Одиночество вдвоем

Глава 10 CЛЁЗЫ И УТЕШЕНИЕ

Когда последняя из любительниц утреннего кофе ушла, чтобы посетить кружки по интересам, я поймала свое отражение в зеркале спальной и вспомнила предупреждение Ловли: мать обязана безупречно выглядеть. Я вспотела в розовом кардигане, а во рту были остатки овсяного печенья.

Джонатан скрючился в ванной, губы свела кривая гримаса.

— Как самочувствие? — спросила я.

— Как я выгляжу?

Давно я не видела Джонатана голым. У него были нежные, немного женственные плечи, а грудь покрывал блестящий пушок светлых волос. Хоть он и не занимался физическими упражнениями, находился тем не менее в неплохой спортивной форме. По крайней мере, брюшко у него отсутствовало.

— Ты хорошо выглядишь. — Мне было жалко смотреть на него. У меня было мало возможностей напиться, и я больше года не испытывала похмельного состояния. Были времена, когда и дня не проходило без этого отвратительного ощущения. Теперь же для меня было нормальным чувствовать, как мой пустой и проспиртованный желудок нуждался в яйцах, пуховом одеяле и темноте.

Интересно, стоит ли сбегать и купить ему настой чертополоха на молоке, который, по словам Бет, полезен для печени. Ей промывать желудок не надо: она пьет только в Рождество и то разбавленное водой вино. Я подозреваю, что ей доставляет удовольствие лишь приятный звук льющегося вина.

У Элайзы имелись и получше средства от похмелья. По утрам, когда ее всю трясет, она начинает рыскать по Интернету и пробовать рекомендации вроде какого-нибудь супа с говядиной быстрого приготовления с капелькой водки или рассчитывает отыскать редкое и, несомненно, эффективное средство, приготовленное из высушенного бычьего члена. Я решила не говорить об этом Джонатану.

— Ты в состоянии присмотреть за Беном, пока я приму душ и переоденусь?

— Посади его в детское автомобильное кресло, там ему будет хорошо.

— Потом я его возьму, и ты сможешь остаток дня потратить на лечение.

Я ждала от него благодарности. Но услышала лишь: «Хорошо».

К тому моменту, когда я встретилась с Элайзой, времени оставалось в обрез, надо было поспеть на съемки к половине четвертого. Однако мне очень хотелось сделать модельную стрижку. Элайза внесла меня в расписание своих основных пиаровских встреч с фотомоделями с таким расчетом, чтобы я смогла привести в порядок не только свою голову, но и свои мысли, не отвлекаясь на ребенка. Ее кредо: «Ты должна это сделать для самой себя. Прическа говорит миру, что творится внутри тебя. И ты хочешь этим заявить: “Я настроена позитивно. У меня все в порядке. Жизнь — прекрасна”». Да-а, а мои волосы способны только скулить: «Причеши нас».

Элайза ждала нас на улице у парикмахерской. На ней было кремовое платье до колен и изящные серебряные серьги-обручи. Я опасалась за эти серьги.

Бен привык хватать висящие предметы, так что я перестала носить какие-либо украшения.

— Что ты собираешься с ним делать? — спросила я.

Улыбка застыла на ее губах.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же знаешь. Как ты собираешься провести час?

— Час? Что, на это потребуется столько времени? — быстро пролепетала она.

— Думаю, да. А у тебя сколько уходит на прическу?

— Я могла бы взять его в офис, я уверена, что он будет спать, — спокойно сказала она.

— Он уже два часа спит. К тому времени проснется.

— Да? Я думала, дети спят долго. А что, если мне взять его в галерею? Это могло бы успокоить его.

— По-моему, было бы здорово. Я посидела бы в парикмахерской. — Какой-то женщине делали массаж головы. Всякий раз, когда распахивалась дверь, оттуда доносился запах карамели. — По крайней мере, там будет все необходимое для смены белья, — добавила я. — Возьми, тебе понадобится это.

Элайза посмотрела на сумку для сменного белья, явно выражая желание вернуться к работе и беседовать с агентами модельного бизнеса. Сумка была размером с подушку с повторяющимися узорами скачущих лошадей пурпурного цвета.

— Он что, собирается… испражняться? — спросила она высоким голосом.

— Думаю, что нет, и, надеюсь, что тебе повезет.

— Я уверена, он этого не сделает, — произнесла решительно она.

Парикмахеру около девятнадцати лет, его волосы щегольски вьются в стиле ретро шестидесятых годов. Он явно удивлен тем, что я оказалась матерью светловолосого создания мужского пола, и поэтому решил ничего не говорить.

Просто здорово. С тех пор как у меня ребенок, я разучилась общаться с молодыми людьми. Возможно, это побочный эффект совместного проживания с Джонатаном. Как-то вечером он по ошибке включил телепрограмму «Лучшие хиты». Группа молодых ребят сидела на высоких табуретах, их голоса звучали очень эмоционально.

— Им это нравится? — спросил он.

— Кому — им?

— Молодежи.

Я краем глаза посмотрела на него. Ему было лет тридцать пять, а он вел себя так, как будто никогда не был молодым. Ребята, которые шатались по нашей улице, раздражали его. Однажды вечером крупного телосложения парень уселся на капот нашей машины. Джонатан прогнал его, отчитав как следует. Парень только смеялся, поплевывая на дорогу. На следующее утро мы обнаружили бутылки из-под сидра, вставленные в горшки с лавандой.

Станет ли Бен таким же? Может, будет презирать меня. Ты растрачиваешь по мелочам свои тридцать, сорок лет, заботишься о том, чтобы твой сок, влитый в детское тело, не пропал зря и в итоге как вознаграждение получаешь гормональное животное, которое относится к тебе со смешанным чувством восхищения и неприязни, как при виде потрошеной рыбы.

— Хорошо спали в последнее время? — спросил парикмахер.

— Да как обычно. У меня ребенок, и это трудно.

— Я бы не смог с этим справиться. Я не хочу детей, по крайней мере пока не исполнится тридцать лет.

— Совершенно справедливо, — ответила я своему отражению в зеркале. — В вашем возрасте я тоже не была бы к этому готова.

Его лицо расплылось в фальшивой улыбочке, и он принялся с такой быстротой резать ножницами, что у меня возникло чувство, будто он хочет побыстрее от меня отделаться ради какой-нибудь нежной девушки, чтобы творить с ней чудеса.

— Чем будете заниматься днем? — спросил он со скучающим видом.

— Поведу свое чадо на распределение ролей для коммерческих фотосъемок. Он у меня вроде фотомодели, возможно, вы его видели.

— В самом деле? — Парикмахер засиял. — И где он снимался?

— В массовках. Постоянно в работе. Для меня утомительно, но, по крайней мере, есть лишний повод выйти из дома.

— Вам это необходимо, — ответил парикмахер. — Я иногда подрабатываю фотомоделью. Это для меня случайная работа, за которую я берусь, когда захочу. Вообще-то, я — актер. — Он дернул за концы моих волос и побрызгал их лаком.

— Вам нравится? — спросил он и улыбнулся по-настоящему.

— Нравится, — смущенно ответила я.

Бен и я с новомодной стрижкой подъехали к четырехэтажному дому с плоской крышей в 15.37, опоздав лишь на семь минут. Мой сотовый зазвонил в тот момент, когда я пыталась сложить коляску, держа Бена на руках. Это был звонок из дома. Я не могла сказать Джонатану, где мы находимся, пока его печень не придет в норму.

Комната для проб находилась на верхнем этаже, там царило столпотворение взрослых. Дети тем временем расположились на ковре, собирая конструктор «Duplo». Женщина с уставшим видом дала мне бланк, который я подробно заполнила, указав имя, возраст, размер Бена и агентство. Графу «особые таланты» я заполнять не стала.

— Обычный, — произнесла женщина в свободном платье из плотного бархата, поправляя съехавший берет, который своей формой напомнил мне суфле. Она провела мокрым носовым платком по челке своей дочери. — Вы представляете? Всю неделю она выглядела идеально, а сегодня упала и ударилась лбом о тротуар.

— С виду ничего страшного, — успокоила я ее.

— Да, конечно. Только плачет. Мне надо бы промыть ушиб, но я боюсь, что от этого она будет выглядеть еще хуже.

— Вы же не хотите, чтобы туда попала инфекция? От этого может быть нагноение и заражение крови.

На девочке с ушибленным лбом было закрытое платье из той же ткани, что и у ее матери. Я усадила Бена с детьми и открыла журнал Элайзы на странице с фотографией, на которой были запечатлены мой сын, Ферн, в платье оранжево-розового цвета из мягкой ткани, и мужчина, который не был фотомоделью.

— Ах, дорогая, Рейвн выполняет важную коммерческую работу, — раздался голос женщины в берете.

Рейвн вертела руками резинку на шее своего платья. Ее не радовала перспектива играть главную роль в коммерческих проектах. Концы ее волос были мокрыми. Девочка, играя, тянула себя за локоны и зачем-то их лизала.

— Перестань, Рейвн, — произнесла мать.

— Долго вы ждете? — спросила я.

— Двадцать минут. Хорошо, если бы все прошло довольно быстро. Они сначала смотрят старших, потом тех, кто младше, и лишь в конце — младенцев. Здесь можно сидеть часами.

Джонатан, наверное, все еще парится в ванной, и, надеюсь, нескоро еще вспомнит о нас.

— Хотите посмотреть подборку, посвященную Рейвн? — спросила женщина.

Мне неудобно отказываться.

— Вот, — сказала женщина, протягивая мне толстую папку, набитую журнальными вырезками, которые были аккуратно наклеены на белый лист формата А4 с проставленными карандашом датами и пометками типа «Требуется финансирование» и «Рейвн выполняет кувырок».

— Боже, Рейвн приходится столько работать.

— На нее большой спрос. Для меня это выливается в полный рабочий день, как у няньки, точно.

— Вас это не напрягает? Может, стоит частично отказаться?

Она замотала головой, отчего ее берет опасно подпрыгнул.

— Для Рейвн создается финансовый фонд. Вы кладете заработки вашего ребенка на счет, пока он не повзрослеет.

— О да, конечно, — сказала я быстро.

— Рейвн? — Женщина с утомленным лицом поманила рукой бархатный дуэт.

Рейвн чопорно направилась сквозь толпу родителей и их отпрысков к двери с табличкой: «Идут пробы. Просьба не входить, пока не вызовут. С ребенком — только одна сопровождающая».

Ближе к вечеру Бен заснул, играя с «Duplo», и я решила, что о нас забыли. Что нам делать, — шататься, пока не появится смотритель и не погасит свет? Я потащила Бена в детскую раздевалку и вынула подгузник, который Элайза так сильно застегнула, что на бедрах выступили красные пятна. Я его выбросила в мусорный ящик. Бену стало совсем плохо от всех этих модельных дел, и я решила незаметно проскользнуть в лифт и отправиться домой, сказав Джонатану, что мы ходили по магазинам. Такая маленькая ложь во спасение.

— Бен? — раздался голос женщины с усталым лицом. — Мы вас вызываем. Пожалуйста, вы не могли бы пройти с ребенком?

При виде темной комнаты Бен утыкается носом в мой кардиган.

— Привет, Бен. Ну как у тебя сегодня дела? — произнес парень чуть-чуть старше парикмахера, который делал мне стрижку.

Бен еще сильнее прижался к моей груди.

— А он стеснительный? — спросил парень и посмотрел на свои часы.

— Это его первая проба, — объяснила я, — хотя он уже кое-что сделал для моей подруги. — И я открыла журнал Элайзы.

— Это более чем приятно. Нам требуется группа ребят всех возрастов, и мы подыскиваем тех, кто может сыграть эти роли. Они будут плескаться в лягушатнике с разными игрушками.

— Какими игрушками?

— Маленькими водяными пистолетами, шампунями, гелями для душа, кондиционерами для волос.

— Кондиционерами? Для младенцев?

— Новый продукт. Дети всех знаменитостей пользуются ими. Волосы становятся блестящими, их легче расчесывать. Вы не могли бы посадить Бена на коврик?

— Он не может сидеть. Ему только четыре месяца. Он может только лежать на животике и немного отжиматься.

— Может быть, он слишком мал для этой работы? Вода и все такое. Хотя пускай все же попробует. Будет брызгаться, поиграет с другими детьми.

Я уложила Бена на пол, и он уткнулся лицом в коврик.

— Вы не могли бы попробовать поставить его на четвереньки? Мы хотим, чтобы было и в самом деле весело. Все эти маленькие водяные пистолетики как раз для этого.

Голова Бена чуть дрожа приподнялась. Его красное личико на мгновение возникло на мониторе, прежде чем его ручонки подогнулись, и он уткнулся носом в коврик.

— А что, если вам встать рядом с ним, может, ему будет приятнее, — предложил парень.

Я присела рядом с ним, надеясь, что мой зад не появится на мониторе и не заполнит весь экран.

— Бен, все хорошо. Ты можешь улыбнуться дяде? — ласково сказала я.

Вместо этого раздался тихий кашель, который устрашающе усиливался, переходя в отчаянное брызгание слюной. Я положила его на плечо.

— Боже, он задыхается?

— Это от эмоций. Захлебнулся своими собственными слюнями.

— Не беспокойтесь. У каждого бывают неудачные дни, — вздохнул он.

Я беру Бена одной рукой, пытаясь другой раскрыть коляску. Я трясу ее, но мне удается лишь с силой ударить колесами о тротуар. Щеки Бена пылают огнем. Он словно кол проглотил, когда я пыталась втиснуть его в коляску. Две похожие друг на друга женщины подошли к нам.

— Как прошло? — спросила одна мать.

— Отлично. Хотя никогда не поймешь, кто им нужен, ведь так? — пробормотала я.

Она нахмурилась при виде лица Бена, покрытого красными пятнами.

— Он чем-то расстроен. Поезжайте с ним домой. Я никогда не хожу с Рейвн на пробы, если она не в настроении.

— Сегодня она была в настроении?

— О да. Она очаровала их. Они даже не обратили внимания на ее лоб. Но, как вы правильно сказали, никогда нельзя ничего сказать точно. В этом вся прелесть. Правда, Рейвн?

Рейвн лизала ярко-оранжевое фруктовое мороженое.

— Мама, — хныкала она, зарываясь в глубокие складки ее бархатной юбки.

Джонатан выглядел полностью восстановившимся. Он уселся на полу около кухонной плиты и брызгал внутрь духовки из аэрозольного баллона с надписью: «Высокотоксичное вещество. Представляет большую опасность для глаз».

— Ты должен отдыхать, — сказала я.

— Мне лучше, когда я делаю что-то полезное. Чем занималась ты?

— Гуляла. Просто хотела, чтобы ты побыл один.

— У тебя стрижка.

— А, да. Взбрело ни с того ни с сего в голову, — ответила я, раздевая Бена до распашонки.

— Он выглядит отвратительно.

— В парикмахерской испортилось настроение, — сказала я, направляясь в спальню за чистой распашонкой, хотя он не нуждался в ней.

— Нина, — услышала я за спиной голос Джонатана.

Я открыла шкаф с носками, шапками и детским бельем, но распашонок там не было. Джонатан шел за мной, держа в руке баллон с аэрозолью. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я рассказала ему все. Облил бы он меня из баллона или нет?

— Мне нужно сказать тебе, — произнес он.

Я ласково улыбнулась ему.

— Великолепная прическа.

— Спасибо.

Он с любопытством посмотрел на меня, словно собирался рисовать с меня портрет.

— Мне нравится, как твои волосы лежат. У тебя теперь… немного нагловатый вид.

— Кажусь слишком юной, да?

— Нет. Но стала явно другой.

— Какой же?

— Больше похожа на ту… до рождения Бена. — Он подошел ближе. Инстинкт подсказал мне, что надо отодвинуться, если он вдруг захочет чего-то более конкретного: мои глаза, которые блуждали весь день по комнате, где проходили пробы, сейчас явно лгали. Но моя спина наткнулась на шкаф. Я оказалась в ловушке шведской конструкции плоской формы.

— Надо посмотреть, как там Бен, — сказала я быстро.

— Он пристегнут ремнями в своем кресле и никуда не денется.

— А что, если он заплачет?

Я почувствовала горячее дыхание Джонатана. От него пахло мятой и свежестью. Он сжимал в руках чистую распашонку. Я вяло обхватила его ноги своими ногами. Ничего ужасного не произошло. Я быстро «завелась» и поняла, что еще не потеряла своей рабочей формы.