Очаровательная шпионка

Глава восьмая

Дорина позволила себе рухнуть на графа, как раз когда его руки поднялись, чтобы поддержать ее. В следующий миг он опускал ее на пол, прижимая к себе.

— Мисс Мартин… Дорина! — хрипло сказал он.

Сквозь полузакрытые веки девушка видела склонившееся над ней лицо графа, искаженное беспокойством.

— Здесь жарко, — одними губами произнесла она. — Пожалуйста, выведете меня быстрее на улицу.

Они уже были во главе очереди. Граф растерянно оглянулся по сторонам.

— Уйдем отсюда, — прошептала Дорина. — Мне дурно.

Один из лакеев увидел, что происходит, и подошел к ним.

— Пожалуйста, передайте его королевскому высочеству мои извинения, — сказал граф. — Как видите, моя спутница нездорова, и я вынужден уехать вместе с ней.

— Но вы уже почти у цели, — запротестовал лакей. — Быть может, вы встретитесь с принцем, пока о леди позаботятся другие…

Катастрофа! Дорина не могла так рисковать: что, если принц узнал ее и назовет графу ее настоящее имя?

Она изо всех сил вцепилась в графа, говоря:

— Не оставляйте меня. Прошу, не оставляйте.

— Ни за что, — пылко сказал он и поднял ее на руки.

Только теперь лорд Кеннингтон заметил, что принц Уэльский наблюдает за ними. По-прежнему держа на руках якобы сомлевшее тело Дорины, он сумел поклониться и лишь затем поспешил прочь. Принц склонил голову, показывая, что понимает затруднения своего гостя.

Но когда граф ушел, его высочество долго смотрел ему вслед, озадаченно нахмурившись, пока его не вернул к действительности легкий толчок локтем леди Уорик.

Поскольку их экипаж должен был приехать только к концу представления, граф нашел кеб и осторожно уложил Дорину внутри. Затем сел рядом, и они тронулись в путь. Граф привлек Дорину ближе.

— Моя дорогая, — бормотал он. — Бедняжка, любовь моя. Скоро я привезу вас домой, и вы будете в безопасности.

Дорина удовлетворенно вздохнула и уютно устроилась в его объятиях. Она была в раю. Она ничего больше не просила для себя от жизни.

— Дорина? — тихонько произнес граф, превращая это слово в вопрос. — Дорина?

— М-м-м? — счастливо отозвалась она.

— Я только хотел убедиться, что это не сон. Вам так хорошо в моих объятиях.

— Да, мне хорошо, — выдохнула она.

Звук этого вздоха что-то сделал с графом. Не в силах сдерживаться, он пальцами приподнял ее подбородок и поцеловал губы девушки.

Касание их губ вновь привело Дорину в неописуемый восторг; ей передался жар графа, и она ответила ему тем же. Здесь, в темноте кеба, не было нужды в ложной скромности. Она могла придать страсть движениям рук и губ. Она могла целовать его и этими поцелуями открывать ему все тайны своей души, которые была не в силах рассказать словами.

Чувства захватили Дорину; она была страстной, раскрепощенной и безоблачно счастливой. Скоро он произнесет слова, которые так хотело услышать ее влюбленное сердце…

Наконец граф оторвал свои губы от губ девушки и еле слышно произнес:

— Мы дома.

— Что? — спросила она, как в тумане.

— Мы приехали. Помочь вам выйти?

— Спасибо, — сказала она дрожащим голосом. По всему ее телу разлилась слабость от того, что только что произошло.

Граф помог Дорине войти в дом, говоря:

— Пойдемте в библиотеку, я налью вам бренди.

Дорина с радостью согласилась. Ей не хотелось расставаться с графом, не хотелось, чтобы этот вечер закончился.

— Мне уже гораздо лучше, — призналась она.

Хенли принес графин, и граф шепнул ему что-то, прежде чем он ушел.

— Пожалуйста, — сказал он, подавая Дорине бокал. — Выпейте это, и вам станет лучше.

Дорина сделала маленький глоток, и огонь разлился внутри нее.

— Как жаль, что вы не смогли встретиться с его королевским высочеством, — сказал граф. — Уверен, вам бы очень понравилось.

— Да, очень жаль.

— Ничего страшного. Я представлю вас ему в другой раз.

— Было бы чудесно, — машинально отозвалась Дорина.

Наступило молчание. Оба чувствовали себя неловко, помня о своей недавней пылкости. Тогда было темно, и в покровительственной темноте они были как бы другими людьми, свободно выражающими свои чувства.

Но теперь они вновь оказались на свету, и их дневные сущности стали некой помехой страсти.

— Как вы думаете, почему вы потеряли сознание? — обеспокоенно спросил граф.

— Ах, это всего лишь жара, — рассеянно ответила Дорина.

— Странно… Мне не показалось, что там настолько жарко.

— Что ж… люди реагируют по-разному, не так ли?

— Мне страшно при мысли, что с вами могло что-то случиться.

Сердце Дорины перевернулось.

— Я буду совершенно здорова после хорошего ночного сна.

— …которому вы предадитесь сразу после того, как вас осмотрит врач.

— Нет, мне не нужно врача, — спешно возразила Дорина.

В дверь позвонили.

— Должно быть, это он, — сказал граф. — Я велел Хенли послать за ним немедленно.

Спустя миг Хенли объявил:

— Доктор Джонс, милорд.

Дорина узнала в вошедшем того самого врача, который занимался графом в ночь их возвращения из «Альгамбры».

Доктор Джонс разглядывал ее с интересом, однако признаков узнавания Дорина не уловила.

— Мы с мисс Мартин были в театре «Гейети», и она упала в обморок как раз перед тем, как мы должны были встретиться с принцем Уэльским, — объяснил граф. — Она считает, что все дело в жаре, но я хотел бы удостовериться, что тут ничего серьезного.

— Боже правый, — со смехом воскликнула Дорина, — если бы каждую леди, которая падает в обморок, считали нездоровой…

— Леди постоянно лишаются чувств, причем по самым ничтожным поводам, — согласился доктор Джонс. — Иногда очень милое вечернее платье требует… как бы сказать?.. суровых ограничений.

Его глаза задорно блеснули, и Дорина рассмеялась тому, как деликатно он упомянул о корсетах.

— И бывает, что с ограничениями можно перестараться, — поддержала она.

— Вопрос в том, как вы чувствуете себя сейчас, сударыня.

— Совершенно здоровой, благодарю. Право же, его сиятельству вовсе не нужно было вас вызывать.

— Естественно, что он очень волновался о вашем здоровье. Я дам вам легкое снотворное, которое обеспечит хороший ночной отдых. Растворите этот порошок в воде, выпейте, и утром будете абсолютно здоровы.

Врач поклонился, и граф пошел проводить его. Когда они оказались в холле, доктор Джонс позволил себе говорить открыто, поскольку они с графом были старыми друзьями.

— Значит, у вас получилось?

— Прошу прощения?

— Эта леди. Я вижу, что из-за нее стоило так хлопотать. Ей удалось навестить вас, когда вам нездоровилось, несмотря на дракона?

— Дракона?!

— Вашего секретаря. Я встретил ее за порогом вашей комнаты, когда был здесь в последний раз, и она испугала меня до полусмерти. Ужасная женщина! Она выглядела мрачно и разговаривала мрачно.

— Но это…

Граф умолк и едва заметно улыбнулся.

— Доброй ночи, — сказал он. — Спасибо, что пришли в такой поздний час.

Он все еще улыбался, когда вернулся в библиотеку.

— Что такое? — спросила Дорина.

— Вы виделись с этим врачом, когда он был здесь в прошлый раз?

— Да, коротко, под вашей дверью.

— Как вы выглядели?

— Я переоделась в самые простые вещи, — сухо ответила Дорина.

— Я так и думал. Он вас не узнал. Он назвал моего секретаря «драконом».

— И не понял, что это была я? Кто бы мог подумать!

— Это потому, что в вас две женщины, — продолжал граф. — Вы — моя расторопная помощница и товарищ по инженерному цеху, который понимает все мои мысли и действия. Но одновременно вы — самая прекрасная женщина, какую я только встречал. Честно говоря, я…

Он сам себя прервал и быстро добавил:

— Но я ничего больше не скажу, пока вы полностью не выздоровеете.

Граф налил в стакан воды, высыпал туда снотворное и подал его Дорине со словами:

— А теперь выпейте свой порошок и ложитесь спать.

Как Дорина жалела, что он не договорил того, что собирался. Но она понимала, что момент упущен. Поэтому сделала, как было велено, и, взяв графа под руку, стала подниматься по лестнице.

Он довел ее до самой двери, а потом мягко высвободил руку.

— Спокойной ночи, Дорина.

Его взгляд был полон нежности.

— Спокойной ночи, милорд.

Граф смотрел, как за Дориной закрывается дверь. И потом еще долго стоял в тишине, как будто надеялся, что она отворится.

Наконец он повернулся и пошел к себе.

Снотворное скоро подействовало. Когда Дорина проснулась утром, солнце уже стояло высоко, и девушка поняла, что проспала гораздо дольше обычного.

По какой-то причине ее сны, а теперь и мысли, были во многом посвящены родителям и любви, которая связывала их двоих.

Дорина часто задумывалась, почему отец так и не женился во второй раз. Тогда он был бы не так одинок, и у него мог бы родиться сын.

Но из некоторых слов, которые говорил ей отец, Дорина кое-что поняла. Они с ее матерью так любили друг друга, что он считал невозможным или, быть может, даже нечестным поставить кого-то другого на ее место.

«Твоя мать была всем, о чем я помышлял, о чем мечтал и чего хотел с тех пор как стал достаточно взрослым, чтобы считать женщин привлекательными, — сказал он однажды Дорине. — С самого первого раза, как увидел ее, я влюбился и понял, что она та, которую я искал всю жизнь».

«Уверена, она почувствовала к тебе то же самое», — сказала тогда Дорина.

«Это была любовь с первого взгляда у нас обоих, — ответил он. — Мы были безоблачно счастливы, хотя пришлось преодолевать и трудности, и проблемы. — Отец задумчиво помолчал, а потом продолжил: — Я был занят, стараясь развивать свой бизнес и сделать его важным для страны в своей отрасли».

Дорина знала, что это правда, и он не хвастает.

«В то же время, — думала она, — как одиноко ему, наверное, бывало, когда умерла мама и он возвращался ночью с работы в пустой дом».

«Я бы ревновала, — думала дальше Дорина, — если бы у него был сын, которого бы он любил больше меня. С другой стороны, это одиночество, должно быть, давило на него и в конце концов стало невыносимым».

Если бы дома ждала нежно любящая жена, возможно, он бы не работал, как это часто бывало, ночами напролет и не перебивался бы скудными перекусами.

«Он сделал бы это для нее, но ни для кого другого», — подумала девушка.

Это была любовь.

Любовь, с которой она до сих пор не сталкивалась.

Мужчины делали ей комплименты.

Мужчины пытались целовать ее; но она все время переезжала с места на место и, не успев подружиться с какой-нибудь семьей где-то в Италии, по просьбе отца перебиралась в другую страну, язык которой еще не выучила.

Ей хотелось плакать.

Ей хотелось протянуть руку, вернуть назад эти годы и остаться с ним, а не постоянно куда-то уезжать.

Но сейчас уже слишком поздно.

«По крайней мере, они теперь снова вместе, — подумала Дорина. — А для них это единственный способ быть счастливыми».

Дорина задумалась, почему именно сейчас ее преследуют мысли о любви, которая связывала родителей.

Потом перед ее мысленным взором возникло лицо графа, его чудесная улыбка. Она слышала нежные нотки в его голосе, которые он как будто хранил для нее одной.

И тогда она поняла, почему все ее существо наполнено мыслями о любви.

Для нее теперь мир стал совсем другим. Все изменилось после поцелуев графа.

Дорине казалось, будто она по-прежнему чувствует нежное прикосновение его губ, и это странное ощущение заставляло сильнее биться ее сердце.

«Это любовь, — призналась она себе. — Я влюбилась в него. Я люблю его. Я поступаю неразумно, но теперь это неважно. Что сделано, то сделано».

Девушка лежала, вспоминая трепетный поцелуй графа и размышляя о том, как много он для нее стал значить и как трудно передать это словами.

«Если это и есть любовь, — подумала Дорина, — то она даже прекраснее, чем я ожидала».

Потом, как будто кто-то стащил ее с высот блаженства, она вспомнила, что граф не сказал ничего определенного.

Он целовал ее и делал комплименты. Но он не сказал ничего такого, из чего следовало бы, что его чувства к ней похожи на ее чувства к нему.

И все-таки прошлой ночью он почти объяснился ей в любви.

«Быть может, это к лучшему, что не сказал, — решила Дорина. — Сначала я должна съездить в Бирмингем и разобраться с делами там. Потом можно будет вернуться и рассказать ему все о себе. Но получится ли у меня вернуться?»

В Бирмингеме все изменится. Люди узнают о смерти их хозяина и о том, что его место займет она, Дорина Редфорд, его дочь.

Это будет означать, что придется оставить работу здесь, оставить графа, быть может, навсегда. Ведь, узнав правду, он, возможно, не простит ее.

Да и насколько глубоки его чувства к ней на самом деле? Это мужчина, который всегда относился к любви легко.

«Как пришло, так и ушло, — подумала Дорина. — Возможно, несмотря на все слова, будто я понимаю его мысли, я для него всего лишь очередное увлечение».

Дорина приняла внезапное решение: она все ему расскажет сегодня же. От этой мысли на душе сразу стало легче.

Горничная вошла в спальню с завтраком.

— Сегодня чудесный день, мисс, — сказала она, явно приглашая поболтать. — Хозяин сказал, чтобы мы дали вам подольше поспать.

— Очень любезно с его стороны. Который час?

— Одиннадцатый, мисс.

— Боже правый! Нужно быстро поесть и браться за работу. Как этим утром чувствует себя его сиятельство?

— Он уехал, мисс. Он просил передать вам это, когда вы проснетесь.

Горничная вручила Дорине письмо и вышла из комнаты.

Девушка торопливо раскрыла конверт и прочла:

«Моя дорогая Дорина!

Мне так жаль уезжать, не дождавшись вашего пробуждения, но я только что получил от матери послание с просьбой навестить ее. Есть проблемы с моей младшей сестрой Селией, и она хочет, чтобы я сыграл роль деспотичного старшего брата.

Я не думаю, что это действительно серьезно. Селия замечательная девушка, хотя и немного своенравная. Но полагаю, что я должен съездить и успокоить маму. Кроме того, это даст мне возможность обсудить с ней еще один важный вопрос.

Вероятно, меня не будет неделю. Я наказываю вам отдыхать и как можно меньше работать до моего возвращения.

Джералд».

Первое, что ощутила Дорина после прочтения письма, было смятение. Он исчез и оставил ее одну тогда, когда ей необходимо было увидеться с ним.

Но потом Дорина поняла, что представляется великолепная возможность. Теперь у нее есть время посетить Бирмингем, навести порядок в делах и вернуться в Лондон раньше графа.

Все как будто складывалось ей в помощь.

Едва Дорина закончила завтрак, как повидать ее прибыл мистер Джонсон.

— У меня в Лондоне были дела, — сказал он, — и я заехал, чтобы поторопить вас с визитом в Бирмингем.

— В таком случае я еду сегодня, — с энтузиазмом откликнулась Дорина.

Она поговорила с Хенли, сказав ему, что ее, как и графа, неожиданно вызвали домой, но она скоро вернется.

— Но как мне доложить его сиятельству, куда вы уехали? — встревожился Хенли. — Он захочет узнать ваш адрес.

— В этом нет нужды, — уверила его девушка. — Я вернусь раньше него.

Приехал кеб, чтобы отвезти их на вокзал. Вскоре багаж Дорины погрузили, и они с мистером Джонсоном отправились в дорогу.

Дорина не могла не выглядывать из окна, пока дом исчезал из виду. Она понимала, что, если дело примет плохой оборот, сейчас она, возможно, прощается со всем, что сделало ее счастливой.

Когда они сели в поезд и тот тронулся с места, мистер Джонсон сказал:

— Я подумал, что прежде, чем говорить с людьми вашего отца и сообщать им, что вы заняли его место, вы захотите увидеть, где он похоронен.

— А где он погребен? — спросила Дорина.

— Врачи сказали, что не могут больше скрывать его смерть. Единственным выходом было похоронить его так, чтобы никто не знал.

— И вам удалось это сделать?

— Его похоронили рядом с вашей матерью в полночь. И никто в селении не имел ни малейшего понятия, что происходит. Тем, кто ухаживал за ним, сказали, что необходимо держать его смерть в тайне, пока об этом не сообщат в прессе, и они выполнили просьбу.

На миг наступило молчание. Потом Дорина сказала:

— Я рада, что вы похоронили отца рядом с моей матерью. Он бы сам этого хотел. Кто-нибудь помолился над ним?

— Я нашел приходского священника с другого конца графства. Он никогда не встречался с вашим отцом и ничего не знал о нем.

— Он проявлял любопытство? — спросила Дорина.

— Не особенно. Врачи сказали ему, что у этого человека мало родственников и о его смерти нужно умалчивать, пока им не сообщат. Мы сказали, что они далеко, путешествуют по другой стране.

— Вы очень добры и очень помогли мне, — сказала Дорина.

— Скажите, удалось ли вам провести время с пользой? — спросил он. — Вы чему-нибудь научились у графа?

Дорина глубоко вздохнула.

— О да, — сказала она. — Многому.

Она действительно научилась многим вещам, и некоторые из них касались работы графа, но она также узнала многое о самой себе и своем сердце.

«Я люблю его, люблю, — думала Дорина, продолжая путь. — Но что может сулить нам будущее? Узнав правду, он сделает самые худшие выводы, и между нами все будет кончено. Как наивно было с моей стороны думать, что все может сложиться иначе!»

Был уже вечер, когда они достигли дома Дорины. Это было величественное здание, очень красивое, но сейчас оно показалось девушке каким-то сиротливым.

У Дорины возникло чувство, что ей трудно видеть его снова, зная, что в нем больше нет никого из любимых ею людей.

«Быть может, мне придется жить в нем одной, совершенно одной», — сказала себе девушка, и ей захотелось плакать.

— Останьтесь и поужинайте со мной сегодня, — попросила она мистера Джонсона. — Я скоро вернусь.

— Благодарю. Пока вас не будет, я напишу несколько писем.

Дорина взяла экипаж и поехала к маленькой церкви. Там она разыскала семейный склеп и, рыдая, преклонила перед ним колени.

«Помогите мне, — молилась она. — Я не знаю, что делать».

Девушка не знала, молится она Богу или своим родителям на небесах. Но, поднявшись с колен, она почувствовала облегчение и уверилась, что отец и мать думают о ней и любят ее, где бы они сейчас ни были.

Было уже поздно, когда Дорина покинула церковь и вернулась в огромный дом, в котором она теперь стала хозяйкой.

Мистер Джонсон только что закончил с письмами и послал лакея срочно их отправить.

Когда сели ужинать, мистер Джонсон сказал:

— Вы еще не рассказали мне, что узнали от лорда Кеннингтона.

Дорина вздохнула.

«Если сказать ему правду, — подумала она, — он, безусловно, удивится. Но я не могу рассказать ему все».

— Честно говоря, очень мало, — помедлив, ответила девушка. — У него было так много писем, не имеющих никакого отношения к бизнесу.

— Вам удалось узнать, действительно ли он преуспел в создании самодвижущегося экипажа?

— Трудно сказать, — осторожно произнесла она, — поскольку я не совсем понимаю, что бы вы сочли успехом. И, конечно, я не имею возможности сравнить его изобретение с нашей собственной конструкцией.

— Нашу вы увидите завтра, — уверил ее мистер Джонсон. — И встретитесь со многими своими работниками. А затем, послезавтра, я надеюсь выставить напоказ самодвижущийся экипаж. Письма, которые я только что отослал, адресованы потенциальным покупателям. Они должны получить их завтра с первой почтой, и я полагаю, что люди оставят все свои планы и поспешат сюда, чтобы увидеть сенсацию века.

— Сенсация века, — пробормотала Дорина, вспоминая прекрасный экипаж, который показал ей граф.

— Думаю, мы опередим конкурентов, — продолжал мистер Джонсон с оттенком злорадства. — Я уверен, что лорд Кеннингтон еще не показывал свой экипаж покупателям.

— Это, безусловно, поставило бы нас в невыгодное положение, — задумчиво сказала Дорина.

Она попалась в ловушку. В течение следующих нескольких дней ей придется воевать с мужчиной, которого любит. Причем ее победа может разрушить его мечты.

А она ничего не может сделать, чтобы этому помешать. Если придержать собственный экипаж, она предаст верных людей, которые так тяжело работали на ее отца и труд которых сделал успех возможным.

Когда мистер Джонсон уехал, Дорина поднялась к себе в комнату, найдя ее холодной и пустой.

— Но вы теперь не здесь, мисс, — сказала экономка. — Вы в бывшей комнате хозяина.

Значит, она знает, что он умер. Конечно, все слуги должны были знать. Но они старательно хранили тайну и ничего никому не рассказали.

Экономка чинно сопроводила Дорину в бывшие покои отца. Комната оказалась чисто прибранной, за каминной решеткой трещал огонь, ибо вечер выдался прохладный.

— Спасибо, Ханна, — сказала она. — Очень предусмотрительно с твоей стороны.

— Это всего лишь соответственно порядку, — возразила экономка. — Это комната хозяина дома. А хозяин теперь вы.

«Хозяин, — заметила Дорина. — Не хозяйка».

И это было правильно, потому что здесь ей предстоит выполнять мужскую работу. Слуги по-своему дали ей понять, чего ждут от нее. Завтра все ее работники дадут ей понять то же самое.

И у них есть на то право, ибо они зависят от нее. Ее собственные чувства не имеют значения.

Ловушка захлопнулась.