Ночь с принцем

Эпилог

Лондон

19 июля 1821 года

Пушечная пальба, ружейные залпы и прочие праздничные шумы не смолкали весь день, поэтому Гэвин и не услышал, как к нему подошел дворецкий.

— Первые гости уже прибыли, милорд, — произнес он. Гэвин все еще не мог никак привыкнуть к тому, что его называют «милордом», хотя с тех пор как он стал бароном, прошло уже пять лет.

— Спасибо.

Берн закрыл бухгалтерскую книгу и отложил ее в сторону. Давно ушли в прошлое те времена, когда он допоздна засиживался над счетами в «Синем лебеде». Оказалось, что дела так же просто вести дома, особенно если нанять хорошего управляющего. Также просто… но гораздо приятнее.

Дворецкий не уходил.

— Еще что-нибудь?

— Должен ли я сообщить ее милости о прибытии гостей или вы сделаете это сами?

— Разве ее милость еще не внизу?

— Нет, милорд. Ее вызвали в детскую. Кажется, очередная неприятность с Туэдли. — Дворецкий безуспешно пытался скрыть улыбку.

— Я схожу за ней, — тоже усмехнулся Гэвйн, вставая из-за стола. — А вы пока растолкуете гостям суть проблемы. Если сможете.

Дворецкий направился вниз, а Берн пошел в противоположном направлении. Подходя к детской, он услышал, как Кристабель терпеливо объясняет:

— Я уже сказала тебе, что папа занят и сейчас у него нет времени решать, кто из вас будет Туэдлдамом. Он объявит вам позже. А если будете так себя вести, то оба окажетесь Туэдли.

— Это папа должен сказать, а иначе не считается, — возразил детский голосок.

Гэвин остановился в дверях, молча наблюдая за детьми и Кристабель и стараясь не рассмеяться. Как обычно, главной скандалисткой оказалась его четырехлетняя дочь — черноволосая Сара, унаследовавшая изобретательность отца и темперамент матери. По пятам за ней, переваливаясь, ходил двухлетний кудрявый и рыжий Джон, который часто попадал в неприятности, потому что твердо решил выполнять все, на что подбивает его старшая сестра.

Похоже, Кристабель приходится нелегко. Его прекрасной, восхитительной жене, которую он с каждым днем любит все больше. И подумать только, что когда-то он едва не отказался от нее ради какой-то бессмысленной мести, способной принести человеку только горечь и разочарование.

— Раз вы считаете, что я не имею права, — продолжала убеждать детей Кристабель, — значит, вам придется ждать, пока закончится обед…

— Не придется, — подал голос Берн. — Я здесь.

— Папа! — закричали дети и, подбежав, повисли на Гэвине.

Он взглянул на их радостные лица, и, как всегда в такие моменты, у него на минуту от волнения перехватило горло.

— Пусть я буду Туэдлдамом, папа! — закричала Сара.

— Нет, я! — потребовал Джон.

Гэвин взъерошил детям волосы:

— Если я вас обоих объявлю Туэдлдамами, вы перестанете мучить свою мать?

Гэвин совершил большую ошибку, когда впервые прочел детям этот стишок и предложил выбрать себе роли. Но кто бы мог подумать, что это вызовет такие яростные споры?

— Мы не можем оба быть Туэдлдамами, — рассудительно заявила Сара. — Пусть Джон теперь будет Туэдли. Он был Туэдлдамом в прошлый раз.

Губы мальчика обиженно задрожали.

— Джон — Туэдлдам. Джон, а не Сара.

— Это нечестно! — завопила Сара.

— Тогда предлагаю вот что, — Гэвин старался говорить серьезно, — первый час ты будешь Туэдлдамом, следующий час — Джон. Устраивает?

Сара на минуту задумалась, а затем согласно кивнула, а это означало, что и Джон такое решение одобрит.

— Джейн? — позвал Гэвин.

Нянька вышла вперед с виноватым лицом:

— Простите, сэр, что дети потревожили вас и миледи, но стоило мне повернуться спиной, как мисс Сара побежала вниз за матерью.

— Все в порядке. Я знаю, какая она хитрая бестия.

— Интересно только, в кого она такая? — пробормотала себе под нос Кристабель.

— Осторожнее, жена, — сдвинул брови Гэвин, — а то назначу тебя Туэдли.

— Мама не может быть Туэдли, — высокомерно заявила Сара. — Она просто мама.

Кристабель устало закатила глаза, а Берн рассмеялся.

— Джейн, — объявил он, — с этого момента возлагаю на вас полномочия по назначению Туэдли и Туэдлдама. Если Сара или Джон будут плохо себя вести, пока мы обедаем с гостями, можете обоих назначить Туэдли, пока они не исправятся.

— Хорошо, сэр, — охотно согласилась Джейн.

Гэвин попытался придать лицу строгое выражение, но у него это плохо получилось.

— Если я услышу от няни хоть одну жалобу, обещаю рассказать обо всем бабушке Берн и дедушке Лайону. Им будет очень неприятно услышать, как плохо ведут себя их внуки. — Он повернулся к жене и предложил ей руку: — Пойдем, дорогая?

Когда они вышли из комнаты, Кристабель негромко сказала:

— Можно подумать, ты их очень напугал тем, что расскажешь бабушке и дедушке. Да они балуют детей еще больше, чем ты.

— Каждый ребенок заслуживает, чтобы его баловали, — улыбнулся в ответ Берн.

— Да, наверное, ты прав, — тоже улыбнулась Кристабель.

— Но хотел бы я знать, почему они считают, что Туэдли «плохой», а Туэдлдам «хороший»? Ведь в этом детском стишке они абсолютно одинаковые.

Кристабель усмехнулась:

— Но они же дети, Гэвин. Логика здесь совершенно ни при чем. Сара решила, что «Туэдлдам» звучит как барабанная дробь и напоминает о сражениях, о которых рассказывает дедушка. А «Туэдли» — это будто птичка чирикает, а вообще «глупо».

— А если Сара так сказала, то у Джона уже не остается никаких сомнений.

— Думаю, все изменится, как только он немного подрастет и начнет бороться за свои права.

— Не сомневаюсь, — засмеялся Берн.

Они уже спустились по одной лестнице и направлялись к другой, ведущей в гостиную, как вдруг Гэвин увлек Кристабель в нишу и крепко поцеловал.

— За что это? — удивилась она.

— За то, что вышла за меня замуж. И родила мне двух чудесных детей. — Гэвин положил руки Кристабель на талию. — И за то, что когда-то поверила в меня.

Кристабель поцеловала мужа сначала мягко, но постепенно ее поцелуй становился все более пылким и страстным.

— Нам ведь не надо спешить, — прошептал Гэвин, касаясь губами ее уха. — Пусть гости подождут еще немного.

— Даже не уговаривай. — Кристабель поспешно отпрянула от мужа и, взяв его за руку, повела к лестнице. — Ты помнишь, что случилось в прошлый раз, когда мы заставили твоих братьев ждать? Они потом дразнили нас весь вечер: «Так, выходит, вы с Кристабель заблудились, пока спускались вниз? Наверное, нужно начертить для вас план дома. Гостиная — это та комната, в которой нет кровати».

Гэвин рассмеялся над тем, как похоже Кристабель передразнивала Айверсли.

— Не обращай внимания. Мои братья просто идиоты.

— Ты сам не лучше, — заметила ворчливо Кристабель, — судя по тому, что ты им отвечал.

— Ты же знаешь, что мы специально говорим такие вещи, чтобы заставить наших жен краснеть.

— Да, я отлично знаю, что у вас троих нет никакого понятия о нравственности.

Несмотря на ворчание Кристабель, Гэвин прекрасно знал, что жена, безусловно, верит ему, и именно эта вера была гарантией того, что Берн никогда не сможет обмануть жену.

Гэвин наклонился у уху Кристабель и прошептал:

— Поэтому вам с нами и нескучно.

— Ты когда-нибудь сожалеешь о своей прошлой жизни, Гэвин? — спросила Кристабель неожиданно серьезно.

— Ты имеешь в виду жадных любовниц, длинные одинокие ночи в клубе, полном пьяных игроков, вечеринки у Стокли, где все время надо было быть начеку, ожидая предательства?..

— Как я понимаю, это означает «нет»? — улыбнулась Кристабель.

— Категорическое «нет».

Они уже подошли к двери гостиной, но Гэвин задержал жену и взял ее за руки:

— Никогда, ни на минуту не сомневайся в том, что я люблю эту жизнь, люблю наших детей и люблю тебя.

— Я и не сомневаюсь, — ответила Кристабель, просияв. — Но давай уж зайдем, потому что я не хочу опять становиться мишенью для насмешек твоих братьев.

— Не уверен, что их удастся избежать. В конце концов, ты моя жена, и мои братья еще несколько лет будут вспоминать, сколько раз я клялся, что никогда не женюсь.

Гэвин оказался прав. Стоило им войти, как Дрейкер двинулся им навстречу с ехидной улыбкой.

— Знаешь, Берн, принято считать, что после свадьбы аппетит становится более умеренным.

— Ты знаешь это по собственному опыту? — парировал Берн, повернувшись к проходившему лакею, чтобы взять бокал вина.

— Ну вот, начинается, — пробормотала Кристабель.

Пушечный выстрел, раздавшийся, казалось, под самым окном, заставил всех вздрогнуть.

— И так весь день, — пожаловался Айверсли. — Слыша все это, трудно поверить, что Принни правит уже несколько лет.

— Ты присутствовал на коронации? — спросил Гэвин у Дрейкера.

— Да. Королеве, как обычно, удалось превратить все в безвкусный фарс.

— Одно можно определенно сказать в пользу Принни, — заметил Гэвин, — с ним не соскучишься.

— Как и с его сыновьями, — добавила Кристабель.

— Вот именно, — улыбнулся Гэвин и поднял свой бокал. — Сегодня просто нельзя обойтись без тоста, джентльмены.

— Ни в коем случае, — согласился Айверсли. — За братство королевского отродья!

Тост был подхвачен всеми, и даже дамами.

Пока все пили, Гэвин смотрел на мужчин, которые стали ему настоящими братьями, и на их жен, которые готовы были ради них на все. Так же, как его мать. Так же, как его жена. Он перевел взгляд на Кристабель, светившуюся от счастья, и опять поднял свой бокал:

— И за нашего августейшего папашу. Да здравствует король!