Обвенчанные утром (ЛП)

Глава 3

— Я понятия не имел о существовании Кэт, пока мне не исполнилось двадцать лет, — вытягивая свои длинные ноги произнёс Гарри Ратледж, когда сидел вместе с Лео в клубе отеля «Ратледж». Эта тихая, роскошно обставленная комната со множеством восьмиугольных апсид, была популярна среди иностранной знати и путешественников среднего класса, аристократов и политиков.

Лео посмотрел на своего зятя с плохо скрываемым скептицизмом. Если бы ему позволили выбрать мужа для одной из своих сестёр, то Ратледж уж точно не возглавлял бы список претендентов. Лео ему не доверял. С другой стороны, Гарри мог похвастаться кое-какими достоинствами, среди которых можно назвать его явную преданность Поппи.

Гарри отпил из бокала подогретое бренди, тщательно подбирая слова, прежде чем продолжить рассказ. Он был красивым, импозантным мужчиной, и в то же время, безжалостным манипулятором. Этого следовало ожидать от человека, достигшего немалых успехов, одним из которых стало создание самого большого и процветающего отеля в Лондоне.

— Я не хотел бы говорить о Кэт по нескольким причинам, — сказал Гарри, настороженно глядя зелёными глазами. — И одна из них состоит в том, что я не слишком ласково отнёсся к ней, и не защитил тогда, когда должен был. И теперь об этом сожалею.

— Мы все о чём-то да сожалеем, — сказал Лео, отпивая бренди, и чувствуя, как бархатный огонь скользит по горлу. — Вот почему я так цепляюсь за свои дурные привычки. Нельзя начать сожалеть о чём-то, если не перестанешь этим заниматься.

Гарри улыбнулся, но вскоре посерьёзнел, глядя на пламя маленькой свечки в лампе, стоявшей на столе.

— Прежде, чем я расскажу вам что-либо, хотел бы поинтересоваться у вас о природе вашей заинтересованности в моей сестре.

— Я спрашиваю как её работодатель, — ответил Лео. — Меня беспокоит её влияние на Беатрис.

— Раньше вас это не беспокоило, — возразил Гарри. — И по всему видно, что она хорошо обучила Беатрис.

— Так и есть. Однако меня беспокоит ваше тайное родство. Может быть, вы оба что-то замышляете.

— Нет, — Гарри прямо посмотрел на него. — Мы ничего не замышляем.

— Тогда к чему вся эта секретность?

— Я не могу объяснить, не открыв вам своего прошлого… — помолчав, Гарри мрачно продолжил: — А мне бы этого очень не хотелось.

— Жаль, — без тени сочувствия произнёс Лео. — Продолжайте.

Гарри снова медлил, словно решая, следует ли ему рассказывать.

— У нас с Кэт одна мать. Её звали Николетт Уигенс. Англичанка по рождению. Её семья переехала в Америку, в Буффало, что в штате Нью-Йорк, когда Николетт была ещё очень маленькой. Она была единственным и довольно поздним ребёнком, поэтому её родители желали, чтобы она вышла замуж за человека, способного о ней позаботиться. Мой отец Артур был преуспевающим дельцом, и в два раза старше неё. Я подозреваю, что родители заставили её выйти за него замуж, — ни о какой любви там не могло быть и речи. И Николетт вышла за Артура, а вскоре родился я. По правде говоря, даже слишком скоро. Поговаривали, что Артур не отец мне.

— Это правда? — не смог удержаться от вопроса Лео.

Гарри цинично улыбнулся.

— А разве можно знать наверняка? — пожал он плечами. — Во всяком случае, моя мать в итоге сбежала в Англию с одним из своих любовников, — рассказывал он с отсутствующим выражением лица. — После, полагаю, у неё были и другие мужчины. Моя мать не любила себя ограничивать. Она была испорченной, потакающей своим желаниям стервой, хотя и красавицей. Кэт очень похожа на неё, — он замолчал и задумался. — Только она мягче. Чище. И в отличие от нашей матери, Кэт добрая и заботливая по натуре.

— Да, добрая, — кисло произнёс Лео. — Как-то в отношении себя я этого не заметил.

— Потому, что вы её пугаете.

Лео недоверчиво посмотрел на зятя.

— И чем же я пугаю эту маленькую мегеру? Только не говорите, что она нервничает в мужском обществе, потому что она очень мила с Кэмом и Меррипеном.

— С ними она чувствует себя в безопасности.

— А со мной нет? — обиженно спросил Лео.

— Полагаю, что нет, — задумчиво ответил Гарри. — Наверное, потому, что она чувствует в вас мужчину.

Сердце Лео ёкнуло от такого признания. Он с притворно скучающим видом изучал содержимое бокала:

— Она вам об этом рассказала?

— Нет, я увидел собственными глазами в Гемпшире, — Гарри скривился. — Просто с Кэт надо быть очень наблюдательным. Сама она ничего о себе не расскажет. — Он допил бренди, осторожно поставил бокал, и откинулся в кресле. — Я ничего не знал о матери со времени её отъезда из Буффало[4], — продолжил он, сложив руки на плоском животе. — Но когда мне исполнилось двадцать лет, я получил письмо, в котором она звала меня к себе. Она подцепила неизлечимую болезнь, какую-то форму рака. Видимо, перед смертью ей захотелось повидать сына, узнать каким он стал. Я тут же отправился в Англию, но она умерла перед самым моим приездом.

— И вот тогда вы встретились с Маркс, — предположил Лео.

— Нет, её там не было. Несмотря на желание Кэт остаться с матерью, её отослали к тёте и бабушке по отцовской линии. А её отец, очевидно, не горевший желанием находиться у постели больной, вообще уехал из Лондона.

— Славный малый, — заметил Лео.

— В последнюю неделю жизни Николетт за ней присматривала местная жительница. Она-то мне и рассказала о Кэт. Я подумывал навестить ребёнка, но всё же решил этого не делать. В моей жизни не было места незаконнорождённой сводной сёстре. Девочка была вдвое меня моложе, и нуждалась в женской руке. Я решил, что будет лучше оставить её на попечении тёти.

— Вы были правы? — неохотно спросил Лео.

Гарри загадочно посмотрел на него:

— Нет.

В одном этом слове слышалась целая история. И Лео горел желанием узнать её.

— Что случилось?

— Я решил остаться в Англии и попытать счастья в гостиничном бизнесе. Так что я послал Кэт письмо, сообщая, куда она может писать, если ей что-то понадобится. Через несколько лет, когда ей исполнилось пятнадцать, она написала мне, моля о помощи. Я нашёл её в… затруднительном положении. Жаль, что я не приехал к ней чуть раньше.

Охваченный необъяснимым беспокойством, Лео понял, что прятаться за своей обычной маской безразличия у него не получается.

— И что это за затруднительное положение?

— Боюсь, большего я раскрыть не вправе, — покачал головой Гарри. — Остальное — дело Кэт.

— Черт возьми, Ратледж, рассказывайте дальше. Я хочу знать, во что влипла моя семья, и почему мне так не повезло, что я стал работодателем самой сварливой и назойливой гувернантки в Англии.

— Кэт нет надобности работать. Она женщина со средствами. Я положил на её имя достаточно денег, чтобы она могла заниматься тем, чем пожелает. Она четыре года проучилась в пансионе, и осталась там ещё на пару лет — преподавать. В конце концов, однажды она пришла ко мне и сказала, что приняла предложение стать гувернанткой в семье Хатауэй. Полагаю, в то время вы были во Франции с Уин. Кэт прошла собеседование, она понравилась Кэму и Амелии, а Беатрис с Поппи определённо в ней нуждались, и никто не задавал вопросов по поводу отсутствия у неё опыта.

— Разумеется, нет, — едко ответил Лео. — Моя семья никогда не стала бы беспокоиться по поводу такой мелочи, как отсутствие опыта. Я уверен, что они начали собеседование с вопроса о том, какой её любимый цвет.

Гарри не сумел сдержать улыбку:

— Без сомнения, вы правы.

— Почему тогда она пошла в услужение, если ей не нужны деньги?

Гарри пожал плечами.

— Она хотела почувствовать, что такое семья, даже если не была её частью. Кэт считает, что собственной семьи у неё никогда не будет.

Лео изумлённо посмотрел на Гарри, пытаясь понять, о чём тот говорит:

— Ей ничего не мешает завести семью, — заметил он.

— Думаете ничего? — насмешка мелькнула в решительных зелёных глазах Гарри. — Вы, Хатауэи, не сможете понять, каково это — вырасти в полном одиночестве, с людьми, которым на тебя наплевать. И, само собой, тебе не остаётся ничего иного, кроме как прийти к выводу, что ты не достоин любви и в этом только твоя вина. И это чувство постепенно овладевает тобой до такой степени, что ты оказываешься в плену у него, как в тюрьме, и, в конце концов, возводишь защитные барьеры внутри себя, не пуская никого, кто желает войти.

Лео внимательно слушал, понимая, что Гарри говорит не только о Кэтрин, но и о самом себе. И молча признал, что зять прав: даже испытывая жуткое отчаяние, Лео всегда знал, что у него есть семья, которая любит его.

Впервые он полностью осознал, что Поппи сделала для Гарри, как она пробилась сквозь невидимые стены тюрьмы, которую он описал.

— Благодарю, — тихо сказал Лео. — Я знаю, что вам было нелегко об этом говорить.

— Совершенно верно, — и сохраняя полнейшую серьезность, Гарри пробормотал: — Я хочу кое-что прояснить, Рэмси: если вы причините Кэт хоть малейший вред, я убью вас.

Поппи, в ночной рубашке, сидела на кровати с романом. Она услышала, как кто-то зашёл в элегантно обставленные личные апартаменты и, улыбнувшись, посмотрела на своего мужа. Её пульс начинал частить от взгляда на него, такого смуглого и красивого. Гарри был человеком-загадкой, его считали опасным даже люди, утверждавшие, что хорошо его знают. Но в обществе Поппи он расслаблялся и показывал нежную сторону своей натуры.

— Ты говорил с Лео? — спросила она.

— Да, любимая, — Гарри снял сюртук, повесил его на спинку кресла и подошел к постели. — Он хотел поговорить о Кэт, как я и думал. Я рассказал ему всё, что мог, о нашем с ней прошлом.

— Что ты обо всём этом думаешь? — Поппи знала, что муж умел ловко угадывать мысли и мотивы других людей.

Гарри развязал галстук, который теперь свободно повис на шее.

— Мне ясно то, что Рэмси переживает за Кэт сильнее, чем ему хотелось бы. И мне это не нравится. Но я не стану вмешиваться, пока Кэт не попросит о помощи.

Он легко и чувственно коснулся обнажённой шеи жены, отчего Поппи задышала чаще. Он осторожно ласкал кожу, под которой бешено бился пульс. Глядя, как постепенно румянец проступает на её лице, он хрипло сказал:

— Отложи книгу.

Пальчики на ногах Поппи поджались под простынями.

— Но я ведь как раз дошла до самого интересного, — сдержанно ответила она, поддразнивая его.

— Это и вполовину не так интересно, как то, что сейчас произойдёт с тобой.

Стянув с неё покрывала нарочито неторопливым движением и оттого заставив её задохнуться, Гарри опустился на неё… и книга упала на пол, всеми забытая.