Дан
Рано или поздно это должно было случиться.
В череде кутежей и беспорядочных связей свершилось. Я всё-таки спятил.
Ну какой идиот будет смотреть на спящую девочку — а Нюта даже став женщиной, спит по-детски сложив ладони под щёку — и чувствовать, что всё сделал правильно? Только отмороженный отморозок Север.
У меня ж всего три родных человека — мать и два закадычных друга. Всё. Никого больше. Сегодня я захотел сестру Королёва. Следующая на очереди кто, девушка Лиса? Один чёрт дно уже пробито. Благо та мне влёт мозги вправит, с вертушки. А Анька просто беззащитная. Наивная она до жути. Вот про любовь даже задвинула, фантазёрка.
И верит же! По глазам видно, что свято верит, будто существует оно, что-то выше банальных потребностей. Простодушный ребёнок. Скоротечно всё. И её увлечение мной тоже ненадолго. Просто мелкая ещё, жизни под колпаком заботы братской совсем не нюхала, вот и дурит. А знала б меня получше, сама бы взашей прогнала, осыпая проклятиями. Кому я в этой жизни кроме матери нужен?
Я должен был остановиться.
Должен был сдержаться. Но не стал. Теперь пропускаю меж пальцев душистые волосы и даже толком устыдиться сделанного не получается. Ни о чём не жалею. Мудак потому что.
Пряди тёмно-медового цвета на ощупь тонкие и лёгкие, будто паутина окружают точёные скулы с причудливой россыпью мелких родинок. Слишком она манящая в своей ранимости, с этими узкими ладонями, тонкими пальцами и просвечивающими через кожу венами. Хрупкость, которую хочется оберегать, но в моей жизни на это не хватит ни времени, ни мотивации. Се ля ви, милая, как сказал бы Стас.
Привстав на локте, возвращаю на девичье плечо сползшее одеяло и сумрачно смотрю на платье, брошенное в угаре страсти на ночник. Друга бы приступ хватил от такой картины.
Тихо ругнувшись, оглядываюсь в поисках своей одежды и аккуратно стряхиваю с колен одеяло, чтобы бесшумно встать с кровати. Никогда не любил прощаться.
На крыльце несколько мгновений собираюсь с мыслями. Оставить её досыпать в своём домике не лучший выход, но расталкивать и прогонять с рассветом такую сладкую крошку — преступление. Насколько я знаю Стаса, он раньше обеда всё равно не объявится. Можно спокойно спуститься к реке, остудить голову и сваливать не оглядываясь.
— Север, а ты разве вчера не уехал? — голос друга вдруг хрипло режет утренний туман.
Ох, чёрт…
— Последний стакан оказался лишним, — усмехаюсь, промокая футболкой речную воду с груди. — А ты чего по кустам шарахаешься? Потерял кого-то?
Соскочивший с языка вопрос будто продрал горло ржавой проволокой. Меньше всего сейчас охота выслушивать, чем сестра Стаса отличается от остальных. Не тупой, сам понимаю. Может, даже породнились бы, по-любому когда-нибудь придётся жениться. Но не вовремя всё как-то. Хрен его знает, что измениться за год.
Я даже мысленно готовлюсь бахнуть нам в рюмки сорокаградусного бальзама, занюхать речной мятой, закусить седативными. А потом всё-таки вывалить признание на свой страх и риск. Так будет правильно. Но Стас, похоже, с похмелья благополучно забил на свой гипертрофированный братский долг.
— Отлить вышел, — он потирает плечи, сонно вглядываясь в противоположный берег. — Пошли накатим? Холод стоит собачий.
— Мне ещё с матерью попрощаться надо. Вечером встретимся в клубе, как договаривались. Посидим чисто мужской компанией.
— К отцу зайдёшь?
— Обойдётся. В прошлый раз дорогая мачеха чуть не закапала меня слюной. Противно.
— Ну так старик твой не молодеет. Насколько она тебя старше?
С шипением втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, отсчитываю до трёх и выдыхаю уже намного спокойнее.
— Лет на пять. Не больше.
— Лады, Север, — друг понятливо соскакивает с неприятной темы. — Пойду к своей горячей милашке под бочок. До вечера.
— Стас… — тихо выдыхаю ему вслед, но ветер уносит оклик к реке. Может и к лучшему. О чём сейчас говорить? Оставлю ведь малую в одиночку расхлёбывать братский гнев, а сам свалю далеко и надолго.
Чертыхнувшись, хлопаю дверцей своего верного коня благородных немецких кровей. О нём тоже нужно успеть позаботиться. Вот Стасу завтра и оставлю, пусть лучше друга радует, чем будет простаивать в гараже. А жизнь — это жизнь. Я могу не вернуться, Анюта может не дождаться. И незачем усложнять.
Мысль хоть и здравая, но какая-то муторная и отчего-то горькая.