О чем шептал океан

13

Давно наступил июнь, в Нью-Йорке стояла такая же жара, что и месяц назад в Розо. Кэтрин бесцельно слонялась по городу, по друзьям и клубам, пытаясь наполнить свою жизнь прежними увлечениями и хоть каким-то смыслом. Но смысла не было, голова была пуста, и она часто ловила себя на мысли, что смотрит кино про себя. Странное, немое, бесцветное.

Она ждала, что шок, вызванный майской историей, все-таки пройдет, что постепенно жизнь вытеснит воспоминания о последней ночи, проведенной с Джеймсом, и вообще она забудет самого Джеймса… но тщетно.

— Видимо, система действительно дала сильный сбой, — объявила. Полин, выспросив все до мельчайших подробностей. — Тебе требуется продолжить форматирование диска. Там, рядом с Джеймсом, он уже начался, а потом процесс остановили, и ты не можешь нормально функционировать, потому что половина файлов стерта, и на их место ничего не загружено.

Это было трудно понять, но звучало весьма убедительно. С каждым днем Кэтрин становилось только хуже.

Джеймс снился ей, что-то укоряющее говорил, звал к себе, целовал ее и обещал, что обязательно влюбится. Ну по крайней мере, постарается. Она отдавалась ему с таким неистовством и таким упоением, что всякий раз просыпалась в холодном поту. Но желанного удовлетворения не наступало, сны только изматывали ее тело и душу, и день ото дня Кэтрин становилась все печальней и прозрачнее.

Она перестала выходить из дому, отец, списав все на психологическую травму после кораблекрушения, больше не настаивал, чтобы она работала. Но ее странная бледность и худоба начали серьезно беспокоить родителей.

Несколько раз приезжал Антуан, она по-приятельски общалась, поила его чаем и не позволяла поцеловать даже в щеку. Он всякий раз печально кивал, повторяя одно и то же:

— Да. Я все понял. Еще там понял. Это конец.

Он чудовищно переживал, и Кэтрин заметила, что в волосах его кое-где появилась седина. Но с чем это было связано, с потерей фирмы или с потерей любви, она не хотела знать.

— Прости меня, — сказала она как-то. — Может, кораблекрушение тому виной, я обо что-то сильно ударилась головой, и там у меня все перевернулось, может, еще что-то…

— Да, я понимаю.

— Я не смогу выйти за тебя замуж. Мне стала слишком дорога жизнь, чтобы тратить ее на вечные компромиссы. Я сама схожу к священнику, отменю венчание.

— Это все из-за него! Я так и знал, что он положит конец нашему счастью.

— Остин тут ни при чем. Знаешь, я долго ломала голову, что же это такое было. И решила, что судьба. Надо было нам всем собраться вместе, сначала здесь, потом — там… Таких совпадений бывает одно на миллион.

Он покачал головой.

— Зачем только я взял эти чертовы горящие путевки?!! Оператор меня уговорил… Надо было ждать тур в Океанию!

Она засмеялась.

— Я же говорю — судьба. А и правда смешно. Мы записались на один день в один и тот же храм, в одном турагентстве купили путевки… Жаль, что нас поселили не в соседних номерах!

Внезапно улыбка сползла с ее лица: она вспомнила пляж возле отеля, Джеймса, сидящего в своем шезлонге, его дурацкие плавки… «Я, честное слово, куплю другие», — сказал он на прощание.

Она вздохнула — почти всхлипнула. Скоро начнется сезон дождей, и он вернется в Нью-Йорк. Они смогут встретиться… Ей почему-то не хотелось встречаться с ним в Нью-Йорке. Как будто будет уже поздно. А что поздно? Почему поздно?

— О ком ты сейчас думала, Кэтрин? — вдруг тихо спросил Антуан, внимательно вглядываясь в ее лицо.

— А что?

— У тебя такой вид… Ты любишь его. Я никогда не видел тебя такой. Ты действительно любишь Остина, и я здесь бессилен.

Она с жалостью посмотрела на него.

— Господи, да при чем тут Остин?! Бедный Антуан, ты так ничего и не понял.

Она чувствовала, как слезы подступают к глазам. Сейчас она как всегда будет плакать на его груди, он как всегда будет утешать ее, потом как всегда… Ей стало невыносимо тоскливо от этой знакомой перспективы. Она настолько привыкла к этому человеку, что теперь вынуждена ненавидеть его… Жаль, ведь он хороший.

— Антуан, тебе пора. — Она встала. — Я больше не могу с тобой… Я должна побыть одна.

В его глазах была огромная боль.

— Если я стал не нужен тебе в качестве жилетки, это означает окончательный разрыв?

— Да. Только это не трагедия, а огромное счастье для тебя. Теперь ты — свободен.

— Свободен?

— Ты не должен больше любить меня.

— Почему? Почему, Кэтрин?!

— Потому, что я никогда не отвечу тебе взаимностью. Потому, что я… — она проглотила слезы, — очень сильно люблю другого человека. И это наполняет мою душу настоящим светом, впервые за двадцать восемь бестолковых лет жизни.

Он смотрел на нее и обреченно молчал.

— Прости, Антуан. Ты мне будешь теперь как брат. Это нам гораздо больше подходит.

Он поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Я буду ждать, когда у тебя это пройдет.

— Это не пройдет.

— Я умею ждать.

Наивный! Он думал об Остине!

Шли дни, бежали недели, и «перезагрузка» возобновилась в ее голове самостоятельно. В Кэтрин начало расти новое, незнакомое ей прежде чувство. Чувство это было светлое, чистое и объемное, словно гигантский воздушный шар. Оно подняло ее над землей и научило видеть дальше и шире, чем раньше.

Кэтрин впервые поняла, какой бывает любовь. Оказывается, в этом чувстве нет ничего мучительного, сложного и пугающего. В нем нет никакой жертвенности, и оно не требует компромиссов с собственной совестью.

Любовь — это когда ты хочешь быть рядом с дорогим человеком. И понимаешь, что иначе — невозможно. И это самый мощный инстинкт, который заставляет преодолевать тысячи километров в один миг. Для того чтобы быть с любимым.

Джеймс… Она, улыбаясь, вспомнила его слова: «Я удачно совмещаю в одном лице безрассудство и сексуальность Остина с интеллектом и добропорядочностью Антуана. Думаю, теперь тебе надо начать бегать за мной».

Скоро он сам приедет в Нью-Йорк, и тогда… И тогда — все пропало. Нет, ей нельзя дожидаться этого. Ни в коем случае! Им нужно встретиться там, в Розо. Им нужно прожить все, что не было прожито именно на той земле. Именно под тем солнцем сказать друг другу самые главные слова.

Ей надо сказать, что она была не права, что сваляла дурака, когда уехала с острова и заявила, что завтра это несерьезное приключение уже забудется.

Ей надо сказать, что она никогда не сможет забыть это приключение, эти безумные три дня, наполнившие ее жизнь светом и счастьем. Ей надо сказать, что только рядом с ним, с Джеймсом, жизнь ее приобрела ясность и смысл. Только рядом с ним она почувствовала себя не тряпичной куклой, позволявшей любить себя, но и сама научилась любить по-настоящему.

В обычных условиях такое невозможно за три дня. А вот «если прыгнуть с неисправным парашютом, а потом попросить отвезти тебя в лес и оставить там на пару суток…» Гениально!

Браво, Полин!

Новый номер Остина она узнала у священника. Тот, изумленный ее отказом от венчания, настолько растерялся, что согласился дать координаты другой пары. Телефона Софии у него не было, они оставили только номер Остина. Но и этого Кэтрин было достаточно.

— Остин, я звоню не тебе! — начала она без обиняков.

— Здравствуй, моя сладкая Кэтрин, — с придыханием произнес он. — Вы расстались? У тебя есть возможность встретиться со мной? Кэтрин, давай я…

— Мне нужна София, — отрезала она.

— София? А зачем?

— Ну мало ли зачем! — раздраженно отозвалась Кэтрин. — Извини, что отрываю, у вас там, наверное, сейчас идет полным ходом подготовка к свадьбе…

— Да не будет у нас никакой свадьбы! — Остин откашлялся.

— Почему? — опешила она.

— София ушла от меня. Это случайно не ты ей посоветовала?

— Нет… А почему она ушла от тебя?

— Значит, ее сумасшедший братец! Я сразу его невзлюбил. Ишь ты! Миллионер, изображающий скромного пляжного спасателя!

Остин завидовал. Кэтрин явственно услышала это в его интонациях. Во-первых, Джеймс был выше и красивее его, а во-вторых — миллионы… Да, Остин всегда любил деньги, это было ясно сразу.

— Думаю, братец ни при чем, — задумчиво ответила она, вдруг вспомнив, как «братец» предвидел, что София рано или поздно бросит Остина. — Она — честная, хорошая девушка, а ты на ее глазах был готов сделать со мной все, что угодно. Поэтому она и ушла от тебя… Слушай, дай ее телефон, а? Священник сказал, что у него есть только твой…

— Почему я должен давать тебе ее телефон? Мало ли что ты хочешь ей про меня сказать! — Остин, видимо, не терял надежды.

— Потому, что мне нужен адрес ее брата в Розо.

— О господи! Только не говори мне, что тебя все-таки угораздило…

— Это не твое дело.

— Да пожалуйста! — раздраженно заорал Остин. — Записывай! Вас теперь не остановить! Вы все равно с ней теперь будете подружки!

Она записала телефон и, уже собираясь прощаться, вдруг сказала:

— Слушай, Остин! Я все время забывала тебя спросить одну важную вещь: ты открыл свой центр или нет?

Остин громко вздохнул.

— Да понимаешь… тут такое дело… Я пока только занимаюсь этим вопросом…

— На что же ты собирался жить?

— Я немного преподаю в колледже… Словом, я как раз хотел обратиться к тебе, у тебя же есть… Ну ты же понимаешь, я скоро все отдам. Тем более…

Знакомая история. За полгода жизни с ней он обогатился на несколько десятков тысяч, все время «занимая» у нее под открытие центра. Может, ему вообще, кроме денег, ничего не надо? — вдруг подумала она. Но сейчас эта мысль вызвала лишь скуку и больше ничего.

— Все с тобой ясно, — перебила она его. — Спасибо за телефон. Прощай, Остин.

Дальше Кэтрин уже ни о чем не думала, ноги будто сами несли ее. Ноги знали куда идти, а может, это судьба вела ее, а Кэтрин послушно доверилась ей? Не важно. Было немного страшно, но даже этого она почти не чувствовала. Такое бывает, когда события начинают разворачиваться очень стремительно и человек не в силах охватить сознанием каждый прожитый миг. Да и зачем?..

Аэропорт, перелет и снова — розовый Розо… Снова вечер, как тогда, и едва заметная нежно-сиреневая дымка над островом.

— Все идет правильно! — повторяла Кэтрин, словно заклинание. — Все идет правильно!

Таксист косился на странную пассажирку, бормотавшую что-то себе под нос, но вел машину к окраине города, где был район богатых особняков. Что она собирается тут делать? Приехала под конец июля, когда все нормальные люди отбывают с острова, глаза безумные, голос дрожит, показала бумажку с адресом и сказала, что надо обязательно найти этого человека. Странная девчонка.

А Кэтрин смотрела в окно и думала, что София — молодец. Ей было сложнее бросить Остина, уйти практически из-под венца, но она справилась с собой. Вообще, эта молоденькая девушка-«замухрышка» на самом деле оказалась крепким орешком и такой умницей для своих двадцати лет, что Кэтрин диву далась.

Когда Кэтрин позвонила, София сразу поняла, в чем дело, продиктовала адрес Джеймса, попросила заодно напомнить ему, что у их матери скоро день рождения. А потом неожиданно добавила:

— Впрочем, думаю, что вы придете к ней вместе.

Кэтрин поняла, что это был жест полного и безоговорочного прощения: София готова принять ее в свою семью. Может быть, она и не в восторге от выбора брата, но, по крайней мере, не будет вставлять палки в колеса.

Кэтрин не стала говорить, откуда узнала ее номер, скорее всего София и так догадалась. На секунду она задумалась, не сказать ли ей, что все это время Остину от нее были нужны лишь деньги, но потом решила пока не трогать эту тему вообще. Софии теперь тяжело, хотя она изо всех сил делает вид, что ничего страшного не произошло. И в нахлынувшем порыве благодарности и великодушия Кэтрин подумала, что нужно свести их с Антуаном.

А что? Он — страдает, она — тоже. Разница в десять лет будет практически незаметна: София по серьезности и «взрослости» далеко опережает ее, Кэтрин, которой никогда больше двадцати трех не давали…

— Да, это определенно хорошая мысль, — сказала она вслух. — София подарила мне своего брата, а я в ответ отдам своего…

— Приехали! — воскликнул таксист, и в его голосе Кэтрин услышала явное облегчение.

Она увидела перед собой красивый дом, стоящий на небольшом возвышении, окруженный садом и высокими пальмами. Белые лесенки сбегали вниз с двух сторон, от флигелей к одной общей террасе.

А в саду, на ровной зеленой лужайке, в плетеном кресле, в своей обычной позе сидел Джеймс. Рядом стоял мольберт.

Дыхание у нее перехватило, а сердце застучало часто-часто. Сейчас она войдет. Сейчас он обернется и увидит ее…

Что он почувствует: обрадуется или скажет, что сейчас ему не до гостей, а Рождество еще не скоро? Нет, он не может так сказать! Он ждет ее. Он ждет — или все, что между ними было, лишь мелкая бессмысленная интрижка. А она точно знает, что это не так.

На негнущихся ногах Кэтрин подошла к ажурной кованой калитке и позвонила. Джеймс встал и, не глядя, пошел открывать. Он был босой, в белых льняных брюках, и с безнадежным обожанием Кэтрин смотрела на игру мускулов на его загорелом торсе.

Примерно на середине дорожки он оторвал сосредоточенный взгляд от своих ног и увидел Кэтрин. Остановившись, словно налетел на невидимую стену, он медленно вынул руки из карманов и испуганно уставился на нее. Кэтрин тоже замерла, боясь дышать.

Несколько секунд длились целую вечность, а вокруг не осталось ничего: ни вечера, ни пальм, ни отдаленного шума моря.

— Здравствуй… Джеймс. Я…

Он сделал один шаг ей навстречу и снова остановился.

— Кэтрин… Ты что тут делаешь?

— Я прилетела. Вот.

— Ты прилетела ко мне?

— Нет. Да. Я прилетела кое-что у тебя спросить.

Он вдруг спохватился, подошел к калитке, отпер ее:

— Входи! Я совсем забыл… Входи… Пойдем.

Она вошла, медленно и несмело приблизилась к мольберту. Джеймс остался стоять позади, тяжело дыша. Она не видела его лица, но чувствовала его волнение.

На большом квадратном холсте плескалось лилово-сиреневое море. Точь-в-точь как тогда, на пляже, в последнюю ночь… В их первую ночь.

Закат. И две маленькие фигурки у самой воды — мужчина и женщина держатся за руки и смотрят куда-то за горизонт… А вокруг — дикий берег и тишина. Тишину эту было так хорошо видно на рисунке, что Кэтрин живо вспомнила тот вечер: легкое дуновение ветерка, запах костра, едва слышный шелест моря… А потом перед глазами все расплылось.

— Это… мы? — прошептала она.

— Это то, что стоит у меня перед глазами каждый день. И каждую ночь. Уже полтора месяца.

Она обернулась к нему, чувствуя на щеках что-то влажное и теплое.

— Джеймс! Мне было плохо без тебя. Очень плохо. Я прилетела, чтобы…

— Спросить. — Робкое удивление отразилось в его лице. — Только спросить? И все?

— Да. — Голос ее зазвенел от напряжения. — Помнишь, ты говорил, что я тебе нравлюсь, но ты бы не смог в меня влюбиться?

В его взгляде вспыхнул огонь и отчаянная надежда.

— Я говорил… Да. Но я говорил потому, что…

— Нет. — Она шагнула и мягко прикрыла его губы своей ладонью. — Вот и хорошо. Теперь я хочу спросить.

— Спрашивай.

— Словом… Джеймс. А мы не могли бы попробовать? Ну… попробовать, может, у тебя все-таки получится влюбиться в меня?

«Двадцать третьего декабря в церкви Святой Троицы состоялось венчание наследников трех именитых семей нашего города: семьи Рей, семьи Донналд и семьи Хэррис.

Что примечательно, в семье миссис Рей состоялось сразу две свадьбы. Старший сын миссис Рей — Джеймс Артур сочетался законным браком с дочерью Нила Донналда Кэтрин. А младшая дочь миссис Рей София вышла замуж за наследника рода Хэррис — Антуана. Теперь считается, что все три рода соединились.

В качестве свадебного путешествия обе пары выбрали остров Доминику, куда отправились сразу после церемонии, чтобы встретить Рождество. Это немного неожиданный, хотя и справедливый выбор: зимой на острове начинается фейерверк карнавалов и праздников. К тому же один из виновников торжества, Джеймс Артур Рей, заявил, что они с супругой собираются жить там постоянно.

На общем празднике присутствовали около пяти сотен гостей, свадебный ужин прошел…»

Остин не стал читать дальше, сложил газету и задумчиво посмотрел в зеркало.

— Интересную ты придумал историю. Молодец. Все просчитал, за всеми проследил, в турагентстве все подстроил… В результате — эти четверо счастливы, а ты — главный режиссер — оказался в пролете. — Он вздохнул. — Ну на первой тебе все равно не дали бы жениться, а на второй — братец помешал. Жаль. Можно было бы тянуть деньги одновременно и с той, и с другой, подогревая ревность…

Ну ничего. В Нью-Йорке еще много богатых девчонок, желающих помочь скромному парню в создании оздоровительного центра. Главное, чтобы они не были знакомы друг с другом, а то и правда придется когда-нибудь его открывать…