Облик

плечо. Еѐ глаза расширились от шока. Она работала так усердно всѐ это время, что выпустила Аву

из виду ненадолго и, очевидно, она не ожидала таких перемен в еѐ облике. Полагаю, я свыклась с

этим, потому что видела, как это происходит постепенно. День за днѐм. Я обняла Луизу, и сжала на

мгновенье. Я просто благодарна, что она ничего не сказала. Ава ненавидит, когда люди обсуждают

еѐ внешность, и Луиза была достаточно хорошим другом, чтобы не допустить этого.

В примерочной Ава пытается выбраться из платья, не пошевелив трубки на груди. Я

помогаю ей, а затем поворачиваюсь, чтобы полюбоваться кучей вещей, которые она принесла для

примерки.

– Не передашь мне то платье? – спрашивает она.

Это гора эластичной и цветочной одежды, которая надевается через голову. Без

неуместных пуговиц. Я посмотрела, что ещѐ она выбрала. Тут много джинс в обтяжку разных

цветов и фасонов, вполне простые маечки, несколько милых платьев, украшенных тесьмой и

кружевные прозрачные кардиганы. Вот что интересно: всѐ это было в стиле Авы и это бы

выглядело на ней замечательно, но хотя всѐ это не последний тренд, который более обширный и

роскошный. Я всегда представляла Аву модницей, но, по правде говоря, она просто девушка со

своим, комфортным для неѐ стилем. Мне нравится еѐ уверенность. А я все ещѐ не удосужилась

надеть мою футболку Woodland Trust как платье, и часть меня действительно желает этого.

Вдруг позади меня раздался звук. Душераздирающий крик Авы. И это явно не

удовольствие, вызванное привлекательностью кардиганов. Я подняла взгляд и увидела еѐ

отражение в зеркале. Еѐ лицо истощилось и конвульсировало. Оно вытаращилось из горла

цветочного платья, надетого на ней, со странной чертовой вышивкой вокруг горла, которую я не

видела раньше.

– Помогите мне. Помогите мне. Уберите это!

Я быстро встала и подошла к ней, чтобы помочь. Именно тогда я всѐ поняла. Вышивка по

вырезу – никакая не вышивка. Это волосы. Волосы Авы. Большая их часть. Снимая платье, мы,

очевидно, вытянули их, но не прядями, а комками.

Какое-то время мы просто стояли там, молча, с учащенным дыханием. Я и не знала, что

волосы могут вытворять такое. Я чувствовала нарастающую панику, особенно когда увидела

лысые участки на голове Авы. Это было именно то, чего она боялась больше всего, и внезапное

появление бледных, открытых участков кожи на голове шокировало. Интересно, заболею ли я.

Почему мы так сглупили и пошли без мамы? Но факт есть факт, мы одни. Так что я должна как-то

справиться с этим.

Я успокаиваю дыхание и думаю. Это всего лишь ещѐ один сюрприз за лето, полное

сюрпризов. Я недавно имела дело с толстыми лодыжками, крутилась колесом на мокрой гальке, и

выглядела как идиотка на дневном телевидении. Ава справляется с гораздо более ужасными

проблемами. Конечно, я могу справиться с этим.

– Все хорошо, – говорю я ей, мягко положив руки на еѐ дрожащие плечи. – Закрой глаза.

Подними руки вверх. Я сниму его. Не волнуйся, я держу тебя.

Еѐ дыхание замедляется, затем она стихает, чтобы сделать то, что я говорю. Сейчас то, что

я немного выше неѐ, оказалось полезным: легче тянуть платье вверх, снимая через голову. Я

быстро убираю с еѐ плеч волосы, столько, сколько могу, и укутываю еѐ в один из кардиганов.

– Избавься от этого! – хнычет она.

Я беру платье и собираюсь унести его, когда она пищит, – Волосы! Я имею в виду волосы.

– Затем, рыдая, она медленно сползает на пол.

Я тщательно сняла волосы с платья, прядь за прядью, чтобы вернуть его Луизе в

первоначальном состоянии. Поверьте, Ава беспокоилась об одежде. Восстанавливая платье, я

украдкой поглядывала на еѐ голову: кое-где просвечивалась кожа, пучки волос безвольно свисали

вниз.

– Тебе нужно отрезать оставшиеся, – говорю я мягко, – пока не стало хуже.

– Я знаю, – говорит она, дрожа и кусая губы. – Я собиралась побрить их. Но я боюсь, Ти.

Я буду выглядеть как буддийский монах. Или пришелец. Большой, толстый, уродливый пришелец.

– Сногсшибательный пришелец. Мы можем сделать это сейчас. Я пойду с тобой.

– Я просто хочу остаться здесь.

Она не может оставаться здесь, в примерочной. Чем дольше она остается, тем труднее

будет уйти.

– Я буду держать тебя за руку, – успокаиваю я еѐ.

– Правда?

– Да, – потом я задумываюсь. – И я знаю, где мы можем сделать это. С тобой всѐ будет

хорошо.

Она выглядит потерянной и неуверенной. – И ты обещаешь, что будешь держать меня за

руку?

– Каждую минуту, – говорю я ей. – Доверься мне.

Луиза стоит за занавеской. Она слышала крик. Я прошу еѐ поймать нам такси, и она сразу

уже уходит, без подозрительного взгляда, ничего не говоря Аве и не спрашивая почему. Не

показывая ничего. Мне нравится Луиза.

Глава 21.

Двадцать минут спустя мы были в Ковент Гарден, у стойки регистрации парикмахерской

«Локс, Сток и Баррел». Это единственная известная мне шикарная парикмахерская. Она напомнила

мне космический корабль, когда я пришла сюда подстричь волосы. Превосходное место для того,

чтобы стать пришельцем.

Девушка на ресепшене просмотрела книгу регистрации, что бы найти свободное время для

Авы.

– Что бы вы хотели? – спрашивает она. – Подстричься и уложить волосы?

– Нет, мы хотим состричь всѐ, – говорю я.

Луиза одолжила Аве шляпку, чтобы прикрыть волосы, но сестре жарко и она обмахивает

шляпкой лицо.

Девушка кидает взгляд на голову Авы и вздыхает.

– Извините.

Она исчезает. И возвращается с молодым, стройным мужчиной в чѐрном, усыпанном чем-

то ремне и с несколькими серѐжками.

– Это Сержио. Он позаботится о вас. – Говорит она, краснея от стыда. Я надеюсь, что Ава

не видела выражения еѐ лица.

Мы следуем за Сержио к стулу в задней части салона. Он надевает накидку на плечи Авы и

усаживает еѐ. Мы все смотрим на еѐ пятнистую голову в зеркале и еѐ пятнистые щеки, ещѐ красные

от слѐз в такси. Я, как и обещала, держу еѐ за руку. Сержио выглядит не очень уверенным.

– Насколько коротко вы хотите?

Сообщение не дошло до адресата. Так спокойно, как могу, я снова объясняю, что нам

нужно побрить Аву налысо. У нас не особо много вариантов. Если оставить волосы сзади, это

будет выглядеть неоднородно и глупо. Глаза Сержио расширяются, но он кивает. Парикмахер

отходит, чтобы взять бритвенную машинку и прочие необходимые для стрижки вещи. Тем

временем, Ава стискивает мою руку.

– Останься со мной.

Я смотрю на неѐ в зеркале, где еѐ напуганные глаза кажутся огромными.

– Конечно, я останусь с тобой.

Не отпуская еѐ руку, я подтянула свободный стул поближе к ней и присела. Кажется таким

неправильным, что Ава вынуждена расстаться со своими прекрасными волосами, тогда как на моей

голове по-прежнему умещается воронье гнездо и выглядит совершенно безнадежно. Мне никогда

не нравились мои волосы.

Это дает мне другую идею.

– Сделаем это вместе.

– Что?

– Я тоже подстригусь. Будет проще, если мы сделаем это вместе.

– Не будь дурочкой, – говорит она. Но я замечаю новое выражение на еѐ лице. Кроме

страха, появляется любопытство. Любопытство ей больше идѐт. И мне тоже интересно. Странное

возбуждение.

– Да ладно тебе! Всего лишь маленькое приключение.

Поэтому, когда Сержио возвращается, мы просим его позвать ещѐ одного парикмахера. Он

выглядит ещѐ более неуверенным, чем раньше. В салоне очень оживленно. Сержио ненадолго

исчезает, а я вижу, как среди сотрудников расходятся шепот. Другие парикмахеры начинают

оглядываться, пытаясь понять, что происходит. Затем позади нас возникает пожилой мужчина. Он

улыбается нам обеим в зеркале. Мужчина огромен – как медведь гризли в розовой шѐлковой

рубашке с принтом и с золотыми украшениями. Но у него ласковая улыбка и, когда он начинает

говорить, его голос оказывается глубоким и теплым: как у американского соул-певца.

– Привет, я Винс, – говорит он с настоящим акцентом Южного Лондона. – Я главный

стилист. Я понимаю, что вы, две прекрасные дамы, нуждаетесь в моей помощи.

Совершенно спокойно и уверенно он кладет руки на плечи Авы, словно каждый день имеет

дело с пятнистоголовыми подростками. Сержио возвращается с бритвенной машинкой и встает

позади меня. Сейчас, когда Винс здесь, он выглядит куда более расслабленным.

– Бритьѐ головы – это искусство. Это некий ритуал, – объясняет Винс. – Обычно оно

сопровождается ладаном и цветами. Вместо этого у нас есть кофе и журнал Vogue. Как бы то ни

было, позволь мне показать тебе, что можно сделать.

Он кладет бритвенную машинку перед нами и демонстрирует разницу между бритьѐм

наголо и стрижкой, оставляющей на голове пару миллиметров волос. Я собираюсь выбрать

щадящий режим, но Ава сжимает мою руку и твердо заявляет, что хочет стрижку "под ноль".

– Теперь я их ненавижу. Избавьтесь от них, пожалуйста.

Винс видит мрак в еѐ глазах. Он не спорит.

– Мне то же, что и у неѐ, – говорю я. Винс улыбается и кивает. Нам с Авой приносят

напитки и журналы, чтобы отвлечься на время стрижки, затем Винс щелкает ножницами, как

кастаньетами.

– Готовы, красотки?

Мы вместе сказали да. Мы крепко держались за руки. Мы готовы.

Бритвенные машинки заработали и журналы остались лежать нетронутыми на наших

коленях. Напитки остыли. Мы с Авой были буквально загипнотизированы зрелищем в зеркале.

Постепенно наши головы и лица начали меняться таким образом, как мы никогда не смогли бы

себе вообразить.

Первое, что я заметила – насколько мы на самом деле похожи с сестрой. Без волос как

отвлекающего фактора, все черты стали более заметны. Наши глаза похожи: разного цвета, но

одинаковой формы. У нас на подбородках одинаковые ямочки. И у меня немного более

симпатичные уши, чем у Авы. Круто! По мере проявления, моя голова завораживала меня все

больше и больше. Я всегда предполагала, что она гладкая, как яйцо, но на самом деле череп

оказался неровным. Это целая часть меня, о которой я не имела ни малейшего представления. Я

точно знаю, что проторчу кучу времени перед зеркалом дома, рассматривая его.

Ава бросает взгляд вниз, чтобы увидеть, сколько волос уже сострижено и лежит на еѐ

коленях, плечах и на полу.

Я снова сжимаю еѐ руку.

– Смотри на своѐ лицо. Смотри на моѐ.

Она смотрит на меня с благодарностью.

– Вау, Ти! Ты выглядишь, как кто-нибудь из Стар Трека.

Точно, и мне даже нравится.

– На самом деле, больше похоже на Мегамозг.

– Говорю я, любуясь своим высоким лбом.

Она смотрит на меня. Затем на себя. Она улыбается.

– Я выгляжу как парень!

– Как парень со скулами, за которые можно умереть, – вставляет Винс. – Твой затылок

божественен. Я покажу тебе.

Он поднимает переносное зеркало и регулирует его так, чтобы Ава могла полюбоваться

собой в профиль. Он прав: великолепное зрелище. Ей просто нужно надеть чокеры и бижутерию,

чтобы предстать в выгодном свете.

Мы просто не можем отвести от себя взгляд. Словно мы смотрим на совершенно других

людей. Эти девушки как-то умудряются выглядеть странно и пугающе и одновременно ярко и

внушительно. Я бы не стала связываться с девушкой в зеркале. Но мне бы хотелось узнать о ней

больше. А ещѐ до этого я думала, что Ава будет смотреться хрупкой и беззащитной без прекрасных

волос, но вышло совершенно иначе.

– Ты похожа на королеву воинов, – я говорю ей.

Она улыбается.

– Я знаю! Я выгляжу как ты.

– Ах-ха. Две королевы воинов.

– О, – замечает Винс. – Зена и Габриэль. Я был без ума от них. Вы когда-нибудь смотрели

этот сериал? Они были такими сумасшедшими, сильными и сексуальными. Ты могла бы быть

Зеной, – говорит он Аве. – А ты – Габриэль. Теперь я представляю тебя сражающейся с богами,

молниеносно стреляющей из арбалета. Добавить немного золотой брони, и ты готова.

Мне понравилось. Я – Габриэль, кем бы она ни была. Хотя нет, я могла бы быть и Зеной

тоже. И я пролетаю через... что там они пролетают. Я должна достать DVD, где сеют хаос и

сражаются с богами. Так я себя и чувствую, в конце концов.

Как только все волосы сострижены, Винс и Сержио проходятся по нашим головам

машинками ещѐ раз, на этот раз установив минимальный режим, уделяя внимание каждой

выпуклости и углублению черепа.

Ава отпускает мою руку, чтобы пощупать голову. Сначала осторожно, а потом все более

уверено.

– Она такая гладкая и мягкая. Как кожа младенца.

Куда лучше, чем с клочками волос, что были раньше. Теперь, после стрижки, она выглядит

более здоровой.

Я глажу свою голову. Мои волосы были жестче, чем у Авы, и теперь ощущение, будто

водишь рукой по наждачке. Там, где должны быть волосы, на коже видна тень. Выглядит так,

будто кто-то штриховал твердым карандашом по контуру волосяного покрова. И у меня

симпатичная линия роста волос. Я никогда не замечала этого.

Винс и Сержио втирают в кожу головы лосьон. Он пахнет грушей и весенними цветами. Я

не могу прекратить вертеть головой, приспосабливаясь к новой свободе. Я и понятия не имела,

насколько на самом деле тяжелым было мое воронье гнездо. Сейчас голова даже движется иначе.

Могу поклясться, что моя шея стала длиннее.

Винс похлопал Аву по плечам.

– Ну же, Зена. Мы закончили, – говорит он. – Ты выглядишь великолепно.

Она серьѐзно смотрит на себя в зеркало и кивает.

– Выглядит намного лучше, чем раньше.

Я рада, что она согласна. Она выглядит изящнее. Еѐ глаза сияют как у Элизабет Тейлор.

Мы снимаем накидки и проходим к стойке регистрации. Я хватаюсь за кошелек в сумке,

когда мой взгляд натыкается на прайс-лист, упирающийся в космическую цветочную композицию.

Я не платила за мой прошлый визит сюда – всѐ взяла на себя Фрэнки. Так что я не знала, что в

среднем стилист получает 75 фунтов за стрижку и укладку феном. Расценка Винса – 150. Мама

жалуется, что стрижка стоит 50 фунтов... ну, по крайней мере, жаловалась раньше. Сейчас папа

стрижет еѐ сам. Я даже не представляла, что можно вообще потратить так много.

О боги. Я выполнила одну модельную работу и всѐ равно у меня уже 200 фунтов долга. Тед

не смущает этот момент, но Зена просто полагает, что все наладится само собой, потому что

принцессы-воительницы не проигрывают простым парикмахерам.

И Зена права. Винс следует за нами и тихо перекидывается парой слов с регистратором

перед тем, как поздороваться с новым посетителем.

– С вас двадцать фунтов, – удивленно говорит она, вбивая число в компьютер. – Винс

сказал, что это была лѐгкая работа.

Я стараюсь выглядеть важной и расслабленной и не выдать страшное облегчение, которое

испытываю, пока оплачиваю с карточки. Но когда заканчиваю, я оглядываюсь, стараясь поймать

взгляд Винса и поблагодарить его. Он вернулся к работе, но видит меня в зеркале и посылает мне

улыбку. Грустную улыбку. Я думаю, он понял, почему мы пришли сюда сегодня, но он ни за что не

покажет этого Аве. Винс герой.

Две Зены прокладывают путь из легендарного ландшафта Ковент Гарден. Они горды и

храбры (и не по уши в долгах), и им нужно лишь немного золотой брони для завершения образа. И

кожаные бикини, но, честно говоря, это слишком. Куда бы мы ни пошли, люди оборачиваются и

пялятся. Обычно я ненавижу это, но сегодня я думаю, что подобное внимание естественно. Кто бы

не уставился на пару воинствующих принцесс, шагающих через свои владения и принимающих

верность своих подданных? Мы величественно улыбается им всем. Некоторые улыбаются в ответ.

Возможно, на взгляд некоторых, я выгляжу как инопланетная форма жизни. Но я знаю, как

это ощущается. Даже инопланетянки могут быть горячими штучками.

Глава 22.

Как только оказываемся дома, мы бежим на кухню, чтобы показаться маме. Она бросает

взгляд в нашу сторону и внезапно вскрикивает. Еѐ колени подгибаются. О, нет. Я не подумала об

этом. Одна лысая дочь ещѐ может выглядеть легкомысленно, но две...

Папа выходит из спальни, где он пишет, и резко бледнеет. Он подскакивает к маме, чтобы

поддержать еѐ, всѐ это время пронзая меня взглядом. Он шокирован тем, что я сделала, и злится из-

за эффекта, произведенного на маму. Но она уже взяла себя в руки.

– Ава, милая! Ты выглядишь чудесно. И ты, Тед, тоже. Хорошая работа. Подойдите и

обнимите мамочку.

Она крепко стискивает нас обеих в объятиях. Думаю, ей потребовалась секунда, чтобы

сориентироваться в происходящем, но она наша мама: больше времени ей не понадобилось. Она

выдыхает и делает глубокий вдох.

– Я знала, что этот момент настанет, и у меня есть кое-что. Пойдемте ко мне в комнату. Я

вам покажу.

Около минуты я чувствовала себя скорее Мегамозгом, чем принцессой-воительницей, но,

благодаря маме, это прошло. Она может быть уставшей или раздраженной, но, когда мы

действительно в ней нуждаемся, она нас не подводит.

Мы идем вслед за ней в спальню, где она вытаскивает коробку из-под кровати. Это старая

обувная коробка из тех времен, когда она ещѐ могла позволить себе покупать обувь. И в коробке

лежат шѐлковые шарфики, уложенные между слоями папиросной бумаги.

– Раньше у меня была целая коллекция. Я думаю, здесь хватит вам обеим. Почему бы вам

не выбрать то, что понравится? Не хочу, чтобы у вас мѐрзли головы.

Мы с Авой сидим бок о бок на краю маминой постели перед еѐ комодом и смотримся в

зеркало. Мы складываем шарфы повсюду и пытаемся повязать их на голову разными способами.

Ава обнаруживает длинные шарфы бирюзового и фиолетового цвета из мягчайшего,

тонкого индийского шѐлка и завязывает в узел с одной стороны. Их кисти свисают через плечо.

Сейчас она больше похожа на цыганскую принцессу, чем на принцессу-воительницу. Мама

использует карандаш для бровей, чтобы подчеркнуть брови Авы. Так или иначе, большая часть

ресниц сохранилась, и с небольшим количеством теней и подводкой для глаз сестра снова

превращается в гламурное совершенство, готовое к встрече с Джесси.

Я примеряю разные образы, от "Королева на прогулке" до "Викторианская гадалка по

ладони". Суть в том, чтобы выглядеть круто и исключительно, а не как Грейс Келли во время

шоппинга. Шарфы сказочно гладкие и мягкие, но они обвисают, и ни один вариант не кажется

достаточно крутым. Я скучаю по простой, смелой форме, которая была раньше. В конце концов я

выбираю только пару маминых серег-подвесок.

На протяжении всего ужина мама смотрит на меня, не в силах справиться со своим

волнением, граничащим с шоком. Я чувствую, она действительно хочет, чтобы и я выбрала

шарфик. Папа вообще едва может на меня взглянуть. Я никогда раньше не делала ничего, что бы не

нравилось моим родителям – по крайней мере, я такого не припомню. Но что-то изменилось, и мне

это нравится.

Это не значит, что я нарушаю закон или что-то подобное. Я та, кто я есть. Это я. Я смелая, я

пугающая, я сильная. Я бунтарь и воин, как моя храбрая и красивая сестра, сидящая рядом со мной.

Воин, который обожает мясное ассорти, приготовленное сегодня мамой, и который никак не может

им насытиться. Ну и ещѐ двумя порциями яблочно-ежевичной рассыпчатой выпечки на десерт.

Я – Зена. Смиритесь с этим.

На следующий день после завтрака я одолжила один из маминых беретов и папин велик и

отправилась на долгую велопрогулку в Ричмонд парк. Это очень волнующе – находиться на

свежем воздухе в окружении моей любимой зелени, ощущая ветер в лицо и солнце, ласкающее

кожу. Я могла сделать так раньше – папа бы не стал возражать – но по каким-то причинам это

никогда не приходило мне в голову. Помимо кручения колеса на "пляже", я давно не делала

физических упражнений. За последние несколько недель жизнь, кажется, стала куда сложнее.

Сейчас я не могу поверить, что никогда не переживала из-за толстых лодыжек.

Когда я спускаюсь с длинного покатого холма, моѐ бедро начинает вибрировать. Я

торможу и вынимаю телефон из кармана шортов. Это Ава, еѐ голос звучит задумчиво.

– Привет, Ти. Тебя довольно долго нет. Всѐ в порядке?

Я рассказываю ей о свежем воздухе вокруг и слабом намеке на осень в шепоте листьев этим

утром. Я люблю смену времен года. Даже ветер, кажется, знает, что лето скоро закончится.

– Джесси только что написал, – говорит она. – Я писала ему прошлой ночью о том, что мы

делали вчера, но я не думала, что он получит сообщение в ближайшее время. Он в Сан-Тропе,

кстати. – Длинный вздох. Как и я, она сейчас представляет бесконечную череду девиц в красных

бикини с идеальным накачанным прессом.

– Теперь он хочет знать все о моих волосах. Он знал, что это будет большой проблемой.

– И?

– И... Я не знаю, что ответить.

Еѐ голос звучит робко и нервно, не похоже на прежнюю Аву. К тому же, она прежняя

позвонила бы Луизе, а не мне. Мы с Авой стали общаться больше с тех пор... ладно, с тех пор, как

произошли все эти летние события. Но я никогда не ожидала, что она изменит своим привычкам и

позвонит мне.

– Я сейчас вернусь домой, – говорю ей.

– Вот только... мне понравилось, что ты сказала про ветер, Ти, мне тоже надо выбраться

куда-нибудь. Мы можем встретиться в Уондсворт парке?

Я соглашаюсь. Уондсворт парк – ничто по сравнению с Ричмонд парком, несмотря на

название. Один – это славный островок сельской местности посреди города. Другой – маленький

участок зелени на берегу реки, неподалеку от нашей квартиры, где я недавно училась

фотографировать. Но для Авы куда легче добраться туда, так что я гоню на велосипеде так быстро,

как могу.

Когда я, запыхавшись, добираюсь туда пятнадцать минут спустя, она элегантно сидит на

скамейке возле длинного и широкого газона, одетая в простое хлопковое летнее платьице, с

нежным макияжем и в мамином голубом шѐлковом шарфике, умело намотанном на голову на

манер тюрбана, со свисающими через плечо концами.

– Выглядишь замечательно! – говорю я прежде, чем успеваю сдержаться, потому что это

звучит банально, но она так не считает.

Ава улыбается и выглядит смущенной – но не недоверчивой, что уже хорошо.

– Что ты там говорила о фото для Джесси... можешь сделать это сейчас? – спрашивает она.

– Пока я чувствую себя достаточно смелой. Это проще, чем пытаться объяснить ему.

– Я бы с удовольствием, вот только у меня с собой нет камеры. – Я виновато пожимаю

плечами.

Она выглядит ещѐ более смущенной.

– У меня есть. Я прихватила еѐ с собой. Просто на всякий случай. Я знаю, ты говорила о

том, что нашу комнату можно превратить в студию, но, честно говоря, сейчас я ненавижу это

помещение. Я ненавижу всѐ в этой квартире... плохие ассоциации. Ну, ты понимаешь.

Точно. Я терпеть не могу всѐ это тоже, уже кучу времени. Бьюсь об заклад, ванную она

ненавидит больше всего.

– На природе хорошо, – соглашаюсь я. – Я немного практиковалась здесь в фотографии. И

Ник – тот парень, ты, наверное, и не помнишь, неважно, этот парень, он сказал, что естественное

освещение на улице хорошо подходит. Модные блогеры постоянно так делают.

Она усмехается мне.

– Я помню Ника, – говорит она. Затем она усмехается ещѐ сильнее.

Я розовею. Не могу представить, почему она так на меня смотрит. Он всего лишь парень,

который упомянул интересные виды фотографий. Ничего особенного. Я не слышала о нѐм все

лето, да я и не ожидала этого. Что она имеет в виду? Я думала, что мы говорим о модных блогерах.

– Передай мне камеру, – требую я. – Посмотрим, что я смогу сделать.

Если мои пробные съѐмки и научили меня хоть чему-то, так это тому, что вы вряд ли

получите грандиозные фотографии, просто размахивая камерой и нажимая кнопку. Если нам

нужно, чтобы Джесси увидел Аву с лучшей стороны, то фон должен быть правильно подобран, и я

должна найти лучший ракурс лица Авы, с наиболее выгодным освещением и тенями, а она должна

улыбаться естественно и не слишком сильно, и не делать никаких глупостей с ногтями.

Я перехожу в режим Зены и объясняю Аве, как ей лучше сесть. Я хотела поиграть с

глубиной резкости, как делала Грета на галечном пляже, но камера Авы не настолько продвинутая.

Вместо этого я концентрируюсь на том, чтобы усадить Аву в хорошую позу и построить кадр так,

чтобы сестра была окружена зеленью, на фоне которой голубой шарф выделяется ярким пятном. С

некоторых ракурсов лицо Авы выглядит слишком круглым после лечения стероидами, они мне не

подходят. Другие подчеркивают еѐ прекрасные скулы и красивый нос. Выглядит хорошо, но когда

я повторяю выражение Винса – Немного золотой брони и ты готова! – тогда она оживляется, еѐ

фиолетовые глаза сверкают, и я получаю снимок, который может соперничать с цыпочками в

красных бикини.

– Вот оно! – говорю ей. – Что я тебе говорила?

Она смотрит на экран камеры и надувает губы.

– Я выгляжу как яйцо, переодетое пиратом.

– Ничего подобного. Посмотри на свою улыбку.

– Ок. Я выгляжу как Энн Хэтуэй, играющая роль яйца, переодетого пиратом.

– Похоже на то, – соглашаюсь я, ухмыляюсь и убираю камеру.

Однако я замечаю, что Ава отправляет Джесси фотографию сразу, как мы возвращаемся

домой, а к обеду эта картинка уже стоит на обоях у мамы в телефоне. Это говорит о том, что стоит

думать о своих действиях. Фото не дотягивает до стандартов Сэба, я признаю, но это определенно

лучшая фотография из всех, что я когда-либо сделала.

Весь обед папа продолжает смотреть на нас, и на меня в частности. Он пытается

восхищаться нашей новой внешностью, но усилия заметны.

– Я тут поискал кое-что, – говорит он. – В Ноттинг Хилл есть очень хороший магазин

париков, судя по всему. Я вызову такси, чтобы свозить вас туда.

– Мне это не нужно, – говорит Ава. – Мне уже дали один в больнице, ты забыл?

– Я помню, – говорит папа, – Но тот очень простой. Ваша мама и я – мы хотим, чтобы у

вас были более естественные и реалистичные парики. Я имею в виду, ты сейчас выглядишь

превосходно – он кашляет, – очевидно. Но ваша бабушка... когда она проходила химиотерапию...

она сказала, что хороший парик важен. Для... общественных мероприятий. Мы можем позволить

это себе, если постараемся. И, Тед, тебе тоже нужен парик.

– Конечно, па, – говорит Ава послушно. – Это очень мило.

Я осознаю, что она в «Сделай родителей счастливыми» режиме. Бедная Ава. Болеть

действительно очень изнурительно. Тогда мне пришло в голову: я могу быть довольна своей лысой

черепушкой дома, но учѐба начнѐтся через несколько дней. Возможно, папа и прав.

Так что мама сопровождает нас в магазин париков и мы проводим вечность перед зеркалом,

превращаясь в разных людей. Это здорово. Сперва я Мерилин Монро, затем Ферджи. Ава –

Элизабет Тейлор (запросто), потом Кэти Перри, после – наша старая бабушка. Серьѐзно – наша

бабушка. С лохматой, короткой, неоднородно светлой стрижкой, точно такой парик она всегда и

носит. Жуть.

Я влюбилась в короткий, темный, обтягивающий парик с прямой челкой, в котором я

выгляжу как Луиза Брукс в 1920х. (Удивительно, что можно узнать, смотря классический

телеканал с сестрой). Я бы хотела взять этот, но это супер-очевидно – парик. Я знаю, что придѐтся

довольствоваться тем, что выглядит примерно, как птичье гнездо. Хотя, когда я описываю его леди

в магазине, она приходит в ужас.

В конце концов Ава выбирает шевелюру длиной до плеч с волнистыми локонами. Это

называется Скарлетт Йоханссон. Кто бы не захотел купить парик, зовущийся Скарлетт Йоханссон?

Тем не менее, Ава засовывает его в сумку, а не надевает сразу.

– У меня от него голова греется, – говорит она.

Продавец кивает.

– Многие мои покупатели говорят то же самое. Хотела бы я, чтобы в парики встраивали

кондиционер. Но вы выглядите в нѐм великолепно. Знаете, вы могли бы быть моделью.

Ава улыбается и перехватывает мой взгляд.

Мой парик, в итоге, называется Роберт Паттинсон. Это о чѐм-то говорит.

Глава 23.

– Выглядит так, словно он собирается слопать немного салата, – говорит Дейзи задумчиво.

Только что вернувшись из Германии, она зашла, чтобы выслушать мои новости и взглянуть

на недавно купленный парик. Она признает, что на моей голове Паттинсона сложно отличить от

реальной шевелюры. Однако, лежа на моем туалетном столике, как сейчас, он напоминает ей

скорее длинношерстную морскую свинку.

– Я хочу, чтобы ты убрала его.

– Я могу снова напялить его, – предлагаю я. – Правда, мне нужно будет закрепить парик

липкой лентой, если я собираюсь сделать все правильно.

– Нет, мне нравится твоя голова и так. Ты выглядишь как Шинейд О’Коннор в 90х. Она

пела песню Принца, называется «Nothing Compares 2 U». Смотрела это видео? Оно невероятное. Я

обязана показать его тебе.

С Дейзи всѐ всегда сводится к музыке. На самом деле ей совершенно неинтересны мои

модельные истории, ну кроме одной, с хвостами воздушных змеев. Фактически она не произносит

"Ну я же тебе говорила", но транслирует это прозрачными мозговыми волнами. Затем она

переключается на рассказ о выступлении еѐ отца в Дюссельдорфе и о том, как сильно она скучала

по мармайту22. В основном она просто рада, что всѐ вернулось на круги своя.

Вот только это не так, на самом-то деле. Не для меня. Я могу выглядеть как прежде – с

Патти на мне, но я чувствую себя совершенно иначе. Я хочу шагать по древним владениям,

управляя своим королевством, и нет никаких сомнений в том, что под Патти я лысая. Если кто-

нибудь обнаружит это, то как же идти в Ричмондскую Академию?

Однако, из этих бесконечных, безнадежных кастингов я вынесла для себя одну мысль:

всегда продолжай гордо держать голову и иди вперѐд. Так что, несмотря на волнение, когда я

появляюсь в классе в первый день осеннего семестра, я стараюсь вести себя так, будто ничего не

случилось. И что самое странное – кажется, это работает. Голова под Патти потеет и чешется. Но

после всего, что я преодолела этим летом, никто ничего не замечает.

Ещѐ более странно, что мне стоит поблагодарить Кэлли Харвест. Оказывается, после пары

порций алкогольное желе23 однажды вечером в Магалуфе24, она сделала себе татушку с

инициалами Дина Дэниэлса сзади на шее. Это стало главной темой разговоров в классе, и Кэлли

оказалась в центре внимания. Дин в восторге. Лично я не уверена, что это действительно хорошая

идея. Она будет вынуждена постоянно носить водолазки, если у них не сложится. Или же ей

придется быть очень осторожной в выборе будущих бойфрендов.

Вскоре мы снова втянулись в школьную жизнь. Последняя пара – это искусство, которого я

с нетерпением жду. Мисс Дженкинс захочет узнать, как мы работали над проектами в течение лета,

и мне не терпится продемонстрировать ей свой. Когда приходит моя очередь, я размашисто

демонстрирую все мои эскизы затененных фруктов.

– Серьѐзно, Тед? И это всѐ? – говорит она неудовлетворенно, практически разочарованно.

Я смотрю на мои бананы и обратно на мисс Дженкинс, шокированная. Я ещѐ и стакан с

водой нарисовала.

– Я очень усердно работала над этим! – протестую я. И это правда. Я штриховала эти

бананы целую вечность.

– Но что ты об этом думаешь? Вообще? Какие художники вдохновляли тебя? О, Тед – тот

манга-портрет Дэйзи, который ты нарисовала в прошлом году, был действительно хорош. Он

22 Marmite – национальная британская еда. Икона Великобритании и культовый продукт.

23 Jell-O shots – десертное желе, приготовленное на водке. Подается в небольших пластиковых или бумажных

стаканчиках (или очень часто в больших одноразовых шприцах, разумеется без иголки).

24 Магалу ф (исп. Magaluf) — пляжный курорт в юго-западной части Мальорки, одного из Балеарских

островов, принадлежащих Испании. Магалуф представляет собой бесконечную последовательность отелей,

баров, ресторанов.

передал еѐ мягкость и еѐ остроту. Я рассчитывала получить что-нибудь более... оригинальное от

тебя.

Я прикусываю губу. Мне хотелось бы быть оригинальной.

Мисс Дженкинс видит, что моя прикушенная губа немного дрожит. На самом деле она не

такая суровая, как можно предположить, увидев еѐ малиновую помаду.

– Может быть, ты занималась чем-нибудь творческим летом?

Интересно, считается ли балансирование на пятидюймовых платформах творчеством? Или

бумажно-тканевые цветы, застрявшие во мне? Или позирование в пиджаке, сделанном из хвостов

бумажных змеев? Дело в том, что творчеством занимались совсем другие люди. Я просто

находилась там. И даже тогда я была всего лишь "очень обычной".

– Не совсем – признаю я. – Ну, только... я сделала несколько фотографий... всяких там

лестниц и прочего. И фото моей сестры.

Мисс Дженкинс снова вздыхает. Уверена, она собирается сказать, что семейные

фотографии не считаются, но затем учительница замирает, словно только что вспомнила, что моя

старшая сестра Ава (а) красива и (б) борется за свою жизнь.

– Правда? – спрашивает она. – О чѐм же эти фотографии?

В этот момент Натан Кинг, который резвился в задней части изостудии, врезается в стол и

посылает в свободный полет несколько баночек плакатной краски. Одна банка лопается, покрывая

Мелани Сандерс ярко-зеленой слизью, отчего девушка начинает истерично вопить.

– Извини, – мисс Дженкинс стонет. – Я нужна там.

Что она подразумевала под этим "О чѐм?", хотела бы я знать. Это фотографии Авы, значит

они "о ней", правда же? Хотя, поразмышляв, я думаю, эти фотографии больше, "о том", как Ава до

сих пор прекрасна, даже несмотря на то, что она сильно изменилась за это лето.

Думаю, правильнее мысль: они "о" еѐ храбрости перед лицом лечения в борьбе с лимфомой...

И постепенно идея начинает формироваться. К концу урока я точно знаю, о чѐм мой

творческий проект – мой новый творческий проект – "о"; и как мне нужно заниматься

исследованием; и как была права мисс Дженкинс, заметив, что все эти бесконечные затененные

бананы, теперь я признаю это, пустая трата времени.

Глава 24.

Когда я возвращаюсь домой, Ава сидит за раскладным столом, медленно смакуя

мороженое, чтобы отбить противный металлический привкус, который появляется у неѐ во рту

после химиотерапии.

– Ава, – спрашиваю я, – Ты не могла бы сделать мне одолжение?

Она смотрит на меня подозрительно.

– Нет уж.

– Что?

– Дать тебе мою тушь. Ты просто испачкаешься еѐ вся и забудешь завинтить крышечку.

Сейчас у тебя есть небольшие сбережения, Ти. Купи себе собственную.

– Нет, я не об этом, – говорю я. Хотя я всѐ-таки надеялась, что она расщедрится на тушь.

Если не считать юбки и камеры, Ава так и не научилась делиться. – На самом деле я имела в виду,

что ты могла бы мне попозировать. Ты в курсе, мне нужно сделать штуку под названием

натюрморт...

– О, только не эти тупые фрукты опять!

– Ага, оно самое. Ладно, мне интересно, не могла бы ты попозировать с фруктами. В конце

концов, мама продолжает скупать их, чтобы тебе стало лучше, и, надеюсь, это работает, а у твоей

головы такая красивая форма...

– Правда?

– Правда. Я думаю, ты будешь выглядеть интересно рядом с кучей клубники, малины,

папайи и...

– Это будет выглядеть сюрреалистично, – хмурится Ава.

– Даа, верно, – соглашаюсь я. – Очень.

– Эй! – еѐ хмурая мина превращается в ухмылку. – Это не так уж и плохо, Ти! В этом вся

ты. Безусловно, творческая идея.

Улыбаюсь с наигранной скромностью.

– Ну, так ты согласна мне помочь?

Она некоторое время ковыряет ногти, затем кивает.

– Но на этот раз ты должна выручить меня.

– Ладно, – нервно соглашаюсь я, надеясь, что это никак не связано с иглами. – Чем же?

– Когда я была в больнице в понедельник, медсестры отметили, что я выгляжу иначе, чем

раньше, – она смеѐтся. – Ну, помимо того, что я стала лысой, я имею в виду. Иначе в хорошем

смысле. Они думали, что я буду не в себе из-за потери волос, но я рассказала им о том, что ты

сделала для меня, и Винс тоже, и обо всем этом эксперименте. Они хотят, чтобы я поделилась этой

историей с другими такими же девочками, потому что они тоже переживают подобное. Сходишь со

мной? Фишка в том, что мы прошли через это вдвоѐм.

Ава непринужденно улыбается мне, словно это ерунда. Я так же непринужденно

соглашаюсь, потому что сейчас она не слишком взволнована, а я не хочу, чтобы она знала, что я

чувствую. Но я шокирована. Это действительно важно. Возможно, это вообще первый раз, когда

она попросила меня сделать что-нибудь для неѐ, потому что я хороша в этом, а не просто выручить

еѐ из беды. В этот раз именно я та, кто уходит в ванную, чтобы побыть наедине с собой и

разложить всѐ по полочкам. Если бы школьный консультант сейчас спросил меня, как я себя

чувствую, я бы ответила, что, несмотря ни на что, я чувствую себя... окрыленной.

После ужина я сажусь за папин компьютер и снова залезаю на сайт, где Ник Споук и его

друзья беседуют о фотографии. Уверена, Ник не помнит меня , в конце концов у него голова была

другим забита во время нашей встречи, но я хочу поблагодарить его за идеи, которые он мне

подал.

На самом деле я не знаю, зачем пытаюсь связаться с ним. Он будет грубым и занятым и

наверняка подумает, что я кибер-преследую его. Тот факт, что он умеет рисовать, и мы оба

интересуемся фонами, вряд ли объясняет, почему я делаю себя потенциальной жертвой насмешек

для «Мистера Абстрактный Импрессионизм». Всѐ равно, я пишу комментарий о том, как мне

понравился его рисунок и что я использую фотографии в своем школьном проекте. Потом, прежде

чем отправить это, я удаляю часть про школьный проект, потому что Ник собирается в

художественный колледж, и на этом фоне моѐ сообщение выглядит по-детски.

Должно быть, у него смартфон или что-то подобное, потому что он отвечает мне до того,

как я успеваю выключить папин комп.

– Спасибо за комментарий. Кстати, как прошли пробные съѐмки?

О мой бог, он помнит меня! Он помнит фотосессию Сэба и всѐ остальное. Может быть, это

потому что он был вынужден смотреть на те фотографии Шехерезады. Я объясняю, что не создана

для модельного бизнеса, и снова мгновенно отвечает.

– Правильное решение. Ты видела ссылки на Мэн Рэя? И Анселя Адамса? Взгляни.

Полагаю, у нас завязалась беседа по электронной почте. Хотя, что он хотел сказать этим

"Правильное решение"? Он, несомненно, против модельной жизни, так что мне интересно, что

могло бы впечатлить его, наверное, своя собственная выставка в художественной галерее. Между

тем изучение чего-либо о Мэн Рэе и Анселе Адамсе может быть началом.

Я просматриваю третий сайт с биографиями подряд, когда папа, наконец, говорит мне, что

пора выключать компьютер и ложиться спать, потому что каким-то образом целый вечер

промелькнул, как одно мгновение. Не уверена насчет Анселя Адамса – бесконечные холмистые

пустыни, а лично мне нравятся деревья с листвой, но эксцентричные портреты Мэн Рея и жуткое

освещение – это именно то, что мне нужно для вдохновения на мой новый проект. На самом деле,

если бы мне подарили щенка, я бы не отказалась назвать его Мэн Рэй. Тогда я могла бы

усмехнуться со знающим видом, если бы кто-то спросил меня, почему именно такая кличка.

Разумеется, Кошмарному Парню не понадобилось бы спрашивать: он бы просто понял.

Глава 25.

На следующий день я провожу какое-то время в школьной библиотеке, закопавшись в

книги о старых мастерах живописи и о портретной фотографии, разыскивая ещѐ больше полезных

изображений для моего творческого проекта. Я представляю себе детализированные, яркие

фруктово-цветочные натюрморты голландских живописцев семнадцатого века, а также смелые и

современные фотопортреты. Мне хочется, чтобы голова Авы выглядела странно и изумительно –

именно так, как еѐ вижу я.

Я составляю список живописцев и фотографов, которые могут пригодиться, но это только

начало. Понадобится провести массу исследований, чтобы найти идеальное вдохновение.

Вдобавок, я должна "продемонстрировать свой путь" к достижению конечного результата.

Благодаря школьному совету выпускной проект не может быть легким. Мисс Дженкинс захочет

увидеть открытки и распечатки, наброски и планы. Но так уж вышло, что Национальная Галерея,

которая напичкана творчеством старых мастеров, находится совсем рядом с Национальной

Портретной Галереей, полной фотографий известных людей, так что мне есть, чем заняться

субботним утром. Я действительно жду этого с нетерпением.

Ава хотела пойти со мной, но после пары тестовых дней в школе к выходным она была

полностью обессилена. Мы немного отложили поездку, но к воскресенью ей не стало лучше.

Кроме того, начало дня оказалось дождливым и туманным: настоящее осеннее утро, даже более

холодное, чем до этого. Вместо поездки Ава решила наверстать упущенное и посмотреть диски с

"Зеной – Королевой Воинов", которые мы заказали на Амазоне. Сестра будет предоставлена сама

себе, потому что мама собирается на работу в магазин, а папа отправился на встречу с

телевизионщиком-исследователем, с которой он подружился во время моего "очень обычного"

дня.

Мне не очень-то приятно слышать об этой встрече. Во-первых, я не люблю вспоминать о

том дне. А ещѐ я думаю, что хотя папе и нравится слушать о процессе создания телешоу, мама вряд

ли оценит, что отец отрывается от своих исследований ради того, чтобы выпить кофе с молодой

привлекательной женщиной. Не то, чтобы я рассказываю маме, насколько привлекательна

ассистент режиссера. Но на самом деле – очень хороша. И если бы еѐ поставили на пятидюймовых

платформах рядом с Шехерезадой, еѐ бы точно не назвали "очень обычной".

В довершение всего я заметила, что отец чересчур старательно приводит себя в порядок

перед выходом. Он не делал этого целую вечность. Он перемерил все свои пиджаки и большую

часть галстуков и даже достал старую фетровую шляпу и покрасовался в ней перед зеркалом. Хотя,

в конечном итоге он всѐ-таки убрал еѐ обратно.

Поддавшись порыву, я хватаю еѐ со столика в прихожей и нахлобучиваю себе на голову.

Возможно, она создаст подходящий для похода в галерею искусств образ. И это будет чертовски

удобней, чем Патти, от которого все сильнее и сильнее зудит верхняя часть головы, на которой

постепенно отрастают новые волосы. С огромным облегчением я оставляю парик дома. Он мирно

сидит на столике в прихожей, умело притворяясь длинношерстной морской свинкой, и дожидается

моего возвращения.

Я восхитительно провожу время в Национальной Галерее, разглядывая различные

натюрморты голландских живописцев – из фруктов, овощей, цветов, тарелок, ваз и вообще чего

угодно, что можно разместить на столе. В основном я именно это и ожидала увидеть, за

исключением того, что они, кажется, восхищаются несовершенством. Им нравится рисовать

пестрые пятна на боках персиков или яблоки с червоточинами, или цветы с порванными

лепестками. Каким-то образом это делает их более живыми. Но лучшим моментом моего визита

становится магазин, в котором я покупаю открытки, чтобы продемонстрировать мисс Дженкинс

мой рабочий процесс, как и требуется.

После быстрой прогулки по углу Трафальгарской площади, я попадаю в Национальную

Портретную Галерею, в которой, как оказалось, сейчас проходит выставка работ фотографа

Ричарда Аведона. На рекламных постерах – потрясающие портреты сильных, волевых лиц. Я не

могу позволить себе билет на выставку, но покупаю пару красивых открыток. На одной из них

изображена осовремененная принцесса с нарциссами в волосах, расположенными так, будто они

подвешены вокруг еѐ головы, как цветы на обоях позади девушки. Я влюбилась в этот эффект.

Я продолжаю думать об этом по пути к станции метро Чаринг-Кросс. На самом деле я

вынимаю открытку из бумажного пакета, чтобы взглянуть на неѐ ещѐ разок, когда внезапный

порыв ветра сдувает папину шляпу с моей головы и уносит прямо на дорогу передо мной. Я

бросаюсь вперед, чтобы поймать еѐ, когда чьи-то сильные руки возникают словно из ниоткуда и

удерживают меня на месте. Огромный ярко-красный Лондонский двухэтажный автобус

проносится мимо, буквально в нескольких миллиметрах от меня.

О, мой бог. Я чуть не погибла, спасая шляпу.

Я оборачиваюсь, чтобы поблагодарить руки, которые только что спасли мне жизнь. Они

принадлежат бизнесмену в полосатом костюме, который одаряет меня очень странным взглядом.

Может быть, именно так люди смотрят на тебя, когда знают, что благодаря им ты остался в живых.

Я ошарашено пялюсь на него в ответ, и, после неловкой паузы, он отходит в сторону, в то время

как другой автобус проезжает мимо, превращая папину шляпу в блинчик.

Внезапно, этот день перестает казаться таким уж хорошим.

Минут пять я просто брела по улице в оцепенении. Прямо сейчас я не находила в себе сил

спуститься в метро. И думать о том, как рассказать папе, что случилось с его шляпой, когда я

вернусь домой.

Постепенно до меня дошло, что многие люди движутся в том же направлении, что и я –

больше, чем обычно. Могу поклясться, я узнала пару лиц, хотя не смогла вспомнить, откуда они. Я

шла за толпой, как в тумане. Затем многие люди стали проходить через каменную арку,

контролируемую охранниками. Чтобы попасть туда, необходим пропуск, которого у меня не было,

так что я остановилась.

Я проследила за ними взглядом. С трех сторон внутреннего двора возвышалось большое

каменное здание с массивным белым шатром посередине. Всѐ было увешано цветными баннерами,

возвещающими о Лондонской Неделе Моды.

Ох, ничего себе. Интересно, будет ли задействован здесь сегодня кто-нибудь из девушек, с

которыми я ходила на просмотры. Я надеюсь на это: участие в дефиле – очень важное событие.

Между тем я даже не могу позаботиться об одной паршивой шляпе.

Я прислонилась к столбу и вспомнила порыв ветра, когда автобус промчался мимо меня. Я

даже не поблагодарила того мужчину в костюме. Интересно, почему он так странно на меня

смотрел.

И в этот момент я поняла, что на меня пялится кто-то ещѐ. Невысокая женщина всего в паре

шагов от меня. Она представляла собой неординарное зрелище, но почему-то глядела так, будто

это Я – странное видение.

– ДЖИНС И-БЕРК, – громко сказала она, как только перехватила мой взгляд.

Она вообще со мной разговаривает? Она пытается продать мне джеггинсы? Она

сумасшедшая? Глядя на неѐ, я бы не очень-то и удивилась.

На ней было надето платье длиной до лодыжек, сделанное из лоскутков кожи, скрепленных

между собой оранжевыми молниями; золотой шѐлковый жакет от Пуффа, шарф с принтами в виде

черепов (настолько модный, что даже я знаю, – это Александр МакКвин) и ботинки на

четырехдюймовой металлической золотистой платформе.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты модель,– она растягивает слова в необычной манере,

похожей на американский акцент, который я не могу опознать.

– Эм, ну да, полагаю, что так, – говорю я. Я не уверена, стоит ли мне разговаривать со

сбежавшим из психушки пациентом посреди улицы, но еѐ глаза словно гипнотизируют меня.

– Слава богу. Ну, конечно же, ты модель. Джинс И-берк. Знаешь еѐ?

– Лично?

– О, небеса! Разумеется, не лично. Она была актрисой в шестидесятые годы. На последнем

дыхании25. Джин Сиберг!

– О! Джин Сиберг!

– А! Так ты знаешь еѐ?

– На самом деле, нет.

Она вздыхает очень, очень глубоко.

25 Французский фильм 1959 года

– Это долгий разговор. Ты ведь не выступаешь сегодня?

– Что, здесь? Нет, у меня даже нет пропуска.

Еѐ глаза расширяются.

– Превосходно!

Твердой рукой она подхватывает меня под локоть и проводит через дверь охранной будки

на другую сторону арки. Здесь заметно тише. Сейчас она выглядит менее сумасшедшей.

– Утончѐнное лицо. Убийственная прическа. Сейчас ты напоминаешь мне Джин, но есть

много других… Шинейд. Эгги. Разумеется, Эгги… Но ты уникальна. И такая юная. Сколько тебе?

Пятнадцать – ближе к шестнадцати? Давно ходишь с такой прической?

Она угадала мой возраст практически с точностью до месяца. Это ещѐ никому не

удавалось.

– А, около двух недель, – признаюсь я. – Кроме того, они и раньше не были особо

длинными.

О, боги, неужели. Я объясняю очевидные вещи о росте волос какой-то одержимой-

французскими-фильмами, угадывающей-возраст чудачке. Зачем? Заткнись, Тед. Как бы я хотела,

чтобы Ава была здесь.

Только в этот момент я действительно осознала, на что смотрит женщина. Я была слишком

погружена в мысли об автобусе и шляпе, а потом бродила, как лунатик, что забыла, как я сейчас

выгляжу – теперь, когда шляпы на голове нет. Волосы до сих пор короче сантиметра длиной.

Должно быть, я выгляжу немного… чудаковато.

– Ты невероятна, – говорит женщина. – В каком агентстве ты работаешь?

– Модел Сити, – говорю я, – Но…

– А! Кассандра! Как она? Мы сто лет не разговаривали. Она наверняка очарована тобой.

Что ты делаешь? – она смотрит на меня осуждающе.

– Эм.. ничего?

– Ничего? Никаких съѐмок? Никаких кампаний?

О! ТАКОЕ «Что ты делаешь?». А не то, на которое папа отвечает маме: я не нарочно, да и, в

любом случае, я могу починить это.

– Нет, – мой ответ. –Я пыталась, но не получилось. А потом я побрила голову и начались

школьные занятия, так что…

– Погоди! То есть, Кассандра даже НЕ ЗНАЕТ об этом? Ты ей не сказала?

Я пожимаю плечами.

– Мой БОГ! Я – ГЕНИЙ! Ты целиком и полностью моя, горячая штучка! Не говори

никому. Не говори ни слова. Нет, я собираюсь показать им всем. Стой здесь. Не тут – на свету.

Здесь!

Она двигает меня туда-сюда, пока не получает подходящее освещение лица, вытаскивает

самый причудливый телефон из всех, что я когда-либо видела, и делает пару снимков. Я знаю,

сейчас не нужно напрягаться и позировать. Это один из "просто стой здесь" моментов. Плюс, я не

имею ни малейшего представления о том, что сейчас вообще происходит.

Закончив, она убирает телефон обратно сумку – огромную, кожаную, отделанную шипами,

и протягивает мне руку.

– Тина ди Гаджа. Я задаю новые тренды, и, детка, ТЫ – следующий тренд. Что ты делаешь

в данный момент?

– Эм, направляюсь домой.

– Тебя там ждут? Это срочно?

– Не совсем, но…

– Ты когда-нибудь раньше видела дефиле?

– Нет.

– Малышка, это Сомерсет Хауз и я собираюсь посмотреть самое ЯРКОЕ шоу. Событие

недели. Ласло Виггинс. Знаешь его?

Наконец-то! Слова, имеющие для меня смысл. Ласло Виггинс – это один из Людей,

которые следят за Неделей Моды. Он ответственен за последний громкий тренд, которого Аве так

не хватает.

Я киваю.

– Я знаю, кто это.

– Хорошо, он ГИГАНТ. Невероятно влиятелен. И он гигант потому, что я сделала его

гигантом. Людям практически нужны кислородные маски, чтобы забраться на него. И через год он

будет УМОЛЯТЬ тебя пройтись для него на дефиле. Поверь мне – я никогда не вру. Пошли со

мной наслаждаться шоу. Уже совсем скоро.

Она указывает в сторону шатра.

– Но у меня нет приглашения.

– Есть, если ты со мной.

Скептически смотрю на неѐ. Ещѐ одна вещь, которую я узнала этим летом – на дефиле

невероятно трудно попасть, потому что здесь толпы парней из охраны. Люди дорожат своими

приглашениями, как Золотыми Билетами на шоколадную фабрику. Охрана просто не пропустит

пятнадцатилетнюю девочку, которой посчастливилось появиться с какой-то женщиной,

встреченной посреди улицы. Даже если эта женщина носит, как я подозреваю, платформы из

коллекции Шарлотт Олимпии следующего сезона. Сабрина убила бы за такие.

– Давай же, – поддразнивает меня Тина. – Это всего-то на полчаса. И тебе просто

СНЕСЕТ МОЗГ, это я обещаю.

– Я бы хотела, но...

Она игнорирует меня, копаясь в телефоне.

– Кассандра? Милая! Я с одной из твоих, – она поворачивается ко мне. – Как тебя зовут,

детка? Это Тед. Да, она. Она преобразилась, и я просто хочу, чтобы ты знала: я увидела еѐ первой и

забираю девочку себе! Сейчас ты в шатре Ласло? Если я проведу еѐ внутрь, можешь встретить нас

у входа для посетителей и убедить еѐ, что я – не какой-нибудь псих? Обожаю тебя, лапушка.

Обожаю. Тебя. – Она поворачивается назад ко мне. – Видишь? Абсолютно безопасно. Это будет

самое крутое развлечение за весь этот год для тебя. Пойдѐм, посмотрим на миленькие платья.

Кассандре не терпится увидеть твой новый образ, но напомни ей: в этот раз я нашла тебя первой. Я

хочу иметь первостепенные права ВО ВСЕМ.

На миг я пытаюсь представить, что я – Ава. Ава бы знала страшные истории о женщинах в

золотых жакетах, которые заманивают юных девушек в Сомерсет Хауз и делают с ними странные и

ужасные вещи. Но дело в том, что я знаю – Тина сказала правду о Неделе Моды. И парни из

охраны совсем рядом, чтобы не пускать всякий сброд и папарацци, так что в случае чего, я могу

позвать одного из них. Если Кассандры на самом деле нет в шатре, я просто развернусь назад и

убегу прямо домой. Но если она там... возможно, мне доведется увидеть модный показ. Недавно я

услышала столько всего об этом событии, что не отказалась бы взглянуть на него хоть разок.

Глава 26.

Когда я вернулась домой, старательно избегая папу, я застала Аву посреди

шарфозавязывательной репетиции в нашей спальне – экспериментирующей с тканями и

способами связывания против соскальзывания их с головы в критические моменты. Это для еѐ

первого "урока стиля" в больнице.

Она выглядит бледной, ещѐ не оправившейся после тяжелой недели, но когда я

рассказываю Аве о произошедшем в Сомерсет Хаузе, она так громко вопит от восторга, что

прибегает папа с панической мыслью, что у неѐ начался приступ. Он замечает меня, и мне

приходится объяснять, что с его шляпой. Нехорошо. Это занимает некоторое время. С ним самим

чуть не случается сердечный приступ. После он покидает нас, чтобы вернуться к написанию своей

книги.

Я не рассказываю ему о Сумасшедшей Тине и не спрашиваю о том, как прошла встреча с

теле-исследовательницей. Вместо этого мы с Авой сидим бок о бок на краю еѐ постели, кривляясь

перед зеркалом и разглядывая свои лысые головы.

– Она правда сказала, что ты уникальна? – спрашивает Ава. Она права: без наших, таких

разных, волос сходство очевидно.

– Да. Она сказала, что у меня есть черты Джин Шримптон, в сочетании с резкостью

Твигги.

– Кто такая Джин Шримптон?

АГА! Я знаю модель, о которой Ава даже никогда не слышала! Все мои летние

исследования полностью окупились.

– Она была моделью в шестидесятые годы, – говорю я беспечно. – Работала с Бэйли.

– Бэйли?

АГА, ещѐ РАЗ!

Ава видит ухмылку на моем лице и закатывает глаза.

– Ладно, ладно. Я уяснила. Ну, так? Что сказала Кассандра Споук, когда увидела тебя? И

что ты собираешься делать?

Я беззаботно пожимаю плечами.

– Без понятия. Кассандре понравился образ. Едва ли она могла сказать обратное, после

того, как Тина его расхвалила. Я знаю, я говорила, что больше не вернусь в мир моды, но Тина...

Когда она меня заметила, это было так, будто она могла видеть стоящую перед ней Зену. Я

даже рассказала ей о своем внутреннем ощущении Королевы Воинов, пока мы смотрели дефиле, и

она кивнула, будто это совершенно нормально. Она сразу приняла это. Словно ничто на свете не

может еѐ шокировать.

– Она невероятная, – говорю я Аве, подавая ей новый шарф для примерки. – Она живет

настоящим моментом. И она всех знает. Тина помахала Анне Винтур в первом ряду, и та

улыбнулась ей в ответ. Мне не терпится рассказать всѐ маме.

– Дааа, – Ава ухмыляется. – Она будет нокаутирована.

Что только показывает, насколько плохо мы знаем нашу собственную мать.

Когда она возвращается с работы, ещѐ более уставшая и вымотанная, чем обычно, я

стараюсь развеселить еѐ, рассказывая всю историю. Хотя, судя по маминому лицу, я с таким же

успехом могла сказать ей, что меня арестовали. Она не вопит от восторга. Вместо этого, она тащит

папу и меня за обеденный стол на семейный совет.

– Дай-ка мне прояснить кое-что, – вздыхает она. – Какая-то незнакомка подошла к тебе на

улице?

– Угу.

– И сказала, что ей нравится твоя прическа?

– Довольно сильно.

– Потому что ты напоминаешь ей французскую актрису?

– Американскую актрису, – поправила еѐ Ава, присоединившаяся к нам. – Джин Сиберг,

ты еѐ знаешь. Правда, она снималась в нескольких французских фильмах. И у неѐ культовая

прическа.

Мама не выглядит убежденной.

– И ты пошла за этой женщиной на модное шоу, которое должно было проходить

практически прямо за углом?

– Ну да, в Сомерсет Хаузе...

– А сейчас она говорит, что собирается сделать тебя супермоделью?

– Не совсем, – поправляю я еѐ. – Она всего лишь сказала, что помогла раскрутиться

последним шести девушкам, украшавшим обложки журнала Vogue. И, разумеется, я не поверила ей

на слово, но Кассандра Споук подтвердила. Она сказала, что Тина действительно известна в мире

моды. Она подала Карлу Лагерфельду идею для его последней коллекции Шанель.

Мамин стресс достигает нового уровня.

– Но я думала, ты отказалась от этой затеи!

– Я тоже так думала…

– В последний раз, когда мы обсуждали это, ты была в слезах, милая, потому что считала,

что все вокруг лучше тебя.

– Верно, – очень тихо согласилась я. – Но ты сказала, что я поразительна, мам. И Тина

согласна с этим. Она просто... на другом уровне по сравнению с другими. Если она чего-то хочет,

она этого добивается. И она сказала, что могла просто не заметить меня, если бы у меня была

нормальная шевелюра. Вот это – я трогаю свою голову – делает меня иной. И сейчас я лучше

подготовлена, мам. Это все уже не будет таким новым и смущающим.

– И таким разочаровывающим, – добавляет мама.

– Я быстро иду дальше. Да я бы даже и не вспомнила об этом разочаровании. – Раньше они

просто посылали меня пробоваться на любую работу. Тина говорит, что она отправит меня делать

только то, с чем я точно справлюсь, и заказчики будут предупреждены о моем появлении.

Мама вздыхает.

– Что думаешь, Стефан?

Но папа не отвечает. Он смотрит на Аву тем взглядом, который мгновенно напоминает мне

тот день, когда папа впервые заметил шишку на еѐ шее.

– Ты в порядке, милая? – спрашивает он.

Ава кивает. Еѐ лицо посерело и видны синяки под глазами. Веки вздрагивают, а затем она

заваливается со своего стула вбок и прямо на пол.

Мама подскакивает и бросается к ней.

– Наверняка это из-за количества эритроцитов в крови, – говорит она с паникой в голосе. –

Медсестры сказали, что они переживают из-за анализов.

Папа осторожно несѐт Аву к кровати, пока мама хватает телефон и звонит в больницу.

Администратор удерживает еѐ на линии, пытаясь найти и позвать к телефону медсестру из группы

Авы.

– Тед, у меня нет на это времени, – говорит она раздраженно, держа телефон в руке. – Твой

отец считает, что ты достаточно взрослая для того, чтобы самой решать, чем тебе заниматься.

Недавно он говорил что-то о салате, что я не уловила, так что, честно говоря, временами я ему

просто удивляюсь. Ты недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения, но я

слишком устала, чтобы спорить, так что поступим вот как: ты можешь заниматься тем, что

предложила та женщина, но только до тех пор, пока это не сказывается на твоей школьной

успеваемости. Если получишь работу, то папа или я поедем с тобой, чтобы убедиться, что они

обращаются с тобой подобающим образом. Надеюсь, ты получишь хоть какой-то положительный

опыт от этих махинаций. Алло?

Медсестра коротко разговаривает с мамой, затем просит еѐ подождать ещѐ. Мама вздыхает

и изо всех сил пытается оставаться спокойной, но еѐ плечи дрожат и в любой момент ей может

понадобиться новый носовой платок. Я хочу подойти и благодарно обнять еѐ, но боюсь, что она

может сломаться, если я дотронусь до неѐ. Каким-то образом мама умудряется заставить меня

чувствовать себя ужасно плохо из-за того, что она дает мне желаемое.

– И если ты что-то заработаешь, – продолжает она тем же раздраженным тоном, – ты

можешь отложить эти деньги на покупку папе новой шляпы. А пока не могла бы ты пойти и надеть

бандану или что-то подобное, раз уж ты отказываешься носить дома свой дорогой парик? Ты

вводишь меня в замешательство своим видом, напоминающим дядю Билла, когда он

присоединился к Королевской морской пехоте, у меня голова болит от этого.

К тому времени, как маму соединяют с главной медсестрой, Ава приходит в себя и

чувствует себя ослабленной, но в пределах нормы. Медперсонал просит привезти еѐ утром, чтобы

провести необходимые тесты. Они почему-то считают, что этой ночью Аве лучше спать в своей

кровати, хотя я удивлена. Ей жарко и некомфортно, в таком состоянии трудновато уснуть. Как и

мне.

В полночь она выныривает из прерывистого сна и зажигает свет.

– В чѐм дело? – спрашивает Ава.

Понятия не имею, как она поняла, что существует проблема. Я лежу в кровати с закрытыми

глазами, но, полагаю, когда ты годами делишь с кем-то одну комнату, ты знаешь его как

облупленного.

– Мама.

Ава вздыхает.

– У неѐ многим голова забита. Не принимай на свой счѐт.

Я лежу молча. Даже так Ава понимает, о чѐм я думаю.

– Мама очень много трудится. Она пытается сохранить работу и ходит со мной в больницу,

и… и прочие дела. Вот почему она такая раздражительная. Она не хотела тебя расстраивать.

– Я знаю, – я тоже вздыхаю.

Я открываю глаза и поворачиваюсь к Аве. Она выглядит ужасно: бледная и потная. Даже

губы серые. Неудивительно, что медсестры переживают.

– Возможно, я не должна провоцировать еѐ, – предполагаю я. – Очевидно, что мама

против.

– Что она на самом деле сказала?

– Она сказала, что я могу немного поработать. Что она хочет, чтобы я получила хоть

немного "счастья от этих махинаций".

Ава с трудом опирается на локоть и улыбается мне.

– Тогда вот что ты должна сделать. Тина ди Гаджа – это фантастика. Слушай, почему бы

тебе не поработать с ней до Рождества? Может, она действительно сможет помочь. К тому

моменту я получу результаты моих тестов. Мы можем обменяться мнениями...

О, верно. Посмотрим, не стала ли я супермоделью, а Ава проверит, жива ли она ещѐ.

Восхитительно. На самом деле, чем больше я об этом думаю, тем более ненормально это

выглядит.

– Тед? Ты что, плачешь? – спрашивает она.

– Нет, – признаюсь я. – Я хихикаю. Я просто подумала о том, как мы будем обмениваться

впечатлениями.

Минуту Ава обдумывает это и тоже начинает хихикать, кашляя от напряжения. На самом

деле мы обе поддерживаем друг другу настроение, даже когда она выключает свет, и в квартире

наступает тишина. Рак придает действительно извращенное чувство юмора. Или это, или с нами

обеими что-то не так.

Глава 27.

Будто бы после нашей первой встречи мне ещѐ нужны доказательства того, что Тина ди

Гаджа совершенно отличается от всех, кого я когда-либо встречала. В понедельник, менее чем

через сутки после знакомства со мной, она оставила мне голосовое сообщение, пока я была на

занятиях. Мне нравится еѐ необычный акцент: немного итальянский, чуточку американский,

возможно, с намеком на испанский. Интересно, откуда она. Может быть, Рио? Или Рим? Такое

впечатление, будто все должны это знать, так что я не осмеливаюсь спросить. Это как не знать о

Марио Тестино.

– Ладно, – говорится в сообщении, – Вот как обстоят дела, малышка Тедди. Мы

ОБЯЗАНЫ встретиться завтра, во вторник. Я поговорила о тебе, горяченькая, и у меня есть

НОВОСТИ. Я вернусь в Нью-Йорк в среду, так что надо действовать сейчас или никогда, и я

выбираю сейчас. В шесть я пришлю за тобой машину, так что приоденься, сделай личико, и мы

проведем тестовую фотосессию у меня в отеле. Фрэнки и Кассандра тоже будут, так что мы

повеселимся. ОБОЖАЮ ТЕБЯ.

Она вообще серьѐзно? Я звоню Фрэнки, чтобы узнать, в курсе ли та, что происходит, и

оказывается, что обо всем уже договорились. У Тины забронирован люкс в отеле Кларидж, там мы

все и должны встретиться. Она поговорила обо мне с разными людьми, и они хотят взглянуть на

мои фото, но, разумеется, у меня нет ни одной достойной фотографии с новой стрижкой "под Джин

Сиберг".

– Когда она сказала "приоденься", что она имела в виду?

– О, ну ты знаешь, одеться круто и броско, – небрежно говорит Фрэнки, будто это не два

самых нервирующих слова в мире.

– А "сделай личико"?

– Лѐгкий макияж. Ничего экстравагантного. Акцент на глазах. О, и тебе наверняка стоит

привести в порядок брови.

Она права. Спустя две недели, мои гусеницы снова невероятно мохнатые. Но у меня завтра

занятия в школе, и в нашей Ричмондской Академии нет команды стилистов.

– А что, собственно, она собирается делать?

– О, всего лишь несколько фотографий для разных людей в Нью-Йорке. Пусть Кассандра

оценит еѐ задумку. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Пожалуйста, скажи мне, что это ненормально.

Фрэнки смеѐтся.

– Нет, Тед, это ненормально. С Тиной Джи ничего не может быть нормальным. Вот почему

люди любят работать с ней. Кстати, они говорят, что Джи – это золото, потому что всѐ, к чему она

прикасается... ну ты в курсе.

Это напоминает мне царя Мидаса. Он превратил собственную дочь в золотую статую, и она

умерла. Не похоже на счастливую концовку.

– Э, но я справлюсь? – спрашиваю я.

Фрэнки замолкает на секунду, но еѐ голос звучит твердо и ясно, когда она отвечает.

– Да, ангел. Всѐ пройдѐт удачно. Не беспокойся о мелочах.

Когда возвращаюсь домой, я встречаю в холле маму, натягивающую пальто поверх своей

зеленой униформы.

– Как Ава? – спрашиваю я.

– Она остаѐтся на ночь в больнице, – говорит она с натянутой улыбкой и испугом в глазах.

– Я просто схожу проведать еѐ.

Я почувствовала тяжесть на сердце.

– Что происходит?

Мама посмотрела на часы.

– Я не знаю точно. Я думаю, ей сейчас делают переливание.

– Переливание крови?

– Да.

Я представляю себе трубки, кровь и иглы, и Аву, подключенную к..., не знаю к чему. И Ава

совсем одна. Мне становится дурно. Я должна еѐ увидеть.

– Можно пойти с тобой?

– Это необязательно, милая, – бодро говорит мама. – Папа скоро будет дома.

– Но я хочу, пожалуйста.

Мама разглядывает моѐ лицо, которое зеркально отражает тот же страх, что испытывает

она. Я не хочу в одиночестве ждать папу дома, не зная, что происходит. Она сдаѐтся.

– Ладно, – вздыхает мама. – Но сначала прихвати банан. Я не хочу, чтобы ты тоже

грохнулась в обморок.

По пути к Авиной палате я стараюсь игнорировать все надписи об онкологии и тот факт,

что многие пациенты выглядят исхудавшими и бледными. Я пытаюсь забыть, как Ава выглядела

утром, когда еѐ спящее лицо казалось настолько хрупким, что я внезапно захотела наклониться и

убедиться, что она ещѐ дышит.

Но я рада, что пришла сюда. Войдя в палату Авы, мы увидели, что она мирно лежит в

постели у окна, а трубка с багровой кровью тянется под еѐ пижаму, где входит в Авину грудную

клетку. Кровь поступает из пакета, висящего на стойке позади Авы. Не так жутко, как я себе

представляла. Сестра все ещѐ выглядит усталой, но к коже вернулся нормальный оттенок, а Ава

открывает глаза и улыбается, увидев нас.

– Ты пропустила самое интересное, Ти, – говорит она тихо, со злым блеском в глазах. –

Тут была эта огроомная игла. Они взяли мою линию Хикмана26 и...

– Уфф! Захлопнись! Ты вредина.

Она ухмыляется.

– Как все прошло, милая? – мама суетится вокруг Авы, взбивая ей подушки. – Что сказал

врач?

– Понятия не имею, – отвечает Ава, откидываясь назад на подушки.

Нервно фыркнув, мама выходит из палаты, чтобы поговорить с медсестрами.

26 Линия Хикмана – периферически вводимый центральный венозный катетер – длинная тонкая

кремниевая трубка, чаще всего используется для введения химиотерапии или других препаратов, а также для

вывода крови для анализа.

Я стою возле кровати Авы, пытаясь выглядеть расслабленно, будто и не знаю, что в этой

палате лежат подростки с раком. Словно я постоянно делаю такие пугающие вещи, и это на самом

деле совсем не страшно. Взгляд Авы становится добрее.

– Можешь передать мне мой телефон? – просит она. – Он выключен целую вечность, и я

не могу его достать.

Я вытаскиваю его из Авиной сумки, которая лежит в тумбочке рядом с ней, и помогаю

проверить сообщения, потому что она сама сейчас не в состоянии нажимать на кнопки.

– Оооо! Джесси! – говорит она. – Хорошо, открой вот это.

В сообщении оказывается видео. Я запускаю его и держу экран так, чтобы было видно нам

обеим. На видео парень Авы, выглядящий великолепно со своими выгоревшими волосами и в

красных плавках, стоит на палубе под безоблачным голубым небом, улыбаясь в камеру, и поѐт

глупую, но мелодичную "Выздоравливай скорее" песню о переливании. Это было бы мило, если бы

он не стоял посреди четверки девушек в красных бикини, обхвативших друг друга руками и

подпевающих. Как ему вообще в голову могло прийти, что это подбодрит Аву, представить себе не

могу.

– Я уверена, они просто друзья, – говорю я неубедительно.

– Ага. Как-то так.

– Которая из них Барби?

– Вот эта.

– Я понимаю, что ты имела в виду.

Она вздыхает и запихивает телефон под подушку.

– Итак, что насчѐт тебя, Ти? Какие новости от Тины? Я всем рассказываю, что ты модель.

– Тяжело!

– Ну так...? – настаивает она.

– Ну, по сути, Тина действительно позвонила. Она хочет, чтобы завтра вечером я приехала

в Кларидж, сделать несколько фотографий, которые она потом покажет в Нью-Йорке.

Здесь, в такой обстановке, это звучит абсурдно. Но она сама спросила.

– Ха! Я же говорила! – Ава усмехается. Теперь, внезапно, она выглядит намного лучше, но

меня снова начинает мутить.

– Я не могу этого сделать, – объясняю я. – Фрэнки говорит, что я должна выглядеть круто

и броско. И избавиться от этого... – Я указываю на мои брови-гусеницы. – И мне нечего одеть. И

всякий раз, когда я пытаюсь сделать дымчатые глаза, я похожа на пугливую панду. И я…

– Но ты хочешь? – перебивает Ава.

– Да. Хочу. Но…

– Я выпишусь завтра утром. И я буду переполнена сияющими эритроцитами. Сыграю роль

твоего визажиста и стилиста, когда ты вернѐшься из школы, идѐт?

– Правда?

– Разумеется. Но, – добавляет она сурово, – свои брови ты должна выщипать сама. Если

мы отложим это на завтра, покраснение не успеет сойти.

– Что? Пинцетом? Сама?

В этот момент я осознаю, что повысила голос. Оглядываюсь на остальную часть палаты и

замечаю несколько лиц, глядящих на меня с симпатией.

Ава одаряет меня насмешливой улыбкой.

– Они видят твою голову и думают, что мы говорим о твоей следующей химиотерапии.

Просто выщипай несколько волосков, Ти. Бооже.

– Хорошо, выщипаю, – обещаю я. К этому моменту я уже полностью пунцовая. Ава

наслаждается собой. – Но ты серьѐзно? Ты поможешь мне?

Она откидывается назад со знакомым блеском в глазах. – Попробуй остановить меня. Я

видела, как ты собираешься на вечеринки. Я тебе просто необходима.

Глава 28.

– Просто выщипать несколько волосков... Просто выщипать несколько волосков... –

твержу я себе под нос, пока осторожно атакую свою монобровь перед зеркалом в ванной этим же

вечером. Это не химиотерапия. Это не переливание крови. Спустя первые двадцать волосков это

уже даже не так больно. Я справлюсь! Я так хочу, чтобы Ава гордилась мной, когда вернѐтся.

Мама слышит мои визги и писки и заходит посмотреть, чем же я занята. Я не привыкла

откровенничать с ней о том, что касается модельного бизнеса, поэтому немного странно объяснять

маме, что это для встречи с Тиной. К моему удивлению, она улыбается и предлагает свою помощь.

Ава права: она не хотела говорить мне гадости. И вау – она виртуозно выщипывает брови. Жаль,

что я не знала этого раньше.

– Я не предлагала просто потому, что не видела в этом острой необходимости, милая, –

говорит она, ловко удаляя очередную лишнюю волосинку и прикладывая свою теплую руку к моей

коже, чтобы притупить болезненные ощущения.

Ага, опять мама про мою "внутреннюю красоту". Как мило. Но хорошо, что она уделила

внимание также и моей внешней красоте.

Ава сказала, что на следующий день она будет чувствовать себя намного лучше, и она была

права: переливание крови рулит. К моменту моего возвращения из школы она была другим

человеком – розовощѐкой, энергичной и с кучей вариантов моего облачения, разложенных на еѐ

кровати в ожидании моего выбора.

Она была чертовски хороша в стиле, и еѐ новая энергия заразительна. Полтора часа спустя я

была полностью готова. На мне лучшее шѐлковое летнее платье из маминых закромов,

дополненное вельветовым жакетом от Боден и одним из маминых индийских шарфиков, что

делало образ "демисезонным" (есть такое слово, привыкайте к нему). Я была обута в свои

школьные балетки, потому что ничего более подходящего у меня не нашлось. На глазах –

дымчатый макияж, и это моя самая любимая часть образа. Макияж глаз – сильная сторона Авы,

что доказывает еѐ сумка, набитая тенями от M·A·C. Больше макияжа практически не было, отчасти

потому, что мы не были уверены, что именно от нас требуется, отчасти потому, что, стоило

добавить немного блеска для губ, как образ показался завершѐнным.

– Вот! – сказала Ава, восхищаясь результатом своих трудов. – Я настоящая фея-крѐстная.

Не могу дождаться момента, когда услышу, как всѐ прошло. Не позволяй Тине давить на тебя.

– Давить на меня?

– Она похожа на человека, который умеет убеждать. Просто не позволяй ей втянуть тебя в

то, чего ты делать не хочешь.

– Не переживай, ей не удастся. Королева воинов, помнишь?

Сестра улыбается.

– Вылитая Зена.

Мне бы хотелось, чтобы Ава пошла со мной, но сегодняшним вечером мой

сопровождающий – папа. Он ждѐт меня в гостиной, одетый в свой лучший костюм для

собеседований, блестящие начищенные туфли и самый шикарный из папиных галстуков. А ещѐ он

сильно пахнет ароматом Dior Pour Homme. Должно быть, Кларидж – роскошное место. Папа с

мамой пристально разглядывают меня. Затем они переглядываются и слегка покачивают

головами.

– Ужасно? – спрашиваю я.

Папа улыбается.

– Нет. Хорошо, на мой взгляд. Просто иначе. Непривычно. Ты выглядишь совсем взрослой,

милая.

Раздаѐтся звонок в дверь.

Мама поправляет папу.

– Он имел в виду, повзрослевшей. Наверное, это водитель. Вам пора идти.

Я вышла из квартиры, чувствуя себя определенно взрослой, под руку с моим весьма

эффектным отцом, хоть у него и растрепаны волосы. Я еду в Кларидж. Говорить с кучей супер-

модных людей о супер-модной фигне. Что может быть более взрослым? Прямо сейчас мне очень

нужны каблуки. Раньше я беспокоилась из-за того, что они делали меня выше, чем все мальчики,

которые могли бы мне понравиться, но сейчас я начинаю думать, что это не такая уж и плохая

штука. Зена бы с этим справилась. Она не против того, чтобы люди взирали на неѐ снизу вверх.

– Шампанского?

– Эм, Тед ещѐ рановато пить, – говорит папа.

– О боже, не слушайте меня, – говорит Тина, наливая себе второй бокал. – Конечно, ей

нельзя. Вот ПОЧЕМУ... этот коктейль "верджин берри" просто УБЬѐТ ТЕБЯ. Буквально УБЬѐТ

ТЕБЯ. Тебе понравится. Попробуй.

На мой взгляд номер Тины в Кларидже подошел бы для королевы, только, может быть,

будь он более дорогой и украшенный золотом, так что скорее для Мадонны или Виктории Бэкхэм,

или, возможно, даже Бейонсе и Jay-Z. Винтажный зеркальный бар был набит бутылками с

шампанским и удивительного вида напитками в графинах. Тина налила один из напитков в бокал

для меня. Насыщенно-красный, он мог бы оказаться ядом, как в Диснеевских мультиках, но я

предполагала, что Тинино "буквально убьѐт тебя" на самом деле означает всего лишь

"восхитителен на вкус".

Я попробовала. Фруктовый и восхитительный вкус. Я могла бы выпить целый графин. Папа

перехватывает мой взгляд и усмехается. Бьюсь об заклад, его шампанское тоже вкусное. И он,

совершенно очевидно, в восторге от Тины. Я уверена, он уже думает, как позже изобразить Тину,

чтобы повеселить маму с Авой. К счастью, его выражение лица "Поверить не могу, что вы

реальный человек" очень похоже на "О, очень рад встрече", и только близкие люди могут увидеть

разницу. Хорошо, что папа здесь, иначе бы я поверила, что мне всѐ это снится.

Фрэнки сидит на одном из золоченых диванчиков в гостиной. Кассандра Споук – возле

окна, выглядит элегантно и ухоженно, как всегда, но хмурится и пытается поймать сигнал на свой

БлэкБерри. Тина расставляет тарелки с блинчиками, сдобренными ложкой икры, переключает

фоновую музыку с классики на хип-хоп и поддерживает разговор с Фрэнки о еѐ наряде.

– О. Мой. Бог. Не спрашивай меня, кто дизайнер. Даже не спрашивай. У него крошечная

студия в Бед-Стае,27 и через какие-нибудь два года все будут буквально выпрашивать леггинсы его

лэйбла. Он – ГЕНИЙ одежды из лайкры. Даже и не вздумай ходить туда. Его зовут Энди Вонг. Это

я тебе говорю. Он УНИКАЛЬНЫЙ дизайнер леггинсов. А теперь поблагодари меня как следует,

потому что проблема поиска леггинсов решена до конца твоей жизни.

– Энди Вонг? – переспрашивает Фрэнки, доставая свой айфон и вбивая в него информацию.

– Удивительно. Я и не знала, что лайкра может создать эффект крокодильей кожи. А жилет?

– Жилет? Ничего особенного. Всего лишь вещица, которую сделала для меня Фрида из

Гуччи. За основу взят меховой жилет моей матери. Я обожаю винтаж, а ты? Но когда вещи

начинают разваливаться от старости, приходится преображать их. Вот почему Фрида сделала его в

виде кольчуги. Мех слишком банален, правда? Ну а теперь, малышка Тедди, моя лапушка. Мы все

здесь для того, чтобы поговорить о ТЕБЕ. Ты готова стать ЗВЕЗДОЙ?

Я плюхнулась на краешек дивана, стараясь не поставить свой коктейль там, где могла бы

случайно опрокинуть его. В этом номере все поверхности выглядят так, будто покрыты шѐлком и

не предназначены для стирки.

– Ээ, нет, я не думаю, – совершенно честно говорю я. Я даже сомневаюсь, что морально

готова к леггинсам "под крокодиловую кожу".

– Разве она не ОЧАРОВАТЕЛЬНА? Я знаю кучу людей в Штатах, которые бы тебе

поклонялись. Ну что же, посмотрим. Всѐ очень хорошо – лицо, волосы, невероятная, я на твоей

стороне,– но ты должна выделяться. Прежде, чем я буду довольна, я должна посмотреть, как видит

тебя камера.

Папа перехватил мой взгляд. Прежде чем она будет довольна? Если для неѐ это просто

разминка для большего удовольствия... Я думаю, он переживает, как бы Тина не взорвалась как

фейерверк, и вряд ли леггинсы с этим справятся.

Она наклоняет голову, чтобы взглянуть на меня, и поджимает губы – почти так же, как

когда я не смогла сразу понять еѐ сравнение с Джин Сиберг. Но это выражение не задерживается на

еѐ лице дольше секунды. Прежде, чем я успеваю среагировать, она сжимает мое лицо ладонями и

озаряет меня улыбкой.

27 Бе дфорд — Ста йвесант – район на севере Нью-Йорка.

– Лицо – сказочно; наряд – катастрофа. Пойдѐм со мной, солнышко. Нам нужно переодеть

тебя из обыденной одежды во что-то более глам-тастичное28.

Мы идем в спальню, а папа подскакивает с места, взволнованный нашим перемещением.

– Солнышко, ты уверена, что всѐ в порядке? – зовѐт он.

– Нормально, пап. Не волнуйся, – хихикаю я.

Тина задумчиво смотрит на груду одежды, вываливающуюся из огромного чемодана от

Луис Виттон, стоящего в углу. Затем выхватывает что-то из его глубины.

– Это, я думаю. Сними свой жакет.

Послушно снимаю. Не говоря ни слова, Тина расстегивает моѐ платье, приспускает его

верхнюю часть до пояса, расстегивает лифчик и оборачивает большой шелковый голубой шарф

вокруг моей груди, завязывая его в большой узел на правом плече. Все это происходит так быстро,

что я даже не успеваю испугаться. Кроме того, я усвоила, что в шоу-бизнесе зачастую приходится

переодеваться так расторопно, что вы просто не можете позволить себе быть чопорной. По крайней

мере, это было быстро, и никто не видел, хвала богам.

– А теперь послушай, принцесса, – говорит Тина, не отрываясь от работы. – Я видела твою

пробную съемку и обнаружила проблему. О чѐм ты думала, когда работала?

Мысленно возвращаюсь к той съѐмке с Сэбом. О чѐм я думала? Мои пальцы? Мои ноги?

Общее сумасшествие всей этой ситуации? Стена?

– Ну, больше всего, полагаю, я думала о фоне.

– О, спасите меня! – говорит Тина, драматично закатывая глаза. – Ты думала о фоне?

Неудивительно, что ты выглядишь так... обыкновенно.

О боже. Она прочитала мысли Сэнди МакШанд?

– Слушай, детка, – начинает она. – Объектив камеры – это потрясающая часть

оборудования. Он сосредотачивается на самой важной детали картины, и в нашем случае это –

твои глаза. Ты должна хотеть, чтобы это было то, что внутри твоих глаз. Ты должна хотеть, чтобы

это была история, которую ты рассказываешь. Не стена позади тебя, ясно?

– Ага, – киваю я. Хорошо. Я полностью поняла. Наверное.

– Эм, а какая история? – уточняю я.

– Это уже работа фотографа, – говорит Тина. – А сегодня вечером – моя. Так что не

волнуйся, я всѐ объясню тебе, когда мы приступим. Начни со своих глаз, и твоѐ тело последует за

ними. Готова?

Если она так говорит, то я готова. С обернутым вокруг меня шарфом, моя верхняя половина

выглядит супергламурно. Тина сказала, что не стоит переживать из-за нижней части: она не войдет

в кадр, так что еѐ не волнует, что верх моего платья собрался у меня на бедрах, а рукава болтаются

внизу, как пара дополнительных ног.

Я прохожу вслед за ней в гостиную, и папа приподнимает бровь при виде моего странного

наряда, но ничего не говорит. Не думаю, что действия Тины ещѐ могут его удивить. Она уже

выбрала место для съѐмки в углу комнаты с простым золотистым фоном, и настроила освещение

так, чтобы оно зрительно сужало моѐ лицо. Я чувствую перемену в еѐ поведении: она стала более

резкой и сосредоточенной. Видимо, она может выглядеть по-настоящему сумасшедшей, но она

усердно работает, чтобы сделать всѐ правильно, и она точно знает, что делает. Она просто получает

от процесса намного больше удовольствия, чем всѐ, кого я встречала до этого момента.

Вместо телефона она берет профессиональную на вид камеру с бокового столика и ловко

регулирует настройки. Фрэнки наклоняется вперѐд, сидя на диванчике. Так же, как и папа.

Кассандра откладывает свой Блэкберри и подходит ближе, чтобы посмотреть.

– Я прощу прощения, – говорит Кассандра. – Мой сын. Этот идиот захлопнул дверь.

Сейчас он зайдет, чтобы взять у меня ключи. О, Тед, выглядишь замечательно!

Верно. Так это оказался Кошмарный Мальчик. Зайдет сюда с минуты на минуту. Между

тем, я полураздета и позирую для сумасшедшей модной стихии. По крайней мере, он привык к

таким вещам. Возможно, мне стоит сказать что-нибудь умное о сюрреализме, когда он войдет. Тем

временем, я запихиваю эти мысли в глубину сознания и пытаюсь сфокусироваться на том, что

сейчас делаю.

28 Гламурно-фантастиное (glamorous+fantastic).

– Выглядишь великолепно, моя принцесса!

Тина подходит и берет меня за подбородок, двигая моѐ лицо до тех пор, пока не находит

подходящее положение. Сейчас она говорит намного тише и с другой энергичностью. До этого она

красовалась. Сейчас же она работает. Я тоже. На самом деле, это неплохое чувство.

– Ладно, мишка Тедди. Мы поняли друг друга. Я хочу увидеть ту королеву воинов, о

которой ты говорила, пока мы смотрели тот темно-оранжевый мини-крини29 выход на модном

показе. Я хочу увидеть эту горячую и храбрую девушку. Я знаю, ты можешь, потому что, когда я

заметила тебя возле Сомерсет Хауза, я поняла, что у тебя только что произошло что-то УЖАСНОЕ,

и ты была очень испугана, но рада, что жива. Твои глаза могу говорить, Тед. Вот почему ты такая

волнующая. Поговори со мной.

Ого, с ума сойти – эта женщина – телепат. Недавно мы с Авой смотрели "Молчание

ягнят", и Тина – Ганнибал Лектор среди гуру стиля. Жутко пугающе, но абсолютно верно.

Возможно, мы понимаем друг друга.

– Давай приступим, – говорит Тина. Она возвращается на выбранное место и настраивает

объектив.

Я думаю о том, как сидела рядом с Авой в парикмахерской «Локс, Сток и Баррел». Я

воображаю себе Зену – Королеву Воинов, которую мы смотрели вместе с Авой после радикальной

стрижки волос. Я представляю себя в облегающих золотых доспехах, и мы вместе шагаем по

Елисейским полям. Я пытаюсь спроецировать то, что вижу, в свои глаза. Это странное ощущение,

но это одно из преимуществ неумения лгать как следует: некоторые люди могут видеть, о чѐм я

думаю. Уверена, Тина разглядит Елисейские поля в моѐм взгляде.

– Да, принцесса! Давай, малышка!

Возможно, на мне и нет золотых доспехов, но есть шарф. Я стараюсь так развернуть плечи,

чтобы шелковый узел был освещен. Даже мои пальцы сегодня совершенно естественны. Краем

глаза я замечаю папу, Фрэнки и Кассандру, и все они наблюдают. Но всѐ в порядке. Они смотрят на

Зену, и Зена крутая, уверенная и у неѐ всѐ под контролем.

– Вот так, принцесса. Смотри прямо на меня, – говорит Тина, щѐлкая камерой.

Я смотрю в объектив. Я смотрю прямо в него и сквозь него. Это больше не пугает. Я

уверена, что в руках Тины он тоже понимает меня.

После фотографий Тина заставляет меня снять короткое видео. Я просто должна назвать

своѐ имя, место проживания, и упомянуть Модел Сити. Затем мне нужно повернуться слева

направо, чтобы продемонстрировать свой профиль. Я чувствую себя немного глупо, но Тина

предлагает мне записать пробный вариант. Когда всѐ закончено, она усмехается.

– Превосходно! Ты была совершенно естественной, принцесса. У нас всѐ получилось с

первого дубля. Вот его мы и используем.

Только Тина может меня так успокоить. Вне всяких сомнений: мы понимаем друг друга.

После целого лета ощущения себя "очень обычной", я удивлена тем, что, возможно, во мне "что-то

есть".

– Вот и всѐ, – говорит она. – Вы можете поболтать, пока я включу макбук в спальне и

просмотрю ролик.

– Мы уже закончили? – спрашиваю я. Моя предыдущая пробная фотосессия длилась

несколько часов.

– Наверняка, – говорит Фрэнки с усмешкой. – Тина знает, чего хочет, и всегда этого

добивается. О, извините.

Она встаѐт, чтобы ответить на стук в дверь.

– Ник, привет! Заходи.

Она отодвигается в сторону, и Ник входит в комнату. Я замечаю старую выцветшую

розовую футболку под потрепанной курткой. Моѐ сердце на миг замирает, затем начинает стучать,

как ритм-секция большого духового оркестра. Он сердито смотрит из-под новых очков – с крутой

круглой оправой, а его пальцы перемазаны чернилами. Пожалуйста, пусть он заметит, что я

облачена в небесно-голубой шѐлк, подчеркивающий мои глаза, а не то, что я полураздета. Пусть он

29 Пышные мини-кринолины, изобретение Вивьен Вествуд.

спросит у меня что-нибудь о Мэн Рэе, чтобы я могла умно ответить и показать, что я подготовила

домашнюю работу. Пожалуйста, пусть он хотя бы взглянѐт в мою сторону.

Но он не смотрит. Избегая взглядом всю мою сторону комнаты, движется прямиком к

дивану, на котором сидят Кассандра и мой папа.

– Вот, мам, у меня нет времени. Парни ждут на лестнице.

Он даже не заметил меня. Это весьма подавляюще. Я опускаюсь в ближайшее кресло и

делаю вид, что вовсе и не ожидала приветствия.

Кассандра вздыхает.

– Подожди минутку. Ключи где-то в моей сумке.

Еѐ сумка огромна – дамская сумочка размером с чемодан, модная в этом сезоне. Пока

Кассандра копается в глубине сумки, выходит сияющая Тина.

– Милые, я СОВЕРШЕННО ПОТРЯСАЮЩА. О. Здравствуй, Ник.

Кажется, даже Тина немного покорена Кошмарным Мальчиком. Я не думала, что такое

вообще возможно. Но по тому, как сердито он на неѐ взглянул, я поняла, что у них есть своя

история. Она отвела от него взгляд и сосредоточилась.

– Вот оно. То, что надо. У неѐ есть ВЗГЛЯД. Это всѐ, что я вам скажу.

Кассандра прерывает свои поиски и поднимает на Тину взгляд.

– Правда? Можно взглянуть?

– Разумеется.

Обе уходят назад в спальню смотреть фотографии на компьютере. Фрэнки ухмыляется мне

и присоединяется к ним. Я сижу, как лимон, в своѐм кресле, не зная, что делать. Папа совершенно

не замечает неловкости, встаѐт и подходит познакомиться к Нику.

– Привет. Я Стефан Траут. Отец Тед. Рад познакомиться с тобой. Извини, что заняли твою

маму сегодняшним вечером.

По крайней мере, Ник жмѐт папе руку. Затем пожимает плечами.

– Не беспокойтесь. Это нормально. Мама – раб своей работы, – он саркастично смеѐтся и

сердито смотрит в направлении спальни. – Ну, вы понимаете, модельный бизнес на первом месте.

Так мы всегда говорим. Я имею в виду, это вопрос жизни и смерти, верно?

Папа кашляет. Он, наконец, осознал напряженность беседы. Папа терпеть не может

напряжение. Мы все смущенно молчим пару секунд.

Затем Ник встряхивает головой.

– Постойте. Вы сказали Траут? Тед Траут?

Папа смущенно улыбается и поправляет себя.

– Тед Ричмонд. Простите. Постоянно об этом забываю.

Ник машет рукой, словно он и близко не интересуется моей новой фамилией. Затем он,

наконец, смотрит в моѐм направлении, поднимает брови и окидывает меня взглядом с головы до

ног: практически отсутствующие волосы, макияж, импровизированный топ, расстегнутое платье. Я

не такая, какой он видел меня в последний раз, на кухоньке Сэба, в маминых мешковатых штанах

для йоги.

– О, это ты, – удивленно сказал, слишком долго пялясь на меня. Но Ник не только не

выглядит впечатленным, он выглядит совершенно разочарованным. – Так они всѐ-таки заполучили

тебя? Когда мама говорила о новой девушке, я не понял, что речь о тебе.

Я прикладываю усилие и выдавливаю улыбку. Я очень, очень хотела бы снять этот

идиотский шарф и застегнуть платье. А ещѐ лучше было бы оказаться в джинсах и папиной шляпе,

занимаясь чем-то из области искусства. Я хочу сказать ему, что это неправда – это всего лишь

эксперимент, и на самом деле я – обычный подросток. Но я – в середине фотосессии в люксе отеля

Кларидж. Это, отчасти, правда.

– Так ты Тед Траут? – продолжает Ник. – Сестра Авы? Она показалась мне знакомой,

когда я видел вас обеих в тот день, но я не смог вспомнить. Хотя и должен бы. Джесси показывал

мне столько еѐ фотографий...

– Погоди, – говорю я, поднимаясь и удерживая платье вокруг талии на манер набедренной

повязки. – Ты знаком с Джесси?

– Да, мой старый приятель. Я познакомился с ним в Корнуолле несколько лет назад.

Джесси хороший парень. Как твоя сестра? Я не в курсе с тех пор, как он уехал на Средиземное

море.

Сейчас, когда он говорит о Джесси и Аве, лицо Ника выглядит совершенно иначе.

Сердитый взгляд смягчился. За его очками я вижу проблеск того Ника, который не злится из-за

матери, еѐ карьеры и всего с этим связанного. Он выглядит нежным и уязвимым. Тот парень, рядом

с которым хочется свернуться в клубочек и болтать о Мэн Рэе. Или о чѐм угодно.

– Выходит, Джесси рассказывал тебе об Аве? – спрашиваю я.

Ник улыбается медленной забавной улыбкой.

– Постоянно. Мы созваниваемся по Скайпу. Он обычно очень, очень утомительный

собеседник, когда доходит до этой темы. Как она талантлива в сѐрфинге, еѐ шутки, что-то забавное,

милое, что она делает со своими ногтями... Боже, это бесконечно.

Папа улыбается, и я тоже. Фрэнки, Тина и Кассандра возвращаются из спальни, продолжая

разговаривать. Они останавливаются, как вкопанные, когда видят новое выражение лица Ника и

тот факт, что он разговаривает со мной, как цивилизованный человек.

– Во всяком случае, он рассказал мне, через что она сейчас проходит, – говорит он, снова

становясь серьѐзным и полностью игнорируя вошедших женщин. – Она до сих пор... в том же

положении?

Я киваю и сглатываю. Обычно, когда меня спрашивают об Аве, я спокойно отвечаю, что

она в норме, но Ник застал меня врасплох.

– Ей довольно трудно переносить химиотерапию. Хотя сегодня она чувствовала себя

хорошо. Ава помогла мне накраситься. Извините...

Подводка для глаз начала размазываться. Внезапные мысли об Аве выбили меня из колеи.

Обеспокоенное выражение лица Ника только всѐ ухудшает.

– Передай ей мои... я не знаю... Тѐплый привет, – говорит он тихо. – И...

– Да?

Он глядит на меня так, будто собирается пожелать удачи или сказать что-то милое. Но

потом его взгляд цепляется за мой импровизированный шарф, обнаженную талию и платье –

набедренную повязку, и Ник просто печально смотрит.

– Ничего. Пока.

Он видит зависшую позади меня Тину и направляет на неѐ всю мощь своего кошмарного

взгляда. Кассандра передает ему ключи, и он уходит.

– Ладно, – говорит она, глядя ему вслед. – Это не заметно, но он не такой плохой, как

кажется.

– Он не кажется плохим человеком, – замечаю я.

Несмотря ни на что, я бы хотела встретиться с ним однажды, когда я не буду

полуобнаженной или в мешковатой маминой одежде, или готовой к показу. Я думаю, что он бы

понял происходящее с Авой: хорошие моменты и плохие моменты. Я думаю, что он бы понял

большую часть всего. Как я понимаю, насколько он на самом деле мягкий под этой своей

кошмарной оболочкой. В следующий раз, если он вообще будет, я обещаю себе, что буду такой...

удивительной, что он в самом деле обратит на меня внимание. Может быть, он увидит Зену, как

Тина. Может быть, он будет поражен. Никогда не знаешь.

– Пойдем, тебе надо одеться, – предлагает Тина. – Я помогу тебе.

Когда мы остаемся вдвоѐм, она криво улыбается мне.

– Тебе интересно, как он стал таким, правда, принцесса? И почему он винит меня?

Я не пытаюсь отрицать. Эта женщина – телепат, и мы обе это знаем.

– Это связано с Шехерезадой Скотт? – спрашиваю я.

– Ага! – говорит она, передавая мне бюстгалтер и аккуратно разматывая шарф. – В точку,

принцесса. Так ты знаешь Шехерезаду? Она великолепна. Как и ты, только с другой энергетикой.

Они встречались несколько недель. Абсолютный праздник любви. Затем я отправила еѐ в Токио и –

КАК Я И ГОВОРИЛА – она стала большой звездой. Она участвовала там в паре кампаний, и одна

из них была с Эмилио Романо. Мальчик из Келвин Кляйн. Несомненно, ты видела его в трусах. О.

Мой. Бог. В любом случае, между Шехерезадой и Эмилио что-то было. Такое случается. Два

красивых человека, одни в чужом городе – алло? – Ник считает, что это моя вина, потому что я

сделала еѐ знаменитой в Японии. И, принцесса, он СОВЕРШЕННО ПРАВ. Но сейчас у нас нет на

него времени. Все наше время посвящено ТЕБЕ. Кассандра согласна со мной. У тебя получилось.

Нам нужно быть осторожными, потому что это будет БЕЗУМИЕ.

Глава 29.

Вполне понятно, что на хоровом занятии в понедельник Дин Дэниэлс первым замечает что-

то необычное во мне. В этом семестре мистер Андерсон поменял нас местами, так что теперь Дин

стоит позади меня. Я не знаю, из-за того ли, что я все ещѐ в ступоре после вечера в Кларидже, или

из-за того, что я забыла закрепить парик сегодня утром и Патти неустойчиво держится на моей

голове, но Дин окидывает меня долгим взглядом, когда я прохожу на своѐ место.

Дэйзи подталкивает меня.

– Я думаю, что он запал на тебя, – шепчет она.

В этом семестре мистер Андерсон планирует репетировать с нами "Мессию" Генделя, и это

действительно сложно. Я нахожусь на середине громкой, сложной высокой ноты, когда чувствую,

что меня тыкают в затылок. Я резко разворачиваюсь. Дин стоит с невинным видом, сжимая ручку.

Когда я отворачиваюсь, снова чувствую, как он осторожно подталкивает Патти ручкой в сторону, и

сквозь музыку слышу басовитый смех Дина. После сильного тычка парик соскальзывает на дюйм в

сторону, накренившись под углом к моему правому уху.

Прежде, чем я успеваю схватить его, парик соскальзывает мне на плечо, а оттуда на скамью

позади меня. Музыка останавливается. Мистер Андерсон пораженно глазеет на меня. И вместе с

ним половина хора. За этим следует общий резкий вдох и несколько нервных смешков. Всем

интересно, что произойдѐт раньше: Дин отмочит шутку или же я расплачусь.

Возможно, произошедшее стало шоком для мистера Андерсона, но для меня это скорее

облегчение. Я смотрю на Патти, свернувшегося клубочком на скамейке, и перехватываю взгляд

Дэйзи.

– Кто-нибудь видел мою морскую свинку?

Долгая пауза, в течение которой все пытаются понять, что происходит. Неужели в этот раз

пошутила я, а не главный комик класса? Даже я не совсем уверена в произошедшем, пока не слышу

смех Дэйзи. Все остальные ещѐ слишком шокированы видом моего скальпа, чтобы хоть что-то

произнести.

– Ты в порядке? – спрашивает побледневший Дин.

Я улыбаюсь ему.

– Да, спасибо. В полном порядке.

Он явно испытывает облегчение. Возможно, на мгновение Дин подумал, что я "подхватила"

рак от сестры, но, кажется, он рад, что всѐ хорошо, и сейчас именно он испытывает смущение. А я

не смущаюсь. Совершенно точно нет. Не сейчас, когда моя внутренняя королева воинов предстала

перед всеми во всем своѐм величии. Другие могут быть в шоке какое-то время, но и они

привыкнут.

Тем временем Дин наклоняется за париком и протягивает его мне, как настоящий

джентльмен с хорошими манерами. Я всѐ ещѐ улыбаюсь, потому что благодарна ему за помощь в

воплощении в жизнь моего решения по поводу парика, даже если маме это и не нравится.

Наконец, мистер Андерсон снова обретает дар речи.

– Ага! Матерь Божья! Эдвина. Ты...? Это выглядит довольно... Ладно. Хорошо, ученики.

Почему бы нам...? – Но никто не слушает, и даже он сам не может прекратить пялиться.

– На самом деле, ты в порядке, Эдвина? Я имею в виду, это выглядит немного...

– Я совершенно точно в порядке, – говорю я ему, поглаживая ровные завитки моих

настоящих волос, которые просто счастливы, что им больше не нужно терпеть жаркий парик. – Я

всего лишь сбрила волосы вместе с сестрой.

– О, я понимаю, – он делает глубокий вдох, затем, похоже, немного успокаивается и

улыбается. – Хорошо, это был благородный жест. Нужна ли тебе чья-нибудь помощь в...

надевании парика?

Я ухмыляюсь ему.

– Нет, спасибо, мистер Андерсон. Я придержу его для особых случаев. Думаю, он мне

больше не нужен.

Мама не в восторге, как я и ожидала, но есть ещѐ одна выгода в том, чтобы сохранить мой

новый образ в таком состоянии, кроме поддержания во мне мятежного духа. Когда я иду вместе с

Авой в дневной стационар педиатрического отделения онкологии в выходные, я чувствую себя

членом банды. Мы встречаем мальчиков и девочек, которые переживают из-за грядущей потери

волос, и тех, кто уже облысел. С помощью Авы они создают новые образы для себя: обучаются

технологиям макияжа, учатся носить шарфы и шляпы, делятся советами о том, что лучше всего

держится на голове, выглядит круто и оберегает от жары и холода.

Я восхищаюсь способностью Авы держать всѐ под контролем и помогать другим людям

даже в самое трудное время. Я так горжусь ей, но, разумеется, не могу сказать это вслух. Я просто

нахожусь рядом с ней. Здесь я совсем не выделяюсь. Я всего лишь девушка с камерой, готовая

фотографировать детей в различных вариантах головных уборов и макияжа, чтобы они могли

увидеть себя со стороны и оценить, насколько это всѐ помогает.

Я узнаю так много о лицах. Мы согласны с тем, что все вместе выглядим как полдюжины

яиц в корзинке. Но по отдельности, мы совершенно разные. Ава умело подчеркивает чьи-то глаза

или улыбку, или находит шляпу, которая придает человеку крутой винтажный вид. А мне хорошо

удается запечатлеть это всѐ на камеру, так что люди могут в полной мере оценить полученный

результат.

Когда мы не в больнице, Ава помогает мне с моим новым творческим проектом, как и

обещала. Я немного отстаю, так что нужно как следует поработать. Три недели спустя, посреди

рисования очередной экспериментальной картины с Авой, звонит Тина.

– Тед, ДЕТКА! Небось, думаешь, что я забыла о тебе!

– Нет! Совсем нет.

На самом деле, честно говоря, посреди этой школьной и больничной суеты я почти забыла

о ней. Ну, или по крайней мере предположила, что она не вернется ко мне до Рождества. Лето

научило меня тому, что события не всегда происходят в одночасье.

– Ты думала так, и ты ОШИБАЛАСЬ, принцесса, ОШИБАЛАСЬ. Я работала, прелесть моя,

ВКАЛЫВАЛА для тебя, и всѐ сошлось. Слушай. Ты слушаешь?

Я извиняюсь перед Авой, голова которой в данный момент закопана между гигантской

гроздью винограда и ананасом, и произношу ей одними губами "Тина". Она ухмыляется и

вынимает голову из горы фруктов, пока я возвращаюсь к телефонному разговору.

– Ладно, – говорит Тина деловито. – Не спеши благодарить меня, но есть рекламная

компания для аромата, которая ПОДНИМЕТ ТЕБЯ ДО НЕБЕС, малышка. Если ты справишься с

ней, ты будешь ПОВЕЛЕВАТЬ Нью-Йорком. Не только Нью-Йорком, а любым местом с хоть

каплей понимания моды. Это настолько засекреченная информация, что я даже не могу сказать

тебе, для кого рекламная компания, но это невероятно, и ты ВЛЮБИШЬСЯ в этот брэнд. Но когда

я скажу тебе название, ты буквально УМРЁШЬ.

– Ого, – отвечаю я, игнорируя "буквально".

– Директор по кастингу уже выбрал одну девушку, но не переживай из-за этого. Она не

подходит, и ты гораздо лучше. Рекламная кампания снимается Рудольфом Рейссеном, и на данный

момент он мой самый ЛЮБИМЫЙ фотограф. Он – настоящий прорыв, и он настолько горяч, что

ты обожжешься. Рудольф уже хочет увидеть тебя, но мне нужно больше. Я хочу, чтобы он

ЖАЖДАЛ тебя.

– Хорошо. Эм, и как это произойдѐт?

– Его главный ассистент скажет Рудольфу. Его зовут Эрик Блох, и на следующей неделе он

будет в Лондоне, проводя кастинг для журнала. Эрик – фотограф сам по себе. Он увидит тебя, он

оценит тебя, он полюбит тебя. Затем расскажет о тебе своему боссу, Рудольф будет от тебя без ума

и убедит директора по кастингу поменять модель для этой кампании. Вот как всѐ это работает.

Вуаля!

Я смеюсь.

– Звучит достаточно сложно.

– Милая моя, это НЕВОЗМОЖНО. Тут потребуется МАГИЯ, – жестко соглашается Тина.

– Только я могу осилить это. Но наблюдай за мной. Я вижу будущее. Ты просто должна быть

поразительной, ладно, принцесса? И ты полюбишь Эрика – он БОЖЕСТВЕННЫЙ. Только не

прикасайся. Он помолвлен с супермоделью. Она ни за что не простит меня, если он уйдет к моему

следующему открытию.

Я обещаю Тине постараться поразить всех и гарантирую, что не стану красть

божественного фотографа у его подружки-супермодели. Эти люди действительно живут в другом

мире. Между тем, я думаю, что Тина может быть права насчет засекреченной рекламной кампании.

Мне не нравится идея о том, чтобы отбить у другой девушки работу, но я пока недостаточно

близко знакома с Тиной, чтобы сказать ей. Мне придется сделать это позже, когда я уже не буду

новичком и Тина, скорее всего, станет ко мне прислушиваться.

Когда я объясняю всѐ это Аве, она одаряет меня одной из своих мегаваттных улыбок

кинозвезды.

– Говорила же, что это произойдѐт! Я слышала о Рудольфе Рейссене. Он может стать

следующим Тестино.

Я киваю со знающим видом. Хотелось бы мне, когда люди произносят "Тестино", не

представлять на автомате чѐрного лабрадудля в корзинке, но, по крайне мере, я понимаю, о чѐм

идѐт речь. И я знаю, что сейчас я должна быть под впечатлением. Так и есть.

Несколько дней спустя Фрэнки звонит, чтобы зарегистрировать меня на кастинг у

ассистента Рудольфа.

– На следующей неделе Эрик будет в городе. У него съемки для i-D, и он просмотрит

только трѐх девушек. Ты – одна из них. Боюсь, они не заплатят много, но ты знаешь i-D...

Теперь уже знаю. Это совершенно крутой журнал и все хотят попасть туда. Он

амбициозный, броский и приковывает к себе внимание. У меня дома есть несколько экземпляров,

которые мне дали разные люди. i-D: серьѐзно огого.

Ну-ка постойте.

– На следующей неделе?

– Ага. Проблемы?

– Что насчѐт школы?

Голос Фрэнки становится теплым и успокаивающим.

– Не волнуйся. Школа на первом месте. Мы будем работать в перерывах. Но у тебя есть

выходные, сама знаешь.

– Серьѐзно? У меня в этом году экзамены на получение основного диплома. Я не думаю,

что могу...

– Успокойся, ангел. Посмотрим, что я могу сделать. Эрик прибудет сюда в субботу, так что

я спрошу, может ли он встретиться с тобой в воскресенье. Он тебе понравится. Эрик очарователен.

Есть несколько человек, которые хотели бы увидеться с тобой после этого, но я работаю только с

Кассандрой, она лучшая по твоему профилю. Предоставь это мне, ладно?

Фрэнки как-то умудряется убедить Эрика Блоха встретиться со мной воскресным утром.

Что ещѐ лучше, Ава чувствует себя достаточно хорошо, чтобы быть моим сопровождающим. Мы

оказываемся в красивом здании в районе Бейсуотер. Приходим вовремя, разумеется, и я "одета

соответствующе", с собой сменная обувь в сумке, моѐ портфолио (обновленное некоторыми

фотографиями королевы воинов, которые сделала Тина), а моя монобровь совсем недавно

приведена в порядок профессионалом после маминого экстренного выщипывания.

Эрик встречает нас в обрезанных джинсах, босиком и в мятой льняной рубашке. Он

оказался невысоким французом с легким американским акцентом в его английском,

впечатлительным, обожающим крепкий эспрессо, не подозревающим о существовании расчески и,

как и было обещано, – очаровательным. На этот раз я не сижу в сырой продуваемой приемной:

сегодня здесь только он, я и Ава. Мы расположились вокруг большого выскобленного соснового

кухонного стола, и Эрик делает кофе для Авы и чай для меня. Мы болтаем о фильмах – "На

последнем дыхании"30 – его фаворит. А ещѐ о музыке – он большой фанат группы Блонди и