Обман и обольщение

Глава 1

Италия, 1832 год

Маргарет Ван Альден размышляла о том, можно ли умереть от скуки.

Сейчас дамы пили чай. По мнению Маргарет, это было ужасное мероприятие, с которым следовало покончить как можно быстрее. Уже больше часа они обсуждали погоду, скандальные лондонские сплетни, а также плачевное состояние здоровья всех собравшихся.

– В Англии сейчас ужасно, – сказала герцогиня Арбэтнот. – Леди Мортон написала мне, что дожди сводят ее с ума. – Герцогиня поставила чашку на блюдце и продолжила: – Нам несказанно повезло, что мы сейчас находимся в Италии. В это время года тут так мило. Сельский пейзаж просто прекрасен!

Маргарет с тоской посмотрела в окно, сквозь которое проникали яркие лучи средиземноморского солнца. Она не понимала, почему они обязаны сидеть в этой пыльной гостиной. Вот бы сбежать отсюда под любым предлогом. Маргарет как раз перебирала в уме различные варианты побега, когда появился Джузеппе, дворецкий, и доложил:

– Прибыл лорд Хаймс.

Леди стали поспешно поправлять прически и платья. Лорд Хаймс сначала, как положено по этикету, поприветствовал замужних дам, затем подошел к Салли и Агаве и лишь потом к Маргарет.

Его взгляд выражал явное восхищение, не оставляя сомнений в том, что он пришел сюда ради нее. Но в глазах лорда Хаймса читался также трезвый расчет, как будто он сейчас смотрел на дорогую картину, которую собирался приобрести. Маргарет в который раз почувствовала себя вещью, которую выставили на аукционе, чтобы продать джентльмену с самым высоким титулом.

– Мисс Ван Альден. – Он нагнулся к ее руке и коснулся губами пальцев. Поцелуй был коротким, поскольку Роджер Гастингс никогда не переступал грань дозволенного. Маргарет он казался невыносимо скучным.

Лорд Хаймс отпустил ее руку и отошел. Маргарет подождала, пока ее новый гость уселся, принял чашку чая и ответил общими фразами на вопрос герцогини о его здоровье, а потом преувеличенно тяжело вздохнула и приложила руку ко лбу. Все в комнате посмотрели на нее с тревогой. Все, кроме Корнелии. В ее взгляде читалось недоверие.

– Ох, – опять сказала Маргарет и поникла в кресле, с нетерпением ожидая услышать тот самый вопрос, который поможет ей сбежать отсюда.

Его задала леди Литтон:

– Маргарет, дорогая, ты плохо себя чувствуешь?

– Моя голова, – пробормотала Маргарет. – Она буквально раскалывается от боли. Я должна прилечь. Прошу меня извинить. – С этими словами Маргарет направилась к двери. Но как только вышла, со всех ног помчалась по коридору, а потом вверх по лестнице. Оказавшись в передней комнате своих покоев, девушка с облегчением перевела дух. Наконец-то она в безопасности. Слава Богу, все позади.

Наверняка лорд Хаймс раздосадован ее поспешным уходом. Может быть, на этот раз он поймет ее намек, перестанет следовать за ней повсюду и вернется в свое поместье в Дареме, или откуда он там родом.

Маргарет знала, что Хаймс хочет жениться на ней. Он уже говорил на эту тему с отцом, однако у нее не было ни малейшего желания выходить за него замуж. Для него женитьба означала лишь приобретение богатой жены, чьи деньги он использовал бы для того, чтобы погасить многочисленные долги.

У отца Маргарет столько денег, что ими можно вымостить половину старого доброго Манхэттена. Неудивительно, что от поклонников у Маргарет нет отбоя.

Охотники за приданым. В течение того года, который Маргарет провела в Лондоне, она перевидала таких не один десяток. Все они соперничали друг с другом за право обладать миллионами Ван Альдена, но никому из них не было дела до ее сердца. Некоторых Маргарет презирала, другим сочувствовала, но ни один из них не смог пробудить, в ней любовь. Да и они не любили Маргарет, девушка в этом не сомневалась. А уж Хаймс и подавно.

Маргарет вышла на балкон. Ярко светило солнце, дул легкий бриз. Перед ней расстилались луга и поросшие лесом холмы. Маргарет смотрела на зеленеющий пейзаж с тоской. Ей так хотелось оседлать лошадь и отправиться на прогулку, но час уже был не ранний. Дома, в Америке, ей не пришло бы в голову задумываться о подобных вещах, но по другую сторону Атлантики считалось нарушением этикета, если девушка вдруг решила ближе к вечеру прокатиться верхом.

Размышления Маргарет прервал стук в дверь. Маргарет вернулась в комнату и села на софу.

– Войдите!

В личной гостиной Маргарет появились Корнелия и отец Маргарет.

Генри Ван Альден отличался могучим телосложением, у него были серые глаза, пронзительный взгляд, квадратный подбородок, который выдавал в нем решительного и волевого человека. Именно эти качества помогли ему стать одним из самых богатых людей Америки. Сейчас на его лице застыло недовольное выражение, которое так хорошо знали финансисты с Уолл-стрит, да и сама Маргарет тоже. Работников с Уолл-стрит оно лишало дара речи. Маргарет же, наоборот, сохраняла спокойствие.

Они сели на два стула напротив Маргарет. Маргарет собралась с духом и приготовилась к еще одной стычке касательно ее будущего. Она с вызовом посмотрела сначала на отца, потом на кузину и заявила:

– Почему же вы молчите? Говорите, что хотели. Поучите меня уму-разуму. Раньше начнем – раньше закончим.

– Хаймс появился у нас только затем, чтобы тебя увидеть, – сказал Генри, – но как только он появился, ты, сославшись на головную боль, ушла.

Маргарет бросила укоризненный взгляд на Корнелию, и отец это заметил.

– Корнелия и словом об этом не обмолвилась. Кстати, твоим будущим обеспокоена также герцогиня Арбэтнот.

– Неужели? – воскликнула Маргарет точно таким тоном, как это делала сварливая пожилая леди.

Однако отец оставил этот выпад без ответа.

– Факт остается фактом, – продолжил он. – Лорд Хаймс попросил моего разрешения ухаживать за тобой, и я не стал ему препятствовать. Хаймс будет хорошим мужем.

– Я так не думаю.

– Но почему он тебе не нравится? – воскликнул Генри Ван Альден, явно раздосадованный и сбитый с толку. – Хаймс приятный молодой человек. Он виконт. Завидная партия, как говорит Корнелия.

– Правда? Мне известно, что он отчаянно нуждается в деньгах.

– Как и любой британский дворянин.

– Он просто охотник за приданым. Неужели ты не понимаешь?

Обстановка накалялась. Но тут в разговор вмешалась Корнелия:

– Мэгги, неужели ты не понимаешь, что приданое интересует любого мужчину, желающего вступить в брак?

Корнелии можно только позавидовать, подумала Маргарет. Она влюбилась в богатого мужчину, занимавшего высокое положение в обществе. Поэтому у кузины не было никаких оснований сомневаться в искренности чувств будущего мужа.

– Хаймсу не нужна жена. Ему нужны деньги, – заявила Маргарет.

– Проклятие, Маргарет! – Голос Генри прогремел, словно ружейный выстрел. Его терпение лопнуло. – Неужели ты не понимаешь, насколько важно для тебя выйти замуж за джентльмена, который вращается в самых высоких кругах общества? Который может дать тебе уважаемое имя, обеспечить положение среди знати?

Теперь у Маргарет по-настоящему разболелась голова. Положение в обществе так много значило для ее отца, поскольку это было единственное, чего он не мог купить за деньги. Хотя влиятельные люди Нью-Йорка охотно вели с ним дела, их жены и дочери с презрением относились к выскочкам Ван Альденам. Двери их домов были для них закрыты. Надеясь, что британцы окажутся более сговорчивыми, Генри отвез дочь в Лондон и поручил заботам кузины Корнелии. Год назад кузина вышла замуж за виконта и благодаря связям в обществе могла помочь Маргарет найти титулованного супруга.

Но пока ее попытки терпели одно сокрушительное поражение за другим. Генри Ван Альден получил множество предложений насчет его дочери. Однако оказалось, что Маргарет не желает становиться членом высшего общества, во всяком случае, не ценой брака с первым попавшимся графом или виконтом, и отказывала каждому претенденту на ее руку.

– Я выйду замуж только по любви. – Маргарет с вызовом посмотрела на отца и вздернула вверх подбородок, как это часто делал сам Ван Альден. – Я не люблю Хаймса, – заявила Маргарет, – и ни за что не стану его женой.

– Тебе двадцать три года, и я не допущу, чтобы ты осталась старой девой. Я намерен выдать тебя замуж до конца этого года. Ты говоришь, что Хаймс тебе не подходит? Отлично. Тогда выбери другого – Эджуэра, Монтроуза, Уортингтона – мне все равно, кого хочешь. И покончим с этим раз и навсегда.

То, что отца совсем не волновали ее чувства, ужасно разозлило Маргарет. Она перестала сдерживаться и воскликнула:

– Может быть, я просто без памяти влюблюсь в какого-нибудь нищего художника, который будет рисовать мой портрет в лунном свете, а потом увезет меня с собой на греческий остров, где мы поселимся в крошечной лачуге и будем жить в грехе!

Ее дерзкий выпад попал в самую точку.

– Ты не посмеешь так поступить! – взревел Генри. – Все, хватит с меня твоих глупостей. Ты выйдешь замуж, как полагается, и только за уважаемого джентльмена. Я старею и хотел бы, пока жив, понянчить внуков.

Его слова погасили злость Маргарет. В последнее время отец все чаще напоминал ей о своем возрасте.

– Не говори так, – попросила она.

– Мне пятьдесят два года. Ни один мужчина из нашего рода не жил дольше пятидесяти пяти лет, и мне скорей всего уготована та же участь.

– Ты проживешь еще очень много лет, папа.

Корнелия деликатно кашлянула и промолвила:

– Может быть, продолжим этот разговор в другой раз? Уже больше шести часов вечера, а бал начинается в восемь. Нам нужно собираться.

Маргарет с благодарностью посмотрела на кузину. Генри поднялся со стула и проворчал:

– Не понимаю, почему это женщинам нужно так долго собираться для выхода в свет. Думаю, часа было бы более чем достаточно.

– Для мужчин – может быть, – ответила Корнелия. – Но женщинам требуется больше времени, чтобы выглядеть наилучшим образом.

Маргарет встала и подошла к отцу.

– Не волнуйся, папа, – сказала она, взяв его под руку. – Я выйду замуж, если найду подходящего мужчину. У нас пока есть время.

– Время бежит быстрее, чем ты думаешь, моя девочка. Я хочу, чтобы ты быстрее определилась в этой жизни, чтобы у тебя появилась собственная семья и дети. – Генри на мгновение умолк. – Ты не веришь в это, я знаю, – сказал он будто нехотя, – но любовь – не самое главное в жизни, и брак может быть удачным, даже если в нем не будет настоящей любви. Я не любил твою мать, и она меня не любила. Но у нас был хороший, крепкий брак, и мы в итоге привязались друг к другу.

– Да, папа, знаю, – сказала Маргарет, думая о том, как невыносимо скучно было бы прожить всю жизнь в хорошем, крепком браке, испытывая к мужу лишь чувство привязанности. Она чмокнула отца в щеку, а потом ласково, но настойчиво подтолкнула в сторону выхода. Когда Генри Ван Альден вышел, Маргарет закрыла за ним дверь и повернулась к кузине.

– Корнелия, ты ангел, – сказала Маргарет. – Спасибо. На этот раз папа вел себя не так агрессивно. По крайней мере не угрожал лишить меня наследства.

– Он подумал, будто ты говорила серьезно насчет того художника. Право же, Маргарет, иногда ты ведешь себя возмутительно. Греческий остров, надо же!

– Именно это и вывело его из себя, – сказала Маргарет. – Отец считает, будто может угрозами заставить меня выполнить его волю. Да и ты не лучше. Зачем ты навязываешь мне этого Хаймса?

– Не откажи ты лорду Эджуэру, лорду Уортингтону и лорду Монтроузу, я не стала бы этого делать. Иногда в это трудно поверить, Мэгги, но твой отец тебя любит. И хочет, чтобы ты была счастлива.

– И для этого меня нужно выставлять на всех балах, во всех гостиных Европы, словно товар в витрине магазина? Разве я вещь, которую надо продать? Дополнение к деньгам, которые хотят обменять на полновесный титул? – Маргарет покачала головой. – Но быть товаром я ни за что не соглашусь.

– Ты читаешь слишком много суфражистской литературы. В ухаживании и браке нет ничего постыдного.

– Правда? Если я выйду замуж за человека, который меня не любит, то брак станет для меня хуже тюрьмы.

Корнелия подняла вверх руки, показывая, что сдается.

– Теперь мне понятно, почему твой отец становится таким раздражительным после разговоров с тобой! Мэгги, я познакомила тебя с огромным количеством приличных молодых людей, но ты всех их отвергла.

– Я знаю, чего хочу, и добьюсь своего.

– У тебя слишком большие запросы. Мужчинам не под силу тягаться с тем романтическим образом, который ты себе продумала. Ты не знала лорда Хаймса, но в тот момент, когда тебе сказали, что у него проблемы с деньгами, ты решила, будто он – очередной охотник за приданым.

Часы на каминной полке пробили половину седьмого. Корнелия вскочила с места.

– Боже правый! – воскликнула она. – Надо заканчивать с болтовней. Пора собираться. ~ Кузина направилась к двери. – Подумай над моими словами, – бросила она напоследок. – Увидимся внизу.

Корнелия в спешке убежала, а Маргарет позвонила, вызывая горничную. Через мгновение девушка появилась в комнате, неся платье для предстоящего бала. После того как Молли помогла ей одеться, Маргарет отослала ее. Она хотела побыть в одиночестве.

Отец считал ее глупой. Корнелия – наивной. Пожалуй, они правы, думала Маргарет, рассматривая себя в зеркале. Она далеко не красавица.

Маргарет показала язык своему отражению. Вообще-то ее внешность не имеет никакого значения. Мужчинам нужны только деньги ее отца.

И все же Маргарет не теряла надежды встретить мужчину, который полюбит ее.

Тревор шел следом за дворецким по длинному коридору, с интересом разглядывая картины итальянских и голландских художников, которыми были увешаны стены. Его наметанный глаз тут же определял их стоимость. Когда Эдвард связался с ним в Каире и сообщил, что он может передать ему ожерелье на вилле недалеко от Рима, Тревор понятия не имел, что место пребывания его друга окажется таким шикарным. Если Эдварду по карману снимать такой дом, то денег у него куры не клюют. Тревор бросил восхищенный взгляд на Рембрандта, а потом вышел на галерею с мраморными колоннами, где пол был выложен малахитовой плиткой. Знай он об этом раньше, удвоил бы цену за ожерелье.

– Лорд Кеттеринг скоро к вам присоединится, – сказал дворецкий, поклонился и вышел.

Когда он продаст Эдварду ожерелье, у него будет три тысячи фунтов. Но к несчастью, ему вскоре понадобится еще большая сумма. Тревор подумал о письме, которое получил на раскопках в Луксоре месяц назад. Единственное письмо, которое написала ему мать за все десять лет, прошедшие с тех пор, как он уехал из Англии. Его родительница не сочла нужным осведомиться о здоровье и счастье своего второго сына. Сообщила ему о смерти брата, поинтересовалась его финансовым положением и пожаловалась на ужасное состояние дел в поместье, которое обнаружилось после смерти Джеффри. Закончилось письмо требованием вернуться и исполнить свой долг перед семьей. Мысль о том, что долг перед семьей священен, внушалась ему с самого раннего детства, и мать была уверена, что младший сын выполнит его.

Тревор помнил, что родительница склонна все драматизировать и преувеличивать опасность, и поэтому связался с семейным поверенным. Ответ Коллира был сухим и резким. Долги умершего брата Тревора составляли примерно двести тысяч фунтов. Это была огромная сумма.

Тревор стоял между двух мраморных колонн и смотрел на Тибр, поверхность которого золотили последние закатные лучи солнца. Он ломал голову над тем, как ему выплатить такой огромный долг. Он думал об Эштон-Парке, о людях, живших на его землях, чье благосостояние целиком зависело от того, как шли дела в поместье, а также о торговцах и ремесленниках из близлежащей деревни, которые также нуждались в поддержке Тревора.

Невеселые размышления Тревора прервал звук приближавшихся шагов. Он повернулся и увидел Эдварда. Тот шел ему навстречу.

– Тревор! – приветствовал его Эдвард. – Рад видеть тебя. Но что у тебя за вид? Почему ты не бреешься?

Тревор провел рукой по подбородку, поросшему щетиной.

– Мой камердинер решил, что я ему мало плачу, – ответил он.

– У тебя нет никакого камердинера и не было со времен Кембриджа. – Он пристально посмотрел на Тревора: – Опять эта проклятая малярия, да?

– Был небольшой приступ. Должен признаться, путешествие из Каира оказалось довольно неприятным. Но я принимаю хинин и сейчас чувствую себя довольно сносно, особенно если учесть сложившиеся обстоятельства. А ты как?

– У меня все хорошо. Ты принес его?

– Разумеется.

– Я волновался за тебя. Ты очень рискуешь, мой друг.

– У меня были кое-какие трудности, – признался Тревор. – Но я с ними справился.

– Сегодня чудесный вечер. Почему бы нам не прогуляться?

Тревор, опиравшийся о колонну, выпрямился и направился вслед за Эдвардом. Они молча пошли по узкой тропе, миновали группу растущих лимонных деревьев и оказались у беседки на берегу пруда. Однако Эдвард не стал там задерживаться и повел Тревора к причалу для прогулочных лодок.

Тревор вынул из внутреннего кармана пиджака коробочку, завернутую в газету. Распаковал ее, открыл и, развернув защитную хлопковую ткань, явил на свет прекрасное золотое ожерелье с лазуритом.

Эдвард тихонько присвистнул, восхищенный увиденным.

– Это Восьмая династия, – произнес Тревор. – Ожерелье принадлежало жене жреца. К сожалению, в гробнице больше не оказалось ничего ценного. Ее успели разграбить.

Эдвард положил коробку во внутренний карман пиджака.

– Насколько я помню, мы договорились, что если эта вещь будет полностью соответствовать твоему описанию, я куплю ее за три тысячи фунтов. – Тревор кивнул, и Эдвард достал внушительную пачку банкнот. – Ты отлично поработал, – продолжил он. – Музей с радостью приобретет ожерелье для египетской коллекции.

– Только не говори им откуда она у тебя.

– Я никогда не болтаю лишнего. А теперь расскажи, почему ты так задержался в Каире?

– Как всегда, меня задержал Луччи.

– Этот человек причиняет нам все больше и больше неприятностей, – заявил Эдвард.

– Пожалуй, ты прав. Луччи украл у меня ожерелье. Причем еще до того, как я выбрался из гробницы Хенета. Наверняка он и его люди шли за мной по следам.

– Как тебе удалось его вернуть?

Тревор многозначительно улыбнулся:

– Не забывай, что у Луччи невероятно красивая и постоянно скучающая жена.

Эдвард рассмеялся:

– Понятно. Собираешься вернуться в Египет?

– Нет, я еду домой.

– Так я и думал. Ты мой самый лучший поставщик, и мне жаль терять тебя в этом качестве. Но с другой стороны, теперь мы будем чаще видеться. – Он замолчал и окинул своего друга долгим, внимательным взглядом. – Конечно, я слышал о твоем брате. Как ты себя чувствуешь в роли графа?

Тревор отвернулся и стал смотреть на лебедей, плавающих по глади пруда.

– Чертовски неуютно, – ответил он.

– Тревор, должен тебе сказать, что до меня дошли слухи о некоторых… гм, финансовых трудностях. Если об этом знаю я, то…

– Значит, об этом знают все вокруг, – договорил Тревор, стараясь не выдать своего смятения. – Спасибо за информацию.

– Самоубийство графа не могло остаться незамеченным.

– Разумеется. Я собираюсь как можно скорее поехать в Кент и лично разобраться в ситуации.

– Когда отплываешь? – спросил Эдвард.

– Завтра днем.

– Замечательно. Переночуешь здесь. Как видишь, места предостаточно.

Тревор посмотрел вдаль, на роскошные сады, окружавшие эту дорогую виллу.

– Да, места здесь более чем достаточно, – согласился он. – Поместье Кеттерингов, видимо, приносит хороший доход, раз ты в состоянии снимать такую виллу. Или Британский музей так щедро платит тому, кто занимает место директора?

– О нет, я не снимаю эту виллу. Я тут такой же гость, как и ты. Дом принадлежит дяде моей жены, Генри Ван Альдену. Он американец, миллионер. Но о последнем, я думаю, нетрудно догадаться. Нажил свои деньги на шоколаде и сейчас вкладывает их в различные рискованные предприятия.

Тревор мысленно пожалел, что у него нет богатых родственников. Мужчины остановились на лестнице, ведущей на галерею.

– Так заночуешь здесь? – спросил Эдвард.

– Не хотелось бы никому мешать.

– Ван Альден не будет против. Он увлекается археологией и охотно поговорит с тобой о Египте. Ну что, приготовить тебе комнату?

– Приготовь. Я оставил вещи в пансионе синьоры Кальветти на Пьяцца ди Анджело.

– Я пошлю за ними. – Он посмотрел на запыленную дорожную одежду Тревора: – Сегодня Ван Альден и его дочь дают бал. Так что тебе необходим фрак.

Тревор покачал головой:

– Я очень устал, а мне предстоит еще одно длинное путешествие. Так что мне не до балов сейчас.

– Джузеппе сообщит, когда твоя комната будет готова. У нас тут гостят еще несколько человек, и поэтому время завтрака строго не обговорено. А теперь, с твоего разрешения, я пойду переодеваться, иначе опоздаю. Рад был снова повидать тебя, мой друг, – сказал он, поднялся на галерею и вошел в дом.

Тревор опустился на одну из кованых скамеек, которые стояли на галерее. Он там долго сидел, курил сигару и смотрел, как сумерки уступают место ночи. Он размышлял о словах Эдварда насчет слухов, опутавших весь Лондон, и о том, что именно стало известно в свете. Черт побери, если всем станет известно, в какой тяжелой ситуации он оказался, то ему никогда не удастся добыть деньги. Проклятие, что же теперь делать?