Няня Боссов Братвы

ГЛАВА 1: ДОЛГ КРОВЬЮ

ДМИТРИЙ

Черт возьми. Александр швыряет досье на стол, фотографии разлетаются как конфетти, только это не гребаная вечеринка. Николай наливает еще одну рюмку водки, лицо у него такое каменное, какого я еще никогда не видел. Я смотрю на фотографии предателя. Нашего предателя. Его дочь, эта невинная пешка, смотрит с фотографии в блаженном неведении.

— Не могу поверить, что Сергей сделал это, — бормочет Александр, проводя пальцами по волосам. — Предал своих же.

— Вопрос в том, что нам с ней делать? — Николай машет рукой на фотографию маленькой девочки. — Не можем же мы просто бросить ее в море.

— Я предлагаю оставить ее у себя. — Мои слова повисают в воздухе, как дым от пушки. — Она будет, как символ. Постоянное напоминание о том, что происходит, когда кто-то нас наебывает.

Николай допивает водку, и со звоном фыркая опускает стакан.

— Оставить себе трехлетнего ребенка? Ты хоть что-нибудь знаешь о детях?

Я делаю глубокий вдох, сжимая кулаки.

— Все, что я знаю, это то, что он ублюдок, и он настоящий ублюдок, и отчасти эта наша заслуга. Это мы, блядь, виноваты в том, что Сергей сошел с рельсов.

Александр вклинивается.

— Виноваты? Ты хочешь сказать, что мы подтолкнули его к предательству? Бред какой-то.

— Правда? — Отвечаю я. — Мы знали, что он нестабилен, эмоционально скомпрометирован. Мы держали его рядом, потому что он был полезен.

Николай наклоняется ко мне, свирепея.

— И что, Дмитрий? Ты теперь хочешь золотую звезду за признание того, что мы облажались?

— Нет, — огрызаюсь я. — Я хочу, чтобы мы все исправили, начиная с нее. Она невиновна во всем этом хаосе. Мы в долгу перед ней.

Александр, обычно отличающийся ледяной крепостью, внезапно вспыхивает.

— Ладно, делайте что хотите. Я ухожу отсюда. Бастард предателя — не моя обязанность.

Он резко встает, откидывая стул, и выходит из комнаты. Дверь захлопывается за ним с грохотом, который долго не стихает. Я смотрю на пустое пространство, которое он оставил, потом на Николая.

— Ну, блин. Похоже, теперь мы остались с тобой вдвоем в этом дерьме.

Николай наполняет свой стакан, смотрит на него, потом решает отказаться и ставит его обратно.

— Александр придет в себя. Он просто… Он же Александр. Но это не решает нашей насущной проблемы. Что нам теперь делать?

Мы оба поворачиваем головы к девочке, которая плачет уже, кажется, целую вечность. Она уже тише, увлеченно смотрит какой-то мультик по телевизору, который мы для нее поставили.

Николай с лицом с суровыми углами и глазами грозового неба, поднимается со стула. Даже в этой суматохе он выглядит так, будто вышел из чертового журнала GQ: приталенный костюм, четкая линия челюсти.

Он подходит к ребенку, опускается на колени, но держится на почтительном расстоянии. Ребенок отшатывается, может быть, от приторного запаха сигаретного дыма, который прилип к нему, а может быть, от шрама, растягивающегося по его щеке, как боевой флаг.

— Посмотри на меня, девочка. У тебя есть родственники? Бабушка? — Его голос мягче, чем я когда-либо слышал, но все же со стальными нотками.

Она качает головой, крошечная рука сжимает коробку с соком. У нее течет из носа, и впервые на меня обрушивается вся тяжесть этой ситуации.

Я наблюдаю, как в глазах Николая, обычно таких жестких, мелькает что-то, что я не могу определить. Сожаление? Сомнение? Что бы это ни было, оно исчезает в одно мгновение, погребенное под слоями застывшей решимости.

— Значит, она действительно одна, — бормочет Николай, вставая и возвращаясь к столу. — У нас есть над чем поработать.

— Да, — соглашаюсь я, закрывая телефон и кладя его на место. — Определенно есть.

Как раз в тот момент, когда Николай собирается сесть, его телефон пиликает. Уведомление. Странно, учитывая, что парень почти никогда не смотрит на свой телефон во время наших встреч. Наверное, что-то срочное. Или женщина. У Николая список завоеваний такой же длинный, как и судимости.

— Слушай, Дмитрий, — наконец говорит он, взглянув на телефон выключая его. — Она останется, по крайней мере, пока мы не выясним, есть ли у нее живые родственники. Кроме ее матери.

— А как же служба опеки? Думаешь, они просто проигнорируют внезапно осиротевшего ребенка? — Спрашиваю я.

— К черту службу опеки. Они все равно не найдут никого с фамилией Кузнецов, — возражает он. — Кроме того, нам, наверное, стоит сначала найти информацию о ее маме. Может, у нее есть родственники с той стороны.

Он прав. К худу или к добру, но этот ребенок пока что останется с нами.

— Хорошо, — говорю я, откидываясь на спинку стула. — Мы оставим ее, но сделаем это правильно. Начнем с поиска чертовой няни.

Николай постукивает пальцами по столу, демонстрируя необычное нетерпение.

— Пока ты этим занимаешься, убедись, что та, кого ты наймешь в качестве няни, не связана ни с кем из наших соперников. Последнее, что нам нужно, — это еще одно предательство. А еще убедись, что она сексуальна или что-то в этом роде.

Я поднимаю бровь.

— Сексуальная? Ты планируешь соблазнить няню, серьезно?

Он закатывает глаза.

— Не будь идиотом. Это просто предпочтение. Помогает… моральному духу.

— Моральному духу? Мы что, управляем детским садом или борделем? — Я ухмыляюсь, но понимаю, о чем он. Эстетически приятные лица действительно имеют свой собственный бренд комфорта.

— Детский сад, бордель, все это одно и то же дерьмо. И то, и другое хаотично и в конечном счете дорого тебе обойдется, — говорит он, откинувшись на спинку стула.

Я хихикаю.

— Ладно, пусть будет горячая, неаффилированная няня. И если у Александра есть проблемы с этим, он может идти к черту.

Николай поднимает глаза от своего телефона и ловит мой взгляд.

— Она не должна ничего узнать о нашем бизнесе, Дмитрий. Мы также должны быть уверены, что та, кого мы наймем, будет нам предана.

Я вздыхаю.

— Насколько сложным может быть нанять гребаную няню? Мы же не в ЦРУ набираем.

Николай фыркнул.

— Может, и сложно, учитывая нашу сферу деятельности.

Я делаю паузу, размышляя.

— Нам нужен кто-то невинный. Может быть, кто-то только что из колледжа, лет двадцати. Кто-то, кто ничего не заподозрит.

Николай ухмыляется — редкое зрелище.

— Невинная и наивная, но достаточно умная, чтобы позаботиться о ребенке. Мне это нравится. Так меньше шансов, что она сунется туда, куда не следует.

— Именно так, — соглашаюсь я. — Но найти идеальный баланс невинности и компетентности будет нелегко. Нам нужно будет тщательно проверить ее.

Он кивает.

— И быстро. Время не на нашей стороне, особенно с учетом того, что Александр ведет себя как мудак во всей этой ситуации.

— Поверь, я в курсе, — говорю я, чувствуя тяжесть тикающих часов. — Я начну поиски сегодня вечером. Самое позднее — завтра.

— Хорошо, — говорит Николай, закрывая телефон и откладывая его в сторону. — Потому что, хотим мы того или нет, мы — все, что есть у этого ребенка.

Я киваю. Это суровая правда, но тем не менее правда. Мы — ее единственный выход.

Я наклоняюсь вперед, сцепив пальцы.

— И еще, что, черт возьми, происходит с Александром? Почему его так беспокоит трехлетний ребенок?

Николай качает головой.

— Не делай вид, будто ты ни хрена не знаешь. Ты знаешь его всю свою жизнь.

— Это опять про Сергея? — Спрашиваю я.

Николай вздыхает.

— Он все еще думает, что Сергей был невиновен или что-то в этом роде.

Я хихикаю, насмехаясь над абсурдом.

— О, как трогательно. Каменно-холодный Александр жалеет Сергея, прямо перед тем, как пустить ему пулю в голову. Дай угадаю, он заглянул ему в глаза, когда нажимал на курок, чтобы разобраться в душе?

Николай ухмыляется.

— Что-то в этом роде. Но не делай вид, что ты удивлен. Александр может быть холодным, но он не лишен эмоций. Просто он скрывает их лучше нас.

— Верно, — признаю я. — Но что у него с ребенком? Какое-то неуместное чувство вины перед Сергеем, или за этим кроется нечто большее?

Николай пожимает плечами, его глаза немного темнеют.

— Может быть, это чувство вины. А может, ребенок напоминает ему об уязвимых местах, с которыми он не хочет сталкиваться. С Сергеем был выбор. С этим ребенком — нет.

Я киваю, обдумывая его слова. В жесткой внешности Александра всегда были трещины, пусть и небольшие.

— И что? Мы просто позволим ему вариться в своих собственных эмоциональных потрясениях, пока мы разбираемся с этим?

Николай вздохнул.

— У нас нет времени быть его психотерапевтами. Он либо согласится, либо нет. У нас сейчас есть проблемы поважнее.

Я согласен, но это тревожит. Эмоциональное состояние Александра может стать помехой, и последнее, что нам нужно, это еще одно осложнение.

— Хорошо, давай сосредоточимся на поиске идеальной няни. И, может быть, присмотрим за Александром, на всякий случай.

Николай берет телефон, предположительно для того, чтобы возобновить бесконечный поток сообщений.

— Согласен. У нас все должно получиться, с Александром или без него.

— Да, — говорю я, глядя в сторону зоны, где ребенок сейчас спокойно смотрит телевизор. Она погрузилась в мир мультфильмов, не обращая внимания на царящий вокруг беспорядок. — Мы — все, что у нее есть. Давай не будем все портить.

У меня в голове полный бардак, шестеренки крутятся без остановки. До рассвета нужно уладить кучу дел. Конечно, у нас есть основы, но с появлением ребенка все меняется. А наем няни? Это еще один слой ада. Мы не похожи на те мафиозные семьи, которые похищают или шантажируют людей. Та, кто возьмется за работу няни, должна искренне заботиться о девочке, но при этом быть достаточно дисциплинированной, чтобы выполнять приказы без лишних вопросов.

Пока я размышляю над этим, у меня пиликает телефон. Моя мать — мне действительно, черт возьми, нужно сменить рингтон — звонит мне со всей своей пронзительностью.

— Мошенники? — Спрашивает Николай. В последнее время ему приходят странные сообщения. Он наверняка подумал, может, я в той же лодке.

— Нет, всего лишь мама, — говорю я и не беру трубку. У меня и так хватает забот, не добавляя к ним еще и материнские придирки.

Я переключаю свое внимание на Ника.

— Нам нужно держать это в тайне. Никто за пределами этой комнаты не должен знать о ребенке.

Мы не можем позволить людям узнать, что у нас есть мягкая сторона, в конце концов. Мы не благотворительная организация, усыновляющая бездомных. Мы — чертова Братва.

Ник понимающе кивает.

— Чем меньше людей знает, тем лучше. Свободные губы топят корабли.

Но потом он вскидывает бровь.

— Так как же, черт возьми, нам найти няню, не вызывая подозрений? Ради всего святого, мы же не можем просто разместить объявление.

Я ухмыляюсь.

— У Грейс сеть не только внутри Братвы. У нее есть уши и глаза и в гражданском мире. Я предупрежу ее, и она найдет нам кого-нибудь, кто действительно сможет выполнить эту работу.

Он кивает. У нас есть план, но все не так быстро.

Я делаю паузу, затем повышаю голос и кричу девчонке.

— Эй, как тебя зовут?

Она поворачивается и смотрит на нас большими глазами. Пустыми глазами.

— Да ладно, это самый простой вопрос на английском, — бормочет Николай.

Разочарованный, я перехожу на русский.

— Kak tebya zovut.

И тут она говорит, ее голос едва превышает шепот.

— Алина.

Наступает тишина, наполненная лишь тяжестью ее единственного слова.

— Алина, — повторяю я, позволяя ее имени повиснуть в воздухе. Это момент ясности среди хаоса. — Хорошо, Алина. У нас есть работа, не так ли?

Николай смотрит на меня, потом на Алину.

— Да, есть. У нас, блядь, очень много работы.

Алина. Маленькая кроха, такая невинная.

Как она оказалась втянута в наш поганый мир?