Пустыня безмолвствовала.
Темная тихая спальня, неподвижный мужчина в кровати. Возле кровати безмолвная, скорбная женщина. В тусклом свете ночника видно, что женщина обеими руками сжимает темную, загорелую руку мужчины, рубин на безымянном пальце которой потерял свой былой блеск. Кроваво-красный рубин стал черным. Совершенно черным.
Последние сутки Тэмпл провела у постели шейха. Она присутствовала при операции, во время которой французский хирург извлек пулю из тела Шарифа, который все это время был без сознания. Она сидела возле шейха, когда у него начался жар и он метался в горячечном бреду, омывала ему лицо прохладной водой и клялась, что не оставит его. Она не оставит его никогда. У Тэмпл ручьем текли слезы, когда Шариф метался по кровати, обезумев от боли, и только повторял: «Нэкседил, Нэкседил». Она догадывалась, что он говорит ей что-то по-арабски, но не могла понять что.
Кроме Тэмпл, в спальне шейха оставался Тариз. Тариз сидел возле постели господина, тихий и безмолвный, как ночь в пустыне. Тариз видел, как сильно страдала Тэмпл. Время от времени она начинала всхлипывать и объяснять бредящему Шарифу, как она виновата перед ним. Когда она не просила прощения у шейха, она каялась перед Таризом. Она говорила, что поступила в высшей степени опрометчиво, ударив его по голове и оставив в пустыне. Она надеялась, что и шейх, и Тариз поверят ее искреннему раскаянию и простят.
Тариз слушал плачущую красавицу и сочувствовал ей.
Тэмпл, взяв за руку прекрасного, но находившегося на волосок от смерти Шарифа, умоляла его открыть глаза, сказать хоть слово.
Тэмпл склонила свое залитое слезами лицо к плечу Шарифа, опустила голову на подушку и стала вспоминать, как она просила его воинов плыть к городу, где их господину могли бы оказать врачебную помощь. Они отказались.
Лодка причалила к берегу, преодолев всего несколько миль. На берегу шейха уже встречали мужчины его племени со свежими лошадями. Четверо из них вызвались доставить Самиру к ее родителям, а Лейлу туда, куда она скажет.
Все остальные помчались в лагерь. Тэмпл пыталась убедить воинов, что скачка только повредит шейху, что он не выживет, если его не доставят к врачу. Но ее никто не слушал.
Тэмпл вздохнула, слегка потерлась щекой о руку Шарифа и пристально взглянула ему в лицо. Человек-загадка. Его подданные слишком точно выполняют его приказания, слишком опасаются нарушить приказ господина. Они слишком боятся его суда. Они слепо выполняют его приказы. Такое бессловесное, бездумное подчинение может стоить шейху жизни. Тэмпл продолжала любоваться лицом Шарифа, не зная, как ей жить, если он умрет. Мысль эта была невыносима.
— Тариз, я люблю его, и я же его убила.
— Нет, Тэмпл. Шейх будет жить. Шариф очень крепок. Его не так-то легко убить.
Женщина улыбнулась.
— Надеюсь, ты прав. Вы, арабы пустыни, физически намного крепче нас.
— Шариф не араб, — улыбнулся Тариз. Тэмпл с удивлением подняла голову.
— Не араб?
Тариз вздохнул и покачал головой.
— Наверное, пришло время вам узнать немного больше о шейхе Шарифе Азизе Хамиде.
Тариз обошел вокруг кровати и устроился на стуле возле Тэмпл. Сердце Тэмпл исполнилось болью и состраданием. Она со слезами на глазах слушала горестную историю о смерти родителей шейха. Только теперь она поняла, что значили слова Шарифа «Это за мою мать!», которые он выкрикнул во время перестрелки во дворце Мустафы.
— Настоящее имя Шарифа Кристиан Телфорд, — продолжал Тариз. — Его родителями были сэр Альберт Телфорд, благородный, титулованный джентльмен, и его жена Маурин. Лорд и леди Данравен. Кристиан был их единственным сыном.
— Но ведь он смугл, как настоящий араб, — в сомнении прошептала Тэмпл.
— Его мать была прелестной темнокожей ирландкой. В ее жилах текла мавританская кровь. Цвет кожи Кристиан унаследовал от нее.
Тариз долго рассказывал Тэмпл, как старый шейх воспитывал найденыша. Он поведал ей, что бездетный шейх растил Шарифа как родного сына. Объяснил, что, выполняя последнюю волю матери, Шарифа-Кристиана отправили учиться в Англию.
— Шариф знает о том, что он приемный сын?
— Знает. Когда ему исполнилось пять лет, старый шейх все рассказал. Перед отъездом Шарифа в Англию его приемный отец сказал, что, если молодой человек не захочет возвращаться обратно в пустыню, его не осудят.
— Но Шариф вернулся. — мягко заметила Тэмпл. — Жизнь кочевника он предпочел…
— Да, — гордо отозвался Тариз. — По рождению он англичанин, но сердце его принадлежит пустыне.
Тэмпл и Тариз продолжали тихо беседовать. Наконец она спросила:
— Скажи, Тариз, почему Шариф решил похитить меня?
— Разве вам не показали письма, написанного Шарифом и адресованного вашему дяде?
— Конечно, показали. Но я все-таки не понимаю, почему Шариф…
— Он не собирался причинять вам вреда. Долгие годы, вернее, десятилетия Дюплесси снабжают оружием презренных турков.
— И тем не менее Шариф…
— Да, он рисковал жизнью, чтобы спасти вас.
— Ах, Шариф… — Тэмпл бросила нежный взгляд на раненого.
— Шариф, как и его приемный отец, много раз пытался объяснить вашей семье, что вместе с оружием они поставляют в пустыню смерть и разрушение. Но к его словам не прислушались.
Тариз поднялся со стула, направился к сундуку из черного дерева и достал оттуда гильзу, которую недавно вынул из окровавленных одежд Шарифа. — Посмотрите.
Тэмпл содрогнулась, когда, взглянув на гильзу, увидела клеймо «Дю-Пи».
— Эта гильза была в руке Шарифа, когда мы нашли его и его мать в пустыне, — объяснил Тариз. — Люди Хусейна убили родителей Шарифа при помощи оружия, произведенного на заводах, принадлежащих вашим родным.
— Господи, нет.
— Презренные турки — безжалостные убийцы. Они замучили и убили многих наших людей. Оружие у них лучшего качества, чем наше, и его намного больше. — Ничего не говоря, Тэмпл смотрела на гильзу. — Говорят, что единственной наследницей своего состояния ваш бездетный дядюшка Джеймс Дюплесси назначил вас, это правда?
— Да, это так.
— Вот поэтому Шариф вас и похитил. Он отправил человека послать телеграмму вашему дяде, зная, что последний сделает все возможное, чтобы облегчить вашу участь. Шариф был уверен, что ради вашего спасения сэр Джеймс распорядится прекратить отгрузку оружия туркам. — Тариз вздохнул. — Как нам теперь известно, телеграмма не дошла до адресата.
Тариз поднялся, ласково похлопал молодую женщину по плечу и сказал:
— Если понадоблюсь, я буду недалеко от шатра.
— Подожди, Тариз, — попросила Тэмпл. — Скажи, что значит «Нэкседил»?
— Моя красавица, — улыбнулся тот.
После ухода Тариза Тэмпл еще долго сидела, перекатывая на ладони гильзу. Шариф застонал, и Тэмпл словно забыла обо всем. Она снова взяла его ладони в свои, принялась целовать и приговаривать, как она любит его, как беспокоится о нем. Она всегда будет любить своего спасителя. Сможет ли он ответить на ее чувство? Хоть немного?
Тэмпл провела всю ночь с раненым шейхом. Она гладила его, целовала, шептала слова любви.
На рассвете шейх открыл глаза, вернувшись из небытия. Он увидел склонившееся над ним полное любви и сострадания лицо Тэмпл.
— Любовь моя, слава Богу, ты проснулся.
— Как ты назвала меня? — слабым голосом спросил Шариф.
— Любовь моя. Шариф, ты моя любовь, хочешь ты этого или нет. Я люблю тебя сейчас и буду любить всегда.
— Нет, Тэмпл, ты не можешь любить меня. Я не позволю тебе любить себя.
— Я не спрашиваю твоего разрешения.
— Разве ты забыла? Я ведь похитил тебя!
— Я ничего не забыла. Это просто не имеет значения.
— Я был жесток и безжалостен.
— Ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня.
— Наши культуры…
— Что же наши культуры? — лукаво переспросила Тэмпл.
— Ты американка, я араб.
— Нет, дорогой, ты англичанин. Более того — английский лорд.
— Да… но я ведь живу, как араб, — нахмурился Шариф.
— Я схожу за доктором, — улыбнулась Тэмпл. — Отдыхай, дорогой, а когда ты немного поправишься, я уговорю тебя снова любить меня.