Очаровательна, но упряма

8

Следующий год — а именно в этом году Алине предстояло защищать диплом — начался крайне неудачно. Мы жестоко поссорились, и вновь я был тому виной.

Так получилось, что ее очередное дежурство пришлось на новогоднюю ночь. Я подъехал к метро, проводил ее до работы, поздравил с Новым годом и хотел было подарить сто долларов, но она неожиданно отказалась, заявив, что не любит, когда ей дарят деньги.

Я покачал головой, поцеловал ей руку, и мы расстались. Торопиться мне было некуда, встречать Новый год не с кем, поэтому домой ехать не хотелось.

Было всего восемь вечера, когда я пешком добрел до станции метро «Динамо». Мягкий мороз, желтый свет фонарей Ленинградского проспекта, бродившая внутри выпитая по дороге водка — все это быстро настроило меня на лирический лад. Я зашел в небольшой крытый загончик уличного кафе, прямо напротив выхода из метро, взял сто граммов молдавского коньяку и встал за один из табльдотов. Отпив глоток и закурив, я принялся задумчиво рассматривать празднично возбужденных людей, выходивших из метро, и потому не сразу заметил, как в этот же самый загончик зашли две девушки.

Они тоже взяли коньяку и по порции каких-то китайских пельменей. Одна из них была высокая, довольно симпатичная и худая, другая толстая, приземистая, похожая на деревенскую бабу.

Знакомство произошло весьма непринужденно — допив свой коньяк, я взял еще, справедливо рассудив, что вернуться домой и лечь спать всегда успею; девушки сделали то же самое, после чего высокая подошла попросить зажигалку. Я взял свой стакан и перешел за их табльдот.

— Я писатель, — вяло и без всякого пафоса представился я, после того как мы дружно выпили за знакомство. — А вы?

— А мы бляди, — с цинично-веселой откровенностью призналась худая.

Оказалось, что обе приехали из провинции и теперь работают в одной из многочисленных фирм «досуга».

Я невозмутимо кивнул и пожал плечами. Дескать: «Ну и что, каждый зарабатывает чем может».

— А сегодня, в честь Нового года, у нас выходной, — добавила толстая.

Возможно, это случайное знакомство так ничем бы и не кончилось, поскольку ни одна из девиц не нравилась мне настолько, чтобы потратить на ее ласки «сэкономленные» на Алине сто долларов, но тут вдруг выяснилось одно любопытное обстоятельство — они снимают двухкомнатную квартиру всего в десяти минутах ходьбы от моего дома. Когда же я признался, что встречать Новый год мне не с кем, девицы предложили свое общество — «а то совсем без мужиков скучно».

После этого я поймал такси, и мы поехали к ним домой. Часов около одиннадцати туда явились еще две подруги, и таким образом я встречал Новый год в обществе четырех женщин легкого поведения!

«Интересно, — подумалось мне тогда, — если верить примете: как встретишь Новый год, так его и проведешь, то каким же образом проведу его я? Не вылезая из публичных домов, что ли?»

Впрочем, несмотря на всю экзотику, я быстро заскучал. Девицы почти не отрывались от телевизора, с вежливым равнодушием выслушивая мои истории, и почти ничего не рассказывали взамен. Позабавил лишь тост, дружно поддержанный тремя и отвергнутый лишь одной из моих собутыльниц — «за любовь»!

Это была стройная и очень хорошенькая блондинка с невозмутимым выражением лица. Звали ее Наталья и, в отличие от трех остальных, она единственная была москвичкой. Двадцать четыре года, разведена, пятилетняя дочь.

И дернул же меня черт часа в два ночи попросить ее об одолжении!

— Я наберу номер, дам тебе трубку, а ты немного помяукаешь, — сказал я, садясь за телефон.

Она нехотя кивнула, но согласилась.

— Привет, котик, это я. Как ты там одна, не скучаешь?

— А с чего ты взял, что я одна?

— А с кем же ты?

— С подругой.

— Ага, ну и прекрасно, — я сделал знак Наталье и передал ей трубку.

Но, вместо того чтобы мяукать, эта чертова дуреха просто сказала:

— С Новым годом!

Естественно, что когда я вновь поднес трубку к собственному уху, там раздавались лишь короткие гудки. Чего я добивался этим идиотским поступком? Ревности? Да, я постоянно хотел заставить ее ревновать, поскольку сам ревновал даже на пустом месте, но зачем это было делать столь дурацким образом? Какими же невыносимыми идиотами нас делает алкоголь! Впрочем, не мне его ругать — во всей моей истории с Алиной он неоднократно выступал абсолютно необходимым утешителем.

Новогодняя ночь продолжалась, шампанское лилось рекой, и к утру я уже сбился со счета — сколько же бутылок мне довелось открыть. Часов в пять утра, когда все девицы дружно захотели спать, одна из хозяек квартиры — худенькая (толстая к тому времени уже надралась и теперь дрыхла в соседней комнате) — предложила мне выбирать.

— Я выбираю Наталью, — заявил я, кивая на блондинку.

— Ух, не хочу я сегодня работать, — с капризной миной заявила она, но все же согласилась.

Честно сказать, я не пожалел об этих злополучных ста долларах. Наталья была безукоризненна — и в постели, и вне ее. Нежная, как жена, и чистоплотная, как кошка, она вела себя с таким врожденным тактом, что за ней хотелось ухаживать. Более того — как выяснилось при наших дальнейших встречах, — она отличалась редкой для представительниц ее профессии порядочностью, то есть на ее слово всегда можно было положиться.

Кстати, именно это ее качество натолкнуло меня на интересные размышления о порядочности. Если порядочность мужчины проявляется в умении держать слово, а порядочность женщины — в том, что она спит не с кем попало, а только с любимым человеком, то получается странная ситуация: порядочный мужчина может быть пьяницей и развратником, а порядочная женщина — лгуньей и стервой. Не правильнее ли как-то «упростить» представление о порядочности, оставив за ней главное — не обманывать, не предавать и не подводить другого человека?

Через пару дней я позвонил Алине и начал извиняться, но она разговаривала со мной настолько невыносимым тоном, что я вдруг взорвался, проклял все на свете, бросил трубку и мысленно поклялся себе, что больше не позвоню!

Да и в самом деле — сколько можно! Пошел уже пятый год нашего знакомства, а никаких сдвигов к лучшему не намечается. Да и в памяти еще свежи были воспоминания о том ноябрьском вечере, но все последующие увертки и отговорки Алины убеждали меня, что это была очередная — и самая жестокая — игра. Так на что надеяться и чего ждать дальше? Не проще ли покончить со всем разом, тем более, что моя страсть к Алине неожиданно стала угасать и я почувствовал себя достаточно свободным.

Сильная страсть не может длиться долго, поэтому на протяжении всех лет нашего знакомства мое отношение к Алине развивалось по синусоиде — то я сходил с ума и бесновался, как полоумный, а то вдруг чувствовал полнейшее равнодушие, которое не могла потревожить даже искусственно вызываемая ревность — например, при мысли о том, с кем она встречается в данный момент.

Любопытно, что этому немало способствовал ее внешний вид — порой она могла выглядеть красивой и соблазнительной, а порой — откровенно серенькой мышкой…

После новогодней ссоры я решил про себя так — Восьмого мая исполняется ровно шесть лет со дня нашего знакомства. Если к тому времени я вновь испытаю к ней какие-нибудь чувства, то позвоню, если нет — ну что ж, тогда на всей этой истории можно будет поставить крест.

Прошло четыре месяца, и за все это время мне взгрустнулось всего один раз. Все остальное время я интенсивно писал очередной роман, периодически встречался с Натальей и выпивал с друзьями.

Самое любопытное, что у меня появилась таинственная поклонница, которая регулярно звонила, слушала мой голос, а затем вешала трубку. Одно время я даже подозревал в этом Алину, но потом решил, что это на нее не похоже.

Наконец моя незнакомка неожиданно «прорезалась», причем это произошло в два часа ночи, когда я смотрел футбол.

— Здравствуйте, Олег, — произнесла она дрожащим от волнения голосом, — извините, что так поздно звоню… Вы еще не спите?

— Нет, не сплю. Ничего страшного, продолжайте.

— Вы меня не знаете, да и я вас видела только один раз…

— Когда?

— Неважно. Я сегодня немного выпила, поэтому и решилась заговорить.

Я засмеялся.

— Я поступаю точно так же!

— Правда? Я знаю, что у вас есть любимая девушка по имени Алина…

На этот раз я помрачнел.

— Точнее сказать, — была.

— А вы что, поссорились?

— Да, поссорились и, видимо, навсегда. Так что теперь я абсолютно свободен, и нам ничто не мешает встретиться. Но сначала скажите хоть, как вас зовут?

— Что? Ах, да, конечно… — в трубке раздавались какие-то отдаленные голоса. — Вы позволите, я вам перезвоню немного позже?

— Да, разумеется.

Но она не перезвонила ни в тот вечер, ни позже, хотя «молчаливые» звонки еще какое-то время продолжались. Видимо, теперь она звонила трезвой, и ей было стыдно. Но почему у нее не хватило ума перед очередным звонком надраться еще раз, я так и не понял.

Иногда мне снились удивительные вещие сны — я вдруг видел тех людей (или слышал их голоса), с которыми не общался уже много месяцев, да и не собирался общаться. И это при том, что в жизни я был практически полностью лишен дара предвидения, а потому даже не пытался писать фантастических романов!

Как-то в апреле мне неожиданно приснилась Алина — причем приснилась «в самом лучшем виде»: трогательная, смущенная, взволнованная. Я клялся ей в любви, пытался ласкать, утешал — и она не отвергала меня, а, напротив, улыбалась самой ободряющей улыбкой…

Вечером того же дня раздался телефонный звонок, и так хорошо знакомый мне голос неуверенно произнес:

— Привет.

Сказала — и сразу замолчала, словно ожидая моей реакции, — не взбешусь ли, не обругаю, не повешу ли трубку?

— Боже! Это ты, любовь моя, — растроганно произнес я. — Вот уж не ожидал…

— Почему это ты не ожидал?

— Да мы вроде как бы… Впрочем, это уже неважно. Я безумно рад тебя слышать! Как поживаешь?

— Хорошо. А ты?

— А я плохо, чертовски плохо!

— Почему это?

— Да из-за тебя, глупая ты девица! Разве можно жить хорошо, когда каждый день думаешь, где ты, что с тобой, с кем ты, не дай Бог, встречаешься, ну и так далее.

Мы поговорили еще несколько минут, и тут я вдруг вспомнил о таинственных звонках.

— А знаешь, у меня тут поклонница объявилась, которая звонит и вешает трубку. Самое интересное, что она откуда-то про тебя знает.

— Хочешь, я тебе скажу, кто это?

— А ты знаешь? — удивился я.

— Знаю. Помнишь, мы однажды заходили к Шнурковой в общагу? Она тогда жила с двумя соседками из параллельных групп.

— Ну и что?

— Одной из них ты так понравился, что она взяла у Шнурковой твой телефон.

— А что за девица? — Сколько я не морщил лоб, но вспомнить, кого я там видел, не мог.

— Да так себе. Она, кстати, тоже из Подмосковья, поэтому звонит тебе, только когда приезжает в Москву.

— Ладно, черт с ней! Скажи лучше, когда мы с тобой встретимся?

— А в этом есть необходимость?

Вот, в этом вопросе была вся Алина — сначала звонит первой, чтобы помириться, а потом делает вид, что все это «просто так» и заявляет, что ей «некогда» или что-нибудь в этом роде. Впрочем, я уже был готов к подобным милым фокусам, поэтому принялся горячо настаивать:

— …Тем более, что скоро будет Восьмое мая — очередная годовщина нашего знакомства, которую обязательно нужно отметить!

Наконец она согласилась, я повесил трубку и глубоко вздохнул. Какое счастье, что ничего еще не кончено, что наш роман обрел новое дыхание и впереди нас ждет много интересного!

— Ой, какая чудесная собака! — охнула Алина при встрече, когда я вручил ей симпатичную китайскую игрушку — средних размеров плюшевую собаку, черно-белого окраса, со смешными ушами. — Спасибо, мне очень приятно.

— А мне очень приятно, что тебе очень приятно! — заявил я, жадно вглядываясь в знакомое милое лицо. Подумать только, и такой красивой девушки я чуть было не лишился, причем по собственной глупости!

— Жаль только, что она не живая!

Я вздохнул:

— А живую я куплю тебе в качестве свадебного подарка!

Алина давно хотела иметь собаку, и однажды мы даже ездили с ней на Птичий рынок, где я купил… но не собаку, а отлично иллюстрированный альбом, откуда она, после долгого изучения, выбрала себе золотистого американского ретривера. Увы, порода была редкой, и такой щенок стоил несколько сотен долларов. Поэтому я всячески пытался доказать своей милой недотроге, что, не обнадежив поклонника, глупо требовать от него столь дорогого подарка.

— А ты знаешь, недавно у меня был очень трогательный случай, — заговорила она, когда мы направились к нашему любимому кафе. — Нас с мамой пригласили в гости, и когда мы шли по пустынному переулку, то вдруг наткнулись на маленького, худого щенка, который с трудом ковылял нам навстречу на трех лапах, поджав перебитую четвертую. Он был такой симпатичный и несчастный, а глазки такие блестящие и умные, и в них застыли настоящие человеческие слезы!

Ее голос дрогнул, я взглянул и с удивлением увидел, что в ее собственных глазах тоже блеснуло нечто похожее.

— Я остановилась, — продолжала она, чуть погодя, — и он тоже остановился и робко завилял хвостом. Стоило нам двинуться дальше — и он с трудом заковылял следом. Я опять остановилась, остановился и щенок и глядел на меня с такой трогательной преданностью!

— Ну, а ты что же?

— Я пошла дальше, мама меня торопила — «мы опаздываем, неудобно заставлять себя ждать», — но вскоре не выдержала и обернулась. Он сидел прямо на асфальте и смотрел нам вслед, уныло свесив смешные уши. Я не выдержала, бросилась назад и подхватила его на руки. И, представляешь, он тут же признательно лизнул меня в щеку.

— Завидую! — пробормотал я. — Ну и чем кончилось?

— А ничем.

— То есть как? Ты что, опустила его на землю и ушла?

— А что я могла сделать? Мои родители не хотят собаку! Кто с ней будет гулять, когда я на работе или в институте?

— Я могу приезжать.

— Ну да, как же!

— Вот видишь, недаром я тебе говорил, что собака должна стать свадебным подарком.

— Ладно, оставим эту тему. Знаешь, я что подумала по поводу своего диплома?

— Что?

— Что я буду приезжать к тебе и набирать его на твоем компьютере!

— Вот это мило! — Я остановился и вытаращил на нее глаза. — А ты думаешь, мне это будет легко?

— В каком смысле?

— Гм! Да в смысле сидеть с тобой в одной комнате и заниматься всякой ерундой вместо любви!

— Ничего, потерпишь! — лукаво блеснув глазами, заявила Алина.

Я смотрел на нее и чувствовал, как синусоида моей влюбленности взбирается все выше, и выше, и выше…

— Какая ты смешная и милая, — сказал я, поворачиваясь назад и улыбаясь. Алина сидела на диване и диктовала мне текст своего диплома, который я набирал на компьютере. Работы было много, и я поставил сбоку от себя зеркало, чтобы постоянно следить за выражением ее лица. Особенно меня умиляло и забавляло, когда у нее не сходились какие-то данные и она начинала хмуриться и чертыхаться.

Приближался конец года, и мы работали почти ежедневно, причем она приезжала утром, а уезжала вечером. В середине дня мы делали перерыв — обедали, болтали, курили, — а потом снова рассаживались по местам: я — за компьютер, она — на мой диван.

За время работы над дипломом мы сблизились едва ли не сильнее, чем за все предыдущие годы! Честно сказать, но теперь мне уже казалось просто немыслимым, что и на этот раз она мне откажет, что опять сумеет оттолкнуть, что все это сближение пойдет прахом. Ведь нам было так хорошо, весело, приятно в обществе друг друга!

В один из таких дней в коридоре зазвонил телефон. Когда я вернулся в комнату, то застал Алину в томной позе — она сидела на диване, склонив голову на подушку. Темно-русые волосы ее слегка разметались, открывая нежное белое ушко. Глаза лениво следили за солнечным лучом, пробивавшимся сквозь легкую тюлевую занавеску, а тонкие пальцы задумчиво водили по мягкому велюровому покрывалу.

— Не шевелись! — приказал я, бросаясь за фотоаппаратом. — Ты сейчас выглядишь прелестнее, чем Аленушка на камне. Нельзя упустить такой кадр.

Она лениво усмехнулась, но позволила себя пару раз щелкнуть.

— Садись за компьютер, и поехали дальше.

— Нет уж, подожди. — У меня разгорелся «аппетит».

— Что это ты на меня так плотоядно смотришь? — тут же заметила она.

— Да пришла тут в голову одна соблазнительная мысль…

— Ну выкладывай.

— А что, если нам сделать несколько пикантных фотографий?

— Каких это — пикантных?

— Ну, например, ты снимешь джинсы, останешься в одном свитере и колготках, и я поснимаю твои чудные ножки, а?

— Еще чего!

— А что такого?

— Не хочу.

— Тогда я не буду диплом делать!

— Ну и не надо.

В результате долгих переговоров она все-таки согласилась, зато я едва не пожалел о своем предложении. Я уже говорил о том, что ножки у нее были самые красивые, какие я когда-либо видел в своей жизни. Поэтому фотографировать Алину лежащей на моем любимом диване в одних колготках, да еще с лукавой улыбкой на бледно-розовых губах, оказалось адски нелегким делом. Я так возбудился, что всерьез начал опасаться за прочность собственных джинсов. А уж якобы случайные прикосновения к этим чудным коленкам… Какой там стриптиз, какие там порнофильмы — оказалось, что именно в этом достаточно невинном занятии таится самое адское возбуждение. И это вполне естественно, поскольку я видел ее в подобном виде первый раз в жизни.

Другие способы отвлечься от надоевшего диплома носили не столь эротичный характер.

— А что, если нам погадать? — однажды предложил я, доставая с полки классическую китайскую «Книгу перемен» — «Ицзин».

— А как? — тут же заинтересовалась моя любимая плутовка.

— Очень просто. Нужно шесть раз подряд бросить кубик, в соответствии с выпавшим четом или нечетом составить гексаграмму — это черточки, записанные в столбик, а затем найти в книге ее истолкование. Давай попробуем?

— Давай, только ты первым будешь бросать.

— Ладно, — и я шесть раз подряд кинул кубик.

— Ну, и что у тебя выпало?

— Гексаграмма номер два — «Кунь», то есть по-китайски «исполнение». Вот послушай, что это значит:

«Даже самое напряженное творчество не сможет реализоваться, если для него не будет подходящей среды. Но эта среда должна быть абсолютно податливой и пластичной, поэтому она метафорически изображается в образе кобылицы.

В изначальном развитии благоприятна стойкость кобылицы…» Ну надо же, я именно так и думал!

— Что ты думал?

— Понимаешь, котик, — и я нежно коснулся ее руки, которую она немедленно отняла, — я пришел к выводу, что так сильно тебя люблю и желаю, а наш роман продолжался так долго именно благодаря твоей «стойкости». Ведь, чтобы стать самой желанной, нужно действовать именно так, как действуешь ты, — то есть отказывать в любой малости. Ну вот чего ты, например, сейчас отняла руку?

— Не люблю, когда меня держат за руку.

— Да глупости это все. За руку ее не подержишь, поцеловать не поцелуешь… Естественно, что, когда постоянно отказывают в таких пустяках, их будет хотеться гораздо сильнее, чем, извиняюсь за выражение, трахнуть самую красивую женщину в мире. Ну ладно, слушай дальше:

«Благородному человеку — наверное, мне, — предстоит действовать, но если он выдвинется вперед, то заблудится, отступив же назад, обретет повелителя». Интересно, кого? Дальше так:

«Спокойная стойкость — к счастью. Если ты наступил на иней, значит, близится и крепкий лед. Хоть и не готовишься, не будет ничего неблагоприятного».

— А это что значит?

— Видимо то, что в ближайшее время ты мне никакой свиньи не подложишь.

— Дурак! — И я был удостоен сердито-ласкового толчка в бок.

— Читаем дальше: «Опять наступает некий кризис. Человек может обладать самыми прекрасными качествами, но время не благоприятствует ему. Поэтому он должен затаить свой блеск. Затаи свой блеск, и сможешь пребывать стойким». Ну, это понятно, у меня как раз возник определенный кризис — уже год ни одной книги не выходит. Поэтому надо лишь подождать — и все будет прекрасно. «Желтая юбка. Изначальное счастье». У тебя есть желтая юбка?

— Нет.

— Ну, значит, это не про тебя. Дальше тут всякая ерунда: «Завяжи мешок. Драконы бьются на окраине. Хулы не будет, хвалы не будет». Бросай теперь ты.

Гексаграмма, которая получилась у Алины, называлась «Мын», то есть «недоразвитость».

— Фу, какая чушь! — немедленно наморщила она нос. — Я брошу снова.

— Дважды не рекомендуется, — заявил я, любуясь своей собеседницей. — Подожди, дай я хоть почитаю, что это значит. Вот смотри: «Не я стремлюсь к юношам, а юноши стремятся ко мне». Ну разве это не про тебя? А вот еще: «Ввести в дом жену — к счастью». Впрочем нет: «Не надо брать женщину в жены — она увидит богача… — ну да, принца на белом «мерседесе», — и не будет владеть собой. Ничего благоприятного. Божественная недоразвитость.»

— Нет, мне это не нравится, дай брошу еще раз.

— Валяй. Ага, теперь у тебя получилось еще лучше — «У-ван», то есть «непорочность». Смотри, как здорово все совпадает — недоразвитость и непорочность.

— Я сейчас обижусь!

— На меня или на китайцев? «Весь смысл данной гексаграммы — в совершенстве непорочности, в ее естественности… Из непорочности данной ситуации возможно и необходимо правильное развитие». А вот это уже точно про тебя: «В положении непорочности существуют три качества — непреклонность, умение всегда быть на своем месте и отсутствие личных половых связей».

— Так и написано?

— Ну, насчет половых я пошутил — просто личных связей. «Если сможешь быть стойкой — хулы не будет». Ну, дальше тут не очень интересно: «Не принимай лекарств — будет радость. Беспорочность уходит. Будет беда, вызванная по своей вине». Ну, и как тебе старинная китайская мудрость?

— Чушь собачья!

В последний день работы над дипломом я поехал провожать ее на тачке до самого дома. Мы вышли пораньше и медленно пошли пешком.

Все было странно, таинственно и создавало какое-то неопределенное настроение. Хотелось чего-то такого, что могло бы озарить этот вечер всплеском необычных, ярких, запоминающихся эмоций. Но трудно было понять, чего именно хочется, зачем вообще нужна эта жизнь, эти встречи и расставания, эта прогулка по тусклым улицам родного города с красивой, любимой и молчаливой девушкой. Где тот порог, предел, пик, начиная с которого все станет ясно и наступит успокоение? Где та мечта, юность, бессмертие, без которых невыносимо и немыслимо жить? Меня охватило то странное, неутолимое возбуждение, которое появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, не оставляя ничего, кроме воспоминания о чем-то желанном, недоступном, невысказанном…

— Все-таки зря ты устроилась на работу не в своем институте, а черте где, — прервал я молчание, когда мы уже подошли к ее дому.

— Мне туда ездить ближе.

— А там я был бы рядом!

— Ты думаешь, это повлияло бы на наше будущее?

— А у нас есть будущее?

Она неопределенно пожала плечами, слабо улыбнулась и скрылась в подъезде.

Защита диплома состоялась в мае. В тот день я встретил Алину на остановке и, едва она сошла с троллейбуса, невольно вздохнул — с распущенными волосами замечательного темно-русого оттенка, в темно-бордовом платье до колен, черных ажурных колготках и черных лакированных туфельках, она была удивительно хороша… Впрочем, никакие слова не могут передать всю свежую прелесть Алины. Как же сильно мне хотелось нежно-нежно и медленно-медленно поцеловать ее всю — от маленьких ножек до пышных волос…

— Ну и как? — поинтересовалась она, подойдя ближе.

— Ты великолепна. А я не смогу присутствовать на твоей защите?

— Я этого не хочу.

— Но почему?

— Я буду еще сильнее волноваться, если ты будешь сидеть в аудитории.

— Странно, — пожал я плечами. — С каких это пор мое присутствие стало тебя волновать? Ну, если так, то выходи за меня замуж!

— С ума сошел?

— А что такого?

— Более подходящего случая не мог найти?

— Так это самый подходящий и есть — сегодня защитишь диплом и у тебя начнется новая жизнь — новая работа, новые знакомые…

— И старый муж!

— Какой же я старый?

— Не обижайся, я шучу.

— Не обижусь, если согласишься.

Мы дошли уже до входа в институт и остановились чуть поодаль.

Она покачала головой, встряхнула запястье и озабоченно взглянула на часы.

— Мне пора.

— Ну хоть на прощанье-то поцелуй, — как-то жалобно попросил я, и тогда она с улыбкой поцеловала собственный указательный палец и лукаво прислонила его к моей щеке.

— Все, пока, звони.

— А что звонить, раз ты мне отказала!

— Ну тогда не звони.

Она скрылась в дверях, но я даже не посмотрел ей вслед, потому что уже переходил улицу, чтобы немного пройтись и успокоить взвинченные нервы.

Все оставалось неопределенным, неясным, тревожным и… таким волнующим и заманчивым. Но теперь острое чувство влюбленности буквально брало за горло, и я не представлял себе дальнейшей жизни без Алины.

Да, сейчас она мне в очередной раз отказала, но разве не настойчивость является главным качеством влюбленного? Ведь иных поклонников у нее вроде бы нет, так зачем же оставлять ее именно сейчас, когда все еще может измениться? Ну, окажусь я опять одинок, буду мучиться, пьянствовать и изнывать от тоски — и что? Любая девушка рано или поздно выходит замуж, и если сейчас, после стольких лет ухаживания, я вдруг откажусь от этой столь чудесной и стройной цели, то следующий поклонник Алины сможет добиться ее достаточно быстро — она будет помнить о печальных последствиях своего слишком долгого упрямства и… Так что — ждать, пока она согласится… или вдруг влюбится в кого-то другого? Черт, как жаль, что я лишен дара предвидения!