Глава 12

Перед самой полуночью Джулия сидела в детской и кормила Клэр. Габриель расположился в кресле-качалке и наблюдал за своей семьей. Он трогал венчальное кольцо, вертел его на пальце. Хотя сосредоточился он прежде всего на текущем разговоре, в глубине сознания скреблись важные новости, которыми еще предстояло поделиться с женой.

Джулия хотела отложить создание семьи, однако получилось иначе. И теперь известие Габриеля должно было все переменить.

Он встряхнулся, выходя из задумчивости.

– Я сегодня говорил с отцом Фортином. Рейчел права – официальные восприемники должны быть католиками. Можем окрестить Клэр в епископальной церкви.

– Рейчел говорит, что если бы стала официальной крестной, то чувствовала бы себя лицемеркой.

– Я могу с ней поговорить.

Будто реагируя на слова отца, Клэр закончила есть. И уставилась на мать.

– Дай я.

Габриель встал, подошел к Джулии, взял у нее ребенка. Взяв лежащий рядом кусок чистой фланели, он накинул его себе на голое плечо и прислонил к нему ребенка.

Девочка стала извиваться в его руках, шумно возражая, пока рука отца не легла ей на спину. Габриель начал ее поглаживать.

Джулия застегнула верх шелковой пижамы.

– Я думаю, надо оставить Рейчел в покое. Ей много с чем приходится справляться, и я не хочу давить на нее, если ей неловко.

– Но ее сомнения – вещь серьезная, – заметил Габриель, покачиваясь с носка на пятку. – Кто-то должен с ней побеседовать.

Взгляд Джулии упал на его татуировку, заметную на левой грудной мышце.

– Сомнения Рейчел вызваны страданием. Ей не хватает Грейс, она горюет, что не может иметь детей, а сейчас еще боится потерять Ричарда. Кажется, она думает, что Ребекка на него глаз положила.

– Чушь.

Он проследил за взглядом Джулии. От него татуировка будто загорелась на коже. Невольно Габриель ушел в воспоминание – насыщенный наркотиками и алкоголем туман потери, который породил татуировку. Сопровождавшая воспоминание боль оказалась тупой, а не острой. И все же боль есть боль.

Габриель поцеловал девочку в голову и обернулся к ее матери:

– Кареглазый ангел говорил со мной в горе моем. Она мне помогла.

– Она тебе помогла тем, что любила тебя и слушала твои речи. Вот это и нужно твоей сестре. Чтобы ты ее любил и слушал, что она говорит. А словами ее скорбь не исцелить.

Габриель поджал губы. Он имел склонность спорить с человеком до тех пор, пока они не придут к конкретным заключениям. Джулия в своей харизме была куда более францисканкой.

– Ладно, – согласился он, поглаживая спинку Клэр. – Но отца Рейчел не потеряет. Ей мерещатся призраки.

– Не согласна. – Лицо Джулии стало серьезным. – Проблема Рейчел в том, что призраки ей не мерещатся.

Габриель сдвинул темные брови. Бывали в его жизни случаи, когда в нее вторгалось сверхъестественное. Когда он увидел Грейс и Майю в том доме в Селинсгроуве – это был как раз такой случай. Но он никогда не говорил об этом Рейчел.

Ричард сознался, что видит Грейс во сне. Но Габриель был совершенно уверен, что Ричард тоже не говорил об этих снах Рейчел.

Габриель сменил тему:

– Я, как ты знаешь, очень хорошо отношусь к Кэтрин. Попросим ее?

– Думаю, это будет хороший выбор.

Джулия пристально смотрела на мужа. Темные волосы его спутались, грудь была голая, и одет он был в тартановые пижамные штаны.

Он переместил Клэр так, чтобы держать ее перед собой. Джулия подняла телефон и стала щелкать камерой.

Габриель усмехнулся и переложил Клэр обратно на правое плечо. Будто поняв намек, Клэр срыгнула, начисто промахнувшись по фланели, и подвергла крещению плечо и шею отца.

Джулия продолжала щелкать телефоном.

– Мы же не документалку снимаем, – буркнул Габриель. – Обязательно надо увековечить каждый миг?

– Мне – обязательно.

Она со смехом передразнила его недовольство и отодвинулась.

Габриель взял новый кусок фланели и стал одной рукой вытираться, другой держа ребенка.

– Вот ты никогда не стала бы над папочкой смеяться, да, принцесса?

Клэр посмотрела ему в глаза, и будто понимание прошло между ними.

– Уж конечно нет. – Габриель потерся носом о носик девочки. – Мы с тобой друг друга понимаем, да?

Джулия поймала этот момент. Профессор Эмерсон в костюме и галстуке был несомненно привлекателен. Но голый до пояса Габриель, воркующий над их общим ребенком, – сама красота.

– Надо Клэр положить в кроватку. – Джулия подошла к Габриелю и крепко его поцеловала, приблизив губы к самому уху. – Чтобы мы тоже легли.

Габриель приподнял брови.

– Ты…

Его глаза спустились ниже по ее телу.

– Я все в том же виде. – Она положила руку ему на затылок. – Но я хочу что-нибудь сделать для тебя. Что-нибудь… креативное.

– Хорошо, миссис Эмерсон. Меня всегда поражала ваша… гм… креативность. – Он посмотрел на нее жадным взглядом. – Но сегодня утром у тебя был обморок.

– Это правда. – Она поцеловала его снова. – Но я горю желанием что-нибудь сделать для моего прекрасного и сексуального мужа.

Джулия подмигнула и вышла из детской.

Габриель выдал небольшую джигу с ребенком на руках.

– Твоя мама очень красивая, принцесса. А сегодня папочке повезло. Давай тебя вымоем и уложим спать.

Он положил младенца на пеленальный столик, из стоящей рядом коробки взял хирургические перчатки. Рейчел за это над ним издевалась нещадно, но он был неколебим.

Расстегнул нижние застежки пеленки и освободил ножки девочки. Потом начал разворачивать подгузник.

Stercus[7]! – воскликнул он.

Цвет этого stercus был не тот, что был знаком профессору. Он бросал вызов описанию, определению и законам природы. Профессор даже выстроил гипотезу, что это извержение есть продукт подменыша, поскольку ничего столь мерзкое не могло быть произведено столь милым и ангельским созданием.

Он с надеждой посмотрел на дверь, будто ожидая, что сейчас ему на выручку явится какая-нибудь кареглазая ангелица.

Но она не появилась. И возможно, она сейчас уже предавалась неким чувственным занятиям. Сама по себе.

Были времена, когда он, профессор Габриель О. Эмерсон, просто завернул бы ребенка как есть и вернул матери. На краткий миг профессор подумал сделать именно это.

Но Клэр – его дочь. Она – плод союза с возлюбленной Беатриче, а кроме того – чудо. Не подобало бы ожидать, чтобы Джулия делала вообще все, в том числе избавлялась от таких термоядерных отходов.

Нет. Профессор теперь отвечал за эту маленькую жизнь, глядевшую на него невинными глазами, даже не подозревавшую о зловонном выбросе, с которым теперь придется иметь дело нянчившему ее отцу. И он не обманет этого доверия.

Задержав дыхание, Габриель выполнил все необходимые этапы удаления этого токсичного вещества, тщательно обмыл ребенка, смазал какой-то мазью и снабдил чистым подгузником.

В течение всей процедуры девочка видела его лицо. Он улыбался, напевал что-то, гадая, понравится ли принцессе его новый мотив Нэт Кинг Коула. Он тихо пел слова своей «L-O-V-E», извинившись сперва за свое латинское ругательство.

Габриель сбросил отходы в ведро для подгузников, решив удалить его из детской и из своего дома как можно скорее.

Отходам не место в ведре. Отходам не место на его территории и вообще нигде вблизи цивилизации. Думать иначе было бы просто варварством, по его мнению. Но он осознавал, слишком четко осознавал, что некое прекрасное создание ждет его в постели в соседней комнате.

Он поспешно содрал с себя перчатки и тоже бросил их в ведро. Потом, просто из осторожности, обтер чистые руки антибактериальными салфетками, и не раз, а два.

С видом святого, который только что закончил тяжелую работу по самоумерщвлению, Габриель перепеленал ребенка и умело завернул девочку в большой кусок фланели. Потом прижал к груди.

Он спел первый куплет Blackbird из Битлз, кругами потирая девочке спину.

– Вот так куда лучше. – Габриель поцеловал головку девочки. – Что ты думаешь про папину новую музыку? Лучше ведь, правда?

Девочка безразлично зевнула. Он поцеловал ее и отнес в главную спальню.

Загрузка...