– Отказаться от сейджевских лекций Габриель не может.
Профессор Кэтрин Пиктон, в настоящий момент работающая в колледже Всех Святых, взяла с серебряного подноса изящный фарфоровый чайник. Налила Джулии, Габриелю и затем себе.
Все трое сидели перед ревущим огнем в вестибюле отеля «Ленокс». Это была одна из любимых гостиниц Габриеля в этих местах, и Кэтрин его оценку разделяла.
Добавив себе в дарджилинг ломтик лимона, она отпила из чашки. Чай – оплот Британской империи, что подчинила Англии весь мир, в том числе и Бэк-Бэй[8]. И еще, подумала она, это напиток не только цивилизованный, но и укрепляющий.
Она показала на уставленный тарелочками журнальный столик:
– Вот сконы, угощайтесь. Они великолепны.
Джулия и Габриель переглянулись и сделали как было сказано.
Клэр мирно спала в автомобильной корзинке на диване рядом с Кэтрин – та настояла, чтобы девочку поставили рядом с ней.
– Сейджевские лекции – это знак особой чести, Габриель. Они откроют тебе невероятные возможности. Неужто ты собираешься всю жизнь торчать в Бостонском университете? Представить себе не могу.
Джулия разинула рот.
Габриель опустил глаза к чашке:
– Совместительство между романской филологией и религиоведением – не идеальная должность.
– Уж конечно. – Кэтрин отставила чай и намазала скон маслом, потом положила на него клубничный джем. – С другой стороны, Джулия, диссертацию вечно откладывать нельзя. Тебе придется над ней работать.
Джулия закрыла рот.
– Я так понимаю, что вы пришли за советом? – уточнила Кэтрин. – Предполагать мне не хотелось бы.
– Мы будем благодарны за любое твое предложение. Конечно, нам надо будет его потом обсудить.
Габриель ободряюще улыбнулся Джулии и повернулся к Кэтрин.
Искать совета у профессора Пиктон было непросто. (Примерно как просить совета у королевы Англии. Если человек не следовал предложенному совету, у Кэтрин это положительных эмоций не вызывало.)
– Ты мог бы просить Эдинбургский университет отложить твое назначение, чтобы Джулия могла закончить курсовую и сдать экзамены. И тогда вы бы поехали вместе.
Одной рукой Кэтрин уравновесила тарелку, а другой поправила одеяло на спящей девочке. И удовлетворенно кивнула ей.
– Идея хорошая, – с облегчением сказала Джулия.
– Но я бы не советовала так поступать.
Кэтрин снова откусила булочку.
– Но почему? – спросила Джулия.
– Теснота академического мира вошла в поговорку. А также его мелочность. – Кэтрин проницательно посмотрела на Габриеля. – Если Эдинбургский университет обидится, то вообще отзовет свое приглашение. И разойдется мнение, что с вами трудно иметь дело. Простите, что упоминаю, но обстоятельства, сопровождавшие ваш уход из Университета Торонто…
– Никого не касаются! – оборвал Габриель. – К тому же мы сейчас женаты.
– Я не защищаю тех старых сплетников, Габриель, а просто описываю положение дел. Ты – белый мужчина, а это значит, что патриархальность академии играет в твою пользу. Но в силу той же патриархальности Эдинбургский университет вряд ли благосклонно воспримет твое желание пожертвовать их драгоценным приглашением ради жизни дома в Америке, с женой и ребенком.
Габриель сделал глоток из чашки. Чай попал не в то горло, и Габриель закашлялся.
– Будь здоров, – сказала Кэтрин. – Прошло?
Габриель кивнул, поднял с колен полотняную салфетку и промокнул лицо. Окончательно придя в себя, он сказал:
– Это возмутительно. Для меня приоритет – быть с Джулией и Клэр. Они что, думают, что я готов просто взять и наплевать на такую возможность?
– Именно это они услышат. Они решат, что ты не всерьез, или спишут тебя в миллениалы, или еще что-нибудь.
Габриель чуть язык не проглотил.
– Я не миллениал! Слишком я стар для этого.
Джулия посмотрела на него недобрым взглядом с таким чувством, будто попала под микроскоп.
– Зрительное впечатление играет существенную роль, и глупо было бы это отрицать, – неумолимо возразила Кэтрин. Она кивнула в сторону Джулии. – Нет ничего плохого в том, чтобы быть миллениалом, если у человека есть внутренняя сила и трудолюбие, как у тебя.
Джулия не смягчилась.
Габриель оставил чашку.
– И что ты предлагаешь?
– Путь наименьшего сопротивления – Гарвард. Джулию поддерживает Сесилия, а я гарантирую, что ее поддержит и декан, Грег Мэтьюз. – Глаза Кэтрин чуть улыбнулись. – Моя поддержка у тебя тоже будет, Джулия, поскольку я в следующем году перехожу на ваш факультет…
– Не понимаю.
Джулия старалась принять какой угодно вид, лишь бы не испуганный.
– Тебе нужно прослушать курсы в осенний семестр и зимой сдать экзамены. Моя рекомендация такова: мы организуем для тебя слушание курсов в Эдинбурге осенью, а экзамены ты будешь сдавать после сейджевских лекций, зимой.
Эмерсоны переглянулись:
– А получится? – спросила Джулия с сомнением.
– Попробовать стоит. – Кэтрин отпила чаю. – Я знаю в Эдинбурге специалиста по Данте. Он учился у Дона Вудхауза. Кстати, он будет участвовать в симпозиуме, который Дон устраивает в колледже Магдалины в апреле.
– А как же Гарвард? – вмешался Габриель. – Нет гарантий, что в Эдинбурге есть курсы, необходимые Джулии в осеннем семестре.
– Надо будет узнать. И надо будет представить дело Сесилии и Грегу так, чтобы эта возможность выглядела солидно. Но есть одна вещь, которую вы должны помнить.
С этими словами Кэтрин подалась вперед и понизила голос:
– Тщеславие и самолюбие определенных институций невозможно переоценить. Гарвард, несомненно, высоко оценит твое назначение сейджевским лектором, Габриель. Ты у них будешь самым выдающимся выпускником среди гуманитариев за последние двадцать лет. Поддержать тебя и Джулию – в их интересах.
– А твое, Джулия, участие в симпозиуме Дона Вудхауза и возможность учиться за границей, в Эдинбурге, определенно ставит тебя в особое положение среди всех аспирантов. Гарварду желательно, чтобы его студенты завоевывали международную репутацию. – Глаза Кэтрин блеснули. – Меня подмывает войти в кабинет Грега Мэтьюза и потребовать признания за эту идею, но я не стану. Ты должна сперва поговорить с Сесилией.
– Эдинбург велел мне держать приглашение в тайне, – пояснил Габриель.
Кэтрин задумчиво припала к чашке.
– Смысл мне понятен. Мой совет: принять приглашение Эдинбурга. Как только объявят, что ты – сейджевский лектор, Гарвард тут же возьмет под козырек. – Она повела морщинистой рукой. – Можете мне поверить.
– Но мы к тебе пришли еще с одной просьбой.
Джулия подтолкнула Габриеля локтем. Он подался вперед:
– Кэтрин, мы с Джулией хотели бы просить тебя быть крестной матерью у Клэр.
– Согласна, – ответила профессор Пиктон настолько быстро, что Джулия едва успела перевести взгляд с Габриеля на нее.
– Тебе даже обдумывать не надо? – спросил Габриель с радостным удивлением.
– Не надо. Буду очень рада, раз мы никому при этом не наступаем на мозоли.
Кэтрин посмотрела на младенца и снова поправила одеяльце.
– Тогда договорились. Спасибо, Кэтрин!
Габриель стиснул плечи Джулии.
– Это я должна благодарить – быть крестной у ребенка, рожденного у таких выдающихся людей. Я от тебя жду великих дел, Габриель. И от тебя, Джулия. В двадцать шесть лет уже сделала себе имя. Дон Вудхауз твою статью назвал мотивом для своих симпозиумов по Улиссу и Гвидо. Ты критиковала его чтения по эпизоду с Гвидо, и он никак об этом забыть не может. – Она улыбнулась. – Очень мало кто бросал ему вызов успешно. Его неуступчивость – притча во языцех.
Джулия порозовела:
– Спасибо.
– Время открыть подарок. Давай, а то мы тут сидим, а я старею.
Кэтрин кивнула Джулии.
Джулия осторожно развязала пакет, отстегнула ленту и просунула палец под заклеенный край крышки. Под ней была резная деревянная шкатулка. Ее Джулия поставила на журнальный столик, подняла крышку – и ахнула.
Габриель недоверчиво посмотрел на Кэтрин.
– Возьми и посмотри, – весело засмеялась Джулия.
Габриель медленно приподнял кожаную обложку этого предмета. Прочитав титульный лист и последующий инципит, он сел неподвижно, пораженный.
– Как видите, это манускрипт La vita nuova пятнадцатого века, – объявила Кэтрин. Он также включает некоторые мелкие поэтические произведения. Копия одного из манускриптов Симоне Сердини.
Габриель в ошеломлении перелистал манускрипт.
– Как эта штука вообще к тебе попала?
Кэтрин перестала улыбаться:
– От старика Хата.
На глазах у Джулии радость на лице Кэтрин сменилась сожалением. Она любила профессора Хаттона, своего руководителя в Оксфорде, а он был женат. Как однажды призналась Кэтрин Джулии, он был любовью всей ее жизни.
Но потом ее лицо прояснилось.
– Много лет назад старик Хат нашел эту рукопись в одной оксфордской книжной лавке.
– Правда? – приподнял брови Габриель.
– Замечательная была находка. Подлинность подтвердил частный музей в Швейцарии, где есть другие подобные рукописи.
Габриель кашлянул:
– Название музея помнишь?
– Музей фонда Кассирера. Возле Женевы.
Габриель и Джулия переглянулись.
– Манускрипт принадлежал Галеаццо Малатеста, – продолжала Кэтрин. – Галеаццо был женат на Баттисте де Монтефельтро. Ее прапрадед, Федерико Первый, наследовал Урбино после смерти Гвидо.
Джулия потянулась к манускрипту, но не дотронулась.
– Не могу поверить, – сказала она.
– Баттиста после смерти мужа стала монахиней-францисканкой. Она была замечательным ученым – на свой лад, – и бабкой Констанцы Варано, одной из самых почитаемых женщин середины пятнадцатого века. – Кэтрин кивнула Джулии. – Твой интерес к Гвидо и францисканцам меня убедил, что этот манускрипт должен быть в твоем доме. Дарю эту книгу моей крестнице, но не возражаю против того, чтобы ее читали и родители.
Рассмеявшись своей шутке, Кэтрин откинулась на спинку кресла, с колоссальным удовольствием глядя, как Джулия с Габриелем благоговейно склонились над подарком.
– Здесь интересные маргиналии и несколько цветных рисунков. Тебе, Джулия, это может помочь в работе.
– Спасибо!
Джулия встала и обняла Кэтрин. Габриель последовал ее примеру.
– Повезло старой деве, – сказала Кэтрин предательски хриплым голосом.
Пытаясь скрыть растроганность, она оттолкнула Эмерсонов и показала на какие-то еще интересные особенности рукописи. Джулия и Габриель сделали вид, что не заметили ее мокрых щек.