Одержимость шейха

Глава 3. Грязь не намерена подчиняться тебе

Шаги Заремы стихли, оставив мне шум собственного перепуганного сердца. У меня что, судьба такая? Встречаться с этим мужчиной, будучи обнаженной? Но самое ужасное, что я не в силах даже прикрыться от него. Боюсь, любое движение может стать последним, потому что сейчас мы одни. А его промедление напоминает опахало, с каждым взмахом которого воздух накаляется до горящих искр и проникает в самые недра легких. Я горю. Так и есть. Не знаю, сколько проходит времени, пока я принимаю свое ничтожное положение, но усиливающееся покалывание на коже буквально кричит о том, что мужчина пожирает меня взглядом, а шорох свидетельствует о неизбежной близости…

Вздрагиваю, когда ощущаю тепло мужского раскаленного дыхания на своем плече, на мгновение сердце перестаёт биться, забравшись куда-то под ребра. А потом Тень делает то, что пугает меня ещё больше и противоречит всем его предыдущим высказываниям обо мне: он практически касается носом моей кожи и медленно вдыхает мой запах, выпуская из своих глубин какой-то поистине животный звук, от которого волосы дыбом становятся, а мне и вовсе исчезнуть хочется.

Хмыкает, неспешно распрямляя плечи позади меня, но остается в такой же близости. Могу судить это по тени, возвышающейся надо мной. И жару, исходящему от него, что подобно металлическим иголкам пробирается под кожу, будто там спрятан магнит, притягивающий каждый вздох мужчины.

— Пахнешь цветами, а не грязью, — его голос жестокий, грубый и звучит так близко, что парализует, в то время как шероховатые пальцы уже завладевают новой территорией, с удивительной нежностью пропуская прядь моих влажных волос. — Но твоя грязь глубже, ее не смыть водой. — Сглатываю, чувствуя, как он ведёт вдоль позвонков большим пальцем. — Что мне с тобой делать?

В груди немеет от того, как быстро колотится мое сердце.

—Лучше умереть, чем считаться грязью и падшей женщиной.

Последние слова буквально полоснули мой язык. Я даже глаза прикрыла от страха. Что помешает ему выполнить сейчас то, что бросил ему мой глупый язык? В ужасе ожидаю последствий из-за своей дерзости. Но вместо ожидаемой ярости позади меня раздается глубокий тихий смех. Только в нем нет ничего доброго.

— Глупая женщина. — Вдруг он хватает меня за затылок и жестко сжимает, запрокидывая мою голову и обжигая шею рычанием: — Ты можешь не рассчитывать на смерть. Я достану тебя, даже если придется спуститься за тобой в ад. Не смей мне больше этого говорить. Поняла? Только я решаю, жить тебе или умереть! Ты услышала меня? — его пальцы едва ли не хрустят от того, как сильно он сжимает мои волосы, которые мгновение назад боготворил нежностью. А я глотаю стон боли. Один за одним, вспоминая, что в моих руках есть осколок, который я могу всадить ему в глотку… или себе. — Чего же ты медлишь? — опаляет жаром ушную раковину, будто слышит, проклятый, мои мысли.

Тяжело дыша, я сглатываю, не рискуя обострять и без того накалённую обстановку. И тут же получаю маленькую поблажку, когда он ослабляет жестокую хватку, правда ненадолго. Уже через мгновение Тень так резко меня разворачивает, что я не успеваю опустить глаза. Не смогла бы, даже если бы захотела. И очень быстро жалею об этом, когда прихожу в себя, услышав звон выпавшего из моей руки стекла. Секунда, две, три. Осколки разлетаются у наших ног, но совершенно не это заставляет мое тело одеревенеть.

Шрам, кусочек которого мне удалось разглядеть ранее под арафатком, теперь предстаёт передо мной во всем своем величии, пересекая правую часть лица от лба до самого угла рта и уходя кривым рубцом на смуглую шею. Будто разделяя этого мужчину на до и после. Его шрам настолько большой и грубый, что страшно представить причину его появления, будто раскаленной саблей разорвало кожу. Он подобно огненной реке, руслу, которое вечно напоминает своему хозяину о жутком дне, когда он получил свое увечье.

Вдруг, встретившись с его горящим злостью взглядом, я наконец понимаю, что смотрю туда, куда не положено, и сконфуженно прячу глаза в пол, буквально задыхаясь от всего, что происходит. Зачем я так рассматриваю того, кто может убить меня?

Хватка на моем затылке возвращается, и теперь мне приходится подняться на носочки, чтобы облегчить жжение, но открыть глаза больше не рискую.

— Что? Больше смотреть не хочешь? — едкая усмешка. — Испугалась? Противен тебе твой господин?

Еще более сильный страх сковывает мою душу, заставляя трепетать перед Тенью. Но не шрам пугает меня. Далеко не он.

— Шрамы — это история, — шепчу тихо. — Я не испытываю к ним отвращения.

Затишье перед бурей.

А мне хочется рассеяться звёздной пылью в воздухе и отдаться ветру на спасение.

Но горячие пальцы, сомкнувшиеся на моем подбородке, вмиг выбивают из головы глупые мысли о спасении. А потом мужчина хмыкает, проводя пальцем по моей нижней губе.

— Глупая, смелая, честная. Опасное сочетание для женщины, — его голос сейчас теплый, хриплый, и меня страшит эта перемена. Ему понравился мой ответ. В этом причина? — За твою честность я позволю тебе раскаяться.

Раскаяться? За то, чего не делала? На долгую минуту я даже задумываюсь над тем, чтобы принять милостыню, но любая мысль о том, какое будущее меня будет ждать, прими я на себя клеймо шармуты, тревожит и толкает на безумство.

— Мне на за что раскаиваться.

Рык.

— Кус ом мак! (прим. автора — мат. ) — Он встряхивает меня, как набитую сеном куклу, а затем прижимается губами прямо к уху. — Твой язык тебя когда-нибудь убьет.

Тень еще сильнее сжимает меня в своих лапищах, и, кажется, я даже чувствую, как его трясет, а в местах, куда впиваются грубые пальцы, едва ли не трескается кожа. Если потребуется, без ножа разорвет и кости из меня вырвет голыми руками.

Почему так злится? Что ему до моей чистоты? Зачем вообще забрал, если так противна ему? Бросил бы ко всем своим подстилкам и дело с концом...

Но вместо этого он держит мое тело в плену и буквально испепеляет необъяснимой злостью. И я не знаю, почему он сдерживает себя. Будь на моем месте другая, наверное, давно бы приказал высечь ее плетью за подобные выходки. А со мной что?

Я ведь не один повод дала наказать себя. Терпит? Но зачем? Да и я была бы умнее, согласись на все, лишь бы гнева этого мужчины избежать, только я будто пью эту незаслуженную ненависть. И пусть даже я отравлюсь ею, зато не предам себя. А адреналин, мчащийся по моим венам, лишь подстегивает меня не сдаваться. Не останавливаться.

— Может, и убьет, — дыхание дается с трудом, — а может, поможет обрести свободу…

Хватаю ртом воздух и понимаю, что еще немного, и он лично отрежет мне язык за то, что дразню в нем зверя. И такого зверя я еще не встречала. Кажется, еще мгновение, и он вырвется из клетки, чтобы показать истинное лицо своего хозяина. В нем будто борются две сущности. И одной из них нравится то, что я не боюсь его. А может, и боюсь, просто гордость еще живая, а с ней и смелость моя глупая. И пока во мне есть место борьбе, никогда не склонюсь перед мужчиной, считающим меня грязной вещью. От несправедливости, свалившейся на мою голову, снова обида волной вздымается. Я не заслужила такого отношения! Ничто не дает ему права унижать меня. Ни ему, ни кому-либо другому. Всевышний знает о моей честности, я знаю. Если и умру, то с чистой совестью.

— Сколько тварей успело поиметь тебя? М? — ощущаю на задней поверхности шеи грубую ладонь, грозящую свернуть ее при первом же неверном ответе, но пока он лишь сминает, захватывая часть волос на затылке, одержимо как-то, и еще сильнее оскалом в щеку врезается. — Почему от осмотра отказалась? Хочешь, чтобы я проверил своим способом?

От невыносимой близости начинаю сходить с ума, гореть, будто брошенная в самое пекло пламени, это его тело так горит, чувствую даже сквозь одежду, которая есть только на нем. И с каждой секундой волна за волной меня накрывает этим жаром все больше и больше. Я упустила момент, когда все вышло за пределы разумного, и теперь этот зверь пугает меня иначе. К ненависти я привыкла, но тут что-то другое. Что-то странное. Тяжелое. Неизвестное. Зарождающееся где-то глубоко во мне. И самое страшное — я не могу понять причину этого тревожного ощущения.

Глухо выдыхаю, все также избегая встречи с его взглядом. А он не сводит своих глаз с меня. Чувствую. Это невозможно игнорировать.

Впервые Тень так терпеливо ждет моего ответа, только нет у меня сил говорить, я уже и не помню, что он спрашивал, разум предает. Оставляет один на один с чем-то ранее незнакомым мне.

В попытках не задохнуться в приближающемся безумии неосознанно кладу руки на крепкую мужскую грудь, но тут же одергиваю их, как от огня, способного в миг изуродовать мои нежные ладони. Но все заканчивается, когда Тень одним движением мощной руки перекрывает мне кислород.

Ну и пусть задушит, не хочу я жизни в этом дворце. Чужая здесь я. Не он, так Зарема или Зураб со свету сживут, а если и оставят в живых, то превратят мое существование в сущий ад. До сих пор угрожающие слова Зураба звучат в моей голове.

«Надеюсь, господин отдаст тебя мне, у меня для таких, как ты, есть клиенты».

«С твоей красотой можно разбогатеть. Не вздумай пытаться забраться под кожу нашему господину. Потеряла ты это право».

А позже ко всему прочему присоединяются еще и проклятья Заремы. В итоге все угрозы, ранее сыплющиеся в мою сторону изо рта гадюк, превращаются в калейдоскоп эмоций, коварно затягивающих меня на самое дно. Правда, в следующее мгновение с того самого дна меня рывком достает голос дьявола, а вместе с ним в горящие легкие врывается глоток воздуха, отравленного запахом этого мужчины.

— Молчишь, когда я требую ответа, и говоришь, когда молчание могло бы стать твоим спасением, — усмехается злобно, опаляя ушную раковину, и проводит большим пальцем мне по горлу, пока я пытаюсь вернуться в реальность. — Как быстро ты пожалеешь о своей дерзости, глупое создание?

Я все так же прерывисто хватаю ртом воздух, отчаянно пытаясь подавить головокружение, которое лишь усиливается от частого дыхания, но каким-то чудом мне удается выдавить из себя хриплое:

— Ты злишься, потому что грязь не намерена подчиняться тебе?

Это последнее, что я говорю, прежде чем мои ноги отрываются от пола, и только хруст стекла под его обувью заглушает мой сорвавшийся с губ писк.

Я теряюсь в напоре этого мужчины. Он уничтожит меня. И я понимаю это слишком быстро...

Удерживая меня одной рукой в подвешенном состоянии, второй рукой он заходит на территорию, которую я желала разделить однажды лишь с одним. Зажмуриваюсь, когда, прижатая к его телу, я сталкиваюсь лопатками с холодной мраморной стеной, а грубые костяшки мужских пальцев касаются моего подрагивающегося от частого дыхания живота. И вновь утробное рычание оглушает где-то над макушкой. Его так много. Он повсюду.

Дрожа каждой клеточкой тела и кусая губы в кровь, я молюсь, чтобы этот мужчина не забыл о том, что я грязная, недостойная, и сейчас готова признаться во лжи, лишь бы только он убрал свои руки от моей кожи.

— Мой господин сам себе противоречит, — судорожно тараторю я все что не попадя, лишь бы помогло остановить его. — Если я грязь, зачем трогаешь?

— Мой господин, — повторяет мои слова. — Сколько лжи в твоих словах.

Внезапно большая ладонь накрывает мое лоно, и я распахиваю глаза, с ужасом цепляясь за широкие мужские плечи, прежде чем вижу то, что окончательно лишает меня дара речи. Его горящий чем-то опасным взгляд. Взгляд голодного зверя, которым он прямо сейчас подавляет меня.

— Сколько страха и непокорности в твоих глазах. Но твое тело.

Он обманчиво нежно обводит чувствительную точку там, где еще никто и никогда… трогает то, что до этой минуты не было осквернено. Даже я не осмеливалась испытать то, о чем говорили мои сверстницы. А сейчас вот так просто меня заставляет дрожать тот, кто вызывает ужас одним лишь взглядом и отвращение, когда открывает свой рот, оскорбляя меня. Я не должна так реагировать, не должна хотеть узнать, что ждёт меня дальше за этим нарастающим внизу напряжением, обжигающим подобно огненному шару, и только его голос отрезвляет меня от происходящего хаоса.

— Твое тело покоряется мне, чувствуешь? Чувствуешь, какая ты мокрая? Как бы ни просила, оно не слушает тебя, оно слушает мои пальцы, — и в доказательство своих слов Тень углубляет свои ласки, вынуждая сдаться стоном и выгнуться, позволив затвердевшим соскам потереться о грубую ткань его джалабии. — Твое тело способно на такое же предательство, как и твой язык. Только в отличие от последнего, — он кусает меня за мочку, выпуская из себя глухой звук, и я взвизгиваю, прежде чем снова слышу тяжелый мужской шепот, — твое тело не врет мне, моя маленькая шармута.

Шармута. Слово бьет по мне молнией, и я буквально вырываюсь из шокового оцепенения, упершись одной рукой в каменное плечо нависшей надо мной скалы.

— Нет… — задыхаясь, я нахожу в себе силы вцепиться в его руку. — Хватит… Не надо… Мне не нравится...

Внезапно мои руки попадают в плен и тут же оказываются прижаты к стене над моей головой. Мне даже приходится встать на носочки. Удерживая меня одной рукой в подвешенном состоянии, вторую Тень вновь запускает в мои волосы на затылке, рывком притягивая в горячую близость своих губ.

— Не смей мне говорить НЕТ! Не смей врать и указывать! — обдает гневом, прежде чем немного понизить грубый голос: — Запомни, ты принадлежишь мне, только я вправе распоряжаться твоим телом, только я решаю, когда хватит, но я предоставлю тебе один выбор, — он слегка отстраняется, по-прежнему удерживая меня под прицелом диких глаз, но я все же замечаю, как мужчина тяжело дышит. — Не вздумай опускать руки, ясно? Держать их над головой.

Тень дожидается моего неуверенного кивка, а потом, сжав волосы в кулак чуть крепче, второй рукой вновь проскальзывает между моих ног, мгновенно сбрасывая меня в омут пугающих ощущений. Резкий вздох оказывается предателем. А ему нравится видеть мою уязвимость перед ним. Но я отчаянно пытаюсь противостоять неизведанному... Кусаю губы, переплетая дрожащие пальцы рук в замок и пряча от него свою слабость, правда, вскоре с крахом терплю поражение, понимая, что тут я бессильна...

— Тебе выбирать, что ты будешь получать от меня, — с рычанием, он обводит пальцем вокруг моего пульсирующего эпицентра, отчего и без того дрожащие колени подгибаются, вызывая на мужском лице самодовольную ухмылку, — ласку, — еще одно движение, и мои глаза закатываются, еще, и я царапаю стену, потом еще и еще.

Тень не останавливается до тех пор, пока мои бедра уже сами не начинают выписывать круги в поисках облегчения... Неожиданно все прекращается. Он издевается надо мной?! Я тут же распахиваю глаза и возвращаюсь в реальность, готовая взять нож и изрешетить низ живота, чтобы избавиться от того, что теперь там происходит.

— Или боль, — хрипло произносит он, после чего дергает меня за волосы так, что я глухо стону, отвлекаясь от дикой пульсации между ног и невольно цепляясь за его крепкую кисть, чтобы облегчить боль. — Выбор за тобой. За непослушание ты также понесешь наказание. Неделю будешь выполнять все, что входит в обязанности прислуги. Хоть один донос на твое неповиновение, и я запру тебя в подвале и, если потребуется, закую в цепи, как животное. Я сделаю так, что ты сама будешь умолять раздвинуть себе ноги, чтобы доказать мне то, что я должен был узнать по возвращению домой. У тебя был шанс сделать это по-хорошему. Теперь же ты будешь получать то, что заслужила. А за свою дерзость пройдешь обучение по придворному этикету. Ты должна хорошо знать правила поведения, девочка.

Тень отпускает меня так резко, что я едва ли не сползаю по стенке. Но мне удается сохранить вертикальное положение, не смотря на дрожь в ногах. Делаю успокаивающий вздох и начинаю растирать горящий затылок, краем глаза замечая, как небрежно он вытирает влажные пальцы, которые секунду назад были между моих ног.

— Прибери здесь за собой.