Няня Боссов Братвы

ГЛАВА 14: НА ОДНОМ ДЫХАНИИ

ДМИТРИЙ

Передо мной стоит Николай, и по его челюсти я вижу, что он готов к бою. Наши жизни висят на волоске, отмеченные тенью, которую мы стали называть «отмороженный». Время ускользает из наших пальцев, и с каждым тиком часов мы становимся на шаг ближе к могиле, которая была вырыта специально для нас.

— Это ты мне говоришь? — Я бросаю ему вызов, мой голос — низкий рык.

Николай насмехается:

— А что? Это ты здесь играешь в детектива, а я пытаюсь защитить то, что принадлежит нам. Думаешь, я могу наслаждаться роскошью, пока мы прижаты спиной к стене?

Я фыркнул.

— Это ты развлекаешься на яхтах, а мы тут, по шею в воде, пытаемся выяснить, кто такой этот гребаный «отмороженный».

Его лицо темнеет, в глазах зарождается буря.

— Это я развлекаюсь? А еще я тот, кто постоянно получает смертельные угрозы. Не ты, не Александр. Мои люди были убиты прошлой ночью. Двадцать жизней, Дмитрий. Двадцать!

Он уже кричит, и я вспыхиваю от гнева из-за его намека.

— Ты говоришь так, будто это были только твои люди. А если говорить об Александре, то, где он, мать его, находится? Его не было всю ночь.

Николай вскидывает руки вверх.

— Откуда мне, блядь, знать?

Я тяжело вздыхаю, борьба вытекает из меня.

— Я пойду за Эммой. О чем ты думал, оставляя ее в квартире одну?

Мы все запутались в этой паутине, и теперь Эмма оказалась в самом центре. Мы должны защищать ее, но сами едва держимся на ногах.

Вдруг через парадную дверь входит Эмма с Александром.

Она не встречает нашего взгляда, почесывая голову, словно пытаясь физически избавиться от неловкости.

— Привет, Эмма, — прорезает тишину голос Николая, его тон нейтрален, но глаза следят за каждым ее движением.

— Привет, — тихо отвечает она. — Я пойду проверю Алину.

— Алина спит, — вмешиваюсь я, прежде чем она успевает убежать.

Она замирает на месте, и в этот момент я почти слышу, как бьется ее сердце в густой тишине.

— Тогда… Я пойду в свою комнату, — решает она и направляется к двери.

Николай поворачивается к Александру.

— Где тебя носило, Александр?

Александр не вздрагивает.

— Я защищал Эмму, которую, надо сказать, ты оставил одну в ее квартире.

Эмма останавливается в дверях, спиной к нам, молчаливый зритель разворачивающейся драмы.

Николай фыркает.

— Защищал? Или ты дал ей еще один повод бояться нас?

Александр резко поворачивается, его взгляд подобен стали.

— Твой способ заставить ее чувствовать себя в безопасности включает в себя твою постель?

Лицо Николая напрягается, мышцы на челюсти работают.

— То, что мы с Эммой делаем…

— Дело не только в тебе и Эмме, — перебиваю я, вмешиваясь, пока все это не переросло в полномасштабную ссору. — Это касается всех нас. Это касается Алины.

Александр складывает руки.

— Смотрите, кто говорит.

Я чувствую, как жар поднимается по моим щекам от его слов. Он прав — я не любитель говорить, но сейчас не время показывать пальцем. Речь идет не только о наших личных чувствах или промахах.

— Послушайте, — говорю я, обращаясь к ним обоим, — мы в этом вместе, нравится нам это или нет. Наш выбор, наши действия, они влияют не только на нас, они влияют на Алину, они влияют на Эмму. Они затрагивают саму землю, на которой мы стоим.

Дверь захлопывается со звуком, который эхом отдается в тишине, как выстрел, — знак препинания к выходу Эммы.

— Я пойду поговорю с ней, — говорю я, уже направляясь на звук. Речь идет не только о том, чтобы разгладить взъерошенные перья, речь идет о том, чтобы сохранить нас вместе, когда, казалось бы, все стремится разорвать нас на части.

Голос Александра следует за мной, в нем звучит цинизм, похожий на пощечину.

— Да. Поговори.

Что, черт возьми, с ним сегодня не так?

Я иду к комнате Эммы. Я колеблюсь секунду, прежде чем открыть дверь и шагнуть внутрь.

— Эмма, — начинаю я, и это имя кажется мне одновременно знакомым и чужим.

Она не поворачивается, чтобы посмотреть на меня, ее голос напряжен.

— Что тебе нужно, Дмитрий?

— Александр обидел тебя?

Ее смех полый, горький.

— Это теперь стандартное приветствие? Оценивать различные способы, которыми вы, парни, можете причинить мне боль?

Я вздрагиваю от этого обвинения, понимая, что она говорит не только о физическом ущербе.

— Эмма, это нечестно.

Она поворачивается, ее глаза ищут мои.

— Нечестно? Расскажи мне о честности, Дмитрий. Почему ты не рассказал мне о Сергее?

— О ком? О… Николай, конечно.

Она скрещивает руки.

— Ты мог бы сказать мне правду, а не держать меня в неведении. Я думала, мы должны доверять друг другу.

Я делаю шаг к ней, чувствуя, как боль и гнев сжимают мою грудь.

— Я не знал, как сказать тебе, не причинив боли.

Она качает головой, в ее глазах вспыхивает нечто, опасно напоминающее ненависть.

— Ты не можешь решать, что для меня лучше, Дмитрий. Ты не можешь держать меня в неведении только потому, что тебе так проще.

Я пристально смотрю на нее.

— Ты действительно думаешь, что я так поступаю?

Ее рот сжался в плотную линию, в глазах плещутся покорность и боль.

— А что еще я должна думать?

— Есть вещи, о которых ты до сих пор не знаешь, Эмма.

Она поворачивается ко мне лицом:

— Например? Просвети меня.

Я медленно выдохнул:

— Александр и Николай не хотят этого признавать, но сейчас мы в большой опасности. На днях на нас было совершено нападение, и…

Она прерывает.

— С Алиной все в порядке?!

— Да, да, с Алиной все в порядке. Она сейчас в своей комнате, спит.

Эмма опускает плечи, облегчение на мгновение овладевает ею, а затем в ее глазах снова появляется борьба.

— А как же мы? Как насчет тех, кто охотится за тобой… за всеми нами?

Я сокращаю расстояние между нами, потребность защитить ее от всего, что грядет, почти непреодолима.

— Мы делаем все возможное, чтобы обезопасить всех. Но Эмма, ты должна понять, это не игра. Это жизнь или смерть, и ты сейчас находишься в центре событий, хочешь ты этого или нет.

Она смотрит на меня ровным и непоколебимым взглядом.

— Каков план?

— План в том, чтобы положить этому конец. Выяснить, кто такой «отмороженный», и остановить его до того, как он снова сможет причинить кому-то из нас вред. А ты, ты должна оставаться в безопасности, Эмма. Ты можешь сделать это для меня?

Она кивает, в ней промелькнула прежняя Эмма.

— Для Алины, — поправляет она, и я не могу не кивнуть в знак согласия.

— Для Алины.

Наши лица находятся на расстоянии дюйма друг от друга. Ее дыхание учащается. Я могу сосчитать веснушки, пляшущие на ее носу, и почувствовать, как ее дыхание смешивается с моим. Я наклоняюсь, и мир сужается до пространства между нами.

Дверь распахивается. Александр стоит на пороге, его взгляд пронзает густой воздух.

— Я просто хотел проверить, как ты, — говорит он ровным голосом.

Эмма тут же отступает назад. Глаза Александра перебегают с нее на меня. В одно мгновение жар от нашего почти поцелуя исчезает.