Образцовый брак

8

Снежинки блестели в темных волосах Элен, а щеки ее нежно розовели от резкого восточного ветра, когда она, нагруженная тяжелыми пакетами, вошла с холода в теплую квартиру. Хотя все здесь дышало тишиной и покоем, утонченная роскошь дома ударила по ее натянутым нервам. Слишком тихо, слишком спокойно! Такое глубокое безмолвие не сулило ничего хорошего.

Элен глубоко втянула в себя воздух, открыла зеркальные дверцы шкафа, повесила на плечики пальто, коснулась пальцами тонкой золотой цепочки, висевшей на шее, расстегнула верхнюю пуговицу алого жакета нового элегантного костюма, машинально отметив, что ложь обходится ей недешево, и не только с финансовой стороны. Чем дольше она продолжала обманывать Эдуарда, тем сильнее ненавидела себя. Но она и в самом деле не видела другого выхода.

Если прямо заявить, что влюблена и намерена выйти замуж за своего возлюбленного, в котором души не чает, он немедленно захочет узнать, кто этот возлюбленный, где они познакомились, и потребует встречи, чтобы удостовериться, что он подходит ей, так как считает себя за нее ответственным.

И Элен предпочитала исподволь сеять семена подозрения, предоставляя ему самому догадываться, что с ней происходит, несмотря на то, что проделывать все это было отвратительно до тошноты.

На эту идею ее натолкнула настороженная реакция Эдуарда на ее телефонный разговор с Маргарет месяца полтора назад. И вот уже несколько недель, с тех пор как они вернулись из Мертона, Элен претворяла ее в жизнь: наугад набирала номера телефонов, когда была уверена, что Эдуард застанет ее за этим занятием; купила себе несколько легкомысленных платьев, дорогие духи с волнующим запахом, а главное, под разными предлогами старалась как можно чаще отлучаться из дома.

И она знала, что ее план действует. Она часто ловила на себе взгляд Эдуарда, который молча наблюдал за ней, и глаза его при этом были задумчивы и мрачны. До сих пор она не давала ему никаких конкретных оснований для подозрений, ограничивалась лишь намеками, переменой в своем обычном стиле поведения. Например, две недели назад притворилась недовольной, когда пришлось сопровождать Эдуарда в Гонконг. Перестала проявлять интерес к его делам, даже к тому факту, что он распродавал большую часть своей недвижимости. Пыталась увильнуть от выполнения своих обязанностей, как сегодня, когда Эдуард просил ее организовать обед, на который пригласил двух банкиров, юриста и иностранного коммерсанта, потенциального покупателя его стекольного завода.

Этот завод был самым первым из убыточных предприятий, купленных Эдуардом. Он обновил оборудование, рационализировал производство, сделал его доходным и высококонъюнктурным. Из-за того что это было его первое детище, Эдуард всегда уделял ему особенное внимание, и почему сейчас он вдруг решил с ним расстаться, оставалось для Элен загадкой.

Но дело было не в одном заводе. Раньше он никогда не продавал так много предприятий сразу. Если он станет продолжать в том же духе, ему не останется ничего другого, как сидеть на своих миллионах, обрастать жиром и… скучать.

Вполне вероятно, что он собирается посвятить свободное время своей графине. Однако за исключением тех случаев, когда Элен специально уходила на несколько часов, Эдуард не выпадал из поля ее зрения с тех пор, как накануне Рождества вернулся из Оттавы. Насколько Элен могла судить, они с графиней не встречались и не созванивались. А Элен очень сомневалась, что темпераментная француженка способна безропотно дожидаться, пока он устроит все свои дела. На фотографии Луиза де Буало выглядела капризной и своенравной, скорее нетерпеливой и требовательной, чем спокойной и покладистой.

Элен тяжело вздохнула. Разумеется, планы Эдуарда ее мало касаются. Но впервые за два года у них появились секреты друг от друга, и это ранило ее сильнее, чем она могла предполагать.

С пакетами в руках Элен прошла в кабинет. По царящей в квартире тишине, отсутствию на вешалке чужих пальто она поняла, что деловой обед давно кончился. И с невольным трепетом подумала, что Эдуард наверняка взбешен ее отсутствием, что было, в общем-то, вполне справедливо.

Его лицо, когда он повернулся от окна, стоя у которого смотрел вниз на тихую улицу, сразу же подтвердило ее худшие опасения. По телу Элен пробежала дрожь, но она справилась с ней, не желая, чтобы он заметил, как сильно ее волнует все с ним связанное. Она широко раскрыла глаза, с трудом разыгрывая невинное удивление.

— Наконец ты соизволила появиться! Твои ссылки на утомление начинают действовать мне на нервы. Я сам делал записи, ты найдешь их на моем столе. И если ты не сможешь в них разобраться, тем хуже для тебя, — резко произнес Эдуард.

При виде его беспощадно сжатых губ сердце Элен дрогнуло. Ей захотелось кинуться к нему на шею, попросить прощения за все, признаться, как ненавистна ей роль, которую она принуждена играть. Искушение было таким сильным, что она едва не поддалась ему. Но она не могла позволить себе этого — один искренний порыв перечеркнул бы все, чего она добивалась с таким трудом.

— О, не будь таким ворчуном. — Она заставила себя улыбнуться, избегая, однако, встречаться с ним глазами. — Я ведь предложила вызвать женщину из агентства заменить меня на несколько часов, но ты почему-то отказался. На обед я заказала все самое лучшее, чтобы только угодить твоим гостям. А если бы я осталась с вами, моя голова разлетелась бы на кусочки от боли.

Она прошествовала к своему столу, стараясь выглядеть беспечной.

— Последние несколько недель ты совсем не давал мне вздохнуть. Разве удивительно, что я прошу хотя бы пару свободных часов в день. Я с ног валюсь от усталости.

— С моей точки зрения, до этого тебе далеко.

За этой мрачной иронией Элен почудилась скрытая угроза. Она замерла. Но чем мог он грозить ей? Ничем! Она села за стол, небрежно опустила пакеты на пол, и они, разумеется, повалились, а их экстрамодное содержимое вывалилось наружу, чего она и добивалась.

Шелк, воздушное кружево и атлас — соблазнительное белье, достойное сирены, самое фривольное, которое только удалось раздобыть, ничем не напоминавшее ее прежние скромные вещицы. Эдуард пересек комнату, узкий носок до блеска начищенного ботинка коснулся голубой атласной ночной рубашки, и кровь прилила к щекам Элен. Вопрос Эдуарда звучал холодно и язвительно:

— Цветочек наконец-то распустился, Элен? И кто же счастливец — или я не должен спрашивать?

Итак, подозрения, которые она так старательно сеяла в его душе, пустили корни и дали всходы. Дела продвигались успешнее, чем она могла надеяться.

Но ей захотелось плакать. Вопреки всякой логике слезы подступили к глазам. Глубоко вздохнув, она опустилась на колени и принялась торопливо засовывать красноречивые предметы туалета обратно в пакеты, и тогда кольцо, висевшее на тонкой золотой цепочке на ее шее, выскользнуло, как и было рассчитано, из-за выреза жакета. С лихорадочной поспешностью, которая должна была придать ей виноватый вид, Элен попыталась снова спрятать его на груди, но Эдуард быстро нагнулся, схватил ее за плечи и поднял на ноги. Длинный палец поддел цепочку, и блестящее колечко с искусственным алмазом предстало во всей красе, закачалось, засияло своим фальшивым блеском и внезапно показалось Элен до крайности отвратительным.

Охваченный сильным волнением, Эдуард впился в нее глазами, а плечо ей словно тисками сдавила его свободная рука. Пугающе медленно и раздельно в гробовой тишине, нарушаемой только стуком сильно бьющегося сердца Элен, он произнес:

— Кто подарил тебе это?

Напряженный взгляд потемневших от волнения глаз смутил Элен. Можно было подумать, что этот взгляд выражает страдание, но она уже уверила себя, что никакого страдания быть не может. Это только злость. Он не желает выглядеть посмешищем в глазах общества. Однако она была готова сейчас поклясться, что тут есть и нечто большее. Но вот что?

Она растерянно заморгала, дыхание замерло, пульс забился в бешеном темпе…

— Скажи мне, Элен.

Он слегка встряхнул ее за плечо, а ужасное кольцо с гипнотизирующей ритмичностью раскачивалось на цепочке, зажатой его пальцами. Элен быстренько порылась в памяти и вытащила на свет новую ложь, напрасно стараясь, чтобы ее слова прозвучали легкомысленно и весело:

— Это мамино кольцо. Она попросила меня отдать его ювелиру. Оно ей велико.

Эдуард немедленно разжал пальцы, выпустил ее плечо, отступил назад и бросил на стол кольцо с разорванной цепочкой. Его напряжение сменилось ледяным холодом.

Он не поверил. Он и не должен был поверить. Маргарет никогда не надела бы подобную безвкусицу. Эдуард достаточно хорошо знал тещу, ему было известно, что у нее нет склонности к кричащей бижутерии.

Он направился к двери, захватив по пути со стула серый пиджак, и перекинул его через плечо. Его остановившийся взгляд едва не вызвал у Элен потоки слез. Она любила его больше жизни, больше всего на свете и сама возводила между ними постыдный барьер лжи. И этот барьер уже никогда не сломать. А прежняя дружба, освещавшая их отношения, уйдет в прошлое, завянет, умрет и будет предана забвению, по крайней мере, им.

Уже очень скоро Элен скажет ему, что встретила человека, за которого выходит замуж, чтобы жить с ним в любви и согласии. Эдуард не сможет ничего возразить — она тщательно продумала все фальшивые доказательства — и ему придется отпустить ее. Но перспектива никогда больше не встретиться с любимым человеком наполняла Элен отчаянием. Однако она по-прежнему не видела для себя иного пути.

— Если ты не слишком переутомлена, — Эдуард остановился в дверях, взглядом пригвоздив ее к стулу, — можешь перепечатать мои записи, написать и отправить необходимые письма. А если тебе так хочется иметь кольцо, дорогая моя женушка, — его губы презрительно изогнулись, — тебе стоит только сказать. Я купил бы тебе настоящую вещь, а не подобное барахло.

«Настоящую вещь», повторила про себя Элен, глядя, как он решительно закрывает за собой дверь. Да, он мог бы подарить ей настоящий бриллиант — и не один — только из-за своей приверженности ко всему первоклассному. Прикоснуться к вещи второго сорта было ниже его достоинства. Что же касается сердечных дел, то он оказался не способен распознать настоящее чувство, даже если оно совсем рядом и угадать которое не составляет труда. Их так называемый брак с самого начала был притворством, воплощенной ложью. И даже когда Эдуард сделал попытку убедить Элен превратить его в подлинный, это тоже было не что иное, как притворство. Он решил беззастенчиво воспользоваться ее слабостью. И если бы она уступила, ее жизнь превратилась бы в ад! Он не может отличить фальшивое от настоящего, даже если подойдет вплотную, как не может оценить ее глубокой, искренней привязанности, твердила она себе.

Чувствуя себя так, словно ее сердце разорвали на две половины, Элен спрятала кольцо в верхний ящик стола, взяла сделанные шефом записи и провела остаток дня на рабочем месте, пытаясь расшифровать его торопливые каракули.

Вечером, когда Элен оканчивала работу, Эдуард вошел в кабинет, и она не поверила своим глазам: таким безмятежным и умиротворенным он ей показался.

Она никак не могла объяснить этого и пришла в сильное замешательство.

— Письма лежат у тебя на столе, — сообщила она официальным тоном, растерянно глядя на его освещенное теплой улыбкой лицо.

«Он выглядит так, словно никакой ссоры несколько часов тому назад не было и в помине», — подумала Элен, ненавидя себя за то, что одной его улыбки достаточно, чтобы у нее захватило дыхание и учащенно забилось сердце.

— Вот и молодец, — одобрительно кивнул он. — Обо всем позаботилась. — И бедное глупое сердце Элен снова затрепетало. — А я в награду тебе приготовил ужин.

В награду за что? За работу, которая и так достаточно высоко оплачивается? И как это — ее шеф сам приготовил ужин? Что-то неслыханное! Наверное, ни один мужчина не приспособлен к домашней работе меньше, чем он. Он любит вкусно поесть, но если только изысканно приготовленное блюдо ставили перед ним на стол. Как и в вопросах одежды: он предпочитал носить только дорогие, высокого качества вещи, но покупку их передоверял Элен, которая ведала всем его гардеробом. Если бы предоставить Эдуарда самому себе, он появился бы на людях в джинсах, смокинге и двух разных башмаках, потому что его высокоинтеллектуальный ум всегда был полностью погружен в проблемы его обширной деловой империи, а на все прочее никогда не оставалось времени.

Что означало это предложение мира, удивлялась Элен, выходя за ним из комнаты. Она заранее сделала невозмутимое лицо, ожидая увидеть результат его кулинарных стараний. Даже бутербродами с сыром Элен готова была удовлетвориться, но этот всепрощающий тон насторожил ее. Почему он предпочитает делать вид, что ничего не произошло? Может быть, пересмотрев свое отношение к ее тайному роману (как он наверняка думает), он решил впредь закрывать глаза, если она станет и дальше отлучаться в самое неподходящее время с работы, возвращаться, благоухая незнакомыми духами, смущаться и краснеть под пристальным взглядом? Тогда, значит, весь ее тщательно составленный план оказался пустой тратой времени, а ложь и связанные с ней мучительные переживания напрасны.

Недоумение ее достигло предела, и она готова была удрать, когда на столе увидела то, что ожидало ее вместо остатков обеда из холодильника.

Эдуард превзошел самого себя. Изящно обставленную столовую освещали свечи в канделябрах, инкрустированный овальный стол был сервирован самым изысканным сервизом и приборами, которые они обычно доставали, когда гостей следовало принять с особым шиком.

— Надо же, какие чудеса творятся. — Элен хотела придать своему голосу насмешливо-снисходительную интонацию, но вместо этого он прозвучал сдавленно и хрипло.

Еда, стоявшая на столе, была простой, но отлично приготовленной: спагетти с густым ароматным соусом, именно таким, как любила Элен, на гарнир — салаты, настоящие шедевры изобретательности.

— Я и ставил себе цель поразить тебя, — откровенно признался Эдуард, накладывая ей на тарелку большую порцию спагетти и наливая белого вина в рюмку. Ее глаза широко раскрылись от удивления: Эдуарду в самом деле удалось поразить ее, но она не могла объяснить себе, зачем ему это понадобилось теперь, когда между ними установились натянутые отношения, но боялась спрашивать, потому что ответ мог поставить ее в тупик.

— Управляющий банком в Лос-Анджелесе и мой — оба остались более чем довольны соглашением о покупке, — сообщил Эдуард, ловко накручивая спагетти на серебряную вилку. — Управляющий тебе бы понравился, если бы ты с ним познакомилась. Это артист своего дела, человек с большим чувством юмора, к тому же умен и изящен — довольно редкое сочетание, завод будет в надежных руках.

Элен уставила глаза в тарелку. Несмотря на скудный обед в кафе, голода она не чувствовала, еда застревала в горле, и все мысли бешено вертелись вокруг странной перемены в настроении Эдуарда. Элен не ожидала, что его праведный гнев пройдет так скоро, ведь она серьезно подвела его, не появившись на деловой встрече и сказав о своем намерении уйти и о том, что заказала обед в ближайшем ресторане, всего за полчаса до прихода гостей.

И все ради чего? Ради тайного свидания с несуществующим любовником, который якобы подарил ей безобразное кольцо, и реальной пробежки по шикарному универмагу, где она основательно запаслась кружевным бельем для придания пикантности своему вымышленному роману.

Почему же он больше не осыпает ее гневными словами, почему как ни в чем не бывало обсуждает с ней свою сделку и, между прочим, делится информацией, наделавшей бы много шума на бирже?

Потому что по-прежнему безоговорочно доверяет ей, надеется, что ее увлечение, безусловно явившееся для него досадной помехой и случившееся впервые, вскоре кончится, и Элен еще крепче ухватится за свое положение, несмотря на ее прежние намерения уйти, которые Эдуард, несомненно, счел пустой болтовней.

За два года их совместной жизни Элен научилась неплохо читать его мысли и втайне гордилась, полагая, что она — единственный человек, кто может этим похвастаться. Но теперь его поведение смущало, беспокоило ее. И если съесть приготовленный им ужин оказалось для нее делом нелегким, то отгадывать его истинные намерения и в то же время поддерживать разговор представилось и вовсе уж невозможным.

— Все очень вкусно, — сказала Элен, когда, по ее мнению, съедено было достаточно, чтобы не показаться невежливой. — Ты скрывал от меня свои таланты. Я понятия не имела, какой ты отличный повар.

— Разве? — Эдуард удивленно поднял брови, наклоняясь вперед, чтобы подлить ей вина. Шелковая рубашка скорее подчеркивала, чем скрывала его великолепный торс, упругие мускулы рук и плеч. — Не помню, когда мне приходилось готовить что-либо, отдаленно смахивающее на пищу. Правда, лет шести я помогал маме тереть сыр на терке. — Темная бровь поползла вверх, губы слегка раздвинулись в улыбке. — Сегодня я решил для разнообразия покормить тебя, а когда я берусь за что-нибудь, то довожу дело до конца и стараюсь выполнить его как можно лучше.

Он отрицал, что имеет опыт обращения с приправами, но результаты его кулинарных экспериментов с помидорами и оливковым маслом говорили о другом. Элен уткнулась в рюмку с вином, надеясь скрыть непрошеный румянец. Ей было хорошо известно о его умении работать с полной отдачей. Слова его звучали невинно, но опасный огонек в глазах давал понять, что он помнит — и уверен в том, что и она также, — тот незабываемый вечер, когда он решил сделать ее де-факто своей женой, обнаружив тогда и опытность свою и действуя с вдохновением.

Эта тема была для Элен запретной. Она не позволяла себе вспоминать, с какой легкостью ему почти удалось задуманное.

Может быть, настало время заговорить об условии в их договоре, по которому она имеет право его расторгнуть? Сейчас она скажет Эдуарду, что полюбила. Это, по крайней мере, не будет ложью. Она ведь полюбила его, Эдуарда, хотя он и не должен знать об этом. Ее заявление, несомненно, положит конец его великодушию, заставляющему Элен таять от любви и в то же время чувствовать себя бесконечно виноватой, низкой, нечистой. Но миг искушения пролетел, тягостная необходимость произнести вслух то, о чем она до сих пор давала понять всеми своими поступками, отодвинулась на неопределенное время. Элен малодушно обрадовалась отсрочке, ведь то, что ей предстояло сделать, вызывало в ней только отвращение, и она безо всякого сожаления отложила разговор «на потом». Тем более что Эдуард начал собирать со стола тарелки и сказал ей:

— Наша достопочтенная миссис Харди может разобраться с посудой завтра. Мне надо позвонить еще в несколько мест, а тебе не лучше ли пойти спать? Если ляжешь пораньше, это прекрасно исцелит тебя от хронической усталости, на которую ты постоянно жалуешься. — В его последних словах прозвучала насмешка, заставившая Элен поежиться. Но она без возражений последовала его совету, потому что необходимость лгать изматывала ее и она чувствовала себя бесконечно вымотанной и физически, и морально, неспособной дольше бороться с собой, логически рассуждать и поддерживать легкий разговор.

Так мне и надо, мрачно думала Элен, забираясь в кровать. Единственное средство покончить со своим теперешним жалким состоянием — заставить себя выговорить эту последнюю ложь и потребовать от Эдуарда, чтобы он отпустил ее, позволил ей исчезнуть из его жизни. Постараться смириться с фактом, что любимый человек никогда не ответит ей взаимностью, никогда не увидит в ней нечто большее, чем просто полезную помощницу, надежное прикрытие своим, не связанным договорами, увлечениям.

Постараться, если можно, научиться жить без него.