Так много людей, подумала Кейт, окинув взглядом притвор[160] Собора Святого Патрика.
Последние два часа прошли на периферии, в наблюдении за бесконечным потоком скорбящих. К счастью, она нечасто бывала на подобных службах… но прекрасно знала смену в демографии: чем моложе человек лежал в гробу, тем шире толпа, более разноликая. Когда старики покидали этот свет, обычно приходили только старые друзья да немного молодых, с кем они состояли в близких родственных отношениях.
Но не в случае с Сисси Бартен.
Здесь были люди всех возрастов… дети, подростки, полно студентов, некоторых Кейт узнавала и обнимала. Были молодые семьи и люди средних лет, также старшее поколение.
Большинство из них останавливались посмотреть на рисунки и картины Сисси, словно использовали творчество в качестве проводника к ней.
Гроб будет закрыт, так, по крайней мере, сказали Кейт… и это хорошо. Было очень сложно, не видя Сисси… и может, от этого Кейт хотелось рыдать… но она прочитала в «ККЖ» об убийстве. Изуверское. Очень.
– Большое спасибо.
Подпрыгнув, Кейт обернулась. Возле нее стояла мама Сисси, казалось, женщине было сто лет.
– За что… о, за то, что принесла ее работы? – Кейт покачала головой. – Это честь для меня.
– Вы будете на погребении? В «Сосновой роще»?
– Конечно. Разумеется.
– Мой муж хотел бы оставить все здесь, а потом забрать, когда мы закончим на кладбище, если Вы не против? Мы отвезем картины домой.
– У меня есть портфолио, которые Вы можете забрать себе… они помогут сохранить работы.
– Спасибо. – Женщина взяла руку Кейт, сжала ее. – Вы были ее любимым преподавателем. Она постоянно говорила о Вас.
Глаза Кейт наполнились слезами.
– Я благодарна Вам за Ваши слова… она была невероятно талантливой девочкой, прекрасной в общении. Мне просто… очень жаль.
– Я тоже.
Они обнялись, держа друг друга в объятиях мгновение, которое, казалось, длилось вечность. А потом кто-то подошел поговорить с Миссис Бартен, и Кейт отошла в сторону, чтобы промокнуть глаза.
Сложно. Это было невыносимо сложно.
Отойдя в сторону, она посмотрела сквозь старую стеклянную раму в помещение церкви. Скамейки вдоль длинного нефа, которые вчера она видела пустыми, были забиты людьми, головы поворачивались из стороны в сторону, пришедшие разговаривали друг с другом. Даже находясь на улице, Кейт слышала разговоры, покашливания время от времени, ерзание несметного числа ног, треск старой древесины занимаемых мест.
Посмотрев на широкий боковой придел, она снова нашла взглядом алтарь, и, сосредоточившись на фигуре Иисуса на кресте и потрясающих витражных стеклах, подумала о своих родителях.
Истинные верующие. Они посвятили себя религии всем сердцем, душой и разумом, их вера превратила сложное сочетание мифологии и библейской истории в живое предписание для всего, что они делали.
Она осуждала их за это, но никогда не заглядывала дальше себя… или их чувств. Но стоя перед церковью, смотря на омраченные горем лица, она впервые в жизни задумалась, может, стремление ее родителей нести успокоение и наставление людям подобным образом – благое дело...
Уберите «может». На самом деле, они неустанно повторяли ей, что просто хотят помочь… вот, что двигало ими.
Кейт не слушала. Ей было слишком больно, чтобы взглянуть на все с их точки зрения. Но сейчас… Если бы ей представилась возможность сделать что-нибудь с этим горестным событием, если бы она могла сказать что-нибудь или чем-нибудь помочь… она бы сделала это…
– Кейт?
Кейт дернулась, услышав свое имя…
– Джи-Би?
– Привет. Вот так сюрприз.
Когда он наклонился, желая обнять, она обхватила его руками.
– Что ты здесь делаешь? – Она что, ведет себя как привратник? – В смысле, я не ожидала встретить тебя здесь. Ты знал Сисси?
Он отстранился и покачал головой. – Семья попросила меня спеть.
– О, это мило с твоей стороны.
Он, повторяя ее действие, отклонился на бок и рассмотрел толпу по ту сторону стекла. – Много народу.
– Я думала о том же.
Ее глаза быстро прошлись по нему. Длинные волосы были убраны назад и перевязаны на затылке, черный костюм и галстук, белая рубашка. Обувь начищена, и от него пахло свежестью, словно он только вышел из душа.
Он выглядел хорошо, как и всегда.
Его голубые глаза снова обратился к ней. – Я получил вчера твое сообщение.
– О, слушай, насчет случившегося в театре, я понимаю, как все усложнилось.
– Они даже вызвали меня в участок на допрос. – Когда она округлила глаза, Джи-Би покачал головой. – Они со всеми так. Это сумасшествие… но ты же понимаешь, кто-то умер, и они должны найти убийцу.
Очередные похороны, подумала Кейт. Для еще одной семьи, ячейки общества.
– Ты в порядке? – спросила она.
– Да, в норме. Просто выдался тяжелый день.
– Даже представить не могу. Слушай, я не читала газет и не выходила он-лайн после того, как это произошло… кто она?
– Просто женщина. – Он поморщился. – В смысле…
– Я поняла тебя. И, милостивый Боже, если я могу чем-нибудь помочь, дай мне знать.
Он улыбнулся ей. – Ты лучшая… и я запомню твои слова.
Мгновенно она ощутила вину. Но, да ладно, сейчас не время говорить ему, что у них статус «только друзья». Или думать о чем-то кроме Сисси и ее семьи.
– Где ты сидишь? – спросил он, кивая на помещение церкви.
– Где-то сзади. Я также поеду на погребение.
– Как и я. Не хочешь поехать вместе?
Она кивнула. – Да, спасибо. Было бы замечательно.
Он поцеловал ее в щеку, а потом прошел через двойные двери, прямо к алтарю… где разговаривали двое мужчин в облачении.
Наверное, ей лучше найти место. Они скоро начнут.
Подойдя к дверному проему, Кейт заметила что-то краем взгляда. Это был смотритель, которого она встретила вчера, он был одет в спецодежду грязно-зеленого цвета. И смотрел прямо на нее, на его лице отражалась скорбь, казалось, он лично знал Сисси.
Он поднял руку и помахал ей, и когда Кейт махнула в ответ, смотритель отвернулся, проходя вдоль дальнего края скамеек, осматривая собравшуюся толпу, будто скорбел вместе с ними. А потом он сделал нечто странное. В передней части церкви он сел рядом с девочкой, лет четырнадцати… у нее были такие же длинные светлые волосы как у Сисси.
Наверное, это сестра Сисси.
Значит, он друг семьи.
– Можно пройти? – спросил кто-то позади нее.
– О, простите. – Кейт отошла в сторону, пропуская женщину с коляской.
Когда Кейт снова оглянулась… смотритель уже исчез.
***
– Уверена, что хочешь этого?
Сисси слышала в пол-уха, и что она смогла разобрать, дошло до нее словно через эхо-камеру, звуки бесконечно повторялись, наслаиваясь один на другой, так, что она вообще не могла разобрать, что ей сказали.
Стоя на лужайке перед величественным собором, она чувствовала себя призраком, которым она и была, пришедшие на похороны не замечали ее присутствия… и ангела, стоявшего рядом с ней.
Она колебалась, приходить или нет. Когда Чилли кинул газету на крыльцо тем утром, она не собиралась читать ее… но развернув «ККЖ», увидела собственную фотографию на обороте.
И узнала, когда и где будут проходить ее собственные похороны.
Эдриан настоял на том, чтобы прийти с ней, и она была рада этому, на самом деле. Поездка на Харлее хорошо прочистила ее разум… но все полетело в форточку, когда они припарковались перед церковью, в которую она ездила почти каждое воскресенье своей жизни. А потом она начала узнавать людей, которые по широкой дорожке шли к главному входу: ее няня с мужем и своим ребенком в коляске. Ее учитель пения из начальной школы. Люди, с которыми она жила на одной улице.
Она-то думала, что увидеть родителей и сестру – хуже быть не может. Наверное, это было правдой… но насколько труднее будет это испытание?
– Я хочу войти, – сказала она. Но она не шевельнулась.
– Сюда. – Огромное предплечье мелькнуло в ее периферийном зрении. – Я провожу тебя.
В итоге Сисси цеплялась за массивные бицепсы ангела, когда они прошли через открытые двери.
– Мои рисунки… – прошептала она, оглядываясь по сторонам.
Около дюжины ее работ было вывешено на мольбертах полукругом в фойе, пастели и чернила, картины маслом, все она сделала на искусстве как профилирующем предмете.
– О, Боже мой, я помню, как нарисовала вот эту прошлой осенью. – Подойдя ближе, она встала перед изображением колдвелловских мостов, которые она исполнила в ржавых оттенках осени. Она закончила ее прямо на берегу Гудзона, просидела в лучах солнца два часа с палеткой и холстом, а также убежденностью, что жизнь бесконечна… и это ли не хорошо.
Внезапный вой органа подсказал, что служба вот-вот начнется.
Поторапливаясь, она пересилила странный ужас и прошла через двойные двери притвора в само помещение церкви. Все было таким же, как она помнила, и это по-странному шокировало.
Независимо от данных календаря, она все еще думала, что пропадала в аду несколько веков.