Оборотни Нуэзии 2. Сумрачный волкодав и Проклятая фея смерти

Глава 5

Мьюру, конечно же, нужно было бы, пользуясь тем, что по пока единственному имевшемуся у него в производстве делу ничего предпринимать не нужно, позвать Хильгу и начать принимать дела, но, разумеется, ничего подобного он не сделал. Вместо этого Мьюр активировал ЕИС и набрал в поисковой строке «Альвира Стеркюрр», решив для начала посмотреть в общей, а не в полицейской базе, раз уж все утверждают, что об этом деле знает чуть ли не вся Нуэзия.

Первой в списке выпала шестилетней давности статья в «Фокуннских вестях» под броским заголовком «Проклятая фея смерти». Статья была приурочена к тридцатилетию Альви, и в ней в самых превосходных степенях расписывался профессионализм известного патологоанатома госпожи Стеркюрр, вынужденной из- за поразившего ее в юности проклятия избрать такую специальность, поскольку исцеление живых было ей недоступно. Как утверждал автор статьи, благодаря чуть ли не лично Альвире Стеркюрр в Фокунни и других городах Северо-Запада было раскрыто немало преступлений. Также говорилось о том, как мужественно госпожа Стеркюрр переносит свалившееся на нее несчастье, и как она с гордостью носит свое прозвище — Проклятая фея смерти — которым наградили ее коллеги. Однако же никаких подробностей о самом проклятии в статье не было, о нем вообще упоминалось так, как будто всем известно, о чем идет речь.

Примерно через полчаса или около того Мьюру наконец-то удалось найти информацию о том, что же произошло с Альви. И это действительно была совершенно потрясающая история!

Целительский дар Альвиры Стеркюрр был очень сильным и ярко проявился еще в детстве. Поэтому она без малейшего труда поступила в Первую целительскую академию в Анафе и была одной из лучших студенток. Насколько понял Мьюр, прочитав три подробные статьи, повествующие о том инциденте, студентку Стеркюрр интересовала только учеба, и, хотя у нее были поклонники, она ни с кем не встречалась. Один из них по имени Кальдоур Терльгассон был особенно настойчив, но и ему, первому красавцу курса, не удалось продвинуться дальше первого свидания. Однако полное равнодушие Альви к Терльгассону не спасло ее от ревности помешанной на нем однокурсницы Греймюр Юргельсун. Юргельсун буквально преследовала парня, а когда тот заявил, что никогда не станет с ней встречаться, и обозвал имевшую лишний вес Греймюр толстой коровой, девица посчитала, что во всём виновата Альви, и решила избавиться от соперницы.

Нет, убивать ее Юргельсун не стала — то ли не решилась, то ли посчитала, что то, что она задумала, страшнее смерти. Греймюр Альвиру прокляла. И звучало это проклятие донельзя нелепо: «Что б ты всегда была в два раза толще меня!» Однако, несмотря на несерьезную формулировку, избавить Альви от проклятия не удалось, всё, что смогли сделать целители — зафиксировать вес, который девушка получила в момент наложения проклятия, чтобы он не зависел от веса Юргельсун. И студентка Стеркюрр, не пожелавшая совсем бросить медицину, была вынуждена получить специальность патологоанатома, поскольку к исцелению живых проклятые не допускались, во избежание причинения пациентам вреда из-за возможного искажения магических потоков.

Условием же отмены проклятия, без которого оно бы просто не подействовало, был брак по взаимной любви. Но, что было и неудивительно, условие это Альвире Стеркюрр, весившей сто двадцать один килограмм триста семьдесят шесть грамм (точная цифра была указана во всех посвященных тому случаю статьях), выполнить не удалось.

Выяснив все эти подробности, Мьюр сначала удивился, как это он мог пропустить такой неординарный случай, который, как правильно заметил Кин, и впрямь был как раз по его профилю. Но потом сообразил, что в тот год как раз родился Бьёрлиг. Жили они тогда в Дазиесте, маленьком городке на севере Нуэзии, в котором Мьюр отрабатывал по распределению. Лиеста, разумеется, не работала, находясь в отпуске по уходу за ребенком, и денег отчаянно не хватало. Вернее, так считала Лиеста, всегда старавшаяся покупать для себя и своей семьи всё самое лучшее. Мьюр, правда, в этот круг никогда не входил, но осознал это только после развода, когда собирал вещи после продажи их общей квартиры. Оказалось, что его личного имущества было в их общем доме до смешного мало, и всё это были вещи, мягко говоря, недорогие. Как-то так всегда получалось, что практически все деньги он отдавал жене, тратя на себя только необходимый минимум.

А семнадцать лет назад, когда родился Бьёрлиг, постоянные сетования жены на безденежье вынудили Мьюра взять подработку. Конечно, как государственный служащий в выборе источника дополнительного заработка он был серьезно ограничен, вот и пришлось пойти преподавать основы права в Дазиестское политехническое училище — единственное учебное заведение в городе.

Приработок был небольшой, да и времени преподавание отнимало не так уж мало, поскольку, чтобы провести занятие, к нему надо было сперва подготовиться, но других вариантов всё равно не было, поэтому Мьюр, сцепив зубы, терпел и работал на износ, чтобы обеспечить семью. Так что неудивительно, что столичные новости интересовали его в те времена в последнюю очередь, и даже если ему и попалась на глаза информация о проклятой студентке-целительнице, подробностей он не запомнил.

Теперь же ему было неловко за столь явно выраженную неприязнь, не оставшуюся незамеченной Альви, но извиняться было бы тем более глупо, ведь, извинившись, он признал бы, что если женщина толстая из-за проклятия, то ничего страшного, а вот если сама по себе — то она достойна осуждения. Откровенно говоря, раньше Мьюр никогда не замечал за собой такого негативного отношения к женщинам, имеющим лишний вес: в плане близких отношений они его просто не интересовали, а во всех остальных смыслах он всегда и всех оценивал по их личным качествам, а не по внешности. До сегодняшнего дня. И это было очень странно. Настолько странно, что Мьюру хотелось докопаться до причины. И некая идея уже смутно забрезжила в глубине его сознания, но оформиться не успела — в кабинет влетели Кин с Труром и хором выпалили:

— Мы ее нашли!

Рассказывать начал Трур, который поведал Мьюру, что, получив отредактированный портрет девочки, сначала они ничего в ЕИС не обнаружили, ни в полицейском разделе, ни в новостях. Поэтому, разместив в ЕИС информацию о найденном теле, они связались с метеорологами и выяснили, что в Кьярриню в районе полуночи тоже было ясно, но уже к часу ночи небо полностью затянуло тучами, а в час двадцать две пошел снег. Разобравшись с погодой, оперативники решили еще раз посмотреть в ЕИС, а если там по-прежнему ничего не будет, обзвонить полицейские участки, начиная с Восточного, на территории которого находился Кьярриню, ведь даже если родители пропавшего ребенка уже обратились в полицию, информацию в систему могли просто еще не успеть занести. Но не успели — им позвонили из Восточного участка с сообщением, что приметы их жертвы совпадают с приметами пропавшей девочки, заявление об исчезновении которой только что подано ее родителями.

Мысленно обругав себя, что сам не предложил обзвонить полицейские участки, если в ЕИС не будет информации, Мьюр порадовался, что ему достались такие профессиональные коллеги, которым не надо указывать каждый шаг. А Кин тем временем, заглядывая в бумажку, чтобы ничего не перепутать, диктовал ему имя: «Сеуса Ревюрлинн».* [фамилии лис-оборотней начинаются на «Ревюр»]

Мьюр ввел имя в поисковую строку полицейской базы и увидел, что буквально десять минут назад Восточный полицейский участок разместил информацию об исчезновении этой девочки, проживавшей на улице Лисьих хвостов. Сеусе было уже девять, просто она была худенькой и выглядела чуть младше, не только когда лежала на снегу среди леса, но и на фотографии, размещенной в розыскном деле.

И теперь перед сыщиками встал непростой вопрос: стоит ли сразу рассказать обо всём родителям девочки? Ведь с момента, когда они расстались с Альви в Кьярриню не прошло и двух часов, и вскрытие еще явно не завершено, а предъявлять родителям тело для опознания до окончания вскрытия совершенно невозможно. Но и мучить ставших жертвой трагедии людей неизвестностью им тоже казалось неправильным. Кин даже предложил пойти за советом к шефу Вейндрурссону, и Мьюр склонялся к мысли, что так и следует поступить, но делать этого не пришлось — Кину позвонила Альви, и они втроем спешно бросились в морг, не в силах поверить в услышанное.

Из тех четырнадцати лет, что она проработала патологоанатомом, двенадцать Альви работала в полиции и неплохо научилась абстрагироваться от того, что тот, кого она вскрывает, — не просто тело, а дорогой кому-то человек, внезапная смерть которого, скорее всего, стала трагедией для его близких.

Но с детьми, к счастью, становившимися в Фокунни жертвами преступлений крайне редко, эти навыки никогда не срабатывали. To, что чья-то злая воля отняла едва начавшуюся жизнь маленького человека, всегда глубоко ранило Альви, мечтавшую о ребенке, которого не решалась завести не столько из-за того, что была не замужем, сколько из-за того, что опасалась, что ее проклятие может навредить малышу еще до рождения.

Вот и при взгляде на хрупкую фигурку погибшей девочки Альви едва удерживалась от слез. Но надо было работать, ведь всё, чем она теперь могла помочь — это сделать всё от нее зависящее, чтобы преступника поймали.

С детьми Альви всегда работала сама, не привлекая помощников. Ей почему-то казалось, что так будет правильнее — чтобы как можно меньше людей видели несчастного ребенка во время вскрытия.

Альви действовала медленно и аккуратно. Сначала сделала фотографии тела в одежде. Потом раздела девочку, упаковав каждый предмет одежды в отдельный пакет для улик, и сфотографировала с разных ракурсов уже обнаженное тело. Потом сняла отпечатки пальцев и взяла пробы из-под ногтей, несмотря на то, что никаких видимых частиц под ними не было, но ведь могли быть и невидимые невооруженным глазом. Потом тщательно расчесала волосы девочки, подстелив специальную пленку, на тот случай, если в них застряли какие-то мелкие предметы или волокна. И хотя видимых частиц не удалось получить и тут, свернула пленку и тоже упаковала, чтобы потом изучить под микроскопом.

Последним Альви взяла анализ крови, после чего бережно обмыла тело и приготовилась делать собственно вскрытие. В свое время на нее большое впечатление произвела история, рассказанная профессором Вальдоурссоном на одной из лекций, — как один патологоанатом чуть не убил человека, пострадавшего от сильного переохлаждения, которого посчитали мертвым, когда, начав вскрытие, сделал слишком глубокий разрез. Поэтому Альви взяла себе за правило сначала делать небольшой разрез в районе левого плеча и, только убедившись, что крови выделилось столько, сколько и должно быть от разреза на мертвом теле, делать глубокий разрез кожи.

И как это иногда случается, предосторожность, много лет бывшая чем-то средним между проявлением излишней осторожности и суеверием, однажды оказалась единственно правильным решением — из сделанного Альви разреза обильно потекла кровь — девочка была жива.

«Значит, когда я брала кровь, мне не показалось, она действительно вытекала слишком интенсивно для мертвого тела», — подумала Альви и закрыла глаза, сосредотачиваясь на движении магических потоков. Сначала она ничего не увидела, но потом в районе солнечного сплетения девочки ей удалось разглядеть слабо мерцающую искорку жизненной энергии.

«Никогда такого не видела», — покачала головой Альви и отправилась за артефактом-жизнеопределителем. Именно таким она проверяла тело, когда его обнаружили в Кьярриню, и тогда индикатор даже не дрогнул, твердо показывая ноль. Подозревая, что тот артефакт, который она всегда брала с собой на выезды, испортился, хотя теоретически такого и не могло быть, Альви взяла другой, хранившийся в морге, и поднесла его к телу. Но и этот артефакт уверенно показывал, что в лежащем перед Альви теле жизненной энергии попросту нет.

Она снова закрыла глаза и снова увидела крошечную постоянно мигающую искорку. Еще раз измерила температуру тела, которая оказалась выше, чем должна была бы быть у мертвого тела, но ниже, чем должна была бы быть у живого.

— Демоны знают что! — с чувством выругалась вслух Альви и принялась звонить в отделение ликанологии* [целители-ликанологи специализируются на лечении оборотней] ЦБФ* [Центральная больница Фокунни].

К телефону подошла целитель-ликанолог Броса Солин — жена и единственная Трура.

— Что-то с Труром? — сразу после приветствия взволнованно спросила она.

— Нет, с твоим драгоценным супругом всё в порядке, — с невольной улыбкой ответила Альви. — У меня тут очень необычный случай: жертва, которую я должна была вскрывать, вроде бы жива.

— Вроде бы? — удивленно переспросила Броса.

— Артефакты-жизнеопределители показывают, что жизненная энергия отсутствует, но кровь из разреза течет как из живого тела, и я вижу, что жизненная энергия есть, но очень слабенькая, и она как будто мерцает.

— Никогда даже не слышала про такое.

— Собственно, я тоже. Поэтому я и не стала вызывать скорую помощь. Мне кажется, будет лучше, если в бригаде сразу приедет кто-то из ваших ликанологов и сначала посмотрит девочку. Вдруг нужны какие-то особые предосторожности при транспортировке в больницу. Может, особый температурный режим?

— Девочку? — заволновалась Броса.

— Да, девочку, — со вздохом подтвердила Альви. — На вид ей лет восемь. Ее нашли сегодня утром в Кьярриню, и всё то время, пока мы осматривали место обнаружения тела, она просто лежала там прямо на снегу. Одета она была по- зимнему, но всё равно…

— Ох ты ж! Я сейчас сама приеду! — решила Броса. — Сегодня у меня всё равно суточное дежурство. И еще попрошу задержаться Теара Хундсньяля, он сегодня в дневную смену. Может, он что-то подскажет, когда мы привезем девочку, потому что я пока понятия не имею, что это может быть. Переохлаждение само по себе уж точно не дает практически полного исчезновения жизненной энергии.

— А следов магии Урслин не нашла, да и я тоже ничего не увидела. Хотя, возможно, теперь она и смогла бы что-то найти. Ведь там, в Кьярриню, я этой мерцающей искорки жизни не разглядела, хотя, как обычно, смотрела и сама, не только артефактом проверяла, а сейчас я ее вижу. Вы приезжайте поскорее, а я пока позвоню следователю.

Закончив разговор, Альви аккуратно подложила под девочку чистую простыню и еще одной накрыла сверху. Вывозить тело из морга она не стала, опасаясь сделать хуже, пусть уж Броса решает, советуется с Хундсньялем или еще с кем, они-то настоящие целители, им виднее.

Почти забытая тоска по несбывшейся мечте лечить людей навалилась на Альви. Но печалиться о невозможном было некогда. Поэтому она сделала несколько глубоких вдохов и взялась за телефон. И только в этот момент сообразила, что телефона Мьюра-то у нее и нет. Так что пришлось звонить Кину и сообщать сногсшибательную новость ему.

Броса примчалась минут через двадцать, причем вместе с Хундсньялем.

— А отделение вы на кого оставили? — полюбопытствовала Альви.

— На медсестер, ну и коллег из общей терапии попросили приглядеть, — отмахнулась Броса.

— У нас все стабильные, а по городу мы сегодня не дежурим, — добавил Хундсньяль и, несмотря на солидный возраст, резво направился в морг вслед за уже унесшейся туда рыжим вихрем Бросой.

Еле слышно вздохнув, поскольку она с такой скоростью передвигаться была физически неспособна, Альви отправилась следом.

Ликанологи привезли с собой еще один артефакт-жизнеопределитель, но и он точно так же продемонстрировал нулевое значение.

— Однако! — озадаченно хмыкнул Хундсньяль. — А в магических потоках жизненная энергия видится вполне отчетливо, хоть она и совсем слабая и действительно мерцает.

— Да, я тоже ее вижу, — кивнула Броса.

— А вот я, когда осматривала тело на месте, ничего не увидела, и это притом что я еще и искала следы магии, поэтому смотрела не только внимательно, но и довольно долго, — добавила Альви.

— Возможно, при низкой температуре мерцание становится таким редким, что вы просто не успели его заметить, — высказал предположение Хундсньяль.

— Значит, ее лучше переместить в тепло? — заволновалась Альви.

— Определенно, — ответил Хундсньяль. — Я сейчас позову санитаров, мы укутаем ее в термоодеяло и повезем в больницу, а там начнем действовать по протоколу, предусмотренному для сильного переохлаждения. А дальше будет видно.

Когда появились санитары, они аккуратно сменили простыни на термоодеяло и, поместив девочку на носилки, быстро повезли ее в машину.

— Может, поедете с нами? — предложил Хундсньяль. — Или у вас еще есть какие-то неотложные дела на сегодня?

— Нет, ничего срочного у меня нет, из неотложного было только это вскрытие. Но зачем я вам? — удивилась Альви.

— Случай нетипичный, еще одна умная голова нам не помешает, — улыбнулся целитель.

— А поеду! — решилась Альви. — Может, и правда смогу чем-то помочь.