12

И вот, первого октября все трое пошли первый раз в свою будущую школу, заниматься по два часа три раза в неделю со своей учительницей, которая пока Лёшина. Галина Васильевна всем троим пришлась по душе. Саньку посадили с Варей, а Верушку с другим мальчиком, Костиком, всего деток было четырнадцать, подружились меж собой быстро.

А в Каменке баба Таня в сотый раздавала наставления Томе — Зорьку свою впервые оставляла на десять дней.

Ульяновы посмеивались, но не возражали:

— Ты, Макаровна, самое главное, в Мертовом море не утопни! Соленое-солёное, а мало ли чего быват! — ухмылялся Ленин.

Палыч тоже переживал, как его ненаглядная Валюшка перенесёт полёт, но все получилось удачно, обе его «деушки» вели себя нормально, никого не мутило. Баба Таня при снижении самолета не отлипала от окошечка:

— Хоть на старости лет увидеть землю сверху, интересно как!

Пройдя долгую процедуру проверки в аэропорту, попали в объятия Сары Львовны:

— Милые мои, как я рада вас видеть!

Поскольку день близился к вечеру, поехали домой и весь вечер провели в разговорах. Бабу Таню интересовало всё, она дотошно выспрашивала Сару и о еде, и о жилье, и об обычаях. Калинины уже спали, а они всё сидели разговаривали.

Сара очень ждала правнука или правнучку, в тысячный раз восклицая:

— Какое счастье для нас с сыном! Знаешь, Таня, я ему никогда не говорила, что очень горюю, ведь деток-то у него не могло быть… А увидев внученьку, как заново на свет родилась!! Теперь, вот, и малышок родится, Илья-то дочке не скажет — он очень волнуется за её обследование. Пожалуй больше, чем они с Володей!

— Што ты, Сара, она это время совсем ни разу себя плохо или неважно не почувствовала. Наоборот, они оба с Вовкой светятся изнутри, вот увидишь, все у ней хорошо и родится мальчишка! Они же как подобралися, наверное, и правда, всю жизнь друг к другу шли, я ими любуюся. Редко у кого такое бережное отношение бывает. А и славно!

Утром все вместе поехали в клинику, где их уже ждал Абельман.

— Таки кого я вижю! Валечка, девочка моя, я имею желание тебя расцеловать! Ви, молодой человек, не будете кипишить? Вай мэй, какой, таки, не ревнивый у тебя человек, Валечка!

Абельман церемонно поцеловал руку бабе Тане:

— Я имею счастье быть для Сарочки и Илюшки большим другом, меня зовут Эмиль, можно Эма, Эмочка!

— А я, вот, ещё погляжу, какой ты Эмочка, — хитренько ответила баба Таня!

— О, я таки счастлив, увидеть на нашей благословенной земле такую понимающую женщину, я имею сказать — Ви покорили моё сердце!

Потом было долгое ожидание, Абельман пошел с Валей, подмигнув всем:

— Я имею момэнт, буду нашу девочку заставлять улыбаться!

Калина с бабулями успели выпить кофе, съесть по пирожному, опять посидеть в холле, наконец, они вышли — подуставшая Валя и весёлый кругленький Эмочка.

Володя вскочил и бережно обнял жену.

Абельман кивнул:

— Ты, таки не ошиблась, моя козочка, в выборе, славный муж у тебя! Сарочка, я имею сказать, что у вас с поцем Илюшкой будет-таки внук, мальчик! И… — он выдержал пауз, — абсолютно здоровенький!!

Сара со слезами на глазах обнимала всех, баба Таня тоже, приговаривая:

— Я и не сомневалась вот нисколечко!

Зазвонил Сарин телефон:

— Сыночек? Да, Да! Все слава Богу!! Да, передаю Валечке трубку!

Валя разулыбалась:

— Да, пап, все хорошо, мальчик, да, да, здоровый!

Эмочка прокричал:

— Готовься, дед, отдавать мне проспоренный ящик коньяка, да! Выдержанного! Значит, пока можете отдохнуть, а вечером, таки жду всех у себя — Абельманы все будут рады вас таки увидеть!

Дома все расслабились.

— Валечка! Теперь можно и имя потихоньку подобрать для малыша!

— Бабуль, у меня для мальчика давно имя выбрано, я просто не озвучивала — могла быть ведь и девочка.

— У меня тоже имя имеется, — улыбнулся Калинин.

— А давай вместе скажем, а потом посмотрим, какое больше понравится? — сказала Валя.

— Давай: раз, два, три, — оба вместе одновременно воскликнули: — Лешка! Лёха! — и все засмеялись.

— А и правильно, Лёшка нас всех и свёл, пусть у него тезка будет!

А в далёкой Швейцарии вытирал слёзы сто лет не плакавший, счастливый Илья.

— Вовка, я же как поплЫвок, выскакиваю! — баба Таня была в полном восторге от Мёртвого моря.

Побывали они в Иерусалиме, обошли все святые места, помолились за здравие, помянули ушедших, съездили на реку Иордан (маленькая какая и мутная — вывод бабы Тани). А потом было Мёртвое море… Маслянистая, тяжелая вода вызвала поначалу у бабы Тани недоверие, а вот затем… Она и сидела и лежала на воде, Калинин же просто ложился на воду и отдыхал, как в шезлонге. Они мазались целебной грязью, побывали на источниках.

— Я как маленький ребенок радуюсь. Ай славно, вытащили вы меня сюда, и суставы, глянь, не крутють, жива буду, ещё приеду. Сара, примешь ли?

Сара, трясущаяся над внучкой, только головой кивала, да сожалела, что так на мало прилетели. — Макаровна, приезжай на месяц, а?

— Ой, Сара, наверно соберуся. Придётся тогда Федяке с Мариею у меня пожить, Зорька-то, да и Верный… их ведь не оставишь на кого попало.

Накупили много кремов с солями Мертвого моря, баба Таня сбилась со счету — сколь у неё девок-от в наличии, продавцы в магазине изо всех сил сдерживали смех, когда она считала «кому и сколь». Сделали хорошую скидку такому покупателю, расстались довольные друг другом.

— Ты, Сарушка, не печалься сильно, с конца мая и до сентября из вашей-то жары приедешь в Каменку, с внучком, Лешенькой, понянчишься, а потом, глядишь, и мы к тебе наведаемся, лето продлим.

Расставание получилось с горчинкой, но все были уверены, ненадолго.

Горшков, шагая по коридору «в царство Ярика», услышал, не доходя до курилки, интересный разговор:

— У босса появилась новая пассия. Наверняка сюда заявится. Надо будет оценить, какова. Последняя-то знатная давалка была, вот тут, в туалете и уважила…

— Ты, Валер, не много на себя берешь? Горшков — он мужик крутой, смотри…

— А чё мне бояться, я просто уважил неудовлетворенную даму. Похоже, не силён в этом босс наш. Вот и на новенькую посмотрим, попробуем… — мерзко засмеялся мужик.

Стоя спиной к двери, он не видел, что разъяренный Горшков залетел в курилку.

Стоящие там обмерли…

Сдерживая бешенство, Саша спросил:

— Кто ещё желает оценить мою жену, кроме, вот, этого?

Пробовальщик подавился дымом.

— Я… кхе-кхе… пошутил… Александр Сергеевич… кхе-кхе… извините!

— Все вон, через пятнадцать минут жду у себя. Не пытайтесь улизнуть. Я вас запомнил! Ну, а с тобой, мой, оказывается, секс-заменитель, сейчас поговорим…

И вломил Горшков этому… от души. Позвонив в охрану, велел подняться двум охранникам и вышвырнуть это дерьмо на улицу.

— Весёлую жизнь я тебе гарантирую!

Влетел к Ярику и зарычал:

— У тебя тут отдел или сборище озабоченных трахальщиков? Развел тут, Тарзанов!! Пошли со мной!

В приемной уже стояли поникшие курильщики:

— Без кого тебе не обойтись, оставлю… пока, остальных сейчас же на выход.

Толик указал на двоих, остальные пятеро потерянно и жалко смотрели на него.

— Я не позволю НИКОМУ даже упоминать мою жену!! Вы двое, сам буду за вами наблюдать, и, ох, не советую язык высовывать!! А Вам, Анатолий Петрович, пора бы приглядеться, с кем Вы работаете!! Почему пол отдела болтается в курилке в рабочее время и обсуждает меня? У вас что, одни сплетники и сексуально озабоченные собрались? Всё. Свободны!

Горшков никак не мог успокоиться — его самую любимую девочку пытались затронуть!!

— Ярик, уйди. Я ща прибить всех готов.!!

Велел принести видео-записи за месяц, просмотрел, подумал, — к вечеру пятнадцать человек были уволены за несоответствие… На многочисленные претензии показывал записи, говоря:

— Ваш рабочий день составил пять часов из восьми, три вы были в курилке, до свидания!

К концу дня зашёл Толик:

— Успокоился? Сам виноват. Позволял свои грелкам сюда шляться, а какой мужик выдержит, если ему вешаются на… Я конечно тоже… подраспустил их, всё как-то сам везде стараюсь доводить, а увлечёшься когда, то и не видишь ничего. Саш, давай Игоря назначим начальником отдела, а? Он парняга требовательный и не болтливый, а меня бы освободить?

— У меня в глазах чернеет, как подумаю, что такая мразь даже взглянуть на Маришку посмеет! Урррою всякого!!

— Угомонись, Лихо, теперь все будут через раз оглядываться, ты ж шороху навел, а и хорошо, балласта вон сколько накопилось. Лучше скажи, как Горшкову-младшему школа, по душе?

Горшков улыбнулся:

— Ждет не дождется каждого следующего занятия, его там хвалят, а он от этого только расцветает. Поехали к нам, тёща там для меня каждый день разносолы готовит, Маришка-то только в выходные, а так, не работать категорически отказывается. Да я её понимаю, семь лет быть в такой изоляции, в своих бедах, считай, в одиночку… У неё в гараже мужики нормальные, лапы не протягивают, а наоборот, за неё горой. Знаешь, как на меня косо смотрели сначала. Думал, рожу набьют, но потом одобрили. Подожди, телефон: — Да, моя хорошая, уже выезжаем с Яриком. Да, целую! — Поехали, Толь, Маришка переодевается уже. А насчет Игоря… завтра пришли его ко мне. А тебя переведу ведущим разработчиком-главным конструктором, блин.

Забрали Маришку, Ярик присвистнул:

— Марин, ты изменилась за эти два месяца, не узнать, и наконец-то не шкелетина.

Та повернулась к нему:

— Толик, я же не знала, что Саша такой… — лукаво скосила глаза в сторону Горшкова, тот очень внимательно смотрел на дорогу. — Во, смотри, у него ухо вытянулось на полметра, так вот, такой… самый-самый…

Горшков расплылся:

— Признала, наконец-то!!

В квартире на Горшкове у входа тут же повис Санька:

— Папочка. Я как-то тебя заждался!! Толик привет! — он нетерпеливо ждал, когда папа разденется и, ухватив его за руку, потащил в свою комнату показывать рисунки.

Марина вздохнула:

— Совсем ребенок меня не замечает, папе все секреты, все проблемы, а меня…

Толик рассмеялся:

— Мужики, что ты хочешь!

— Да я смеюсь, у меня сердце замирает от благодарности — такой папа… это ж как многомиллионный выигрыш!

С кухни выглянула тёща:

— Быстро мыть руки и за стол, все стынет, Толик, здравствуй! Саньки, ну-ка быстро за стол!

Ярика накормили от пуза, он сидел и отдувался:

— Сто лет так не наедался домашнего.

— А давай мы тебя на прокорм возьмем? — предложил размякший и весело улыбающийся Горшков.

— И правда, Толик, забегай почаще, у меня всегда что-то приготовлено, семья-то теперь большая. Да и мужики вон какие аппетитные. Сань, ты что-то не доел мясцо-то?

— Баба Лена, я для сладенького местечка немного оставил.

— Санька, тоже, кстати, подрос и поправился, пока я вас не видел, сейчас уже не прозрачный. — А мы с папой договорились, что мужики должны кушать, как мужики!

Санька потащил папу и Толика к себе: посмотрели все его рисунки, поиграли в игру, пошептались перед сном, ребенок вскоре заснул на коленях у папы.

— Веришь, Ярик, внутри что-то сжимается от этого мужичка, а если ещё кого родим… Я хоть к старости, но понял, что жена и дети — это… нет слов, а мне ещё и тёща досталась замечательная. А то оставайся у нас, вон на диване и поспишь? Чё ты в свою конуру попрёшься? Ведь опять до утра просидишь за компом, хоть выспишься в кои веки?

— Уговорил, у тебя, Лихо, теперь так тепло и уютно, совсем уходить не хочется.

— Я тебе давно предлагал в нашем доме квартиру прикупить, а ты всё свою берлогу боишься бросить. Тут рядом, вон, на продажу выставили одну, слышал утром от вахтерши, посмотри, зато домашнюю еду гарантировано получишь, постоянно!

— Заманчиво… подумаю.

А Игнатьич пошел на первое родительское собрание. Поговорив о планах на весь год, училка кратко сказала о каждом из учеников, услышав знакомые фамилии — Лёшка рассказывал о них — он прислушался:

— Артем Осипов… стал намного я бы сказала храбрее, и соответственно, научился отвечать на уроках не стесняясь. — Женщина, сидевшая в соседнем ряду, облегченно вздохнула — «мама», понял Иван. — Сережа Сачков… — Галина Васильевна сделала паузу, и сидевший рядом с ним крупный мужик заметно напрягся. — Сережа у нас теперь защитник всех слабых, учебой заинтересовался, ходят в спортивную секцию втроем из класса, успехи налицо.

— Да не может быть! Он уроки дома совсем не делает! — воскликнул мужик.

— Уроки они делают здесь, всей троицей, вместе.

— И… — она посмотрела на Козырева, — Леша Козырев. Все девочки класса признали в нем защитника. Удивительно, но факт, наши ребятки стали дружнее, сплоченнее, у вашего мальчика как магнит внутри, все к нему тянутся. Интересно на детей посмотреть на переменах — никто не орет, не бегает сломя голову, мальчишки обсуждают какие-то проблемы, девочки… кто прихорашивается, как Катя Мальцева, кто гуляет, а кто и возле мальчишек. Вчера весь день спорили и доказывали друг другу, что лучше ролики или скейт. Заметьте, я сегодня не высказала ни одного замечания — подросли наши дети за лето и меняются в лучшую сторону. Да, ещё класс дружно ходит на факультатив, постигают тонкости компьютерной техники, Максим Викторович очень хвалит наш класс.

Иван усмехнулся, похвала звучала так:

— Игнатьич, привет! Чё звоню-то, ты там Лёхе прикупи… — он перечислил мудреные названия. — Это для дела. Я тебе уже сто раз говорил, что он шарит здорово, во, и надо его натаскать до нормы. И ваще, его класс мне нравится, мне с ними клёво!

Уже на выходе Ивана позвала учительница:

— Иван Игнатьевич, можно Вас на минуточку?

— Да, конечно!

— Знаете, не в моих правилах захваливать ребенка. Но Ваш внук-это… он как моя правая рука. Сейчас, глядя на младшеньких, я перестала удивляться этому необыкновенному ребенку! Он, действительно, с житейским опытом, я бы сказала, умудренный жизнью, за шестнадцать лет работы в школе я второго такого только и встречаю.

Дед разулыбался:

— Это он в моего отца — своего прадеда уродился. Мы с ним переживали, как-то в школе сложится. Рад, что у вас с ним контакт и нет проблем!

А в коридоре стоял папаша Сачков:

— Я вас жду! Меня Андрей зовут, — он протянул Ивану руку. — Я что хотел-то… ваш Лёша как-то умудрился моего охламона заинтересовать, за что ему огромное спасибо. Дело в том… — он замялся, — … у Сереги… у нас три года назад умерла мама, ну я вот через два женился… а он в разнос пошел, никак не мог принять новую… замкнулся, вот, на второй год остался. Я дико гонял, переживал то есть, боялся, что пойдет по дурной дорожке. А он в начале года приходит с фингалом, но довольный, и удивительно — со мной весь вечер разговоры вел про всякие виды борьбы… потом, через неделю сказал, что с Лёхой и Артемкой в секцию записались, рукопашного боя. Стал спокойнее, не огрызается, не болтается без дела. Купили ему тренажер, пыхтит на нем постоянно. Я чё хочу сказать, вы с Лехой поговорите, пусть он моего оболтуса от себя не отваживает. Может, что и выйдет из моего сына путное?

— Лешка мой, человек серьезный — если признал Серегу за друга, то так и будет!

— А можно, я в случае чего Вам позванивать буду?

Обменялись телефонами, и явно довольный Андрей попрощался.

Иван покачал головой:

— Ну вот, как ещё можно назвать моего мужика. Если он сокровище сокровищное, и вот, точно взрослый, никогда не клюнет на кукольную внешность, как сын, это в девять лет он в выборе друзей не ошибается.

Погода всю осень радовала. Дожди если и были, то кратковременные, и бригада, нанятая Козыревым, ударно работая, уже возвела второй этаж и заканчивала крышу. Начались отделочные работы внутри, Козыревы каждые выходные ездили в Каменку. Вот и сегодня, шустро собравшись, детки с шумом и гамом залезали в микробус, целуясь с сидевшей там Валей и Палычем.

— Поехали!!

Как всегда затормозили перед Каменкой: золото березок перемешалось с красно-желтой листвой кленов, бездонное прозрачное голубое небо, летящие по ленивому ветерку паутинки, красные и оранжевые гроздья рябинок, яркие веселые домики Каменки… все залюбовались…

— Какой художник сравнится с природой! Красотища!! — выразил общее восхищение Калина.

На Цветочной, на лавочке у Шишкиных сидели, жмурясь на солнце, Ленин и дед Вася.

— А мы завсегда вас ждем тута. А для тебя, Иван, осень-от по заказу прямо, я кажин день проверяю, чего наработали трудяги, скажу тебе, не сидять, трудются!

Дед Аникеев постоянно был на стройке. Сначала его пытались отогнать, дед же упорно встречал их утром уже у дома. Вскоре привыкли, понимая, что деду не хватает общения. Дед же бодренько трусил по усадьбе, иногда давая весьма полезные советы.

— Робяты, мне с вами как хорошо-от, и болести не привязываются, скушно ведь когда — они и зачинают ныть.

Удивительно, но чаще всех бывал в Каменке Макс. Этот мог приехать в любой день и время, заваливался к деду и орал:

— Дед, я приехал. Чё не встречаешь?

— Иду, Максимушко, иду! — радостно вскрикивал дед и бежал здороваться.

Макс нанял пару «деушек», они отмыли и привели в порядок нежилую половину, протопили, и Макс с дедом «сидели тама, чаи гоняли». Макс договорился с Федякой, отдал деньги, и деду привезли дрова специально для русской печки. Было у него и ОГВ, но печку с полатями дед ни на что не променял бы. В каждый Максов приезд ходили к бабе Тане, там Максу иногда и полотенцем прилетало:

— Бабуль, а ведь родственника своего бьешь-то! «Дораспускашь руки-те», — передразнивал он деда, — передумаю на мелкой жениться!

— Какая потеря! Да и ты, чудо в пёрьях, сто раз оженишься, пока она подрастёт!

Макс, как всегда, гоготал:

— Кто ж меня, такое чудо в пёрьях возьмет-то? Я ж безбашенный, а мелкая такая же, не, мы с ней пара, точно!!

Но оба старика очень радовались каждому его приезду — он как ураган, тормошил, ехидничал, вредничал, хамил, объедался бабулиных щей-борщей… Они потом, сидя на лавочке, каждый день посмеивались и опять ждали оглашенного.

— Я, Палыч, без бабок-дедов рос, и чёт мне так нравится к ним ездить, они такие му-удрые, как совы, но и бестолковые тоже. А ещё иногда совсем дети, а дедок, ну, чёт жалко мне его, он, как мелкий, радуется. Кароч, чёт я к ним привязался, да и опять же сосновая настойка, для сугреву — вещь. Мы с дедом по лафитничку-от, слово это мне нравится, позволяем. Да и красотень там кругом, как-то на душе легче делается!

Все Козыревы не могли дождаться, когда же их новый дом будет готов. Лёшка деловито выбирал обстановку для своего верха, особенно ему понравилась винтовая лестница из светлого дерева. Подумав, он сказал деду:

— А давай, пусть все вверху таким деревом будет сделано?

Дед кивнул:

— Как тебе нравится, так и сделаем!

Просмотрели много образцов светлых пород дерева, выбрали сосновые для обшивки стен и для пола. В одной из боковых комнат первого этажа решили сделать спорткомнату — в Москве все трое увлеченно занимались на тренажерах. Лешка после летних занятий с Мишуком не пропускал ни одного дня, а сестрички с ним за компанию, охотно бегали по беговой дорожке, лазили по стенке, прыгали на батуте. Часто бывающий у них младший Горшков тоже не отставал, а Лёшка, как наседка, следил за ними и по каким-то, ему одному видимым приметам, командовал:

— Хорош, вам хватит, идите поиграйте.

Первую четверть закончил с одной тройкой-по музыке.

Дед посмеялся:

— Медведь на ухо наступил, Лёш?

— Не, не написал в тетрадке домашнее задание, два раза… Забыл.

Каникулы провели в деревне, приезжала Аришка, много гуляли, собирали какие-то листья, последние редкие цветочки, жгли ветки и сучья, а вечерами всей толпой полюбили ходить к деду Аникееву, залезали на печку и полати — слушали дедовы побасёнки, которых он знал множество. Дед цвел от детского внимания, а ребятишки, пригревшись, иной раз и засыпали.

Утром же у деда неизменно оказывалась ворчащая баба Таня:

— Гулёны, опять заблудили!

— Баб Таня! Ну, тут такая печка клёвая, так на ней тепло, вон, даже Макс полюбил сюда ездить из-за печки!

Макс привез матрас, пледы и частенько оккупировал «дедову подругу».

А после каникул зарядил дождь, нудный, надоедливый — он, казалось, никогда не кончится. Девчушки изнылись, каждый день смотрели прогноз погоды и ждали когда снег выпадет. Дед в деревню ездил вдвоем с Палычем (Валю категорически не брали в такую слякоть), навестить теперь уже своих двух стариков. Дед Вася незаметно тоже стал «нашим». Да и как отбросить его, когда он, как Санька Горшков — такой же восторженный и радостный при виде их. Дети передавали ему рисунки, сладости и дед цвел…

Макс привез ему рамочки, и у деда на стене теперь «имелася выставка», хвалился деушкам, те приходили в гости, пили чай, иногда и самогоновку, вели долгие разговоры.

Макс гоготал:

— Во, баб Таня, а ты говорила, посиделки в прошлое ушли… Дед у нас, как Утесов, который говорил: — «Мне не восемьдесят пять, а без пятнадцати сто!»

— А и хорошо, Максимушко. Дед-от не скучает, да и нам есть куда пойти, все не по избам сидеть в окно на дождь глядеть.

Макс иногда заставал их всех в клубу и с удовольствием общался. Расспрашивал их о молодости, заразительно гоготал, искренне возмущался, спорил, вредничал, а «пожилая молодежь» платила ему тем же.

— Представь Иван, наша Мария, сурьёзная всегда смолоду, а тут с Максом спорила… на бутылку!!Азартно так, до крику. И ведь проспорила, а этот прохиндей только посмеивается. Девки-то ждут не дождутся, когда он приедет, а уж если наведался, дождь не дождь, весь «клуб» в полном составе к деду идут. Девки-то теперя, каждая со своим печивом приходит, стараются одна перед одной. Да и довольны — летом-то у всех дети-внуки, а ноябрь — декабрь всегда сыро, голо, скучно. Макс, он как юла, а ещё у него такая черта хорошая — ему что стар, что млад, со всеми будет спорить, ругаться, как он сам скажет, «пургу гнать», но весело с ним.

А в средине декабря подморозило… выпал небольшой снежок, выглянуло солнышко.

Девчушки прыгали в восторге:

— В деревню, деда, в деревню!!

— Еле дождались субботы. Едва рассвело, все были готовы к поездке, Палыч взял исстрадавшуюся по своей Каменке Валю — он очень трепетно и бережно оберегал её от всего — и поехали, на подъезде к деревне у всех горели глаза.

— Девчушки с визгом повисли на бабе Тане, тут же выбежали Ульяновы, с дальнего конца улицы шустро трусил дед Аникеев:

— Радость случилася у всех! — выразился дед Вася.

— К обеду прикатил Ванюшка с семьей, стало как всегда — шумно, колготно, весело.

— Валю и жену Ванюшки, как «слегка испорченных», и чтобы не попали под горячую руку, отстранили от суеты. Они должны были родить друг за дружкой — одна в начале марта, вторая в средине апреля. А остальные дружно готовились к застолью, тем более что «на завтра праздник большой будет — „Никола Зимний“».

— В церковь пойдете-ли? — спросила баба Таня.

— Да!! — дружно ответили все.

— Иван, Феле-то звякни, пусть хоть к вечеру приедет, чай обидится, что не позвали?

Лёшка сказал:

— Уже! Едет, такси взяла.

— Вот и славно! — Валя, — Лёшка присел рядом с ней, — можно я животик потрогаю?

— Та кивнула. Осторожно притронувшись руками к животу, он замер, а малыш, словно узнав кто это, сильно пнул в ладонь Лехи.

— Привет, маленький, скоро с тобой познакомимся! — друг расплылся в улыбке, — дружить точно станем!

И как не пытались сестрички, чтобы малышок их тоже пнул, тёзка, находящийся пока в животе, не реагировал на них. Валя и присевший рядом Палыч, посмотрев друг на друга, выдали Лёшке страш-ш-шную тайну:

— Лёш, мальчика назовем как тебя, и в честь тебя, не подойди ты тогда к Валюшке, я её и не нашел бы… а так, вот, будет у тебя маленький тёзка, скоро.

— Клёво! Я вас тоже люблю!

Ввалилась Феля с большими пакетами в руках:

— Козыревы, я вас прибью!! Почему меня не взяли?

— Ты ж сама, Федоровна, сказала, что устала, и будешь до обеда отсыпаться…

— Мало ли, что я сказала… — остывая, бурчала Феля. — Макаровна, я так по тебе соскучилась, и по вам, политическая семья, тоже! — повернулась она к Ульяновым.

Детки, наевшись, шустро убежали прогуляться, а взрослые за столом засиделись, было так тепло и уютно сидеть в кругу таких близких людей.

— Я вот себе удивляюсь… — протянула Феля. — Всю жизнь недоверчивая, а с вами, глянь, лужицей растекаюсь.

— А это, Феля, от того, что мы завсегда тебе рады, без хитростев, вот душа-от и размягчается! Вон, Максимушко… На что прохиндейская натура, а в деревню-от зачастил!

— Наслышана про ваши посиделки, наслышана!

— А чё, мы после посиделков-от с им пару годков с себя точно стряхиваем, а уж если спор зачнется у него с кем-то… то и три, — дед Вася оживленно стал рассказывать про Максовы разводы деушек. — Подожди, снег толком выпадет… ещё и с горы в Малявку с им скатываться рискнем.

К вечеру напарились в бане, в зимнее время баня воспринималась ещё восторженнее.

Утром съездили всем колхозом в церковь, отстояли службу…

Иван с умилением смотрел на своих девчушек — такие забавные, в платочках, выданных Макаровной, сосредоточенные, немного неумело крестящиеся, они вызывали щемящее чувство нежности.

После службы отец Федот читал проповедь и в конце обратился к прихожанам:

— Здесь, среди нас находятся руководители фирмы «Святогор», которые вникли в наши нужды и за короткое время помогли нашему храму отреставрировать придел, примите нашу искреннюю благодарность, здравия вам и вашим близким, Спаси Господи!!

— А на неделе детки задергали деда:

— Деда, надо подарки всем купить, до нового года совсем немного дней остается!

Долго думали и решали, кому и что купить. Легче всего оказалось выбрать подарки для бабы Тани и деда Аникеева, им выбрали по красивой замшевой безрукавке на меху, — всем ребятишкам купили билеты на праздничное представление в цирк на Цветном, и приготовили по большому пакету сладостей, — Марь Иванне — теплую вязаную кофту, Феле и Валюшке — по набору: скатерть и салфетки ручной работы в африканском стиле, Горшковым — две большие напольные вазы, Томе Ульяновой и Наташе — Ванюшкиной жене — красивые наборы посуды.

А с мужиками зависли… подумав, при подсказке Фели, приобрели: деду Ленину набор для рыбаловки, Ванюшке, деду, Палычу и дядя Саше — по красивущщему галстуку, еще всякие фигурки-сувениры.

— Фухх, — выдохнул Лёшка, — никогда не знал, что подарки выбирать так сложно!

Девчушки мастерили поделки — елочки из бумаги, Санька Горшков рисовал для всех рисунки, и все дружно мечтали, чтобы выпал снег и новый год был самым настоящим. И небеса, похоже, услышали детские мечтания. За четыре дня до нового года повалил снег — сначала как-то нехотя, он потихоньку начал укрывать землю, а утром вокруг была настоящая зима… Небольшой морозец, градусов десять, внушал уверенность, что снег не растает, и не будет каши под ногами. Нарядили дома елку, в доме пахло хвоей и мандаринами — совсем как в детстве у деда. Иван, впервые за три года, глядя на своих Козырят, почувствовал приближение праздника, они с Палычем накупили салютов и хлопушек, втихаря от Лёшки.

Ванюшка с Максом повесили по всему двору Шишкиных гирлянды, нарядили елочку, когда включили гирлянды первый раз, дед Вася восторгался:

— О, какая люминация, как на Красной площади, прямо. Максимушко, ай не передумал, новый-от год в другой кумпании встречать, у нас-от весельше будет?

— Дед, — кривился Макс, — я с лета дал согласие, что поеду в этот долбаный Париж! Все проплачено и задний ход не дашь уже, я ж не знал, что есть такая вот Каменка, но на Рождество, чесслово, буду с вами. Блин, дед, не оголяй нервную систему. И так тошно!

И поехали тридцатого большой толпой в Каменку. Дед Вася для Горшковых выделил вторую половину избы, где было жарко натоплено, Козыревы расположились у Вали, Фелю забрала баба Таня.

— Разместимся! Ежли что, вон, у Ленина комната свободная имеется.

Женщины суетились, готовя салаты-винегреты, мужики с ребятней раскатывали склон, устраивая горку… Быстро набежала деревенская ребятня, подтянулись и приехавшие на новый год молодёжь… Скоро весь склон облепили катающиеся кто на чем, в ход пошли и пластиковые льдянки, и картонки, и целлофановые мешки, санки… скатывались и на попе… Визг, восторженные крики, смех долетали до то и дело открывающихся дверей Шишкинской избы.

— Эх! — вздохнула Валя. — Я бы сейчас на попе, да до Малявки. С ветерком!! Баб Тань, глянь-ка…

— Санька Горшков опять ехал на Верном, Ленин накинул широкую петлю санок Верному на шею, и тот послушно вез вопящего Саньку.

— Маришка, а ведь Санька сильно изменился за это время, смотри, какой шустрый стал!

Маришка как-то светло улыбнулась:

— Да, у нас Саша как волшебник, всех троих в сказку затащил. Валь, я ведь… — она замялась.

— Да, говори уже чего, все свои тута!

— Ну, сделала тест, положительный, но боюсь, колотит всю от страха.

— Да ты чё, деушка, вот увидишь, все будет нормально, а кто народится у тебя не скажу, у Валюшки четко увидела, что мальчуган. А Горшков-то в счастье будет, не знает ещё?

— Нет, я на Новый год хочу сказать…

— А и правильно, самый лучший подарок ему-то будет!

— Федюнь, — шумнула баба Таня сыну, зашедшему во двор, — ты сделай свет-от, в сарайке есть переноски, всё одно не угомонятся допоздна, а завтра тем более.

Установили две треноги с переносками и в свете лампочек наступивший вечер так и обещал что-то загадочное, пошел небольшой снежок хлопьями, которые медленно кружились, не спеша опускаться на землю. Девчушки восторженно подставляли руки в варежках под снежинки и пытались рассмотреть узоры на них, Калинин обнял вышедшую Валю, дед и Лёшка, запрокинув голову, смотрели в небо…

— Хорошо! — выдохнул Горшков, вытащивший свою Маришку посмотреть на такую красоту.

— Да, удовольствие огромное, в городе так не впечатлишься! Единение с природой! — задумчиво добавил Игнатьич.

К склонам, уже хорошо раскатанным, подтягивались и взрослые, кто-то пришел забрать своих детей, кто-то, привлеченный шумом, посмотреть… и долго еще слышались с импровизированной горки вопли и возгласы более взрослых каменских жителей.

Утром у Калининых на пороге объявился Колька Шишкин, как всегда громогласно орущий:

— Соседи, чё спим-то? Новый год вот-вот, проспите же!

— Коль, ну только восемь утра. Чего ты орёшь?

— А соскучился я по всем. Шишкиных, вон, разбудил, правда Феля меня отлаяла. Решил, вот, вас увидеть, Игнатьич, вставай!

— Да я уже встал, — из-за его спины ответил одетый Иван, — на природе прогулялся, морозец-то бодрит!

— Пошли на улицу, ну их, пусть дрыхнут!

На улице, в сереньком свете наступающего дня поговорили, пошли на горку, с которой с воплями, уханьем и ревом начал скатываться Колька. Попрыгал на льду Малявки, прикинул что-то, поднялся наверх.

— Надо пойти переодеться, моя Людка убьет за штаны-то, а веришь, на заднице ловчее всего кататься. Ща рассветет, будем на Малявке как в детстве каток делать, смотрю, все разленились. А тогда-то с речки и зимой не вылазили, ох и попадало нам за штаны-то, постоянно ведь дырки были. Маманя, где моя спецформа? Лопаты деревянные живы?

— Что ты, аспид, орёшь-то с утра? Вона твои одёжки, а лопатам как не быть, в сарайке стоят. Ай каток задумал?

— Мамань, какая ты у меня понимающая!! — он схватил бабу Таню и поднял на вытянутых руках.

— Дурень ты, Колька, как есть дурень, ежли к сорока годам не угомонился, то, похоже, таким и останешься. Пусти уже!

Колька поставил маманю на пол, она треснула его по лбу:

— От порода Шишкинская, неугомонная!

Вышедший на шум, сонный Ванюшка тут же встрепенулся:

— О, каток, точно, Коль, как это я забыл про него?

— Всё вас учить надо, мелких. — щелкнул его по лбу Колька.

Пока позавтракали, переоделись совсем рассвело. И вооружившись деревянными лопатами, пошли на Малявку. Прибежавшие с утра кататься ребятишки с жаром взялись помогать мужикам. Многие сбегали домой, кто-то принес лопаты, кто-то метёлки, девчушки принесли веники, и работа закипела, добровольцев все прибавлялось:

— Ого-го-го! Коммунистический субботник в Каменке, новогодний!! — орал неугомонный Колян.

У обочины остановился козлик, на котором ездил глава поселения, вышел их «голова».

Присмотрелся, спустился на речку, поздоровался со всеми, похвалил задумку:

— Так, воду привезем, чтобы ровно залить, протянем сюда переноски по периметру катка, и будет всю зиму у Каменки занятие, Шишкины ребята и взрослые на выдумки горазды. Спасибо!

— Петрович, ты с водой-от не тяни, — встрял вездесущий дед Вася, — после курантов ведь набегить народ сюда!

— Да, Василий Иванович, через полчасика подошлю.

И вскоре расчищенный каток заливали из шлангов протянутых со стоящей на берегу водовозки. Детишки равняли бортики из снега, помогали, а больше мешали двум электрикам, которые шустро устанавливали треноги с переносками.

— Хороший у вас Глава, шустро отреагировал, — похвалил Иван.

— О, так он же нашенский! Сызмальства здеся живет, вот и знает все.

Опять на горке было много народу, детки скатываясь, непременно пробовали лед на катке, всем страстно хотелось покататься, поиграть в хоккей с Аксеновкой — каникулы обещали быть весёлыми и для детей и для взрослых.

По улицам поплыли запахи выпечки:

— Эх, хорошо-то как, как в детство попал! — радовался Горшков.

— От, Максимушко, такую благодать пропустил! Он бы тута как раз, к месту случился! — пригорюнился дед Вася.

Но скучать было некогда, все занимались делами, Колька с Ванюшкой категорически собрались топить баню, как и должно быть — «по традиции… тридцать первого мы с друзьями ходим в баню». Мужская половина дружно поддержала их, а женщины готовили и готовились.

— Такого нового года у нас никогда не было! — радостная Марина, краем глаза приглядывала за своими Саньками. Большой вместе с мужиками устанавливал стол для закусок на воздухе. Маленький катался на Верном…

— У нас с тобой Нового года, можно сказать, и не было вовсе, — ответила баба Лена, — так, год новый, а проблемы старые.

А после обеда у бабы Тани начались звонки — все её многочисленные дети и внуки спешили поздравить баушку. Когда позвонили сибиряки, она попросила Валю включить громкую связь:

— Мамка, милая моя, мы все тебя поздравляем с Новым годом, ты только будь здорова, остальное у тебя всё есть! — кричала Людмилка, сквозь её голос слышно было как канючил басом Тимоха:

— Дай поговорить-то, ну дай!

— Мам, мы все тебя очень любим, ждём тебя в гости.

И тут же:

— Уфф, баушка моя старенькая, самая любимая! С Новым годом, будь здорова, это, как его, счастья тебе! Баушка, как я по тебе скучаю, ты, небось, опять «Маланьину свадьбу» гостей собрала?

— Да, Тимох, все тута, Ульяновы, Валюшка с Палычем, Ванюшка с Колькой, Федяка, Козыревы с Фелею, Горшковы — все вас тоже с Новым годом поздравляют!

Правнук взвыл:

— К тебе хочу!! Забери меня, а? Я даже Зорьку доить научуся, баушка? — Потом горько вздохнул, — эхх, невеста моя там как?

— Ай не раздумал жениться-то? — засмеялась баб Таня.

— Чёй-то? Моё слово крепкое, чё они делают?

— Да, носются, вон, горку раскатали со склона в Малявку, а на реке мужики каток залили.

— Эхх, расстроился я, летом все равно приеду к тебе. У нас уже вечер, скоро Новый год, я тебя сильно люблю, ты там не болей! До свидания!!

Мужики, собравшиеся в баню, посмеивались:

— Во, Игнатьич, какой зять у тебя будет, и ведь не отвертится твоя Варюха, слово-то у мужика крепкое.

Пока мужики парились, баба Таня, Феля и беременные дамы прилегли отдохнуть. Лешка же с таинственным лицом о чем-то шушукался на дворе с Никиткой, оба довольные чему-то улыбались.

Стемнело, по всей деревне зажглись в домах елочные гирлянды, кое у кого мигали и светились во дворах украшенные ими деревья. Мальчишки в деревне взрывали петарды, мороз усилился — градусов до пятнадцати. Дети сбегали на каток, лед почти замерз, с утра собирались идти кататься.

Мужики распаренные и разомлевшие — «хорошо, что нет аэропорта близко, а то, кто знает, улетели б куда» пошли приодеться… За стол уселись в девять вечера, ели-пили не торопясь, произносили тосты-пожелания. Отвечали на звонки, звонили сами, дети с нетерпением ждали куранты и подарки.

Без четверти двенадцать, одевшись как следует, высыпали во двор, приготовили шампанское, каждому вручили по хлопушке, началась речь Президента:

— От сколь не слушаю со вниманием его, а спроси через пять минут, чего он сказал — не упомню! — пожимал плечами дед Вася.

— Все так, дед! — ответил Ванюшка.

Зазвучали куранты, начали дружно считать удары часов, потом было громкоголосое «УРА!!» Выстрелы шампанского, хлопушек, звон кружек-на мороз бокалы решили не выносить… а гимн запели — «Союз нерушимый республик свободных» — старый, СССРовский, оказалось новый никто толком не знает. Этот же гимн спели от души, и началось веселье, обнимашки и прыганье от восторга. Загремели салюты, мужики и ребятня побежали на пустырь, где все было готово, и начали тоже стрелять, небо расцвечивалось разными букетами, все орали. Со стороны Аксёновки в сторону Каменки тоже летели гроздья салютов, восторг зашкаливал у всех!! Отстрелявшись, ввалились во двор, а со стороны улицы отворилась калитка и появился Дед Мороз с большими плетеными санками, нагруженными подарками до самого верха, сзади всю эту гору поддерживала Снегурочка.

— О! Дед Мороз!

— Дорогие Шишкины и ваши гости, тут для вас прислали много подарков, еле довезли со Снегурочкой, упарились. Ну-ка, Снегурочка, начинай!

Сверху оказались подарки для детишек, их было много, каждому из детишек достались коробки, пакеты, пластиковые фигурки снежных домиков с конфетами внутри, какие-то свертки, все не умещалось в руках. Матюха приволок санки от деда, и они складывали свои подарки туда.

Потом настал черед взрослых, тут бабе Тане не хватило рук, а дед Вася аж заплакал, когда его нагрузили свертками:

— Это как жа? Это чёй-то делается, ой милушки, я и не ожидал!!

Притомившихся деда Мороза и Снегурочку потащили в дом, накормить и обогреть.

Оставив подарки, бабу Таню, Фелю и бабу Лену угощать их, дружно ломанулись на горку: там уже вовсю кипела жизнь, кто-то скатывался с горки, кто-то обнимался, кто-то наливал и закусывал. Молодежь притащила колонки и музыку, как-то мудрено подсоединили все… и начались танцы-шманцы-обжиманцы. Дурачились и плясали, вытащили в круг встреченных громкими криками восторга Деда Мороза и Снегурочку, у кого-то были надеты новогодние колпаки, у кого-то маски, веселились от души, не замечая, что к утру мороз начал пощипывать посильнее.

Иван увел детишек, разрумяненные, счастливые, переполненные восторгом, они попытались ещё и подарки разобрать, но в тепле быстро разомлели. Дед отнес внучек в кровать, Лешка сквозь зевоту сказал:

— Дед, вот это Новый год у нас случился!! Клёвый, суперский!! А классно мы с Никиткой про деда Мороза придумали?

— Да, Лёш, круто, славно встретили, спи, мужик!

— Ага, дед, ты у меня самый-самый!

Пришли довольные Валюшка и Палыч:

— Ух, я прямо десяток лет скинул, спина мокрая, как отплясывал, замечательно так! Валечка, давай-ка, милая, ложись, Лешику нашему тоже отдыхать пора. Я немного ещё потусуюсь, ладно?

— Ладно, ладно, — тоже вовсю зевая, ответила Валя.

У Шишкиных народ сидел за столом, все такие оживленные, веселые, проголодавшиеся после танцулек, налегли на закуски.

— А чё, Танька, у нас этот новый год сверх весёлый получился. От это повеселилися, от души!

— Подожди, вот выспются после обеда, опять скакать будут, петардов этих вонючих напускают, но да, славно вышло, хорошо встретили, а как встретили, такой год-от и должон быть.

Потихоньку начали собираться. Горшковы вышли первыми, и тут раздался вопль Саши, все выскочили на улицу, а он подняв на руки Марину, кричал на всю вселенную:

— Спасибо, любимая!! А-а-а, я так ждал!!! Маришка! Люблю-ю-ю-ю!!!

Палыч первым понял:

— Похоже, у Горшковых тоже будет прибавление, ай какой урожайный год получится!!

Все окружили счастливых Горшковых, Маришку зацеловали, а у Саши трещали ребра от крепких объятий, баба Лена, не скрываясь, плакала. И только маленький Горшков, спящий у Ульяновых вместе с Матюхой, не знал важной новости — исполнилась его мечта о братике или сестричке.

— За такое надо срочно выпить!! — заорал Ванюшка.

Ещё посидели, порадовались, и расходились уже в шесть утра.

А к обеду проснувшиеся детки пытались добудиться деда, дед мычал и бормотал:

— Деточки, я немножко посплю! Лёш, я так поздно лег, не обижайся, ладно?

Леха кивнул и увел детей на улицу. У Шишкиных на ногах были баба Таня, Феля и Тома Ульянова, остальные отсыпались. Быстро поев, детки убежали на каток.

Баба Таня стала варить бульон из курицы.

— Проснутся, в самый раз будет-от горяченькое.

На ароматный запах домашней курицы выполз взъерошенный Колян:

— Мамуль, как я тебя люблю, ты мои мысли читаешь? Это же самое нужное сегодня, бульончику!! Ва-ань, подъём!

— Ну, встал я, встал, чё орешь, я на запах иду уже! Ох, и не пил много, а весь как побитый! Мамуль, ты волшебница, какой бульон… ммм.

Пришли зевающие Палыч и Козырев, сначала слышался только стук ложек и оханье, потом мужики ожили — начались разговоры:

— Мамань, а наши коньки ты случаем не выбросила?

— Когда это я чё выбрасывала? Всё в сенцах, в гардеропе старом.

Шишкины полезли смотреть что в наличии, долго смеялись, доставая ту или иную вещь:

— Ха-ха, антиквариат какой, коньки двухполозные, помнишь, Вань, как учились на них? А ты еще в прорубь занесенную въехал?

— Ага, а ты меня вытаскивать начал и сам чуть не влетел за мной, хорошо Мишка тут же подлетел… А маманя потом нас лупи-ила. О, а это взрослые мои, сорок третий, мужики, у кого сорок третий? Могу дать напрокат?

— У нас тут целый клад сокровищ, надо бы пересмотреть, может, завтра?

— У меня, — шумнул Палыч, — доставайте все, числа четвертого смотаюсь в Москву, всем надо коньки прикупить, небось, в хоккей-то никто не откажется побегать?

— Это мы завсегда, — откликнулся Ванюшка.

Заскочил румяный с мороза дед Аникеев:

— Чё сидитя? На улице хорошо, я вон уже всех деушек обошел, напоздравлялся, а вы только глазоньки продрали. — Для бешеной собаки, дед, сам знаешь…

Быстро принарядились в деревенские одёжки и пошли на улицу, на горке было оживление, на катке тоже — мальчишки играли в хоккей.

— Лёш, ты где коньки взял?

— Да, вон, Санёк мне свои старые дал, ему малы, а мне в самый раз, — раскрасневшийся Лёха опять полез в гущу играющих.

Шишкины уже скатились с горки и, весело перекликаясь, лезли наверх:

— Ща класс покажем! — оба проехались на ногах и не упали.

— Могём ещё!

Дурачились долго, разрумяненные и разгоряченные ввалились к Шишкиным:

— От, все вроде взрослые, а не хуже пацанов, глянь, мокрые! Да не, я не ругаюсь, такие вот катания, они завсегда на пользу, давайте уже за стол, а потом подарки разбирать! От как каток вас увлек и про подарки не вспомнили, может чё и нужное найдете?

Нужное и впрямь нашлось — связанные бабой Таней варежки, всем с разными узорами и с добавлением собачьей шерсти, они вызвали восторг. Девчушки готовы были хоть сейчас бежать на улицу, но уже смеркалось, отложили до завтра. Заставили бабу Таню примерять жилетку, мужики полюбовались на галстуки, Лёшка, сияя, одел новый свитер, связанный его любимой Валюшкой. Полвечера провозились с подарками. Затем мужская часть разбиралась с новыми играми, а женщины чаевничали.

Санька Горшков не отходил от матери:

— Мамочка, а правда, у нас родится братик или сестричка? А он будет как я, или другой? А животик у тебя тоже, как у тёти Вали, будет? А когда?

Вопросы сыпались из него не переставая. Саша-большой взял его за руку и повел к мужикам:

— Пойдем, мама пусть немножко отдохнет.

Загрузка...