Образцовый брак

11

Матильда Смит величественно приподнялась из-за отполированного до блеска стола из красного дерева, на котором, как всегда, царил образцовый порядок, и протянула телефонную трубку с таким видом, словно эта вещь была ей крайне неприятна.

— Это вас. Пожалуйста, будьте кратки, кто бы это ни был. И скажите, чтобы впредь вам не звонили в рабочее время. Я думала, вы уже успели усвоить мои требования.

Проглотив готовый сорваться с губ резкий ответ, Элен встала из-за своего маленького столика, заваленного кипами пыльных справочников и украшенного вдобавок допотопной печатной машинкой, ежечасно грозящей развалиться на части. Элен догадывалась, что эта подержанная машинка была водружена здесь именно для того, чтобы лишний раз напомнить ей о ее скромном положении.

Пора подумать о том, чтобы найти себе новое место, сказала себе Элен, торопливо направляясь к телефону по бесконечному ковру. Ее новая начальница утверждала, что это — ценная фамильная реликвия. Возможно, так оно и было сотни две лет тому назад, но теперь ковер протерся до основания, а о его оригинальном цвете и рисунке догадаться было невозможно.

Элен нашла это место секретарши при суровой старой даме полгода назад. В то время оно казалось ей самым лучшим в ее ситуации. Переехав в родовой дом Смитов, низкое, мрачное каменное строение в самом сердце Калифорнии, Элен верила, что здесь, вдали от Эдуарда, сумеет залечить свои раны и, отдохнув морально, снова станет самой собой.

Но все эти шесть месяцев с Элен обращались как с самой последней служанкой. Она с утра до вечера перепечатывала под диктовку смертельно скучные мемуары Матильды, которые ни один человек в здравом уме никогда не станет читать, не говоря уже о том, чтобы печатать. Кроме того, ей приходилось заниматься изысканиями в семейных хрониках Смитов. Прабабушка Матильды по материнской линии была дочерью обедневшего герцога, и эта тема поднималась Матильдой при каждом удобном и неудобном случае.

Еще на Элен лежала обязанность вести хронику событий общественной жизни, в которых ее работодательница принимала участие. Но за время пребывания Элен на своем посту в общественной жизни Матильды не произошло событий более захватывающих, чем открытие деревенской выставки цветов и устройство званого обеда, на котором присутствовали пять скучнейших особ.

Элен начинала чувствовать, что уже достаточно насладилась подобными удовольствиями.

Не обращая внимания на сердитый блеск маленьких черных глазок своей патронессы, молодая женщина взяла протянутую трубку. Старая леди добавила ледяным тоном:

— Салли, должно быть, уже приготовила мне кофе. Я выпью его в гостиной. После этого я хотела бы, чтобы вы вымыли мне голову. Под старость Салли стала делать это так неловко.

Просто чудо, что старая служанка, на которой держался весь дом, не задушила свою хозяйку еще лет десять назад, раздраженно подумала Элен. Повернувшись к ней спиной, она немного удивленно произнесла в трубку свое «алло». Маргарет и Милли были давно предупреждены, что звонить ей можно только после восьми вечера, а кроме них, никто не знал, что она здесь. Тем не менее это оказалась Милли Уитчер, и от ее слов у Элен мгновенно похолодела спина.

— Вы можете сейчас приехать? Я не хочу вас пугать, но Маргарет… она зовет вас.

— Ей плохо! — взволнованно воскликнула Элен. Никакого другого объяснения не пришло ей в голову. Ее самостоятельная мамочка и подумать не могла бы о том, чтобы заставить дочку бросить все и приехать к ней без крайней на то необходимости. — Где она? В какой больнице?

— Нет-нет, она дома, — поспешно заверила ее Милли. — В коттедже «Лебедь».

Элен хотела было расспросить Милли, что именно случилось и что сказал врач, но передумала и быстро проговорила:

— Я выезжаю немедленно. Передайте маме, что буду у вас еще засветло.

Чем скорее она приедет на место, тем быстрее сама все выяснит и сумеет правильно оценить ситуацию. Мама не могла заболеть опасно, пыталась утешить себя Элен, торопливо выходя из комнаты. Ее не увезли в больницу, а Милли слишком ответственный и решительный человек, чтобы оставить без внимания угрожающие симптомы заболевания.

Но все же произошло что-то достаточно серьезное, если мама послала за ней. Охваченная сильным волнением, Элен коротко постучала в дверь гостиной и вошла.

В огромной, заставленной мебелью комнате, несмотря на знойный августовский день, было, как всегда, холодно. Матильда поставила чашку на стол и недовольно заметила:

— Я еще не допила кофе. Приходите через полчаса. А пока перепечатайте то, что я диктовала вам утром.

— Мне надо срочно уехать, — сказала Элен. Высокомерный тон патронессы на этот раз не произвел на нее никакого впечатления. У Элен были более серьезные основания для переживаний. — Звонила компаньонка моей матери. Мама просит меня приехать. У нее слабое здоровье, она уже перенесла один инфаркт. Я не могу пренебречь ее просьбой.

Не дожидаясь ответа, она быстро повернулась и направилась к выходу, но у двери задержалась и проговорила на одном дыхании:

— Не знаю, когда именно я вернусь. Я позвоню вам из дома. Но должна предупредить заранее, что не смогу дольше работать у вас. Я сама свяжусь с агентством и попрошу подыскать мне замену.

Всю дорогу Элен мучили угрызения совести. Полгода назад, когда она сообщила матери о том, что ее брак распался, Маргарет была не на шутку расстроена, хотя она и постаралась, как могла, смягчить удар.

— Ты всегда говорила, что Эдуард — самый лучший зять, на которого может рассчитывать теща, — сказала она тогда и, почувствовав, что ее голос звучит жалко и виновато, постаралась сгладить грустное впечатление, изображая беспечность и спокойствие, которых на самом деле, конечно, не чувствовала. — И я совсем не хочу, чтобы ты вычеркивала его из списка своих знакомых. Поверь мне только, что так будет лучше для нас обеих.

Ее душа разрывалась от горя, и как трудно было ей делать вид, что все в порядке! Она старалась изо всех сил не замечать стоящих в маминых глазах слез, когда та начала высказывать все то, что Элен и так ожидала услышать: что в каждом браке бывают периоды охлаждения, что все супруги ссорятся, но что терпение и искреннее желание с обеих сторон могут творить чудеса. И так без конца, а Элен до крови кусала губы, чтобы только не закричать возмущенно, как может мама считать себя экспертом в данном вопросе, когда ее собственный брак не удался. Больше всего Элен хотелось броситься маме на шею, выплакать свое горе, признаться, что их союз с Эдуардом не был настоящим браком, что она согласилась стать его женой только из-за его обещания помогать Маргарет материально и что она безумно полюбила его и теперь должна уйти, чтобы сохранить здравый рассудок.

Но об этом мама не должна узнать никогда. Элен спаслась в конце концов бегством на кухню, где очень кстати закипел чайник, и больной вопрос больше не поднимался. Только по маминым негромким вздохам украдкой, по тому, как она открывала вдруг рот, словно собираясь что-то сказать, но так и не произносила ни слова, Элен догадывалась о ее горестных раздумьях.

Через две недели она нашла место секретаря Матильды Смит через агентство, услугами которого пользовалась еще до работы с Эдуардом. Маргарет не стала ее отговаривать, но Элен не знала, как подействовал на маму ее переезд на новое место работы, насколько сильно переживала она в душе распавшийся брак дочери. Элен догадывалась, что ее блестящее замужество с «лучшим из мужчин, чуть ли не святым» мама рассматривала как компенсацию за ее несложившуюся семейную жизнь.

Наверное, ей не следовало так эгоистически сосредоточиваться на собственной любовной неудаче, думала Элен с запоздалым раскаянием, а позаботиться о мамином душевном спокойствии, избавить ее от опасных для нее волнений, стиснуть зубы и остаться с человеком, которого она любила, но который, как она знала наверняка, никогда не ответил бы ей взаимностью.

Но что сделано, то сделано, изменить уже ничего нельзя, резко оборвала Элен свои печальные размышления. Ее совместная жизнь с Эдуардом кончена. Она старалась, как могла, не вспоминать о нем. Но нельзя сказать, чтобы это ей удавалось. Напротив, каждый новый день приносил с собой боль и сожаление — не о любви, которая завладела ею так безраздельно, но о том, что предмет любви не способен был ответить на ее чувство.

Может быть, если бы поверенный Эдуарда связался с ней и объявил, что начинает бракоразводный процесс, Элен сумела бы взглянуть в лицо реальности и попыталась бы устроить свою жизнь без оглядки на прошлое. Но за все это время она не получила никаких известий ни от самого Эдуарда, ни о нем. Тогда, шесть месяцев назад, он отвез ее в Лос-Анджелес, высадил на пороге их дома и немедленно уехал прочь.

Только начинало темнеть, когда Элен остановила машину у коттеджа «Лебедь». Из сада доносилось благоухание последних летних цветов, но сам дом выглядел сумрачно, казался погруженным в невеселые мысли. Несмотря на жару, все окна были затворены, а входная дверь была наглухо закрыта.

Элен полагала, что Милли встретит ее на пороге или, по крайней мере, станет дожидаться ее прибытия у окна. Мысль, что матери стало хуже и ее срочно пришлось отправить в больницу, повергла Элен в ужас. Она побежала по тропинке к дому. Догадка переросла в уверенность, когда она дернула дверь и обнаружила, что та заперта на ключ.

Лихорадочно шаря в сумочке в поисках ключа, Элен пыталась не думать о самом страшном. Она потеряла Эдуарда, она не могла представить себе, что может потерять и мамочку.

Войдя в холл, Элен громко позвала мать и Милли, и собственный голос показался ей чужим. Никто не ответил. Душу Элен объял панический страх. Сердце упало, она почувствовала внезапную слабость, когда увидела на маленьком столике белый конверт, прислоненный к телефону.

Дрожащими ледяными пальцами она схватила его, вскрыла. По крайней мере, сейчас окончится ужасная неизвестность. Это Милли несомненно оставила для нее письмо. Элен с трепетом развернула сложенный вдвое листок.

И сразу же вздохнула с облегчением, увидев аккуратный мамин почерк, покрывавший страницу. Что бы ни произошло, маме не могло быть совсем плохо, раз она сумела написать сама. Но облегчение быстро сменилось досадой, едва она пробежала глазами содержание письма:

«Дорогие мои, надеюсь, мое письмо не слишком вас рассердит. Постарайтесь простить меня, если все-таки это случится. Мне очень хотелось бы повидать вас обоих, но пока приходится отказаться от этого удовольствия. Прежде всего — и это самое главное — мне хочется, чтобы вы увидели друг друга и хорошенько все обсудили, выяснили до конца и уладили ваши проблемы. Мы оставили в холодильнике вдоволь еды, и, Эдуард, дорогой, ты найдешь там бутылку отличного шампанского. Я почему-то уверена, что оно вам понадобится. А мы с Милли тем временем немного отдохнем в уютном отеле в Санта-Монике и будем держать за вас скрещенные пальцы».

Как маме не стыдно! Элен возмущенно смяла листок и бросила его на стол. Сердитые слезы подступили к глазам. Как она может быть такой бесчувственной! Неужели она не предвидела, как страшно будет тревожиться Элен? Что за шутки с собственной дочерью? Разве не ясно, что им с Эдуардом вовсе нечего обсуждать и эта встреча не даст ничего, кроме боли и страданий?

Инстинкт подсказывал Элен немедленно бежать прочь, ехать в Санта-Монику и там прочесать все отели, пока она не найдет свою хитроумную родительницу и не выскажет ей свое отношение к ее поступку. Но тут она почувствовала слабость в коленях и бессильно опустилась на стул возле телефонного столика, чувствуя огромное облегчение от того, что мама, несмотря ни на что, жива и здорова, и испытывая сильнейший упадок сил после только что пережитого волнения.

Конечно, Маргарет не могла знать, что даже мысль об Эдуарде была для Элен мучительна. Ее мама продолжает верить, что брак их свершился на небесах, что любовь побеждает все, что стоит им только увидеть друг друга, и все устроится, как по мановению волшебной палочки.

Элен негромко застонала. Необходимо убраться отсюда — и немедленно. Эдуард, должно быть, уже в пути, он вызван, без сомнения, таким же ложным телефонным звонком.

Но ни к чему заставлять его переживать тот же страх, который испытала она сама, обнаружив дверь коттеджа запертой на ключ. От этого она сможет его избавить. Элен заставила себя подняться, взяла смятое письмо и разгладила его. Она пришпилит листок снаружи на двери и прибавит от себя несколько слов извинений за мамину проделку. Эдуард, конечно, сначала рассердится, но он всегда любил Маргарет и наверняка вздохнет с облегчением, узнав, что с ее мамой все в порядке.

Элен торопливо подошла к бюро в гостиной, где Маргарет обычно держала письменные принадлежности, взяла из стопки листок бумаги… и замерла. Она слишком углубилась в раздумья и не расслышала, как к коттеджу подъехал автомобиль. Первый звук извне, достигший ее сознания, был шум открывающейся и закрывающейся входной двери.

Она опоздала, она слишком долго мешкала! В каком-то оцепенении Элен услышала, как Эдуард из прихожей громко окликает Маргарет, как это сделала сама Элен меньше чем полчаса тому назад. Она закусила губу. Как бы желала она сейчас забиться куда-нибудь в уголок, спрятаться за диван, но она понимала, что подобное малодушие не делает ей чести. Ей придется встретить его, человека, которого она любила больше всего на свете, и прочесть в его глазах ледяное презрение. Таково должно быть наказание за ее непрошеную любовь.

— Есть кто-нибудь дома? — На этот раз в голосе Эдуарда прозвучала неприкрытая тревога. Элен выпрямилась, глубоко вздохнула и вышла в холл.

— Я здесь, Эдди!

Он стоял к ней спиной и когда повернулся, сердце Элен сжалось от боли и жалости. Он сильно изменился, казалось, он постарел не на шесть месяцев, а на целых шесть лет. Застывшее холодное выражение на его классически правильном лице устанавливало между ними более непреодолимую дистанцию, чем многие разделившие их мили пространства. Не произнося ни слова приветствия, он сказал быстро и резко:

— Мне звонила Милли Уитчер, просила немедленно приехать. Где Маргарет?

Элен проглотила комок в горле. Эдуард показывает ей, что она сама по себе больше не существует для него. Но разве она могла рассчитывать на что-то иное? Она еще раз мысленно укорила мать за то, что та поставила ее в это неловкое и тяжелое положение, и молча протянула ему письмо. Оно скажет за нее все, и ей вовсе не обязательно что-либо объяснять. Эдуард прочтет письмо и уедет. Она не ждала от него никаких комментариев.

Пока Эдуард читал оставленное Маргарет послание, Элен позволила себе задержать украдкой взгляд на резких, точеных чертах его лица, презирая себя за болезненное удовольствие, которое доставляло ей это созерцание. Ей показалось, что, кончив читать, он только слегка поджал губы. Никакая другая реакция не выдала его истинных чувств. Элен позавидовала его самообладанию. Но, может быть, это вовсе не самообладание, он так успешно вычеркнул ее из своей жизни, что мамин безумный план снова соединить их не вызвал в нем даже минутного переживания, разве только, что его оторвали от дел по таким пустякам.

— Значит, ты не сказала ей правду? — медленно произнес он, кладя письмо на телефонный столик. Сердце Элен сильно забилось. Она уверила себя, что он уйдет, не сказав ни слова, не захочет обсуждать все сначала.

— Как я могла? — отрывисто ответила она, нервным жестом обхватывая себя руками за плечи. — Ее собственный брак был ужасен. Наш она считала чудесным. Как я могла так разочаровать ее, сказать, что он всегда был всего-навсего хладнокровной коммерческой сделкой?

— Я имел в виду причину, из-за которой ты ушла, — резко возразил Эдуард. — Это твой «другой мужчина», без которого ты не можешь жить. Странно, что ты до сих пор не предприняла ничего по этому поводу. Надо полагать, ты все еще хочешь выйти за него замуж?

Его безразличный тон звучал пугающе. Элен охватила дрожь. Что могла она ответить? Новой порцией лжи? Она была не в силах больше лгать. Только беспомощно пожала плечами. Но Эдуард не позволил ей уйти от разговора и продолжал с беспощадной жестокостью:

— Хотя для того, чтобы получать удовольствие, сочетаться браком вовсе не обязательно, не так ли? За последние недели нашей совместной жизни я имел тому достаточно подтверждений. Наверное, поэтому ты так изменилась и похудела. Он что же, совсем не дает тебе спать?

— Ты бы лучше помолчал! — воскликнула оскорбленная Элен, — Не думаю, чтобы ты изменил своим привычкам и упускаешь возможность развлечься! Как поживает графиня? Или она успела тебе наскучить и ты нашел другую, такую же шикарную подругу?

За шесть долгих месяцев Элен ни разу не задумалась о том, как она теперь выглядит. Но замечание Эдуарда внезапно заставило ее почувствовать свое тело, скрытое под синим дешевым костюмчиком, который был надет на ней, когда Милли сообщила ей по телефону о просьбе Маргарет приехать. Некогда стройная и изящная, теперь Элен казалась болезненно худой. Она прекрасно сознавала, что месяцы непрерывных переживаний отразились на ее внешности не лучшим образом, и какой осунувшейся и жалкой она выглядит сейчас.

Ее язвительный ответ заставил глаза Эдуарда на миг вспыхнуть гневным серебряным пламенем. Но он тут же пожал широкими плечами и сунул руки в карманы брюк.

— Слишком поздно ворошить прошлое, — проговорил он равнодушно. — И слишком жарко, чтобы спорить. Я бы не прочь немного подкрепиться. Я бросил все и ушел прямо с переговоров, когда мне передали, что звонила Милли. Приготовить кофе или это сделаешь ты?

Он шагнул по направлению к ней, намереваясь пройти в кухню. Элен поспешно отступила назад, поддавшись малодушному желанию держаться от него как можно дальше. Быстро приблизившись к шкафу, она нагнулась, чтобы достать кофеварку, и в этот миг голова у нее закружилась, в глазах потемнело. Она качнулась, шагнула вперед, чтобы опереться о стол, но тут сильные руки Эдуарда быстро поддержали ее за плечи и, подтолкнув к стулу, отдернулись с оскорбительной торопливостью, словно ему неприятно было прикасаться к ней. Он произнес повелительно:

— Лучше сядь, а то упадешь. Я сам сварю кофе. Ты еле держишься на ногах.

Да, но по чьей вине, подумала Элен, растерянно глядя, как он распахивает окна, чтобы впустить свежий вечерний воздух, и включает кофеварку. Она любила его до безумия, и ведь именно любовь заставила ее покинуть любимого человека. И сейчас все его поведение ясно показывало, что он презирает ее, что расценивает ее слабость как досадное и нелепое происшествие, повод для иронии, и только.

На лбу у Элен выступила испарина, по телу пробежал озноб. Эдуард поставил перед ней чашку дымящегося кофе, смерил ее пристальным взглядом и повернулся к холодильнику. В мгновение ока на столе появился холодный жареный цыпленок и тарелка с салатом, который Милли, должно быть, приготовила перед отъездом. Эдуард снял пиджак, небрежно бросил его на спинку стула, засучил рукава белоснежной рубашки, и Элен быстро отвела глаза при виде его загорелых, покрытых жесткими волосками рук. Она почувствовала, что ее сердце сильно забилось, в висках застучало. Надо побыстрее допить кофе, извиниться и уйти. Дальше эту пытку выносить она не в состоянии.

Элен взяла чашку, невольно следя взглядом, как Эдуард быстро и аккуратно разделывает цыпленка, кладет на тарелку два кусочка белого мяса и придвигает к ней.

Покачав головой, она дрожащим указательным пальцем отодвинула тарелку и принялась торопливо глотать кофе. Эдуард с досадой бросил нож на стол:

— Тебе необходимо поесть, черт возьми!

Подняв на него глаза, Элен собралась было сказать, что вовсе не чувствует голода, но слова застряли в горле. Она испытывала слишком сильное смятение, чтобы найти в себе силы говорить. Губы Эдуарда были сурово сжаты, и Элен снова покачала головой, совершенно ошеломленная, сбитая с толку. Какое ему может быть дело, станет она есть или нет? Ведь он считает, что она не заслуживает даже презрения…

— Что это ты с собой сделала? — спросил Эдуард резко. — Или правильнее будет спросить, что он с тобой сделал?

Элен озадаченно нахмурилась, но мгновенно вспомнила своего вымышленного любовника и почувствовала, как ее лицо неудержимо заливает краска. Кажется, она попалась в сети собственной лжи и теперь не видела выхода. В глазах Эдуарда промелькнула грусть. Он произнес глухо:

— Этот негодяй обидел тебя. И не лги, у тебя все написано на лице. Тебе следовало остаться со мной. Мне нельзя было отпускать тебя. Ведь я любил тебя, черт побери!

Наконец-то она услышала желанное слово!

Он круто повернулся к ней спиной и подошел к окну. Нахмурившись, Элен машинально проводила его взглядом. Должно быть, она ослышалась, не поняла. Разве она может позволить себе надеяться? Однако чтобы все же удостовериться в своей ошибке, переспросила:

— Повтори, что ты сказал?

Плечи Эдуарда напряженно поднялись, было видно, как трудно ему дается спокойствие. Он насмешливо произнес:

— Да, я любил тебя. А что? Неужели тебе это интересно?

Сердце Элен словно подпрыгнуло, она прижала ладонь к груди, чтобы успокоить его и проговорила дрогнувшим голосом, все еще не в силах поверить услышанному:

— У тебя был роман с той француженкой, так как же ты говоришь.

— С этой де Буало? Это действительно смешно, — повернувшись, прервал ее Эдуард, и его губы изогнулись в иронической улыбке. — Твоя явная ревность, когда ты показала мне фотографию в газете, подала мне первую реальную надежду. Эта женщина — открытая натура, общительная и эмоциональная сверх меры. Когда делали снимок, она как раз рассказывала мне, как сильно любит оперу. Человек на заднем плане — ее отец. Я вел переговоры с ним и его старшим партнером о продаже стекольного завода. А вечером мы все вместе отправились в оперу. И ты была бы с нами, если бы не осталась в Лос-Анджелесе. — Он снова отвернулся к окну. Голос его зазвучал совсем тихо, так что Элен с трудом разбирала слова. — Но ты отказалась ехать. Тогда ты заявила, что слишком устала, чтобы выдержать еще одну поездку. Я видел на твоем лице напряжение. И тут словно взорвалась бомба! Я понял, что люблю тебя. Наверное, какое-то чувство шевельнулось во мне сразу же, как только я увидел тебя, но я был слишком глуп и поздно догадался, что происходит. И тогда я решил резко сократить масштаб своей деятельности. Образ жизни, который мы вели, темп, который я задавал, измучил тебя. Я собирался сделать остановку и решил добиться твоей любви. Когда увидел, что ты ревнуешь к Луизе де Буало, то подумал, что имею шанс надеяться. Я не стал рассеивать твоих подозрений, даже, наоборот, немного подогревал их. Я знал, что ты умница, ты скоро должна была понять причину этой ревности, признаться, что неравнодушна ко мне — хотя бы немного. Я начал оформлять покупку нашего общего дома — «Мажестик», если ты помнишь. — Уголки его губ дрогнули. — И предложил считать наш брак настоящим. Чего я не предвидел совершенно, так это появления другого мужчины. Когда я сократил свой визит в Оттаву, — продолжал он мрачно, — стремясь быстрее вернуться в Лос-Анджелес, так как беспокоился о тебе, то застал тебя за телефонным разговором. Ты говорила кому-то, что меня нет дома, и обещала, что вы скоро увидитесь. Пока ты не объявила мне новости, я страшно ревновал тебя, мучился подозрениями, но твердил себе, что это все мне только кажется, что это естественная реакция человека, влюбленного впервые в жизни и также впервые в жизни неуверенного в себе…

— О, Эдди, Эдди!

Элен, покачнувшись, вскочила со стула, ее огромные глаза были полны слез. Так он любил ее все это время, а она и не знала, не догадывалась! Ее ложь была абсолютно напрасна и только больно ранила их обоих. Но она все еще никак не могла поверить до конца. Она шагнула вперед, думая об одном — упасть к нему на грудь, признаться в своей любви. Но Эдуард не дал ей сделать этого, сухо произнеся:

— Перестань! Обойдусь без твоей жалости. Я проиграл тому мерзавцу, но это еще не конец света. Побереги для других свои утешительные речи. Мне они не нужны.

Элен зажала себе рот рукой, чтобы подавить готовое вырваться из груди рыдание. Любимый не понял ее. Он говорит о любви к ней, но в прошедшем времени. Эдуард всегда считал, что умеет достойно проигрывать. А теперь, похоже, он возненавидел ее, подумала она беспомощно. Но он так ничего и не узнает, если она не объяснит немедленно. И она произнесла сдавленно:

— Эдди, я лгала тебе. У меня никого нет и никогда не было. Я все придумала. — Голос ее пресекся, она дрожала вся с головы до ног, Эдуард смерил ее убийственным взглядом. — Телефонные разговоры, мои неожиданные отлучки, кружевное белье — все это ложь! Я делала это, чтобы заставить тебя поверить в существование другого мужчины. Я знала, что только так ты согласишься отпустить меня. Я должна была уйти, ведь я…

— Неужели я настолько противен тебе, — бешено прервал он ее. — Если все, что ты сказала, — правда, тогда это единственное объяснение. — Он взял со стула пиджак. Глаза его потухли, стали безжизненными, холодными, как серый камень. — Как только Маргарет получила наследство, ты не могла дождаться, когда сможешь наконец избавиться от моего присутствия, и лгала, притворялась, причиняла мне невыносимую боль и все это время смеялась над моими попытками доказать, что я мог бы стать хорошим мужем, способным даже простить и забыть твои маленькие прегрешения! — Он быстро надел пиджак, не глядя в ее сторону. — Странно, что мне понадобилось столько времени, чтобы понять, какой я дурак. Но не беспокойся. Я это переживу.

Эдуард подошел к двери, потом повернулся, и на миг их взгляды встретились.

— Я подам на развод. Не хочу, чтобы ты носила мое имя. Для меня ты больше не существуешь.

И вышел.