Одержимость (ЛП)

Глава 1

– Итак… где я? Где… же… я…

Кейт Дугласс наклонилась к рулю своего небольшого внедорожного «Лексуса», словно это могло помочь ей в поисках парикмахерской.

Переводя взгляд с дороги впереди на дорогие магазины слева, она качала головой.

– Настоящий вопрос в том, какого лешего я творю…?

Она ехала по утопии роскошных бутиков, чувствуя себя не в своей тарелке. Французское постельное белье. Итальянская обувь. Английская канцелярия. Очевидно, эта часть Колдвелла, штат Нью-Йорк, была не только богата на мирские блага, но и олицетворяла три «В»: Высший класс, Высокомерность, Высокая стоимость.

Ха-ха.

Может, иногда полезно взглянуть на все это, просто чтобы узнать, как живет другая часть общества… но не судьба. Она опоздала, и, более того, сейчас было семь тридцать вечера, все бутики закрыты. Оно и ясно. Скорее всего, богатеи сидели в заставленных хрусталем столовых, занимаясь тем же, что делал Брюс Уэйн[1], когда скидывал костюм Бэтмена.

К тому же, от района ей было не по себе. Да, она усвоила урок: в следующий раз, надумав заняться волосами, она не станет спрашивать совета у кузины, которая была замужем за пластическим хирургом…

Кейт ударила по тормозам.

– Попался!

Вывернув машину в незаконный разворот на сто восемьдесят, Кейт припарковалась параллельно дороге на участке, не требующем оплаты, и вышла.

– Бррр! – Задрожав, она теснее свела полы пальто. Поздний апрель на севере штата намекал, что может еще быть по-февральски холодно, и, как правило, зима не торопилась уходить… подобно гостю, которому, собственно, некуда было податься.

– Я должна переехать куда-нибудь. Джорджия… Флорида. – Может, переезд станет апофеозом года преображений. – Таити.

Парикмахерская – единственное работающее место в квартале, свет в салоне был по-дневному ярким… но внутри, казалось, никого не было. Она вошла через стеклянную дверь, в воздухе с избытком пахло сладким парфюмом с химическим душком, а неорганичная, прерывистая музыка была слишком хитро выдуманной для нее.

Вау, круто. Вокруг сплошь черный да белый мрамор, примерно дюжина безукоризненно чистых рабочих мест, ряд раковин с откидными кожаными креслами, словно центр послеобеденного сна для взрослых. На стенах в рамках были развешаны фотографии голов моделей с культовым выражением Зуландера[2]. Полы были кристально-чистыми.

Пока она шла к стойке администратора, ее удобная обувь скрипела по плитке… словно «Карраре»[3] она совсем не понравилась.

– Есть кто-нибудь?

Потерев нос, который не переставал чесаться, Кейт подумала – «Ради все святого, он должен либо чихнуть, либо уняться».

Полно зеркал… от чего ей стало по-настоящему неудобно. Она – не любитель смотреть на себя… и не потому, что была некрасивой, просто в ее семье к зеркалам относились с неодобрением.

Хвала Господу, ее родители в свободное от путешествий время жили на западе. Не зачем им знать, что она переступила порог подобного заведения.

– Ау? – Кейт прошла дальше, осматривая стойку в середине, за которой, очевидно, они смешивали краски. Так много тюбиков разнообразных оттенков светлого, темного, рыжего… и даже из палитры «Крайола»[4]. Голубые волосы? Розовые?

Может, ей лучше уйти по добру, по здорову…

Из подсобного помещения вышел мужчина, худой, словно тростинка, его мятые черные джинсы – единственное, что держало эти тоненькие ножки вертикально.

– Вы – Кейт Дугласс? – спросил он с акцентом, который она не могла определить и едва ли смогла разобрать.

– Да, это я.

Когда темный, очень темный взгляд с прищуром зацепился за ее волосы, он смотрел на нее словно доктор – на больного ревматизмом… и хотя мужчина едва ли выглядел как серийный убийца, что-то в нем вселяло в Кейт желание развернуться и дать деру к двери. Кожа буквально чесалась – так сильно ей хотелось убраться отсюда подальше, и в этот раз фундаментальная шкала ценностей ее семьи была не при чем.

– Мое кресло, вот туда, – заявил он.

По крайней мере… ей показалось, что это он и сказал… окей, хорошо, он указывал на одно из рабочих мест.

Сейчас или никогда, сказала себе Кейт, оглянувшись по сторонам в надежде подчерпнуть откуда-нибудь храбрости, откуда угодно. Но с ними никого не было, а от наркотической электронной музыки, гремящей откуда-то сверху, кружилась голова. И что хуже – вместо того, чтобы вдохновиться развешанными фотографиями, она подумала о том, что людям не стоит воспринимать так серьезно то, что растет из их головы.

Секунду, сейчас в ней говорит ее мать.

– Да, спасибо, – сказала она, кивая.

Следуя его инструкциям, она села в невероятно удобное кожаное кресло, а потом ее повернули лицом к стеклу. Опустив взгляд на колени, она подпрыгнула, когда мужчина запустил свои на удивление сильные руки в ее волосы.

– Так, что ты думаешь? – спросил он. Что прозвучало как «Дак, че ты трумаешь?».

Что это плохая затея, вот что она трумала.

Кейт заставила себя сосредоточиться на своем отражении. Те же темно-каштановые волосы. Те же голубые глаза. Те же красивые черты лица. Но сейчас на ее бледной коже была косметика – она совсем недавно научилась краситься и не чувствовать себя при этом так, словно лезет на территорию Кардашьян[5]. Ее тело тоже претерпело изменения. Восемь месяцев напряженной работы в тренажерном зале вылепили ее фигуру, весы почти не заметили разницу, но ее ощутила одежда. И сумочка в ее руках была ярко-красной, такую она ни за что не взяла бы год назад. Разумеется, все остальное было серого или черного цветов, именно такие вещи жили в ее шкафу задолго до этого Года Перемен. Но советы от «Сефоры»[6], например, добавить ярких красок, заставили ее чувствовать себя… ну, не так, как это было раньше.

– Дак… – подтолкнул ее стилист, обойдя кресло и встав напротив зеркала.

Он скрестил руки и наклонил подбородок, напомнив ей этим кого-то.

Кейт пропустила волосы сквозь пальцы, как и он ранее, надеясь, что это поможет определиться с решением.

– Я не знаю. А вы как думаете?

Он сжал губы, и Кейт заметила на них блеск.

– Блунд.

«Блунд»? Это что за хр…

– В смысле, блонд?

Когда он кивнул, Кейт почти отшатнулась от ужаса. Красные аксессуары – одно дело. Леди Гага[7] – прямо противоположное: она не была готова с головой окунуться в салонные дела, лишь прикоснуться кончиками волос.

– Я не думала так кардинально менять цвет.

Он протянул руки и повторно запустил их в волосы.

– Нет, определённой блунд…и с контрастными пядями[8].

«Контрастными пядями»? Словно он планировал капитальный ремонт для ее волос?

– Я даже не знаю, о чем вы.

– Довесся мне.

Кейт снова посмотрела себе в глаза и по какой-то причине вспомнила свой шкаф, где все было разложено по типу… и она также сортировала блузки, брюки, юбки и платья по цветовой гамме, даже если различия были едва заметны.

Прифотошопив светловолосый парик к своей голове, ей снова захотелось рвануть к двери. Но она ведь так устала от своего мышиного, каштанового цвета волос.

Сейчас самое время жить, подумала она. Она не будет моложе. Не будет лучше. Нет гарантий того, что завтра наступит.

– Блунд, значит, – прошептала она.

– Блунд, – повторил стилист. – И с темными пядями. Раздевалка вон туда.

Кейт посмотрела через плечо. «Вон туда» – это небольшой холл с четырьмя дверьми. Она сомневалась, что они чем-то отличались друг от друга. Но не все решения могут похвастаться таким отсутствием последствий.

– Хорошо, – услышала она себя.

Поднявшись на ноги, она, скрипя обувью, пересекла сияющий пол, чувствуя себя так, будто идет по воде… но не как ходил Иисус. Не чудо, просто смертная женщина чувствует себя неуверенно на вполне твердом полу.

Но она не сбежит. Недавняя трагедия, которая во стольких смыслах потрясла общество, пробудила ее на более глубоком уровне, и она не станет тратить время на недостаток храбрости. Она была жива, и одно это – дар.

Спустя мгновение сомнений Кейт вошла в первую дверь справа.

***

Дьюк Филипс шел по тротуару, и люди уступали ему дорогу, хотя дело происходило в неблагоприятном районе Колди в ночное время. Наверное, отчасти это было связано с его размерами – преимущество, которым он пользовался на обеих своих работах: он был крупным и накаченным. Может, тут также был замешан его настрой: нарушая кодекс избегания взгляда, повсеместно соблюдаемого в штате Нью-Йорк, он смотрел всем придуркам прямо в глаза, готовый ко всему.

Черт, он даже напрашивался.

Прямой взгляд – одолжение, которое редко возвращали ему. Мужчины в большинстве своем, будь то члены банд, наркоторговцы или тусовщики, направляющиеся в клуб, следовали правилам, они отводили от него свои глазенки.

Хреново. Он любил подраться.

А что до женщин? Он не обращал на них внимание… потому, что не хотел отмахиваться от неизбежных «привет, папочка», а не потому, что они представляли для него угрозу.

Видит Бог, женщина может тронуть его только в физическом плане, а секс в данный момент – последнее, что было у него на уме.

Что он искал – так это фиолетовую дверь. Отвратную, по-дурацки окрашенную фиолетовую дверь с отпечатком руки размером с рекламный щит. И, вот так неожиданность, примерно через пятьдесят ярдов справа показался искомый вход. Он обхватив черную ручку, которую хотелось оторвать к чертям собачьим, а ярко-красная надпись «Экстрасенс» заставила его выругаться.

В голове не укладывалось, что пришел сюда. Снова. Это просто не…

Внезапный трепет в районе груди навел его на мысль, что от раздражения у него развилась аритмия… но это всего лишь вибрация телефона. Достав штуковину, Дьюк мгновенно узнал номер.

– Я тебе нужен? – выдал он, не тратя время на пустую болтовню в духе «Привет, как дела, как сегодня хорошо/плохо/дождливо/снежно за окном».

Голос Алекс Хесс был слишком низким для женщины, ее слова – по-мужски прямолинейными. – Ты можешь выйти на смену сегодня вечером?

Его босс – вероятно единственная женщина, которую он уважал… с другой стороны, сложно не уважать кого-то, кто на твоих глазах сломал взрослому мужчине большеберцовую кость: будучи главой безопасности «Железной Маски», Хесс не терпела дилеров на своей территории, особенно тех, кто страдал краткосрочной амнезией, подзабывших, что она велела не торговать в ее клубе. Алекс дает лишь один шанс. После? Повезет, если ущерб можно исправить косметикой или гипсом.

Он посмотрел на свои старые часы.

– Я могу подъехать через сорок пять минут, но в десять должен буду отлучиться… всего на полчаса.

– Хорошо. Я ценю твою помощь.

– Да не вопрос. – Дьюк повесил трубку, и снова повернулся лицом к фиолетовой двери.

Ведомый силой, которую он уже долго ненавидел и чью природу никогда не понимал, он резко распахнул чертову панель, старое дерево рикошетом отскочило от стены. На обратном пути поймав ее кулаком, Дьюк посмотрел на лестницу, устремлявшуюся вверх на пять этажей. Как давно он ходит сюда?

Чушь какая-то.

И, тем не менее, его тяжелые ботинки несли его вперед, преодолевая по две ступеньки за раз, мышцы бедер впивались в кости, напряженная рука хватала железные перила, словно чье-то горло, его тело приготовилось к бою.

Он добрался до вершины, где над дверью висела табличка «ПОЖАЛУЙСТА, ПРИСЯДЬТЕ, ЖДИТЕ, КОГДА ВАС ПОЗОВУТ». Будто это – кабинет психиатра.

Он не следовал указаниями – принялся расхаживать по тесной лестничной площадке. Два стула, доступные для чьих-то задниц, были не парными и окрашены в психоделические, яркие-радужные-цвета. В воздухе пахло ладаном, который горел внутри. А тибетский ковер под его ногами был протерт, но не по причине халтурного качества.

Дьюк и в лучшие свои дни ненавидел ожидание. В настоящем контексте откровенно презирал… честно говоря, он не знал, почему продолжал приходить сюда. Словно некая невидимая стальная цепь вокруг его груди тянула его в это место. Видит Бог, он считал эту муть напрасной тратой времени, но все равно возвращался…

– Я ждала тебя, – раздался женский голос по ту сторону закрытой двери.

Она всегда так делала. Женщина всегда знала, когда он приходил… и дело не в том, что у нее висела камера на потолке.

Но, с другой стороны, его ходьба была не такой тихой. Определенно нет, с его-то бормотаньем.

Круглая ручка двери была старой и медной, несметное число раз отполированной ладонями, постоянно поворачивавшими ее. Дьюк наблюдал, как она поворачивается, и в разум закралось извращенное чувство нереальности происходящего. Когда женщина в мантии появилась перед ним, именно он опустил взгляд, избегая конфронтации.

– Войди, – сказала она низким голосом.

Черт возьми, он ненавидел это, на самом деле.

Когда Дьюк вошел внутрь, начали бить часы… восемь раз. В его ушах бой был подобен крику.

– Тебя нужно очистить. Твоя аура совсем черная.

Дьюк спрятал руки в карманах джинсов и напряг мышцы плеч.

– И чем она отличается от моего привычного состояния?

– Ничем.

Вот именно. Дерьмо, он был уверен, что экстрасенс делает все только хуже, а не лучше, проклинает его, а не исцеляет.

– Присаживайся, присаживайся…

Он бросил взгляд на круглый стол: на нем стоял хрестоматийный хрустальный шар, стопка карт Таро и белые свечи. Подобно тяжелым одеждам медиума, с рабочего места свисала массивная скатерть, сочетавшая в себе водоворот всевозможных красок. Там стояло два кресла, одно достаточно большое, чтобы называться троном, второе – простое, какое можно встретить в «Офис депо»[9].

Он хотел уйти.

Но вместо этого сел.