Часа в три секретарь Ивана Игнатьевича была сильна удивлена: в приемную, постучав, вошел Лёха, обычно расхристаный и взъерошенный, сейчас был полной противоположностью себе — причесанные волосы, аккуратно одетый и очень вежливый(!) мальчик спросил:
— Катерина Ивановна, дед может меня принять сейчас для беседы?
Та, подбирая отвисшую челюсть, удивленно сказала:
— Сейчас узнаю.
Зайдя к Ивану в кабинет, она как-то удивленно сказала:
— Иван Игнатьич, внук просит принять его.
— Прямо и просит? Небось, как всегда: «Дед тут, я к нему?»
— Именно что просит, введя меня в ступор.
— Даже так? — хмыкнул дед. — Давай!
Внук удивил с порога:
— Дед у меня к тебе серьезный разговор. Мужской!
— Чё и истерить не будешь?
— Не!
— Садись, будем разговаривать!
Тот сел. Поёрзал немного и сказал:
— Мне надо, чтобы ты меня с детками отпустил на выходные в деревню Каменку. Подожди, — он остановил деда, — не, одни мы не поедем, ты ж Палычу доверяешь, вот опусти с ним? У меня появился настоящий друг, мне с ней интересно и смешно. Ты подумай. И разреши, детям тоже польза, и там есть куры, ласточки и кот. А ещё там речка есть и… как это… а, красивая природа. Я буду ждать твое решение, сёдня вторник, давай до пятницы реши, а? Хочется же.
Дед ухмыльнулся:
— Что я с этого буду иметь?
Внук почесал в затылке:
— Ну… это… не буду говорить гадости и, — он тяжело вздохнул, — с домомучительницей буду послушным… до пятницы…
— Иди сюда, — дед протянул руку.
Внук вложил свою тощую ручонку, пожали руки, и дед внезапно притянул его к себе и обнял… мальчишка послушно прильнул к нему, потом дед, тяжело вздохнув, сказал:
— Я решу! Леш, я очень плохой дед?
— Ты? — внук опять почесал макушку, — не, только такой… каменный.
— Ладно, Леш, иди, у меня дела.
— Пока!
И выйдя в приёмную удивился вслух:
— Чё-то меня сегодня обнимают все, и не день рожденья ведь?
Опять поблагодарил Катерину и вприпрыжку побежал к компьютерщикам.
Дед же в волнении заходил по кабинету, так его и застали Палыч с Максом.
— Иван Игнатьич, приветствую! — молодое талантливое дарование как всегда вырядился эпатажно.
— Макс, Макс, ты как мой Лешка одеваешься. Только тот в восемь лет в знак протеста. А ты чего как, прости, петух гамбургский?
— Э, Иван Игнатьич, — нисколько не обижаясь, сказал Макс, — скучным и важным, как, например, Вы, я еще успею побыть, а вот как Лешка…. Уже поезд уходит, так почему бы нет, если душа молодая?
Макс встряхнул головой, и всякие мелкие колокольчики-бубенчики, вплетенные в его тонкие косички, звякнули.
— Меня на фирме кличут «Павлин-мавлин», а я и не против. Так что тут у вас за дело ко мне?
Выслушав, коротко сказал:
— Фигня вопрос! Пока время есть с вашими айтишниками перетру кой чего. А, Лёха, между прочим, крутой пацан!
— Что ты, Игнатьич какой-то встревоженный? — спросил Владимир.
— Знаешь, Калина, я себя удавить готов сейчас, Лёха пришел, весь такой вежливый, причесанный, и так аргументированно просится в эту деревню, Камневку. А меня вдруг накрыло, когда я его обнял: я-идиот, конкретный причем. Я ж не помню когда я с ними говорил, сказку им почитал… — Иван махнул рукой, — он свою такую… птичью лапку, а не руку мне дает, а я внутри волком взвыл — это ж мой, моя кровиночка… Я ж, гад, два года, третий, как их забросил на, вон, воспитательниц… Короче, Калина, поедешь с ними в Камневку или?
— В Каменку, — задумчиво ответил Калинин.
— Да, мать её так, хоть Гранитовка!
Поеду, старлей, поеду, сдается мне, мотаться туда все лето будем! Да, первые данные на подругу Лехину — смотри, я пойду дела заканчивать, Макс уже копытом землю роет поди.
Макс землю не рыл, а вместе с Лёхой и айтишниками уставившись в экран, дружно ржал над мультиком. «Маремьяна, не страми! Не страми перед народом!» — донеслось до Палыча, и он тоже улыбнулся, это был один из его самых любимых мультиков — «Волшебное кольцо».
— Так, рабочий день закончился, чего угораем?
Ответил Макс:
— Палыч, а ведь Лёха нас всех умыл ща, мы всё игры, уровни, а мультики-то какие клёвые из детства. Вон, всей командой угораем, а уж «щас спою!» — и все загоготали.
Лёха, раздуваясь от важности, сказал:
— Мужики, а назавтра я вам ещё сюрприз приготовил, не, не мультики, не скажу. — Ладно, бывайте, я поехал до дому до хаты! — пожав каждому руку, Лёха пошел в гараж, ждать вместе с водителем деда.
Мужики загомонили, собираясь:
— … Мировой парняга растет… жалко будет, если такого парня в заграницы-Лондоны отправят, это ж чисто русский мужик!
Макс сказал Палычу:
— Пошли, что ли?
Получив звонок о том, что Вершков покинул здание, двинулись в его кабинет.
Макс, посвистывая и приговаривая какие-то свои словечки, начал стучать по клаве:
— Смотри-ка, умен… ишь ты… а мы вот так… а-а-а, зараза, от Макса ещё никто в штанах не уходил, все больше в неглиже… Во, готово, десять минут и вуаля! Ай да Максик, ай да сукин сын! Посмотрим-посмотрим… фу, Палыч! Зачем ты коньяк из горла в секретарской у Катерины пьешь? Хорошо, наша чопорная тётка не видит!
— Где? — сунулся Владимир и с удивлением увидел себя с маленькой бутылочкой коньяка.
— А… это мы поминали Тоню с Игорьком всю ночь, Иван-то задрых — на совещании якобы. А меня похмелье мучило, чтоб принять человеческий вид пришлось лечиться. — Это что, компромат на всех и вся?
— Ну, а то! Мальчик ваш оказался с душком. Правильнее, вонючкой. Так, я все скинул на Игнатьича, здесь что, оставляем или?
— Или, Макс, или.
— Так, значицца. Сцуко, мы тебе чичас устроим гросс алярм, — Макс быстро начал манипулировать с компом, и через две минуты сказал, — Вуаля! Восстановлению не подлежит! Вот чё вы будете без дяди Макса павлин-мавлинного делать, а?
— Ой, дядя Макс, пропадём! — на полном серьёзе сказал Палыч.
— Слышь, Палыч. А отдайте мне Лёху в подмастерья. Я из него такого… хакера вылеплю… — монстра, у него мозга подходящая! Скажи Ивану, а?
Макс с детства был безбашенным, всех друзей отца называл на ты и по имени, но, несмотря на его его чудачества, парнишка был обаятельный. Умный, ушлый, отбыв, как он выражался, пять лет в престижном Оксфорде, вернулся домой, объяснив тем, что «тошно там и скучно, они такие зануды, просторов русских не хватает. Толи дело дома, да и рас… здяй я знатный, мне дым отечества нужен.» При всей разболтанности в манере одеваться и прикидываться пеньком, имел острый ум, был не болтлив и мало кто знал, что скрывается за такими вот косичками и многослойными одёжками.
— Вылепишь ты… ещё одного павлина… — проворчал глава охранной службы.
Макс неприлично заржал.
— Не, Палыч. Лёха — мужик ответственный. При детях. Он такие косы себе точно не заплетет, а если серьёзно, то парнишка шустрый, я бы поучил, опять же… — он полез почесать макушку, запутался в косичках, чертыхнулся, — мне самому интересно быть сэнсэем! Я пацанов много знаю продвинутых, а вот на Лехе прям коротнуло, скажи Ивану!
Расстались весьма довольные друг другом.
— Ну, ты, это… — голосом волка из мультика сказал Макс, — заходи, если чё!
— Иван Игнатьевич! — Кристина встречала их едва ли не на пороге, — я хотела бы…
— Потом, всё потом, — быстро проходя мимо, ответил Иван и увидел, как просияло нахмуренное было лицо внука. Лёшка вприпрыжку понесся по лестнице и, оглянувшись, показал спине Кристины средний палец.
Дед разулыбался, так и зашел в кабинет с улыбкой, тут же, постучав, вошла Марья Ивановна, называющая себя — «и швец и жнец и на дуде игрец» — бывшая и за повара, и за экономку.
— Иван Игнатьич, знаю, ведь опять не евши цельный день, и из кабинета тебя не вытащишь, ну-ка, вот, поешь.
— Спасибо, Ивановна. Чё б я без тебя делал?
— Да, ладно, таких как я, вона, пол России. Конешно, это не моё дело, но намедни эта вертихвостка сильно шипела на девчушек, грозилась, что их скоро отправют в какой-то пасион, что ли. А девчушки совсем притихли, зашугала она их, ежели не Лёшка, совсем бы! — она утерла глаза фартуком.
— Она, что, кричит на них?
— Не, шипит как змея. Кричит она только когда Лёшка её доведет, ай храбрый малец, и как он детей защищает, взрослый иной так не делает. Ты, Игнатьич, неуж надумал их отправить?
— Не переживай. Всё будет нормально, разберусь.
— Ну, смотри, только если детишек отправишь куда, я у тебя не остануся.
Он приобнял её за плечи:
— Никуда ты от нас не денешься, нам ещё Лёшку женить, да девиц замуж отдать надо!
— Ну, смотри, я тебе сказала.
Оставшись один Иван произнес:
— Итак, посмотрим, что у Лёшки за подружка объявилась? Так, так, так. Хммм… или очень хитро всё закручено, или на самом деле случайность… Ладно, отпущу в эту деревню детей, но камеру Калине всучу, пусть поснимает, что и как, посмотрим-посмотрим.
Позвонил Калинин, вкратце рассказал, что и как, передал просьбу Макса поучить Лёшку.
Придя в хорошее настроение, дед пошел к детям. В комнате было тихо, он с опаской открыл дверь и увидел, что все трое смотрят сказку «Морозко».
— Дед, тихо, дай досмотреть!
Дед присел на диван, сгреб своих девиц в охапку, посадил на колени и притянул поближе Лёху:
— И я с вами посмотрю чудо-сказку! — Девчушки доверчиво прильнули к нему, а у него опять защемило сердце. — «Я в самом деле дебил, они ж совсем тепла от меня не видят!» — подумал он, ещё ближе притягивая их.
Сказка вызвала восторг, и все трое, блестя глазами, долго делились впечатлениями с дедом, потом дед читал им сказки Пушкина… заглянувшая Марь Иванна с умилением увидела, что дед и внуки уснули, кто где, девчушки с двух сторон прижимались к нему, а Лёха спал в ногах, поперек кровати.
Радостно перекрестившись, на цыпочках пошла вниз, улыбаясь.
— Может, начал оттаивать наш Иван? Дай-то Бог!
Утром в офисе начался переполох, вечером был какой-то сбой, и все программы полетели, программисты с утра взмыленные летали из кабинета в кабинет, настраивая и устраняя неполадки.
Вершков, узнав всё это на посту охраны, бегом рванул в свой кабинет, и там, проверив файлы, долго и нервно матерился:
— Ведь не скажешь же никому, что стерся весь компромат, хитро спрятанный в файлах.
— Сергей, у тебя как, тоже что-то полетело? — в кабинет заглянул Эдичка, програмист от Бога.
— Пока не все проверил, но вроде все на месте, записи-то я каждый вечер дублирую.
— Ну, тогда я побежал к юристам. Там головняка — во! — Эдик провел рукой по шее. — Если что вылезет, то, скорее всего, к вечеру только и освободимся, очень много проблем по всем отделам.
Настроение было на нуле. Ещё добавила бывшая жена, позвонившая с очередной просьбой — денег!
— Я тебе алименты приличные плачу, ни копейки больше с меня не получишь! — взорвался он.
— Гад ты, Вершков, первостатейный, это ведь твоему сыну требуется лечение, очень надеюсь, что Господь тебя накажет за больного ребенка!
Сын родился слабеньким, недоношенным с диагнозом ДЦП. Вершков сразу же устранился, взяв на себя только денежное содержание. Жена же не сдавалась — занималась лечебной гимнастикой, выискивала методики, ездила по врачам и реабилитационным центрам, дома было тяжело, все пропахло болезнью и Вершков малодушно сбежал из их жизни. Ребенок в три года начал ходить, оказалось у него задеты были только опорно-двигательные функции, но был очень маленьким, слабеньким, так что время от времени нужны были поездки в санатории и на море. Вершков же жил неплохо, вспоминая о сыне только когда звонила жена, или начинала ныть мать, которая во внуке души не чаяла и постоянно обитала у бывшей. Вот в таком настроении он и мотался по коридору, не зная, как успокоиться и с кем бы полаяться, и бежавшая к нему навстречу его давняя коллега по аферам и любовница по совместительству, Кристина, получила весь заряд дерьма.
Вершков шипел в своем кабинете — орать было нельзя, услышит ещё кто — что она дура, никак не может затащить старого мужика в постель, хотя они в этом возрасте на молодых клюют, что она ему надоела, что у него и без неё проблем много и т. д.
Кристина выскочила от него вся пунцовая, едва не рыдая, а Калинин, видевший эту ссору на экране, улыбнулся:
— Не рой, как говорится, яму другому… не строй свое благополучие на сиротах!
Валя со двора услышала, что звонит телефон, а пока мыла руки, он умолк. Увидев, кто высветился на экране, быстро набрала номер.
Трубку взяли сразу:
— Алло? — и тут же радостное: — Лошадка-а-а-а!
Валя засмеялась:
— Ежи-и-и-ик! Никак мультик посмотрел?
— Да, и много других! Я в пятницу могу приехать с детьми и Палычем?
— Палыч — это кто?
— Дедов друг и начальник охраны, хороший мужик, я проверял.
— Ладно, сапоги у вас есть резиновые?
— Нужны? Чё у вас там, лужи?
— И лужи, и река.
— Ладно, найдем.
— Лех, ты запомни, что ещё взять с собой, мало ли погода поменяется.
— Ладно, говори… — послушал, а потом, — а из жратвы-выпивки чё надо?
— А ты ещё и пьешь?
— Хи-хи, не, я пока не, но вам, может, надо?
— Не, Лёх, не надо. Конфет вот для бабы Тани захвати, она любит чай пить с конфетами, она тебе понравится. Значит, в пятницу ждем, пироги-то печь, или с вами, когда приедете?
Он посопел в трубку:
— Не, я Палыча попрошу пораньше поехать, дети пусть сами делают, учиться надо. И это… Палычу по телефону расскажи, как быстрее в твою Каменку добраться, он тебя наберет. Ну все, лошадка-а-а, чао-о-о-о!
После разговора Леха развил бурную деятельность, нашли с Марь Иванной сапоги, они оказались малы — ноги-то у всех выросли. Тут же позвонил деду — тот пообещал приехать пораньше и свозить в детский мир — выбрать сапоги всем.
У деда к концу дня состоялся непростой разговор с воспитательницей:
— Я должен Вам сказать, Кристина Викторовна, что мы в ваших услугах больше не нуждаемся, — он вытащил из стола конверт и протянул ей, — тут ваша зарплата и компенсация за от… пуск, запнувшись проговорил он, глядя на её руку, на пальце было надето оч-чень знакомое колечко… — Откуда это у вас?
— Что? А, колечко, девочки Ваши подарили… сказали… это ж бижутерия…
— Они ничего не могли подарить, эта «бижутерия» — кольцо моей жены, как оно попало к Вам?
— Но… — она замялась, — оно лежало в шкатулке у девочек. И я просто… я не знала, я думала, что это чисто безделушка… — мямлила побледневшая Кристина.
Иван набрал телефон Марь Иванны:
— Марь Иванна, возьми Николая и Сергея, осмотрите вещи Кристины Викторовны. На предмет? Бижутерии, соберите все, я подъеду вместе с ней и посмотрю.
На девицу было жалко смотреть.
— Но я…
— Не волнуйтесь так, я отлично знаю все безделушки и украшения жены, потому что покупал и выбирал сам, Ваше никто не возьмет.
Вот так, в сопровождении Ивана и Палыча и приехали домой.
В шкатулке, приобретенной ещё совсем зелёным курсантом, Иваном Козыревым — самый первый его подарок своей девушке, а потом жене, Антонине, лежали несколько колец, цепочка со знаком Зодиака и две брошки его жены, все то, что Иван отдал внучкам, более ценные украшения лежали в сейфе.
— Где нашли?
— В столе у неё, в нижнем ящике.
Иван с брезгливостью во взгляде сказал:
— Я Вам обещаю, что в Москве Вы нигде не сможете устроиться, прослежу лично. Сейчас же собирайте вещи и через полчаса чтобы духу Вашего здесь не было! Николай, проследите, чтобы случайно чужое не прихватила.
Поднялся наверх, одетые дети уже ждали его.
— Ну что, братва, по коням, вперед за сапогами?
— И мороженым, деда! — восторженно добавила более боевая Варвара.
И опять Козырев грыз себя: как же он виноват перед внуками! Два года они были где-то там, далеко, а ведь им, мелким, тяжелее без тепла, вон как щебечут две копии Игоря — Варюша и Веруша, а Лёшка…
Похоже, Игнат Козырев в нем проявился, а дальше будет ещё больше походить на отца Ивана. Игнат, мужик несгибаемой воли, испытал все: войну, плен, штрафбат. Был трижды ранен, последний раз тяжело, но была в козыревской породе какая-то отличительная черта — скорее всего, несгибаемость.
Вот и Лёха…. В шесть лет потерять горячо любивших его отца и бабу Тоню, остаться с оглохшим и закаменевшим от горя дедом и двумя маленькими и плачущими по-любому поводу трехлетними близняшками…
Иван эти два года находился как бы в бронеколпаке, он ни в чем не отказывал детям, но и тепла от него не было, он как робот жил по заданной программе.
Сейчас, сидя в кафе-мороженом, он с умилением смотрел на измазанные и счастливые рожицы девчушек и любовался ворчащим Лёхой.
— Моськи вытрите, поросята, народ же кругом!
— Лёса, — Вера никак не выговаривала буквы «Ш и Ж», — мы зе не доели, доедим — вытремся, знаем зе!
— Верушка, а тебя к логопеду разве не водили?
— Дед, ты чё, не помнишь? Я ж тебе говорил, что врач сказала, к шести годам скажет… ЖЖЖУК, да Вер? — И буркнул деду тихонько, — ты прям как дед Капитон стал, ни фига не помнишь!
Дед взъерошил ему вихры.
— А ты как прадед Игнат, такой же ворчливый!
На что получил ответ:
— Ваша порода, Козыревская, упёртая.
— Откуда ты знаешь? — спросил Иван, — я тебе точно этого не говорил?
— Марианна просветила!
Лёшка с трех лет не называл Марианну матерью, он вообще не реагировал на неё, только когда она была беременна девчушками, иногда подходил, потрогать животик. А когда она родила и понеслось по-новой её уходы, истерики, невменяемость, пятилетний пацан все внимание отдавал сестричкам.
— Да, деда, позорище, внуку в глаза смотреть стыдно!
— Ну что, поехали?
— Поехали, поехали!
Всю дорогу внучки хихикали и шептались.
— Лешка, не подслушивай!
На что Лёшка снисходительно сказал:
— Знаю я ваши секреты, сороки!
Марь Иванне хвалились покупками, мерили самые красивые сапоги, та охала — ахала, хвалила сапоги и навороченные рюкзаки, а сама все прикладывала фартук к глазам.
— Чё ты глаза трешь? — подозрительно уставился на неё Лёха.
— Так надуло, Лёшенька. Намедни выбегла на двор, а ветром и обдало.
— Ты поаккуратнее, не девочка уже, — проворчал Лёха.
И опять все вместе смотрели сказку — «Золушку», и опять уснули вповалку. Утром Иван с удивлением осознал, что последние два дня спит крепко и без снотворного! Внуки лучше всяких лекарств действуют!
Взглянув на часы, дед ошарашенно заморгал.
Проспал! Иван Козырев проспал??? Такого не было с далёкого детства!
Выйдя на кухню спросил негромко:
— Ивановна, ты почему меня не разбудила?
— Уж больно сладко вы все спали, тебе-то, Иван, не меньше, чем ребятишкам, нужно сопение под боком слышать, чай, я жизнь прожила, навидалась всякого. Не волнуйся, я Катерине Ивановне отзвонилась, она сказала — перенесет все твои дела. Ешь вон лучше, вы с Лёшкой два шкелета у меня, никак не откормлю!
А в офисе, в приемной сидел милицейский мужик.
— Чем обязан? — спросил сразу Иван.
— Капитан Березин — уголовный розыск, — представился тот, — мне бы поговорить с Вами!
— Катерина Ивановна, у меня есть время сейчас?
— Да, Иван Игнатьевич, у вас пятнадцать минут, а потом, извините, прибудут финны!
Иван кивнул и пригласил Березина в кабинет:
— Так, в чем все-таки дело?
— Вершков Сергей Леонидович — ваш сотрудник?
— Да, есть такой, занимается обслуживанием камер слежения, а что он натворил?
— Так и натворил? — спросил Березин, капитан явно хитрил.
— Я ваши милицейские ребусы не умею разгадывать, что надо — спрашивайте, времени-то в обрез!
Тот смешался:
— Извините, специфика работы! Вершков сегодня утром найден мертвым у себя в гараже.
— Как?
— Задохнулся. В машине вместе с ним найдена Лямина Кристина Викторовна, вам она знакома?
— Да, до вчерашнего дня была воспитательницей у моих внуков!
— А что же случилось вчера?
— Кража, банальная кража. У меня две пятилетние внучки, и я отдал им кое какие колечки, брошки моей погибшей жены. Вчера увидел на руке госпожи Ляминой кольцо жены, ну и… уволил её.
— Кто это может подтвердить, что она украла?
— Моя экономка и два охранника. Они нашли шкатулку со всеми украшениями у неё в вещах.
— Почему не вызвали нас? — подался вперед капитан.
— Наверное, пожалел, молодая ведь!
— Так, а Вершков?
— Про Вершкова ничего не могу сказать: не сталкивался с ним, знаю, что работу выполнял исправно, про него расспросите начальника охраны Калинина и в отделе кадров.
— Вы разрешите осмотреть его кабинет?
Иван нажал кнопку:
— Катерина Ивановна, Калинина ко мне!
— Да, Иван Игнатьевич, финны прибыли!
— Иду!
В кабинет быстро вошел Палыч.
— Владимир Павлович, вот, пообщайтесь с капитаном Березиным, покажите ему рабочее место Вершкова, я ушел!
Березин тщательно и профессионально осмотрел кабинет, перебрал бумаги и долго фыркал, найдя в нижнем ящике стола большую упаковку с презервативами.
— Шустрый, однако, был мужик!
— Почему был?
Узнав про то, что задохнулись с Кристиной в машине, Калинин как-то задумчиво протянул:
— Надо же, как приспичило, дурная какая смерть!
— Вы были знакомы с воспитательницей?
— Да, стервозная дамочка… хм… была… приходилось ставить на место!
— Это как?
— Вела себя по-скотски с экономкой босса!
— А вы с Козыревым, что, близко знакомы?
— Да, ещё с Афгана!
— Понятно, слушай Палыч, — перейдя на «ты», вдруг сказал Березин, — поспрашивай своих, может что и вылезет, к нам поступила заява, этот ваш Вершков шантажом занимался. Устраивался на работу в солидное предприятие, собирал компромат и начинал шантажировать. Кто-то платил, а кто и… вот не факт что они просто задохнулись, может и помогли им… а может… и впрямь, Божья кара. Так поспрашиваешь, а? Жаль только в этой ситуации ребенка его, там инвалид, ДЦП, папашка-то только алиментами отделывался. Мы ищем подтверждения поступления денег платежей за шантаж — вымогал-то не хило, а у жены его бывшей дома весьма скудненько. Есть же суки, больных детей ограничивают в самом необходимом. А мальчонка такой славный, светлая душа, я много чего повидал, а тут такой изумительный ребенок. Представляешь, только в три года стал ходить, а этот папашка, если что прикупал нужное — лекарства там, обувки специальные, то сумму из алиментов удерживал. Я к чему, ты поговори со своим Козыревым… Может вы его семье хоть единовременную помощь окажете? Менты, говорят, бездушные, может и так, но этот Санька… меня ох как зацепил!
— Поговорю!
Мент ушел, а Палыч, переговорив с благодушно настроенным после удачно завершенных переговоров Иваном, поехал к вдове Вершкова.
Только отъехал от офиса — звонок.
— Да, Лёх, что?
— Палыч, ты Вале моей позвони, спроси дорогу.
— Я сейчас немного занят… слушай, Лёх, поехали со мной, тут в одно место?
— Что за место?
— Да, надо навестить… Лёх, у тебя игрушки ненужные тебе ведь есть?
— Полно!
— Лёшка, что не жалко — собирай. Я подъеду, там пацан маленький и больной, поделишься?
— Да! Пошел собирать.
Подъехав, Калинин увидел, как Николай вытаскивает на крыльцо большую коробку, а вторая такая же уже стояла рядом, тут же суетились все три Козырёнка.
— Дядь Вова, а девочек там нет, а то мы и кукол бы отдали.
— Нет, Варюш, там только мальчик, Санька!
— А ты нас с ним познакомишь?
— Ну, если Леха одобрит, то конечно, я смотрю, Алексей Игоревич, ты собрался основательно?
У Игоревича в руках был большой пакет.
— Да! Девки, марш домой, собирайтесь, завтра с утра поедем, да, Палыч?
Поплутав в улочках, пара улиц оказалась перекопанными, наконец-то подъехали к пятиэтажной хрущёвке, позвонили в домофон, им, даже не спрашивая ничего, открыли, и поднявшись на третий этаж, позвонив в звонок, ждали хозяев.
Дверь открыла пожилая, заплаканная женщина, Палыч представился. Сказал, что с работы Вершкова, она посторонилась, пропуская их в совсем бедную квартиру.
Лёшка с изумлением рассматривал обстановку — какая-то старая стенка, диван, стол с парой стульев, небольшой телевизор, а в углу явно детский спортивный уголок с турником и шведской стенкой и каким-то тренажером.
Вышедшая с кухни молодая, вся какая-то замученная женщина спросила:
— Простите, Вы кто?
Палыч открыл рот, а из за женщины, потеснив её, выглянул худенький-худенький мальчонка. И уставился на них огромными удивленными голубыми глазищами:
— Мальчик, ты ко мне пришел?
Мальчик кивнул и сказал:
— А то! Меня Лёха зовут, а тебя?
— Мамочка, — звенящим голоском закричал мальчик, — ко мне Лёха пришел, значит, у меня теперь друг будет, настоящий? — он подошел к Лёхе и, протянув прозрачную ручку, сказал, — а я Санька!
— Санька, мы тебе игрушек привезли, там, правда, могут и поломанные быть, не успел перебрать, ты тогда их выброси, ладно?
У мальчонки ещё больше расширились глаза:
— Мне, игрушки? — он повернулся к пожилой женщине, — Баба Лена!
Палыч с повлажневшими глазами сказал:
— Я сейчас принесу!
Лёшка же отдал пакет стоящей в оторопи женщине:
— Мы с Ивановной кой чего собрали, на чай, Вы там разберите, а мы с Санькой поговорим по-мужски.
Санька взвизгнул от радости и потащил Лёху к уголку:
— Смотри, что мне недавно подарили, мам, кто?
— Спонсоры, сыночек, — произнесла отмершая женщина.
— Это чтобы мои ножки совсем хорошо ходить стали!
С грохотом ввалился Палыч, а за ним ещё какой-то мужик с коробкой. Оказалось, сосед шел домой и помог вторую коробку занести.
Как радовался мальчик, он без конца — вынимая очередную игрушку — машинку, трактор, динозавра, робота — восклицал:
— Уяя! — обнимал Лёху и очень аккуратно и бережно расставлял игрушки.
Баба Лена, заплакав, ушла на кухню.
Палыч боролся с желанием что-то расколотить, и жалел, что уже нельзя разбить морду папашке Вершкову…. Пошел на кухню, где суетилась Санькина мама. — Давайте хоть познакомимся:
— Владимир я, Лёшка — это внук моего друга и директора фирмы, где работал ваш… Вершков.
— Я Елена Сергеевна, — отозвалась пожилая, — мать Сергея.
— Марина, — коротко сказала молодая. — Владимир, как-то неловко, вы столько привезли, этот мальчик, Лёша. Он такой взрослый, не по возрасту, по рассуждениям.
— У него две сестры пятилетние, двойняшки. Он их детьми зовет, привык быть старшим. Я вас попрошу, составьте список всего самого необходимого для мальчика, мы, скорее всего, возьмем шефство над вашей семьей.
— Милок, нам бы Марине какую-никакую работу, хоть курьером, Санечка наш теперь самостоятельный стал, я с ним посижу, управлюсь, а вот на две пенсии не потянем мы. Марина-то ведь красный диплом имеет, вот только стаж работы маленький, до декрета всего и работала, а потом вот Санечку выхаживали мы.
— Что у вас за специальность?
— Инженер-механик!
Палыч удивился:
— Не женская специальность!
— Да как-то вышло так, с детства собирала и разбирала всякие механизмы и в 10 классе уже мелким ремонтом машин подрабатывала.
— Скорее всего, мы сумеем подобрать Вам работу, сколько Сане лет?
— Семь вот будет через месяц, мы этот год пропустим, немного ещё окрепнуть надо, а на следующий год в школу пойдем.
Бабуля потихоньку пошла в комнату, посмотрела на мирно играющих детей, вернулась и сказала:
— Вот ведь как, горе и радость рядом идут, сынок он мне был, да только хуже чужого. А вот Марина — дочкою стала, настоящей. А тебе, милок, за Санечку нашего, земной поклон.
— Э-э-э, Елена Сергеевна, я ещё ничего не сделал!
— Сделал, милок, сделал, ты посмотри, он же колокольчиком звенит! На улице-то дети не особо с ним играют, им бегать надо, а наш пока не может, так пробежит немного и все, ножки-то пока слабые. Вот он или с девочками играет, или смотрит на ребятишек. А тут настоящий такой друг, он же теперь неделю будет всем рассказывать с восторгом, что у него есть Лёха!
Немного посидели, попили чаю и, видя, что Санька упорно борется со сном, собрались уезжать.
— Лёша, а ты ко мне правда-правда приедешь ещё?
— Не боись, мелочь, приеду, вот съезжу на выходные в деревню и приеду! Ты смотри, не кисни без меня!
— Что ты, что ты, он же теперь от игрушек не отойдет, когда киснуть-то, на улицу не выгонишь! — сказала баба Лена.
— Санёк, чтобы гулять ходил, проверю!
Поехали в офис и доложили деду так:
— Там, дед, совсем плохо живут, у них телевизор — отстой, диван такой страшный, короче, всё убитое, а Санька мировой мужик, только очень бледный и слабенький, я хочу его с детьми познакомить! Ты с Палычем порешай, я вот подумал: у нас же никто пока родиться не сможет — давай ему мои маленькие вещи отдадим, а то Марь Иванна всю кладовку ими забила, для кого бережет?
Дед ухмыльнулся:
— Лёш, она для твоих детей собирает!
— Ага, когда они будут-то? Да и не хочу я жениться, буду вон, как Палыч, до пятидесяти лет холостой. Пойду я к мужикам схожу!
— Тут разведка донесла, что вы в рабочее время мультики смотрите.
— Брехня, смотрю только я, мужики после пяти подтягиваются! А разведке своей, стукачу рыжему, скажи, зазря пусть не треплет чё попало!
— Лёш, зайди к ФФ и попроси её ко мне сейчас же прийти!
— Ладно!
— Давай, Палыч, дождемся Фелицату Фёдоровну и вместе продумаем, как быть.
Главного бухгалтера с экзотическим именем Фелицата Козырев нашел… на рынке. В далекие уже девяностые он чисто случайно остановился у лотка с китайским ширпотребом, где худая востроносая тетка-продавец под восторженные выкрики окружающих, как семечки, щелкала вопросы на умножение и деление. Подождав, пока зрители разойдутся, Козырев подошел к ней поговорить. Она сначала послала его, затем все-таки согласилась после смены пойти в ближайшее кафе. Тогда-то и узнал Иван, что будучи болезненно честной, ехидной до ядовитости, Фелицата, имея два высших образования в эти дебильные времена не смогла сработаться с новыми русскими хозяевами. Она категорически оказывалась вести двойную, а то и тройную бухгалтерию, за что и указывали ей на дверь. В конце-концов, плюнув на все, пошла работать на рынок.
Козырев долго уговаривал её пойти к нему в тогда ещё только начинающую вставать на ноги фирму. Это сейчас у фирмы были филиалы в десяти крупнейших городах, заключены многомиллионные контракты, а тогда ютились в двух комнатках. Фелицата была скрягой, ругалась и тряслась за каждый рубль, ругались они с Иваном часто, но это не мешало им дружно и сплоченно работать.
Многие завидовали его финдиректору, предлагали Фелицате во много раз вышеоплачиваемую работу в солидных банках и корпорациях, эта же ехидна всем отвечала одинаково:
— У меня характер скверный, я неуживчивая, скупая старая дева, а господин Козырев меня устраивает!
Одна слабость у неё все-таки была — Лёшка. Его она обожала! Когда Марианна, мать Лёшки, будучи под хорошим кайфом, просто потеряла его на Чистых прудах, а неизвестно зачем — как она сама потом удивлялась — забредшая туда Фелицата, увидела зареванного и чумазого Лёшку, которого за руку уводила цыганка… у неё вскипело бешенство. Ни секунды не раздумывая, она огрела зонтом с большой ручкой эту «гадину», схватила Лёшку и, крича во всё горло — «Милиция! Милиция!» — потащила его к ближайшей стоянке такси.
Дома у Козыревых она застала бедлам: Игорь тряс невменяемую, глупо улыбающуюся жену, Тоня сидела на диване, не в силах подняться, Иван с Калининым садились в машину, собираясь ехать искать внука.
Зареванный, намерзшийся Лёшка, пригревшись, уснул у неё на руках, так она и появилась в Лёшкиной жизни, он нежно звал её наедине — Феля, обожал ходить к ней в гости, она пекла для него свой фирменный торт, в общем, любовь была взаимная.
А маленький Козырев с трехлетнего возраста невзлюбил цыганок и мамашку свою. Та же, будучи уже беременной, чудом выносив девчушек, скатывалась все ниже и ниже. Не помогло и дорогостоящее лечение от наркозависимости в Германии, и в какой-то момент она просто исчезла, оставив грудных девочек во дворе дома на охранников. Потом уже, после гибели Игоря и Тони в авиакатастрофе, Ивану пришло официальное уведомление о её смерти от передоза почему-то аж из Иркутска.
Вот и сейчас, едва зайдя в кабинет, финдиректор тут же выдала:
— Свободных денег нет!
— Подожди, Фёдоровна. Послушай Палыча. Потом уже ворчи!
— На вас не ворчать, так все по ветру пустите!
Калинин обстоятельно рассказал как и что — дотошная Фелицата долго выспрашивала подробности.
Потом заставила его позвонить Березину, который, к счастью, оказался на месте.
— Да, есть квартира однокомнатная в Перово, владелец Вершков, никто больше там не прописан, да осматривал, да полностью упакованная.
Калинин, включивший громкую связь, чтобы Иван и ФФ слышали все сами, выругался, ему же вторил Березин:
— Я когда после его однушки увидел, где обитают жена с больным Санькой, тоже матерился, хотелось Вершкова ещё раз прибить! Одно радует — через полгода у малыша жилье появится нормальное, моя б воля — завтра же туда их перевез. Вот так. Ну ладно, бывай!
— Ну что, Фелицата Фёдоровна, как решим? То что похороны за наш счет — однозначно, а остальное? Палыч, вон, предлагает мальчику до 18 лет выплачивать какое-нибудь пособие, есть же у нас статья расходов на благотворительность? И надо бы малыша с бабулькой после похорон в санаторий матери и ребёнка отправить, помнишь, где мои девчушки были, под Звенигородом? Лешка тогда хвалил, ему там понравилось, а Вершковым это необходимо!
Козырев специально упомянул Лёшку, зная что у ФФ сразу тает сердце.
— Ну, а с матерью, думаю, пусть идет в наш гараж, пока слесарем, если Кириллов одобрит, и она, действительно, понимает в машинах, то пусть и работает механиком, машинный парк у нас большой, работа всегда есть.
— Иван Игнатьич, к Вам Алексей Игоревич просится! — раздался голос Катерины.
— Да, пусть заходит! Смотри, какой у меня становится воспитанный внук!
Калинин хмыкнул:
— Это только начало, он у нас…
— Дед, я совсем забыл, — заскочил Лёшка, — вот бы Саньку… о, Фелицата Федоровна как раз тоже здесь… а давай их в тот санаторий отправим, где дети были, мне там понравилось, а то бабульку так жалко-жалко!
Дед развел руками:
— Вот и адвокат Вершковых!
Лёшка подсел к Феле, та его тут же обняла.
— Решим, Лёш, решим, только мне бы самой надо всё увидеть, поговорить, ты ж знаешь какая я дотошная.
— Честно? — Лёшка посмотрел на неё, а потом на мужиков.
— Ну, а как ещё?
— Феличка, я от тебя учусь, думаешь, чего домомучительница бесилась? Я, как ты, старался её колупнуть.
— Хитрюга ты мелкая, — чмокнула его в щёку Феличка, — когда к Вершковым съездим, ты же все равно поедешь со мной?
— Я в выходные занят — в гости поеду, давай в понедельник?
Дед хмыкнул:
— Вот, всё без меня решили, я тут как бы для мебели.
— Дед, не кипиши, я тебя тоже люблю! Пойду, у меня там фильма на стопе стоит.
— Опять всякую муть смотришь? — проворчала Фелицата.
— Не, я сейчас фильму сильную смотрю «Финист-ясный сокол».
— Дело! — одобрила Феля, — давно пора, а девчонкам показывал?
— Ты отстала от жизни, каждый вечер! Я пошёл, всем пока!
— Слушай, Иван Игнатьевич, а ведь парень-то у нас совсем вырос, глянь, какой дипломат! И время подгадал прийти, когда Фелицата Фёдоровна здесь, и тебе сиропчику налил, мужик!
Палыч покачал головой:
— Как говорил мой любимый герой Таманцев, Лёха-мозгА!
— Значит, завтра созваниваемся с Вершковыми, выделяем им в помощь Титову с машиной, чтобы все успели за день, а ты, Палыч, когда собираешься ехать? — подвел итог Козырев.
— Лешка вообще с утра хочет, а я ж ещё и не позвонил, спросить про дорогу-то, старый стал, забывать начинаю.
— Одна я у вас молодая, полная сил, в мои-то шестьдесят семь!
— А то, раз у Лёхи в друзьях, то значит совсем зеленая ещё.