Няня из газеты

23 Джульетта

Месяц спустя

— Не могли бы вы втроем перестать ссориться? Господи, я больше не могу! — кричу я, качая головой. Джудит, Глэдис и бабушка последние тридцать минут ссорятся из-за фамилии уборщика. Джудит говорит, что это Томас, а Глэдис настаивает на том, что это Ричардсон, а бабушка уверена, что это Рокфеллер.

Все трое ошибаются. Это Миллер.

Спросите меня, почему это важно? Это не так. Но здесь было довольно тихо и скучно, и этим троим нужно какое-то развлечение.

Наша традиция воскресного утра вернулась, и она вернулась с треском. Прошел целый месяц с тех пор, как я ушла от Лиама. В течение этого месяца я не разговаривала ни с ним, ни с девочками, и мне до сих пор больно, как и в первый день. Если не больше сейчас, теперь, когда у меня было время осознать и укрепить, что это моя новая жизнь

Вернувшись в закусочную, работая в ночную смену или любую другую смену, которую я могу получить на данный момент, поскольку Гэри еще меньше относится к Команде Джульетты, чем он был до того, как я уволилась без предупреждения. Я удивлена, что он принял меня обратно, но если бы я должна была предположить, что мои друзья имели к этому какое-то отношение.

Все сильно отличается от того, что было несколько месяцев назад, потому что я смотрю в будущее и решила не зацикливаться на прошлом. Я снова поступила в школу и получила всю свою финансовую помощь. Судя по всему, я имела право на большее количество грантов, чем знала, и это помогло мне оплатить обучение в течение года. И поскольку я никогда не тратила свои доходы от Лиама, я смогла оплатить годовой счет бабушки за Эвервуд, так что это не будет проблемой.

Со стороны, глядя внутрь, я думаю, все выглядит так, как будто они смотрят вверх. Но каждый день я хожу с темной, тяжелой тучей над головой. Прошел месяц, и я знаю, что время все лечит, но я думаю, что это, наверное, дерьмо.

— Джульетта? — Бабушка зовет меня.

— Да?

— Я спросила, когда у тебя первый день занятий?

— Я думаю, что через две недели. На следующей неделе у меня курс. Знаешь, такое ощущение, что я начинаю все сначала. Даже несмотря на то, что я буду старшеклассницой. Я чувствую себя первокурсницой, впервые идущей в школу.

Вязальная спица бабушки движется со скоростью света, когда она вяжет крючком, и я с благоговением смотрю на нее: — У тебя все получится, дорогая, как и всегда.

— И, держу пари, в кампусе у них будут симпатичные ребята из братства, — говорит Глэдис, присоединяясь к разговору и качая бровями.

Свидания — это последнее, о чем я думаю. Сомневаюсь, что когда-нибудь снова буду встречаться. Я официально закончила выставлять себя напоказ. Мое сердце разбито, и я сомневаюсь, что какое-то количество времени сможет его восстановить. В конце концов, я не могу отдаться тому, у кого сердце сковано бинтами.

— Нет, спасибо. Я погружусь в учебу, возьму столько дополнительных смен в закусочной, сколько смогу, и не оставлю себе времени на размышления.

Джудит закатывает глаза: — эГлэдис, все, что ты делаешь, это думаешь о мужчинах. Вот почему ты до сих пор одинока, знаешь ли. Может, если бы ты перестала гоняться за ними на секунду, ты бы дала им шанс гоняться за тобой.

О, мальчики, подъехали. Я официально отключаю свисток и ставлю рефери. Эти дамы сегодня дерзкие. Они нахальные, а я хандрю. Мы та ещё банда.

— Джульетта, ты помнишь, когда твой дедушка был здесь, как каждое воскресное утро вы сидели вместе за кухонным столом. Вы ели свои пончики… шесть глазированных и шесть шоколадных с посыпкой, а он со своими тостами с маслом.

Бабушка смотрит на меня с улыбкой.

— Конечно, помню, бабушка. Я так по нему скучаю.

— Я тоже, дорогая. Я все время думаю о нем. Я думала о вас обоих прошлой ночью, и о том, что каждое воскресенье, когда я возвращалась с рынка, я заставала вас двоих на кухне. На столе, каждый с газетой в руке.

Я помню те дни. Даже после смерти Попса у меня по-прежнему было привычкой по воскресеньям читать газету и есть пончики.

— Он всегда передавал мне комиксы, пока просматривал объявления. — Я смеюсь: — Боже, я помню, я спрашивал его: — Попс… что ты там вообще ищешь? — И он всегда отвечал одно и то же… «то, что нужно, чтобы найти меня».

Мы с бабушкой смотрим друг на друга, и ее глаза весело мерцают.

— Этот человек был чем-то особенным, не так ли? Прошлой ночью я чувствовала небольшую ностальгию, скучала по нему и все такое. Я взяла газету, она там, если хочешь почитать.

Мои глаза провожают ее взглядом до толстой воскресной газеты, лежащей на столе. Я, не колеблясь, встаю и подхожу к ней, пропуская первую страницу, так как я обычно читаю ее не для того, чтобы читать, и направляюсь прямо к любимому разделу дедушки.

Объявления.

Я ухмыляюсь и снова смотрю на бабушку:

— Знаешь… может, здесь есть что-то, что должно меня найти, бабушка. Разве не этим занимается вселенная? Судьба и все такое.

Бабушка кивает: — Никогда не знаешь, дорогая.

Глэдис и Джудит продолжают спорить о еде, которая будет подаваться на этой неделе, а я только качаю головой и возвращаюсь к своему стулу с объявлениями в руках.

Мои глаза сканируют бумагу, и там все как обычно. Уход за газоном, няня, налоговый инспектор. Пока не достигая конца.

С моих губ срывается вздох, и я сажусь прямо на стуле.

О. Мой. Бог.

Я прикрываю рот рукой, и слезы наворачиваются на глаза. Откуда он мог знать?

Там на странице написано:

Требуется няня:

Не просто няня. Та, что носит имя Джульетта.

И поцарапайте часть няни.

Нам просто нужна Джульетта.

Мне жаль.

Я смотрю на бабушку, которая самодовольно улыбается.

— Ты имела к этому какое-то отношение? — Я спрашиваю.

Она пожимает плечами: — Что ты имеешь в виду, дорогая?

Я протягиваю ей бумагу и указываю на то место, о котором говорю. Она смеется, когда читает запись, и сует мне листок обратно.

— Джульетта, ты можешь принести мне чего-нибудь попить, дорогая? Боже, у меня так сухо в горле. — спрашивает меня Глэдис, прежде чем вернуться к Джудит.

— О да, конечно, Глэдис.

Мои глаза снова просматривают рекламу, и я качаю головой, я не могу поверить, что он сделал это.

Я ставлю его на стол, чтобы подойти к торговому автомату, и когда я открываю дверь, я понимаю, насколько там тихо.

Хм, странно… Я никогда не слышала, чтобы здесь было так тихо.

Подождите, а где все? Я смотрю в коридор, оборачиваюсь и смотрю в другую сторону, а там совершенно пусто.

Я что-то пропустила?

Я пожимаю плечами и иду по коридору в главную комнату к торговому автомату. Когда я вхожу в главную комнату, она совершенно пуста… кроме Лиама. В окружении сотен чайных свечей.

Я в таком шоке, что совершенно потеряла дар речи. Все, что я могу сделать, это прикрыть рот, когда я начинаю плакать. Мои глаза встречаются с его глазами, и, Боже, мне физически больно, какой он красивый. Его сильная, острая челюсть, точеная до совершенства. На нем темная футболка-поло и темные джинсы, а его волосы зачесаны назад, как будто он их укладывал. Что я больше всего замечаю? Боль в его глазах. Он совпадает с моим.

— Лиам, — тихо шепчу я, делая мельчайшие шаги к нему.

— Я знаю, что я, вероятно, последний человек, которого ты хочешь видеть прямо сейчас, и я заслуживаю этого. Я заслуживаю всего твоего гнева и всей твоей боли. Дай мне пять минут, Джульетта.

Всего пять минут. Пожалуйста.

Я киваю.

Мое глупое сердце колотится в груди, готовое подпрыгнуть в любой момент ради него.

Он подходит ближе, пока не оказывается всего в нескольких футах от меня, а затем говорит: — Последние пять лет я был отцом. Вот и все. Я больше не был никем другим. Я не был хоккеистом, Я не был женихом, я был никем, кроме отца Ари и Кеннеди. Потом их мама ушла. Кеннеди едва исполнилось два месяца. — Он делает паузу, потирая грудь, как будто воспоминание причиняет ему физическую боль: — Я был не только опустошен тем, что кто-то, кого я думал, что любил, ушла, не оглянувшись, но теперь я был родителем-одиночкой двух самых совершенных маленьких девочек в мире, без понятия о том, как воспитывать детей. Особенно в одиночестве.

Его глаза наполнены болью. Он напряжен и так похож на человека, которого я впервые встретила в самом начале.

— Я был напуган. Я достаточно мужественный, чтобы признать это. Я был чертовски напуган. Моя жизнь была бы другой. Это была эгоистичная мысль, и я поклялся себе, что никогда больше не подумаю. Потому что я был всем этим девочкам. Я. Их мать бросила их, и я единственный, кто у них остался. С этого момента все остальное не имело значения. Это были я и мои девочки. В глубине души я знал, что чего бы это ни стоило, я сделаю это.

Каким-то образом, во время его приема, мы сблизились, не совсем соприкасаясь, но лишь на дыхании друг от друга. Я могу сказать, что его руки жаждут протянуть руку, но он этого не делает. Он сохраняет пространство, разделяющее нас, пока говорит.

— Последние пять лет эти девушки были центром моего мира. Я ходил вокруг и что-то упускал, до тех пор, пока ты чуть не сломала мне нос в той закусочной, я не знал чего. — Я не знал, что ты была тем, чего мне не хватало. Ты часть нашей семьи, Джульетта. И я знаю, что совершил ошибку, Я знаю, что сделал неправильный выбор. Но ты должна понять это. В тот момент, учитывая варианты, которые у меня были, я думал, что принимаю правильное решение для своих девочек. Я думал, что, имея выбор, я принимаю правильное решение, как всегда. — Он смотрит на меня сквозь густые ресницы, и я вижу, как ровно вздымается и опускается его грудь, пока он дышит: — Я не прошу тебя принять меня обратно. Я знаю, что не заслуживаю права вальсировать назад, в твою жизнь и ожидать вернуть тебя с моими извинениями. Но я просто хочу твоего прощения. За то, что причинил тебе боль. За неправильный выбор. Мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы прийти сюда и исправить это. Я просто пытался защитить всех от того, что произошло. Я слишком беспокоился о своей голове и не следовал своему сердцу. Ты мое сердце, Джульетта. Ты.

— Лиам… — начинаю я, но эмоции переполняют мое горло.

— Девочки скучают по тебе. Я скучаю по тебе. Черт, я скучаю по тебе так сильно, что это больно. Прямо здесь. — Он прижимает кулак к груди: — Ты недостающая часть, Джульетта. Единственная женщина, которую я знаю, которая может превратить мой дом в замок, полный принцесс и рыцарей. Единственная, кто может прогнать их кошмары, успокоить страх, в их сердцах, и любить их так, как я не могу. Потому что это главное, Джульетта… Я провел последние три с половиной года, пытаясь любить их достаточно для обоих родителей, но правда в том, что все это время, им нужна была ты. Все это время ты была нужна мне. Я люблю тебя, Джульетта, всю тебя. Все причудливые, странные части. Даже тот факт, что ты ненавидишь мою еду и отвергаешь любое здоровое питание.

На этот раз слезы катятся, и при его признании с моих губ срывается прерывистый всхлип. Я издала слезливый смех. Конечно, он упомянул бы картон, который он называет едой. И Боже, я так скучаю по своим девочкам, что боль внутри усиливается при одном упоминании о них.

— Я хочу показать тебе кое-что. — Он лезет в задний карман и достает сложенный лист белой бумаги. Он открывает его и переворачивает, чтобы показать мне.

На бумаге рисунок, который, похоже, сделала Ари. Это она, Кеннеди, Лиам… и я. Держась за руки перед домом с надписью «Моя семья» спереди и ее подписью сзади. Мои слезы падают на бумагу, и я начинаю плакать по-настоящему, в моем сердце столько любви, что кажется, оно вот-вот разорвется.

— Я нашел это рядом с кроватью Ари несколько ночей назад, и я знал с большей уверенностью, чем что-либо еще, что ты человек, который делает нашу семью полноценной. И однажды… даже если это не сейчас, я надеюсь, что ты, вернёшься домой. Потому что, когда ты там, это так и называетсяя. Дом. Наш дом.

От его слов мои слезы наворачиваются сильнее, и из моей груди вырывается еще один всхлип, только на этот раз от счастья.

Я никогда не осуждала Лиама за то, что он пытался защитить девочек и оградить их от средств массовой информации, и со временем я поняла это лучше. За последний месяц я увидела, насколько жестокими и вредными могут быть эти сайты. Абсолютно ненавистные и мерзкие. И я надеюсь, что он всегда сможет защитить девочек от этого. Я просто хочу, чтобы он позволил нам работать вместе или попросил время, чтобы разобраться во всем.

— Я прощаю тебя. — шепчу я.

Его глаза расширяются. Я уверена, что меньше всего он ожидал, что я скажу, что я прощаю его, но за последний месяц я провела много переоценки ценностей и поняла благодаря бабушке, Глэдис и Джудит, что жизнь коротка. Это не значит, что мне не больно, и что Лиаму нечего было доказывать, но я его прощаю…

Правда в том, что я хочу вернуть своих девочек, и я хочу вернуть Лиама больше всего на свете, потому что, он пошел к моей бабушке, чтобы все устроить и сделать так, чтобы это было особенным для меня и Попса. Это самая романтичная вещь, которую я когда-либо видела.

— Джульетта, я просто… я хочу…

— Лиам? прерываю я.

— Что?

— Замолчи и поцелуй меня.

И он целует. Посреди дома престарелых в поместье Эвервуд, окруженный сотнями чайных свечей на батарейках, с изображением нашей семьи, которое девочки сделали, в его руке.

Все из-за объявления в воскресной газете. DaddyISONanny.

— Разве ты не рад, что разместил это объявление?

— Ты понятие не имеешь насколько. — А потом… он целует меня, затаив дыхание.

КОНЕЦ