Одержимость шейха

Глава 11. Гнев

Голова кружится от того, с какой яростью мужские губы завладевают моими. Рычание обжигает самые недра легких, а ладони, сдавливающие мое горло со всех сторон, лишают какой-либо возможности воспротивиться.

И все же я пытаюсь, потому что ещё мгновение, и я просто задохнусь горячим терпким вкусом этого мужчины, проникающим в мою кровь подобно яду. Вот только противоядие кроется в его языке, который с жадностью зверя толкается мне в глотку. Вынуждает мой пульс биться по венам с удвоенной силой.

Я даже не замечаю, в какой момент начинаю стучать по каменным плечам, умоляя дать мне спасительный вздох, лишь ладони, охваченные жгучим пламенем от бесконтрольных ударов, помогают сохранить мое шаткое сознание.

И я добиваюсь своего, когда с гортанным рычанием Джафар все-таки отрывается от моих губ, позволив мне с жадностью втянуть так необходимый кислород.

Часто моргая, совершенно ошарашенная происходящим, я осмеливаюсь посмотреть в его чернеющие дикостью опалы. В них разгорается пламя. Хорошо, что взглядом нельзя свернуть шею, уверена, я уже замертво свалилась бы к его ногам. Хотя его руки, все еще держащие меня в цепкой хватке, являются не меньшей угрозой. А все из-за того, что уже во второй раз он приходит к ошибочному выводу, считая меня использованной другим.

— Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной.

Каждое слово мужчины кричит о том, что в его сердце кипит ярость, и, похоже, он собирается сжечь ей меня дотла.

— Так избавься от меня, — с трудом выдавливаю из себя членораздельную речь.

— Признайся мне, что ты трахалась с моим братом, и я сделаю это. Не сомневайся.

Я уже было открываю рот, чтобы выплюнуть так нужную ему ложь, как снова закрываю.

— Я больше не собираюсь перед тобой оправдываться, — поудобней перехватываюсь за крепкие жилистые руки, чтобы облегчить жжение на шее от его хватки. Только он не ослабляет ее. Раздражение смешивается со страхом, злостью и новой эмоцией, что бушует от малейшей близости с этим мужчиной. И все же из-за жестокого обращения с моим телом злость вырывается вперед, развязывая мой язык. — Ты больше не напугаешь меня, — голос начинает дрожать от подступающих слез, но я проглатываю их. — Не сейчас, так завтра я спрыгну с этого балкона. Ни завтра, ни послезавтра я не достанусь ни тебе, ни твоему брату. Никому. Я лучше сдохну, чем позволю вам обращаться со мной…

— Кус ом мак!!! Заткнись! Закрой свой рот, ведьма! — рёвом обрывает он мою жалкую речь и одним ловким движением забрасывает меня к себе на плечо.

Внутри что-то сжимается от поднявшейся к горлу горечи, и на мгновение я теряюсь в охвативших меня эмоциях.

Яростными шагами он заходит в комнату и так же небрежно бросает меня на кровать. От столь резкого столкновения с матрасом я подпрыгиваю с глухим аханьем.

Я даже не рискую пошевелиться, так и лежу, пытаясь восстановить дыхание, уставившись в потолок стеклянным взглядом. Еще чуть-чуть и расплачусь, а этого мне хочется меньше всего. И я глотаю слезы, уже покалывающие нос, под оглушающий грохот сердца, который в тишине, кажется, раздается на всю комнату. А потом слышится громкий хлопок и щелчок, и я вырываюсь из оцепенения, по звуку понимая, что Джафар закрыл балкон.

Приподнимаюсь на локтях и теперь замечаю приближающегося ко мне мужчину в черном одеянии, высокого, еще более жестокого и злого.

— Забудь о том, что сможешь стать моей женой, — рокочет басом подобно удару грома. — Этого не будет. Но я даю тебе последний шанс сознаться во всем. Ты должна заслужить мое снисхождение правдой.

Он останавливается, нависая надо мной ужасающей тенью. И буравит грозным взглядом.

Но в чем я должна признаться, чтобы еще больше не обрушить на себя его гнев? Или он хочет услышать то, что ошибочно считает правдой? Готова ли я рискнуть и сказать то, что он хочет? Что потом будет с моей жизнью?

Все равно ни одно мое слово не окажется услышанным, он варится в необъяснимой мне ярости, и есть только один способ доказать свою невиновность. Здесь и сейчас. Иначе он превратит мою жизнь в ад. Знаю это. Чувствую.

— Сними с себя платье, ты больше не имеешь права носить мои подарки, — хладнокровно заявляет он и широкими шагами направляется к выходу. — Наслаждайся последней ночью в комнате, завтра ты переедешь в подобающие условия.

Каждое его слово пропитано ядовитой ненавистью, и мне хочется довести все до конца. Хочу, чтобы он сам в итоге захлебнулся своей же желчью.

Быстро подскакиваю на ноги.

— Неужели я настолько грязная, что даже не возьмешь меня? — меня всю трясёт, только вот ему плевать, он уже почти дошел до двери, и, если уйдет, у меня больше не будет возможности достучаться до его упрямой брони.

Судорожно осматриваюсь вокруг, пытаясь найти способ его остановить. И, заметив на полу ту самую проклятую фляжку, в мгновение ока принимаю не самое лучшее решение. Дальше работают инстинкты.

Подбегаю, хватаю металлическую фляжку и, не задумываясь, швыряю ее в скалу мышц, попадая… прямо ему в голову. Тут же прижимаю ко рту ладонь, проглатывая мучительный стон, но худшее выбрасывает мой язык, как только я позволяю себе глотнуть ртом воздух:

— Заставь меня забыть своего брата.

Я в отчаянии, в моих поступках нет логики, как и в его ненависти ко мне. Я больше не отвечаю за себя, но мои слова действуют, и Джафар резко останавливается. Только поворачиваться не спешит.

Его огромные плечи вздымаются так сильно, что за версту кричат об опасности. Он слишком зол, чтобы думать головой, так же, как и я. И я сделала первая шаг к тому, что погубит меня. Но этот мужчина должен лично убедиться, что я не спала ни с его братом, ни с кем-либо другим.

Внезапно он начинает сокрушенно мотать головой, одной рукой собирая свою копну волос на макушке в кулак, прежде чем повернуться и покарать меня таким грозным взглядом, что за жалкое мгновение я ощутила себя грязью под его ногами.

— Сначала я трахну тебя, — его лицо искажается так, что шрам становится пугающим, искривляя один уголок его губ чуть сильнее. — А потом кастрирую родного брата.

Жуткий страх проходится острым лезвием по натянутым тетивой нервам от того, что я слышу в его голосе. Угрозу. И боль. Много боли. А когда он разворачивается и начинает стремительно приближаться ко мне, я семеню маленькими шажками назад, пока не врезаюсь спиной в каркас балдахина.

— Повернись и встань на колени, — его голос лишен всяких эмоций. Холодный и пугающий. — Я не собираюсь ждать, Джансу. Выполняй. И лучше не провоцируй. Я и без того на грани. Трахну так, что ты возненавидишь всякий член, приблизившийся к тебе на метр.

Вмиг мое горло сжимается от страха, и я верю каждому вонзившемуся в меня стрелой слову. Вот только это не лучшая поза для потери девственности. Но, конечно же, говорить ему об этом я не собираюсь. Во-первых, нет смысла, а во вторых, это единственный способ потушить в нем ненависть ко мне за то, чего я не совершала.

Шумно втянув носом воздух, я сажусь на край кровати и, стиснув зубы до боли в зубах, раздвигаю ноги, радуясь тому, что подол платья не позволяет мне почувствовать себя уязвимой. Единственное, что помогает мне не струсить, это предвкушение момента, когда он будет опозорен собственной гордостью и упрямством.

Я не лгунья. И скоро он в этом убедится.

— Хочу видеть твое лицо, — заявляю на последнем вздохе, мечтая казаться смелой, но бешено бьющаяся жилка на моей шее выдает меня с потрохами.

Не успеваю взвизгнуть, как мое лицо вжимают в матрас. И теперь я чувствую лишь его ладонь, схватившую меня за шкирку и пригвоздившую в позорной позе попой кверху.

— У шлюхи нет этого права, — раздается рычание над моим ухом, но я вздрагиваю не от этого. Шелест одежды запускает в крови новую порцию жидкой паники, но у меня нет ни малейшей возможности пошевелиться, а потом между ягодиц проскальзывает что-то большое, горячее и гладкое, и вскоре до моего испуганного мозга доходит, что это. Удовлетворившись моей реакцией, он презренно хмыкает, склоняясь к моему лицу еще ближе: — Ты спала с моим братом?

Какую игру он ведет? Почему противоречит сам себе?

— Боишься, что не сможешь переплюнуть его?

Зажмуриваюсь, приготавливаясь к боли… и жалею о последних словах, как только слышу утробный звук из его горла:

— Sharmoota Haygana (прим. от автора — похотливая сука)

Резко надавив на вход, он врезается в меня одним грубым толчком. Настолько грубым, что я выгибаюсь дугой, теряясь в адском пламени боли, охватившей каждую клеточку моего тела.

Еще одно движение, и я с ужасом понимаю, что он еще не вошел полностью.

Я допустила ошибку, когда решила, что смогу все это выдержать…

Рот распахивается в немом крике, он кажется мне бесконечным, и, ощутив горячие дорожки слез по щекам, я утыкаюсь лицом в простыню, чтобы заглушить новый крик. Меня будто разрывает на части. Такой сильной боли я еще не чувствовала ни разу в жизни, это пугающее открытие утаскивает меня на самое дно агонии.

А самое ужасное в том, что моя естественная преграда не остановила Джафара, и он продолжает вонзаться в меня снова и снова. Я все еще стою на коленях только лишь за счёт его мощных рук, держащих меня за бедра и толкающих к новой вспышке боли.

Столько лет я берегла себя, чтобы потом позволить растоптать свою единственную драгоценность вот так?

Задыхаюсь солеными каплями собственных страданий. В ушах все гудит, но изредка, словно сквозь слой ваты, до меня долетают рычания Джафара о том, какая я узкая, и что-то еще, только не получается разобрать… Я будто на короткие мгновения теряю сознание от нарастающей внутри меня агонии. Но я терплю. Изо всех сил, что с каждой секундой испаряются подобно каплям воды в пустыне. Горло горит огнем от вырывающихся животных звуков, кажется, оно разодрано в кровь, и, чтобы приглушить их, вгрызаюсь зубами в собственную руку и прокусываю ее до металлического привкуса.

Я позволяю ему ломать себя. Быстро. Грубо. Сильно. Он не останавливается ни на секунду. Трахает все глубже и глубже, пока я не ощущаю, как по моим бедрам начинают вытекать первые горячие капли. И по специфическому запаху крови, вмиг проникнувшему в мои ноздри, несложно догадаться, что это доказательство моей жестоко потерянной девственности.

— Проклятье, — раздается надо мной сдавленный мужской стон, прежде чем он выходит из меня, заставляя испытать поистине адскую боль, и я больше не в силах сдерживать своих рыданий. Под собственный вопль падаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Я не знаю, кончил ли он или остановился, потому что заметил свою оплошность. Не знаю и знать не хочу, даже не смотрю на него. Внутри все горит огнем, душит до самого горла. А потом сквозь отголоски пульсирующих мук я улавливаю в образовавшейся тишине его громкое дыхание.

— Джансу… — задыхаясь, — у тебя… Что за… Кууусссоомак!

Зажмуриваюсь и содрогаюсь от новой волны истерики. Поражение в его голосе приносит мне ещё одну порцию боли. Он животное. Жестокое. Бесчеловечное. И ему нет дела до того, что он только что сделал со мной.

Это чудовище не может сожалеть. Не верю.

Матрас прогибается, и я дергаюсь, сжимаясь еще сильнее, не желая ощущать на себе его грязные прикосновения.

Но как бы не так. Джафар нависает надо мной и осторожно отводит несколько прядей от моего заплаканного лица, а когда просовывает ладонь под мою щеку, чтобы повернуть к себе, я тут же уворачиваюсь. Шарахаюсь от него, потому что противно мне.

Не хочу.

— Посмотри на меня.

Нет. Ни за что.

Трясу головой, буквально задыхаясь отравляющими меня чувствами. И, к моему ужасу, они лишь усиливаются. Так же, как и желание всадить нож в его черное сердце.

— Все еще сомневаешься в моей чистоте? — горький шепот прерывисто слетает с моих искусанных в кровь губ. — Или тебе мало? Хочешь продолжить?

Не смотрю на него, но ощущаю его тяжелое порывистое дыхание.

— Нет. Джансу…

Я не выдерживаю нежности в его голосе и тут же впиваюсь в него таким ненавидящим взглядом, на какой только способна. А в ответ он бьет меня пустотой чёрных потускневших от вины глаз. Лжец.

— Либо заканчивай, либо уходи! — цежу сквозь зубы. — Мне не нужна твоя жалость!

Но, к сожалению, я не справляюсь с ролью железной леди и начинаю плакать ещё сильнее, снова прячась, свернувшись в калачик.

«Уходи. Уйди-и-и.»

Мысленно кричу я. Молю. Требую.

И словно услышав эхо моей нестерпимой боли, Тень, нависающая надо мной, исчезает, как и давление с матраса. Но я все также не шевелюсь. Напоминая собой дрожащий клубок оголенных нервов. И только хлопок двери свидетельствует о том, что он ушел.

Ушел, оставив от меня истерзанную и потрепанную оболочку…

Я даже не помню, как отключилась, а проснувшись на утро, все еще не могла пошевелиться, нижняя часть тела казалась онемевшей.

На тумбочке рядом с кроватью я замечаю поднос. Игнорируя его, выпиваю стакан воды и снова отворачиваюсь, продолжая оплакивать всплывающие кадры прошедшей ночи, что с ужасом появляются в моей памяти все ярче и ярче… И мне не под силу стереть их.

Я плачу весь день, боясь покидать кровать, а тем более комнату, боясь встретиться с ним.

Я еще не готова, и, наверное, никогда больше не буду.

Так и лежу, уткнувшись носом в одеяло, до самых последних лучей солнца, но и тогда встать не получается потому что веки тяжелеют, и я вновь проваливаюсь в дрему.

Правда, уснуть мне мешает звук открывшейся двери. Тело вмиг приходит в напряжение. Сердце замирает, прежде чем сорваться в галоп. Только не он…

— Джансу, — осторожно зовёт… Вазира и я облегченно выдыхаю, но, не получив от меня и звука, она сама прокрадывается к кровати. — Что произошло? Тебе плохо? Встать сможешь? — женщина убирает волосы с моего лица, но я останавливаю ее, перехватив руку.

— Вазира, оставь меня…

Слышу сочувственный вздох.

— Не упрямься. Я пришла помочь. Знаю, что господин провёл с тобой ночь и повёл себя грубо. Поэтому я здесь, — ее голос опускается до шепота, — один человек хочет помочь тебе.

Зажмуриваюсь, ощущая, как она начинает действовать мне на нервы.

— Я помогу тебе сбежать, — секунда и мое раздражение гаснет. — Только нужно идти сейчас, пока господин пьян и спит. — Теперь ее тон переходит на причитание. — Не знаю, что между вами произошло, но я впервые вижу, чтобы он столько пил. Слуги только и таскают в его комнату вино, а младшего эмира он с позором выставил прочь из дворца.

От услышанного в груди поднимается ворох тревожных эмоций.

Подрываюсь сквозь тупую опоясывающую боль, но от резкого движения она становится еще острее. С губ срывается полустон, однако у меня получается ухватиться за руку Вазиры, чтобы прошипеть ей:

— Я не хочу слышать ни о твоем господине, ни о его проклятом брате! Мне плевать! Пусть хоть сдохнут оба. Понятно? Но если ты поможешь мне сбежать, я никогда не забуду о твоей доброте. Все молитвы посвящу тебе! Только помоги мне исчезнуть отсюда! Помоги-и-и, Вазира! — с отчаянием умоляю ее о помощи.

В ответ она с минуту изучает мое лицо, прежде чем прошептать:

— Я помогу. Идем. Нет времени переодеваться, но, когда ты доберёшься до первого пункта, тебе дадут чистую одежду, еду и немного денег. Дальше придется самой. Но на первое время тебе хватит.

— Я согласна. Согласна, Вазира! А кто, — нервно облизываю распухшие губы, — кто мне хочет помочь?

Мне хотелось прокричать это во все горло, потому что я мечтала исчезнуть и прямо сейчас. И вскоре сквозь боль передвигая ногами, я уже следую за Вазирой по темному дворцу, слушая ее советы, не упуская ни единого слова, пока мы не останавливаемся у какого-то подсобного помещения. Она прощается со мной и выводит меня через чёрный выход на улицу, где помогает мне залезть в кузов машины и прикрывает клеенкой…