Пять лет спустя…
Была середина сентября. Катарина Анна Магдалена фон Леве сидела в старой столовой, делая заметки и проверяя списки приглашенных, готовясь к предстоящему празднику, Дню Святого Михаила. В почти достроенном южном крыле особняка находилась новая столовая, но она предпочитала работать здесь, сидя за покоробившимся и потрескавшимся столом.
Она покусывала кончик пера, просматривая в очередной раз праздничное меню. В этот день вся деревня приходила, чтобы насладиться плодами долины Карабас. Катарина про себя засмеялась: «Они приходят, чтобы поесть!» В ее мыслях всплыли воспоминания о многочисленных приемах, которые они с Александром провели в этой комнате. Множество шумных обедов в Кругу семьи и несколько восхитительных наедине. Лицо ее расплылось в улыбке, и она, обмакнув перо в чернильницу, вывела на листе слово «картофель».
С улицы донеслись взволнованные крики Лобо, затем еще более пронзительные возгласы детей. Раздался громкий стук распахнувшейся парадной двери, за ним последовал топот поспешно бегущих ног.
В дверях столовой первой появилась Изабо. Одной рукой запыхавшаяся девятилетняя девочка на бегу пыталась расправить фартук, другой – держала Страйфа, который, как всегда, громко мурлыкал.
– Он уже почти здесь! – выкрикнула Изабо между вдохами.
Маленький четырехлетний Алекси уткнулся ей в юбки.
– Это дедушка!
– Его еще нет, глупый, – возразила Изабо, возмущенная глупостью малыша.
– Ну почти! – подбоченясь, решительно заявил Алекси, – ты же сама только что сказала.
Катарина обняла их обоих.
– Из-за чего вся эта суета?
Прежде чем они успели ответить, она услышала уверенные шаги у двери столовой.
В комнату вошел Александр, лицо его озарила широкая улыбка. Он превратился из солдата в землевладельца, но не без некоторой доли изящества. Подойдя к Катарине, он поцеловал ее. Позади него в дверях остался стоять военный при всех своих регалиях. Он, казалось, испытывал неловкость, и она не могла понять, чем это вызвано – стесняет ли его форменная одежда или беспокоит публичное проявление чувств.
– Дорогая, – сказал муж, – прибыл полковник Хазард с предупреждением… э… с сообщением о скором приезде твоего отца.
Капитан охраны ее отца поклонился.
– Какая очаровательная семейная сцена, миледи.
Катарина смутилась, услышав титул, которого не заслуживала, встала и подошла поздороваться с ним.
– Пожалуй, она неполная. Малышка Халле спит наверху. Как приятно видеть вас, Иоганн Энгел. С папой все в порядке?
– Более чем в порядке, миледи. Он преуспевает, процветает… – Хазард не смог удержаться от улыбки. – Гордится, как павлин, мастером Фредериком. Тот превратился в настоящего молодого принца.
Она посмотрела на Александра, затем снова перевела взгляд на Хазарда.
– Он действительно скоро приедет?
– В течение часа, миледи.
– В течение часа! О, Боже, он никогда не появлялся без огромной свиты. Я должна предупредить повариху. – Она бросилась к двери, но остановилась. – Где Луиза? Изабо, Алекси…
– Я присмотрю за детьми, Катарина, – усмехнувшись, сказал Александр. Она послала ему воздушный поцелуй и поспешила на кухню.
Прошло почти два часа, когда экипаж герцога Таузенда показался на подъездной аллее, обсаженной новыми тополями. Прошло еще минут двадцать, прежде чем хаотичную массу верховых, конюхов, секретарей и советников удалось разместить в одной из вновь построенных больших приемных в обновленном особняке Леве.
Каким-то образом Францу и Хазарду удалось сотворить чудо – двери распахнулись, и объявили о прибытии ее отца. Катарина встала и увидела, как в комнату с широкой улыбкой, важно ступая, вошел ее отец. Он выглядел весьма довольным собой. За ним следовал его внук и наследник Фредерик Август. В нем не было величия деда, но на лице его сияла еще более широкая улыбка, если такое возможно. Что могло вызвать все эти улыбки? Она оглянулась на Александра, стоявшего у нее за спиной. Он пожал плечами и покачал головой.
– Дамы и господа! – провозгласил Франц, вытянувшись и словно одеревенев.
В проеме противоположных дверей Хазард расправил плечи и выпятил грудь. Тоном более подходящим для погребальной элегии капитан объявил о прибытии посланника от императора из Вены. Катарина судорожно вздохнула.
В комнату прошествовал огромный полный мужчина, он будто плыл по морю собственного высокомерия, что не позволяло ему бросить даже мимолетный взгляд на присутствующих. Он держал перед собой широкую плоскую деревянную шкатулку, перевязанную красной шелковой лентой. Наряженный в роскошный винного цвета бархатный камзол, расшитый золотом, он остановился перед Александром. Без должного почтения поклонившись отцу Катарины и еще более небрежно сделав поклон ей и Александру, он протянул вперед шкатулку, давая понять, что кто-то должен взять ее.
Краем глаза Катарина видела, что ее отец чуть ли не пританцовывал.
– Откройте ее. Откройте ее, – торопил герцог.
Помощник, скрывавшийся за широкой спиной посланника, выскочил вперед и вынес пюпитр. Александр отвесил посланнику вежливый, но лишенный подобострастия поклон, взял шкатулку и поставил ее на подставку.
Катарина, затаив дыхание, стояла рядом с ним, пытаясь не подать виду, что изо всех сил пытается заглянуть внутрь, пока он открывал крышку.
– Что это? – чуть слышно спросила она.
Александр достал тонкую, форматом в четверть листа книжечку, через переплет была пропущена широкая красная лента, концы которой скрепляла красная восковая размером с ладонь печать императора.
Ее отец больше не мог сдерживаться и рассмеялся вслух. Он сердечно прижал к себе дочь.
– Ах-ха! Видишь? Я выполняю свои обещания. Подарок, опоздавший на пять лет.
– Отец, что за подарок? Я не понимаю.
Она обратилась за ответом к Александру. Он выглядел ошеломленным, вчитываясь в аккуратный почерк писцов императора.
– Александр?
Отец поцеловал ее в щеку.
– Твой свадебный подарок! – Он поспешно осмотрелся. – Когда вы заново давали брачные обеты в Таузенде, я пообещал тебе это.
Катарина припомнила пышное зрелище, которое представляла собой ее свадьба. Церковь в Регенсбурге, где, как считалось, они с Александром поженились, сгорела во время войны, и, таким образом, увы, записи об их браке не сохранилось, поэтому пришлось повторить церемонию. Священник улыбался, когда они «заново давали» свои брачные обеты, но в основном ее воспоминания об этом событии сводились к водовороту красок, смеха и музыки. Все герцогство приняло участие в танцах на улицах, хотя Катарина подозревала, что они в большей мере праздновали гибель ее брата, чем ее свадьбу.
Она не помнила, чтобы отец давал какие-то обещания. Только неделю спустя Александр выполнил свое обещание и посетил могилу отца.
Теперь муж протянул ей книгу и тихо, так чтобы только она могла услышать, сказал:
– Представь себе, Кэт, твоя иллюзия стала реальностью. Император признал мое право по материнской линии на маркграфство Карабас.
– Что? Но такого не существует…
Он усмехнулся.
– Существует. И похоже, меня сделали маркграфом Карабасом. А тебя, мою супругу, маркграфиней.
Она застонала, услышав этот громоздкий титул. Александр хмыкнул.
Поздно ночью они лежали в постели, глядя на огонь, и Александр крепко прижимал к себе Катарину. Он, нежно целуя ее в висок, спросил:
– И о чем думает маркграфиня Карабас?
Она невесело улыбнулась.
– Я как раз думала о давнишних иллюзиях, – ответила она и рассмеялась, – и об этом ужасном титуле!
Он принялся легонько покусывать ее за подбородок. Она застонала и еще крепче прильнула к нему.
– Возможно, любовь моя, ты будешь более осторожно подходить к выбору своих иллюзий.
– Думаю, следующего раза не будет, – пробормотала она, чуть не теряя сознание от его поцелуев. – Мне не нужны иллюзии. У меня есть чудо.