подумать о новых занавесках и других мелочах. Уверена, Фелипе позволит тебе купить все, что ты захочешь, и я с удовольствием буду давать тебе советы.

Похоже, донья Миранда действительно собиралась получить максимум удовольствия от поездки. Несмотря на то что ей редко удавалось набраться сил поехать куда-либо и визит к юристу в Мадрид был событием, к которому она начинала готовиться за несколько недель, донья сразу начала осматривать свой гардероб и велела внучке взять с собой побольше красивых вещей.

— Если среди гостей будут другие женщины, ты не должна позволить им затмить себя, — говорила бабушка. — К тому же в последнее время у тебя появилось столько новых вещей, что, если ты возьмешь часть из них с собой, это не особенно опустошит твое приданое.

«Но зачем?» — хотела спросить Анжела — и не без причины. Ведь дон Фелипе обязался жениться на ней, и ей не было нужды прихорашиваться, чтобы привлечь его внимание или доставить ему удовольствие.

Тем не менее она последовала бабушкиному совету и тщательно перебрала новые наряды. Она не могла не признать, что это доставило ей большое удовольствие. И к собственному изумлению, Анжела вдруг вознамерилась не допустить — это было почти жизненно важно, — чтобы миссис Раддок, златовласая красавица, отодвинула ее на задний план. Может быть, ее платья будут более эффектными. Но донья Миранда оплатила счет за весьма изысканное приданое, и, проводя пальцами по мягкому шелку и мерцающему атласу с ручной вышивкой, Анжела знала, что может чувствовать себя уверенно, что бы ни надела.

Особенно ей нравилось вечернее платье яблочно-зеленого цвета с серебряной вышивкой; туфли к этому платью были украшены парчовыми розами, а в центре каждой розы переливалась хрустальная капля.

К счастью, у Анжелы было достаточно и красивых дневных нарядов. Для путешествия в «Каза Мартинес» она выбрала строгое шелковое платье лазурно-голубого цвета. Она надела темные очки, но не стала брать шляпку. Фелипе, заехавший за ними на своем серебристо-сером «бентли», достаточно просторном, чтобы донья Миранда ехала с максимальными удобствами, нахмурился при виде непокрытой головы Анжелы: солнце припекало не на шутку.

— Тебе следовало надеть шляпку, — сказал он. — С такими волосами, как у тебя, нужно стараться поменьше быть на солнце.

Она беззаботно улыбнулась ему. Хоть у нее и были светлые волосы, она могла сколько угодно находиться на солнце.

— Я не люблю шляпки, — ответила Анжела. — Я никогда не надеваю их, если есть такая возможность.

Фелипе нахмурился еще суровее и сообщил с явным неодобрением:

— Носить шляпку женственно. И перчатки тоже, — добавил он, заметив, что ее бабушка, уже удобно устроившаяся на заднем сиденье, была в шляпке и перчатках. — Спроси донью Миранду, не должна ли девушка, собирающаяся взять на себя супружеские обязанности, появляться на людях одетой по всем правилам?

Она не была уверена, говорил ли он серьезно, но бабушка пропустила их спор. Анжела решила проигнорировать предложение, села в машину рядом с Фелипе, и они отправились по ослепительно белой дороге на «Каза Мартинес».

«Каза Мартинес» находился совсем рядом с морем. Прохладный, морской ветер смягчил жар солнца еще до того, как они прибыли на место. Донья Миранда бесстрастно смотрела на волнующийся, пронзительно голубой простор океана: она никогда в жизни не загорала на пляже и не входила в воду в купальнике — и знала, что вряд ли сделает это в ее-то возрасте и при том положении в обществе, которое она, к счастью, занимала по рождению. Но Анжела привезла с собой купальник. У нее не было сомнений, что Уиллоу Раддок проводит большую часть жизни на подобных залитых солнцем пляжах — в промежутках между катанием на лыжах в Швейцарии и посещениями казино в Монте-Карло.

Дом был окружен землями, содержащимися в идеальном порядке. Изначально он задумывался как летняя резиденция членов семьи Мартинес и был достаточно просторным, чтобы вместить всех — в том числе и друзей. Он был ослепительно белым, с зелеными ставнями и черепичной крышей, а из каждого окна фасада открывался бесподобный вид на море и золотистый пляж.

Машина остановилась в тихом внутреннем дворике, где стены были увиты ползучими растениями, а в мраморном бассейне журчал фонтан, как и близкое море, давая прохладу. Сквозь арку Анжеле были видны сады, террасами убегающие вдаль. И среди множества ароматов она уловила тонкий запах роз.

— Ну? — посмотрел на нее дон Фелипе, помогая выйти из машины. — Он такой, каким ты его себе представляла? Или, может, еще красивее?

— Да, он очень милый, — согласилась Анжела с нарочитой сдержанностью, дав Фелипе понять, что она не собиралась впадать в восторг от чего-либо связанного с ним, несмотря на то что их брак был делом решенным.

Он пожал плечами. Анжела чувствовала, что он раздражен и его мягкое настроение предыдущего вечера бесследно исчезло.

Дон Фелипе помог выйти из машины донье Миранде — уж она-то, по крайней мере, оценит его заботы. По дороге к дому гостья остановилась похвалить некоторые детали внешнего вида здания, чем явно доставила Фелипе удовольствие. И когда он снова переключил внимание на невесту, его голос и взгляд были строгими.

— Остальные мои гости еще не приехали, но ты, разумеется, можешь ходить по дому там, где тебе заблагорассудится. Но сначала, я уверен, ты хотела бы увидеть свои комнаты.

Темноглазая экономка средних лет, сеньора Кортес, провела их в апартаменты. Комната Анжелы выходила балконом на ухоженные газоны перед домом, а из комнаты доньи Миранды открывался великолепный вид на море — в качестве компенсации за то, чего она будет лишена: ведь вряд ли она спустится на берег или будет проводить время на пляже. Бабушка могла проводить самые прохладные часы дня на балконе, отдыхая в специально сделанном удобном кресле с книгой или письменными принадлежностями, — и именно так она и собиралась поступить.

Обе комнаты были очень уютно, хотя и несколько сумрачно обставлены. Донья Миранда уже вовсю осматривалась и мысленно подмечала недостатки, уверенная, что они с внучкой получат массу удовольствия, составляя список необходимых улучшений и обсуждая мебельную обивку. И хотя Анжела не разделяла бабушкин энтузиазм по поводу предстоящего развлечения, ей с самого начала пришлись по душе своеобразное достоинство и старинное испанское очарование «Каза Мартинес».

Ей нравились прохладные белые стены и темный испанский дуб, так красиво контрастирующий с ними, резные сундуки и добротная мебель, которой был наполнен дом. Ей казалось, что современная обстановка не будет смотреться и вполовину так эффектно и, уж конечно, ничто не заменит длинные ряды портретов в тяжелых вычурных рамах, являвших собой наглядную летопись семьи Мартинес.

Переодевшись к обеду, Анжела отправилась в галерею, куда выходила дверь ее комнаты, и принялась разглядывать картины.

Она пришла к заключению, что большинство мужчин и женщин клана Мартинес с виду были довольно непривлекательными и, разумеется, очень смуглыми, в лучших традициях своих романских предков. Очень изредка ей попадался портрет такого же красивого Мартинеса, как дон Фелипе. Тут она услышала шаги Фелипе за спиной. Он присоединился к Анжеле, стоявшей перед портретом одного из его двоюродных дедов.

— Ага! — воскликнул он, с одобрением оглядев девушку с ног до головы. Он тоже успел переодеться и выглядел таким свежим и спокойным, словно только что вышел из душа. — Я вижу, ты постепенно знакомишься с моими предками. В Мадриде, в моем главном доме, их гораздо больше, но и эти весьма показательны. Не сомневаюсь, твоя английская часть находит их несколько пугающими, но тебе ни в коем случае не стоит бояться своих будущих родственников! Все мои дядюшки очень дружелюбны, особенно дядя Хосе, которого ты, возможно, встретишь здесь. А многочисленные тетушки и кузены с кузинами абсолютно безобидны. Как только ты станешь членом семьи, я уверен, они изо всех сил постараются, чтобы ты действительно чувствовала себя одной из нас.

— Спасибо, — сдержанно ответила Анжела. «Неужели, — подумала она, — после их недавнего разговора он все еще воображает, что она жаждет стать одной из его семьи?»

Дон Фелипе явно был в лучшем настроении, чем утром, когда заехал за Анжелой и доньей Мирандой, и даже был склонен пооткровенничать.

— Когда мы поженимся, — сказал он, — надо будет заказать и твой портрет, и можно будет повесить его вместе с остальными! — Фелипе махнул рукой, указывая на ряд внимательных лиц. — Это даст тебе чувство единения с семьей.

— Спасибо, — еще сдержаннее повторила она.

Фелипе с удовольствием разглядывал ее в полумраке галереи — золото волос, стройную, грациозную фигурку в яблочно-зеленом льняном платье. «Она вся белая с золотом, — думал он, — и это будет приятной переменой немного зловещей мрачности старых портретов».

— Кстати, — заметил он, доставая сигарету из портсигара, — я распорядился, чтобы в твою комнату поставили цветы. Вообще-то они должны были быть там к твоему приезду, но, очевидно, сеньора Кортес немного ошиблась.

— О! — воскликнула Анжела, которая этого не ожидала. До сих пор Фелипе дважды посылал ей цветы, но они были из цветочного магазина, и, скорее всего, он их даже не видел. Теперь же букет наверняка из его сада, и к тому же он, похоже, волновался о том, когда Анжела их получит! — Как мило! — сказала она. — Я уже заметила, что в вашем саду много цветов.

— Для тебя я просил особенные розы — красные. Мой садовник очень не любит срезать их, и, боюсь, когда ему все-таки приходится делать это по моему приказу, это плохо на него действует.

— О! — снова воскликнула Анжела, гадая, как часто, приезжая в «Каза Мартинес», Фелипе распоряжался нарезать красных роз для украшения дома или для кого-то из гостей. Она подозревала, что об украшении дома он особенно не заботился, значит, розы, скорее всего, получал какой-нибудь особый гость.

Не совсем понимая, зачем она это делает и какая тут связь с их предшествующим разговором, Анжела спросила:

— Как скоро приедут миссис Раддок и ее друзья? Как я понимаю, они все-таки приняли ваше приглашение?

— О да. — В его глазах, смотрящих на нее, появилось странное выражение. — Они будут здесь ближе к вечеру.

— Похоже, миссис Раддок много путешествует.

— Да, думаю, так оно и есть.

— Я не совсем понимаю, как ей это удается, если англичанам приходится решать проблемы с визой. Ей повезло, что в Испании у нее есть такой друг, как вы. Может быть, и в других странах живут ее друзья?

— Возможно, — подчеркнуто вежливо согласился Фелипе.

Она бросила на него взгляд, в котором смешались подозрение и легкое раздражение.

— Она тоже любит красные розы, сеньор?

— Наверное. Хотя в этот раз по случаю ее приезда я распорядился поставить в ее комнату желтые розы. Она и сама очень похожа на желтую розу — или на золотую орхидею! Разве не так?

Анжела прикусила губу и ничего не ответила. Она понимала, что напросилась сама.

Она последовала за Фелипе в прохладный холл. Оттуда он провел ее в главную гостиную, или sala, и спросил, не желает ли она стакан шерри, прежде чем идти в столовую. С большим сожалением донье Миранде, которая очень серьезно относилась к своим обязанностям дуэньи, хотя Анжела и Фелипе и были помолвлены — и, скорее всего, именно поэтому, — пришлось отказаться от присутствия за обедом. Ее очень утомили непривычное напряжение дороги и предшествовавшие сборы, так что ей пришлось попросить экономку принести поднос с едой в комнату. После еды бабушка собиралась отдохнуть и была уверена, что вечером сможет присоединиться ко всем.

Так что Анжела и ее жених обедали в сумрачной, впечатляющей столовой вдвоем; он сидел во главе длинного блестящего стола, а она скромно примостилась справа от него. Стол был накрыт словно для торжественного события — кружевная скатерть, серебро, мерцающий хрусталь, фрукты и цветы. Анжела радовалась, что ее не посадили на другом конце стола, а потом вдруг подумала, что, поскольку она еще не стала хозяйкой дома, это было бы не по правилам этикета.

И это натолкнуло ее на новую мысль.

Когда приедет миссис Раддок, ей ли будет отведено почетное место по правую руку от хозяина или оно будет оставлено для его невесты?

Обед получился не особенно оживленным, потому что Анжеле было как-то не по себе есть в такой атмосфере. Ей показалось достаточно утомительным ужинать с Фелипе в ресторане, где вокруг были другие люди, где звучала музыка. А уж здесь, в его собственном доме, где он играл роль внимательного хозяина, это было слишком.

Хотя на протяжении всего обеда Анжела почти не поднимала глаз от стола, у нее было чувство, что Фелипе пристально разглядывает ее с выражением какого-то недоброго веселья в глазах. Он знал, что она чувствует себя неуютно и не получает никакого удовольствия от разнообразных вкусных блюд; он также понимал, что она не прикладывает ни малейшего усилия, чтобы быть интересной собеседницей. И еще он догадывался, что Анжела с грустью размышляет о приезде миссис Раддок.

— Какая жалость, что я не распорядился насчет шампанского, — пробормотал Фелипе, поскольку она решительно отказалась пробовать вина и по английской привычке пила охлажденный фруктовый сок. — Но вечером, когда приедет миссис Раддок, шампанское обязательно будет!

Наливая ему кофе, Анжела не смогла сдержать любопытства.

— Почему вы называете ее Кармелитой? — спросила она.

Он улыбнулся:

— Разве ты уже не спрашивала меня об этом?

— Я говорила, что считаю это имя глупым для человека, в котором нет ничего испанского. Но не помню, чтобы спрашивала, почему вы ее так называете.

Хотя Анжела его и не просила, Фелипе выбрал из фруктовницы красивый спелый персик и положил на ее тарелку, прежде чем ответить на этот вопрос.

— Это имя подходит ей. Я не могу объяснить тебе, почему мне так кажется, но, на мой взгляд, «Уиллоу»[10] не подходит ей и наполовину так хорошо. А как ты считаешь? — небрежно осведомился он, выбирая персик для себя.

— Мне кажется, что оба имени несколько… театральны. Да, она высокая и гибкая, поэтому имя Уиллоу, пожалуй, ей подходит; но, поскольку я сама наполовину испанка, мне не нравится слышать, как ее называют Кармелитой.

— А! — воскликнул Фелипе, словно ее слова объяснили ему что-то, чего он до сих пор не мог понять. — Так, значит, ты все-таки признаешь, что в тебе есть испанская кровь, и именно она возмущается против того, чтобы наделять миссис Раддок какими-либо испанскими качествами, потому что та — чистокровная англичанка! Что ж, из уважения к твоим чувствам я буду называть ее Уиллоу, пока она гостит здесь, — если это доставит тебе удовольствие. Имя Кармелита я могу приберечь для тех случаев, когда тебя не будет поблизости и твой слух не будет оскорблен!

Анжела с негодованием уставилась на него. Фелипе улыбнулся ей — сдержанно, но с затаенным торжеством — и, поскольку обед закончился, предложил ей пойти к себе в комнату отдохнуть.

— После чая я, возможно, отведу тебя купаться, — предупредил он, — хотя вообще-то было бы лучше подождать до утра: я не хочу, чтобы у тебя был солнечный или тепловой удар. Рано утром здесь восхитительно прохладно, и, думаю, утреннее купание тебя хорошо взбодрит. Кроме того, твоя бабушка, наверное, предпочтет, чтобы с нами были остальные гости. Насколько я знаю, донья Миранда — ярый приверженец правил хорошего тона.

Внучка доньи Миранды тоже прекрасно это знала, но в то же время считала, что было бы просто здорово искупаться вечером, когда жара уже спадет. Обдумывая идею во время отдыха в своей комнате, она решила, что сможет сама выбраться из дома после чая, отправиться на пляж, на котором тут и там лежали похожие на морских чудовищ фиолетовые и изумрудно-зеленые каменные глыбы, и искупаться в одиночестве, чтобы никто об этом не знал.

Анжела хорошо плавала, и ей казалось абсурдным находиться совсем рядом с морем и не купаться. За окнами жара была действительно непереносимой, сад плавился в палящих лучах солнца. Она диву давалась, что в таком пекле пышно растут розы, и повернулась посмотреть на вазу с роскошными, тяжело пахнущими темно-красными розами, которая появилась у нее в комнате, пока она обедала с Фелипе. Анжеле было интересно, тот ли человек, что принес сюда розы, отнес похожую вазу в комнату миссис Раддок. И еще она подумала, что разница между невестой и гостьей, мягко говоря, не особенно подчеркивалась. Да, для некоторых людей красные розы имели особое значение, но многие больше любили желтые. Так что все — дело вкуса…

Она пересекла комнату, вынула из вазы одну розу и несколько секунд задумчиво вдыхала ее аромат. Потом так же задумчиво поставила ее обратно в воду. Она и сама не могла решить, какие розы ей нравятся больше — красные или желтые. Но по крайней мере, эти были просто великолепны.

Девушка подумала, что стоит вежливо поблагодарить за них Фелипе, когда она снова увидит его.

Анжела все-таки решила отложить первое купание в манящем голубом море до следующего дня и пошла повидаться с бабушкой, выждав достаточно, чтобы быть уверенной, что та уже не отдыхает. Когда она вошла, донья Миранда пила чай с лимоном. В комнату не проникал ни единый луч солнца. В приятном полумраке Анжела видела, что ее бабушка хорошо отдохнула.

— А, дитя мое! — воскликнула донья Миранда, когда внучка прикрыла за собой дверь. — Я только что думала о тебе и о том, что ты наденешь сегодня вечером.

Анжела чуть заметно пожала плечами.

— А это имеет какое-то значение? — спросила она. — Вся моя одежда новая и красивая, так что проще всего сделать выбор, ткнув наугад пальцем в шкаф.

Донья Миранда была с ней не согласна.

— Дитя мое, — с упреком произнесла она, — бывают моменты, когда ты приводишь меня в отчаяние! Ты вскоре выйдешь замуж за очень красивого мужчину, и тем не менее ты не считаешь необходимым сделать хоть что-то, чтобы доставить ему удовольствие. Разве тебе ни капли не льстит, что он выбрал тебя своей невестой?

— Нет, — ответила Анжела и села на край бабушкиной кровати, виновато улыбаясь, чтобы хоть как-то сгладить явную грубость своего ответа.

Донья Миранда бросила на нее долгий неодобрительный взгляд:

— Ты считаешь, что выгоду получает только он?

— Я только знаю, что не просила его жениться на мне, и была бы вполне довольна, если бы он вдруг разорвал помолвку со мной и я могла бы подумать о том, чтобы выйти замуж за кого-то другого — разумеется, когда я захочу выйти замуж!

При этих словах ее бабушка сурово нахмурилась.

— Мне не нравится то, что ты говоришь, — холодно ответила она. — Во-первых, это в высшей степени несправедливо по отношению к мужчине, за которого ты должна выйти замуж, а во-вторых…

Она умолкла, так как со двора донесся шум подъезжающей машины.

— Остальные гости? — спросила она, следя за внучкой, которая подошла к окну и посмотрела наружу сквозь прорези в ставнях. — Это они приехали, да?

— Да, это они, — ответила Анжела.

Донья Миранда отрывисто произнесла:

— Надень вечером белое платье из муарового шелка, Анжела, и жемчуг, который я подарила тебе на прошлый день рождения. Как следует позаботься о своей внешности, хотя бы ради того, чтобы сделать мне приятное. Ты все поняла? Я так хочу!

— Конечно.

Анжела улыбнулась, не находя причин, почему бы не потакать этому бабушкиному желанию, и направилась к себе в комнату.

Пока служанка наполняла для нее большую ванну, Анжела достала из шкафа муаровое белое платье. Она изо всех сил постаралась, чтобы бабушка, увидев ее, осталась довольна. Поскольку доставить радость дону Фелипе она не стремилась, ей даже не пришло в голову задуматься, нравилось ли ему, когда она носила белое, или же он считал, что она надевает белое слишком часто и что белый цвет делает ее неинтересной.

Анжела так много времени потратила на одевание, что, когда наконец спустилась вниз, остальные уже собрались в главной sala и угощались шерри и более крепкими напитками. Ее бабушка уютно устроилась в кресле рядом с хозяином дома, а миссис Раддок, стоя на середине красивого азиатского ковра, говорила, что у него замечательные краски. Она, очевидно, неплохо разбиралась в азиатских коврах, а также в хрустале и фарфоре, и все в длинной прохладной комнате, казалось, восхищало ее.

Увидев ее, Анжела порадовалась, что не надела яблочно-зеленое с серебряной вышивкой платье, потому что на Уиллоу Раддок было платье смелого изумрудно-зеленого оттенка, а на ее шее сверкало красивое бриллиантовое колье. Чтобы обратить на него внимание, она небрежно поигрывала с ним, и каждое движение ее рук привлекало взгляды к браслетам на тонких запястьях, сочетающимся с колье. Судя по этим драгоценностям, у миссис Раддок, если она когда-нибудь решит снова выйти замуж, не будет нужды делать это из-за денег мужа, земель или чего-либо подобного.

Было совершенно очевидно, что она и так неплохо обеспечена.

Джонни Хэйнсфорт, который преданно следовал по пятам за Уиллоу, когда Анжела впервые увидела ее в Гранаде, тоже стоял на ковре, таким образом находясь так близко к предмету своего обожания, насколько это возможно. Двое других английских друзей Уиллоу тоже были здесь, не в силах не принять это приглашение. Анжела понимала, что они готовы остаться здесь, как минимум, на неделю, если только хозяин дома согласится так долго терпеть их.

Донья Миранда относилась к ним с легким презрением, сразу поняв, что они и близко не стоят к ее кругу общения. Но появление миссис Раддок, казалось, заинтересовало и даже заинтриговало ее. Она снизошла до того, чтобы задать Уиллоу несколько наводящих вопросов, а обнаружив, что вдова говорит по-испански, перебросилась с ней парой фраз на этом языке, хотя вскоре вернулась к английскому — то ли для нее так было легче, то ли она сочла, что этого требовала вежливость.

Анжеле удалось тихонько проскользнуть в комнату, так что, кроме бабушки, никто не заметил ее, пока она не простояла у окна почти минуту. Когда Фелипе протянул ей стакан шерри, она отказалась.

Он оглядел ее без видимого интереса, одобрения или порицания. Последнее, впрочем, было практически невозможно, потому что Анжела выглядела такой юной и свежей, как полураспустившийся бутон белой розы.

— Ты опоздала, — заметил он. — Я уже начал гадать, собираешься ли ты вообще к нам присоединиться.

Анжела не могла сдержать изумление.

— Я здесь уже почти минуту, — ответила она. — Я не думала, что вы заметили меня.

Он взглянул на часы:

— Ровно сорок пять секунд. И я заметил тебя в тот момент, когда ты появилась в дверях.

Анжела строила различные предположения насчет того, как рассядутся за ужином гости, и была немало удивлена, обнаружив, что ей отведено почетное место по правую руку от Фелипе, а миссис Раддок усадили на левую сторону. Донью Миранду попросили занять противоположный от хозяина конец стола, и это признание того, что она временно занимает место хозяйки дома, доставило ей немало удовольствия.

По этой причине на протяжении всего ужина у бабушки было хорошее настроение. Миссис Раддок и трое ее друзей получили от нее гораздо более доброе отношение, чем могли рассчитывать. Анжела прекрасно понимала, что ее бабушка против их присутствия в доме главным образом потому, что миссис Раддок была так привлекательна. Знание того, что внучка должна заключить брачный союз с мужчиной, который пригласил Уиллоу, делало донью Миранду немного подозрительной. Как бы то ни было, у нее не имелось оснований ставить под сомнение честность дона Фелипе Мартинеса. А его происхождение исключало возможность, что он сделает нечто способное заставить хотя бы одного из его многочисленных родственников приподнять краешек брови.

Но в то же время донья Миранда достаточно хорошо знала жизнь, чтобы понимать, что мужчина — это, в конце концов, всего лишь мужчина. Тот факт, что он продолжал дружбу с такой женщиной, как Уиллоу Раддок, после смерти ее мужа, который был первопричиной этой дружбы, вынуждал с подозрением относиться к подобной ситуации, если бы речь шла о ком-то другом, а не о доне Фелипе. Но речь шла именно о доне Фелипе, и это могло успокоить все подозрения.

Бабушка, однако, не могла отрицать, что испытала легкий шок, когда ей представили миссис Раддок, и сердилась на Анжелу: внучка должна была сказать ей прямо, что эта женщина — авантюристка. А она явно была авантюристкой, иначе не принимала бы приглашений от мужчин вроде дона Фелипе, тем более если он только что объявил о своем намерении жениться.

Если бы только Анжела, возмутительно сдержанная, побольше рассказала, как вдова выглядит, а главное — что она считает весь мир своей игрушкой, а старомодных сторонников строгой дисциплины вроде доньи Миранды находит довольно забавными… Что ж, тогда она могла бы кое-что сказать своему будущему внуку прежде, чем они отправились в «Каза Мартинес». Но теперь, когда они уже здесь, было бы дурным тоном и оскорблением для хозяина вести себя так, будто она не одобряет вдову его давнего друга. Поэтому донья Миранда старалась казаться куда более дружелюбной, чем это было на самом деле.

Она направляла разговор за ужином в такое русло, чтобы никого не обидеть. Но позже специально проследила за тем, чтобы именно Анжела разливала кофе в sala — между прочим, очень спокойно и грациозно, с наилучшей стороны показав свое воспитание в швейцарской школе. И она также позаботилась о том, чтобы Анжела не была лишена внимания, чуть ли не впихнув ее в разговор с помощью простенькой уловки — попросив рассказать несколько историй из испанского фольклора для развлечения гостей. Дона Фелипе происходящее явно забавляло: Анжела с готовностью подчинялась бабушкиным указаниям, хотя ей явно не доставляло удовольствия всеобщее внимание.

Несмотря ни на что, девушка держала себя прекрасно, а ее голос был таким чистым, приятным и звучал так по-английски. И Фелипе обнаружил, что внимательно прислушивается к его разнообразным модуляциям.

Миссис Раддок скучала, но время от времени пыталась это скрыть, снисходительно улыбаясь Анжеле. Джонни Хэйнсфорт, хотя и был безнадежным почитателем Уиллоу, с восхищением смотрел и на Анжелу, но делал это достаточно тактично, чтобы не оскорбить ее жениха. Другие двое гостей провели вечер, восторженно вздыхая над старинными вещами, которыми изобиловал «Каза Мартинес».

Анжела отправилась спать вместе с бабушкой и понятия не имела, как долго после этого бодрствовали остальные.

Она знала, что миссис Раддок улыбнулась еще снисходительнее, когда властный голос доньи Миранды объявил, что будущая невеста провела довольно тяжелый день и будет рада отправиться на отдых. Не скрылось от Анжелы и недоверчивое веселье в дымчато-серых глазах Уиллоу, когда Фелипе просто поклонился и поцеловал кончики пальцев невесты, прежде чем весьма сдержанно пожелать ей спокойной ночи.

Удивленным выглядел даже Джонни Хэйнсфорт, равно как и двое остальных гостей, изо всех сил старавшиеся вести себя так, как, по их мнению, от них ожидали. Все были потрясены очевидным фактом, что дон Фелипе и девушка, которая вскоре должна была стать доньей Фелипе, относились друг к другу как почти незнакомые люди.

Если бы что-то помешало их браку, ни один из них не был бы особенно расстроен.