Одиночный рубеж 2: Дети Смерти

Глава 25

Глава 25

От разговора отвлек песок, обильно высыпавшийся на наши головы. Инстинктивно тряхнув головой, я оглянулся. За спиной стояла разъярённая шаманка. Чуть поодаль за ней прятались смущённая нимфа и довольная как обожравшийся удав Лара. Лицо нашего жнеца сияло, спутать эту эмоцию с чем-либо другим было сложно.

– Подлый друид! – выкрикнула шаманка, будто расстояние между нами было не в пару шагов, а гораздо больше. – Да как ты мог? Ты всё специально устроил, чтобы Охотник обернулся против нас!

Я перевёл взгляд на нимфу. Циния смиренно стояла, и не думая изрыгать на меня проклятия. В отличие от взвинченной, словно пружина, Селесты.

– Ты! Ты опять сделал меня беспомощной! Зелёный садист!

– Уймись, – совершенно спокойно ответил я. – И взгляни на ситуацию со стороны. Ты ввалилась ко мне в спальню и отвлекла от очень важного процесса. Ты забрала с собой Цинию. И самое главное: ты попросила Охотника на ночь? А сама обдумала высказанное желание? С чего ты взяла, что я был на тот момент способен анализировать твои же слова. – Селеста в ответ сжала губы и со злобы топнула ногой, безмолвно выражая протест. – В следующий раз будешь внимательнее.

– Селеста, почему бы тебе и твоим сёстрам не пойти и не остыть в реке? – голос Двухсотого мгновенно выдернул шаманку из состояния ярости.

– Ещё неплохо было бы извиниться, – Вальора всё ещё вытряхивала песок из густой рыжей гривы. – Сейчас я ещё могу понять твои чувства, но в следующий раз жестоко накажу. – Лисица оскалилась.

– Простите, старшие, – буркнула шаманка и прошествовала мимо нас к воде. Следом за ней, словно свита, вошли в реку жнец и нимфа.

– А что это с ней? – спросил леший, когда девушки удалились на приличное расстояние.

Вальора явно с неохотой ответила:

– Селеста и Циния возомнили себя владычицами Охотника. Ну, он это мнение опроверг, полюбив наивных барышень.

– А жнец? – не унимался Двухсотый.

– А что с ней? – удивилась Вальора. – Ты же видишь, что она сияет как полированное зеркало. У неё всё хорошо.

– Ясно всё с вами, – не получив красочной истории, смирился леший.

– С Селестой вечно невнятные качели, – задумчиво протянул я, глядя на плавающую без особого энтузиазма шаманку. – То она умна и адекватна. Даже чаще полезна. То такой отвратительный характер включает, что туши свет. Злится, пререкается, ревнует.

На слове «ревнует» Вальора усмехнулась:

– Да как вас, мой лорд, вообще ревновать можно? Вы такой мягкий и сладкий, что подобное сокровище нужно делить между своими, родными. На всех хватит страсти и любви…

Да уж. Вот что значит строка в интерфейсе «ваши партнёры никогда не испытывают ревности». А именно – поделиться большим, добрым и светлым. Не так я представлял всеобщее обожание, не так.

– Я тебе, друид, даже завидую,– признался леший. – Эх, кто бы мной хотел так поделиться. А то что не женщина, то единоличница.

– Нечего прибедняться, – остановила воздыхания Двухсотого споровица. – Вот какого рожна жалуешься? Самому фейки чуть ли не в рот заглядывают, милости ждут.

– Все равно они перво-наперво к друиду тянутся, – возразил леший. – Ни к чему эти споры. С тобой, моя дорогая, не сравнится ни одна.

– Изыди, льстец, – шутливо прошипела Вальора. И обратилась ко мне: – Нет у Селесты ревности. И никогда не было, другое её мучает.

– А может быть, ты расскажешь более подробно? – попросил я.

На секунду Вальора замолкла, словно подбирая слова.

– Да, собственно, в двух словах и не опишешь, мой лорд. Показывать надо.

– Вальора, хвост твой рыжий!Ты видела Селесту лишь мельком, а уже всю подноготную выяснила. Как и когда? А теперь хочешь мне не только рассказать, так ещё и показать. Не тяни, показывай!

– Раз вы настаиваете, – улыбнулась Вальора и повела меня прочь от недоумевающего лешего. – Пойдёмте, мой лорд.

Мы пошли вокруг Древа, не доходя до алтаря. Лисица напряжённым взглядом всё выискивала нечто в траве.

– А вот и он! – радостно проинформировала лиска, срывая фиолетово-синий, небольшой грибок с юбочкой, как у мухомора. Вид этой пакости не вызывал никакого доверия. Вопросительно посмотрел на Вальору. – Вам нужно его съесть, мой лорд, – улыбнулась она, протягивая мне.

– Как-то не хочется, – отказался я, памятуя о том, что в моём мире от поедания неизвестных грибов не светит ничего хорошего.

– Не переживайте, мой лорд, – настаивала споровица. – Грибы – моя стихия. И ваша, кстати, тоже.

Вальора была права. Но я ничего не мог поделать со своим внутренним опасением. Видя моё замешательство, споровица забрала гриб, сжала его в ладошках. Сквозь пальцы просочились золотисто-фиолетовые искры. Когда лиска закончила, в её руках оказалась… конфета. Будто из дешёвой коробки «Ассорти», покрытая отвратной тёмной глазурью.

– Теперь, мой лорд, это выглядит для вас более съедобным?

Я закинул лакомство в рот, прожевал. Орехово-сливочный вкус напомнил о доме. Но примечательно было другое. Я сразу захотел сесть и сделал это. Каждая мышца моего тела стремилась к расслаблению. Вальора помогла улечься и крепко схватила меня за руки.

– Сейчас, мой лорд, вы проживёте самые страшные и тяжёлые моменты жизни нашей шаманки, – голос соратницы будто растянулся во времени и пространстве.

Перед глазами начали проявляться фракталы, уносящие с собой картинку действующей реальности в небытие. Как только окружающий мир смазался до узоров, в глазах начало заметно темнеть.

***

– Лия, принеси мне земляники! – прошу я сестру, которая собралась в лес со своими подружками.

– Селеста, хватит клянчить! – бабушка ворчливо прошла совсем рядом с нами, держа в руках горячий, пахнущий травами горшок. – А то она тебя когда без гостинцев оставляла. Иди с миром, дитя. И не забредай далеко, Кукшинш неделю назад в чаще медведя видел.

– Хорошо, бабуль! – улыбается Лия, уже надевая на себя заплечный кузовок, к котором лежит стеклянный бутылёк со спиртом и гвоздикой от комаров и нехитрый перекус: краюха хлеба, копчёное мясо и перья лука, которые очень резко пахнут. Настолько, что я едва сдерживаюсь, чтобы не наморщить нос. Лия обнимает меня и шепчет на ухо: – Земляники не обещаю, но что-нибудь обязательно принесу. Только бабушку слушайся. Ну, я пошла, к вечеру вернусь.

Всё происходящее я вижу от первого лица, осознавая, что я – это Селеста. Я – маленькая девочка, полная детских, наивных эмоций и простых желаний. И всё же живо понимание, что это – картинка из прошлого, пусть и содержательная, яркая.

Мир погружается во тьму, кадр сменяется.

***

Дверь нашего дома распахивается, и на пороге, пряча взгляд, возникает Кукшинш – глава охотников поселения. Бабушка часто рассказывала, что он хорошо читает следы и способен выследить оленя, даже если тот проходил по лесу неделю назад.

Бабушка поднимает заплаканное лицо и с надеждой в голосе спрашивает:

– Ничего?

– Ничего, – сухо отвечает Кукшинш. – Как сквозь землю провалились. Мы завтра обязательно возобновим поиски. На этот раз пойдём дальше на запад.

Я ему верю. Как и в то, что Лия с подружками жива. Бабушка ещё в первый день пропажи бросила руны: а они никогда не врут.

– Ну, я пойду. – Вид у охотника усталый, три дня подряд всё мужское население деревни рыщет по лесу словно стая ищеек.

Бабушка согласно кивает, Кукшинш поворачивается, чтобы уйти. В то же мгновение поднимается дикий собачий вой. Жалобный, полный страха. Бабушка приказывает мне спрятаться в дальней комнате, а сама потрошит резную шкатулку, в которую запрещала нам с Лией заглядывать, хотя там нет ничего интересного кроме плоского, размером с ладонь, агата.

– Селеста, прячься! – бабушка срывается на крик, и я в страхе убегаю, видя неестественное, серое свечение камня.

– Держи секиру крепче, Кукшинш. Это уже не они.

***

Мы уже целую ночь идём на запад через чащу леса. Иногда, когда строй поворачивает, я могу разглядеть силуэт Лии. Она будто изнемождена: движения угловатые, бледная, мерцающая в темноте кожа обтягивает худое тело. Только коса та же, с плетёным шнуром и узелками от всякого зла, которую заплетала ещё бабушка.

Нас немного: трое женщин из деревни, я и четверо мальчишек, ещё не доросших до периода мужества. Замыкают цепочку пленных шестеро подружек, сопровождавших тогда Лию в лесной поход. Такие же с виду, как и сестра, будто их поцеловал мрак.

И запах. Странный, приторно-гнилостный, из-за которого очень сильно тошнит.

Лесная поляна открывается совершенно неожиданно. Всех нас, деревенских, усаживают на колени. Рот, уставший от кляпа, болит, а пальцев рук я и вовсе не чувствую из-за плотной вязи пут у меня за спиной.

Высокий человек в чёрном с тонкими, будто у аристократа, чертами лица, проходится вдоль ряда пленных и выбирает первой меня. Он вытаскивает кляп и развязывает верёвку. Я тут же пытаюсь убежать, сорвавшись с места, но в последний момент меня ловят за шиворот и, несмотря на активное сопротивление, ведут к большому плоскому камню. Четверо, в каких-то драных одеждах и совершенно безэмоциональных мужчин держат меня за ноги и руки, очень крепко. Страх бьётся внутри холодным, мерзким комом, пытаюсь сопротивляться, не видя ничего кроме предрассветного неба. Человек в плаще, больно давит на челюсть заставляя открыть рот и вливает из позеленевшей медной чаши холодную, густую кровь. Я захлёбываюсь, пытаюсь выплюнуть эту мерзость, но жрец умело давит на горло, и пакостная жижа проникает внутрь. Затем все пятеро в унисон начинают бормотать невнятный речитатив, и моё вымотанное испугом и долгой ночной дорогой сознание меркнет.

***

Четыре года я была рабыней для рабов, которую гоняли в хвост и в гриву, регулярно раздавая ворох поручений по любым хозяйственным вопросам. Тех, кто не выполнял план, ждали розги или удары палкой по пяткам. Боли я очень боялась, а потому всегда исполняла приказы и даже сверх того: нередко на еженедельном распределении меня ставили в пример. Это очень льстило, но такое существование выматывало.

Загружали работой настолько, что к вечеру я падала от усталости и проваливалась в короткий, как мне казалось, глубокий обморок без сновидений.

Всё это время я мечтала только об одном: чтобы во мне кто-то из старших разглядел Дар и отправил учиться в Начальную школу. Зачастую забирали девчонок и помладше, но мой черёд так и не наступал.

В одну из ночей нас, только заснувших, а оттого плохо соображающих, выстроили на главной площади деревушки, где я находилась последние четыре года.

Ешё не отойдя от сна, не сразу заметила всадника на странном коне. Прибывшего полностью укрывал добротный тёмный плащ, а его питомец при каждом движении издавал странный скрип.

– Эту, вот эту и эту, – он указал пальцем на трёх моих подруг. – Я их забираю в Сальвир.

Сальвир! Этим девчонкам посчастливится попасть на дальнейшее обучение, а не жить вечными рабынями!

– Как прикажете, глубокоуважаемый Ошо. Переночуете здесь или сразу же двинетесь в обратный путь?

– Нет, мы поедем сейчас. Соберите им немного еды в дорогу, на пять дней, и дайте лошадей посвежее.

– Во Славу Сальвира! Сделаем всё, как прикажете.

Я не удержалась и заплакала. Ошо, кем бы он ни был, оглядел всех, но проигнорировал меня. Значит, я не имею даже зачатков Дара.

Всадник повернулся на звук. Приблизившись, он долго стоял надо мной, а я была не в силах вымолвить ни слова: вся воля уходила на то, чтобы не разреветься в голос.

– Её, пожалуй, тоже возьму. Хоть и есть у нас шаманы…

Так я впервые ощутила на себе, что значит слово «милосердие».

– Как скажете, господин Ошо, – лебезил один из надсмотрщиков. – Селеста очень старательная девочка.

Что-то звякнуло о землю.

– Забери своё золото и скройся с моих глаз, – презрительно сказал гость. – Четыре лошади и еды на всех. Большего я с вас не требую.

***

Учёба давалась с большим трудом. Несмотря на то, что я прикладывала все усилия для понимания, у меня никак не получалось уловить суть того, что вещают преподаватели.

Ещё одно неприятное открытие: в Начальной школе каждый был сам за себя. Во время служения в деревне, на чёрных работах, среди нас, рабов и рабынь, существовала взаимовыручка, здесь же ученики заботились только о своей шкуре. Никто не будет пояснять тебе материал за исключением преподавателя, но и те частенько пытались получить какую-нибудь плату. Никто не подскажет свиток или книгу, которая более простым языком раскроет тему. А если ты подведешь команду во время ежемесячных соревнований потоков – свои же обязательно устроят тёмную, чтобы ты старался в следующий раз лучше.

Получала я эту «благодарность» раз за разом, отправляясь на возрождение к Истоку.

Единственным моим светом была Лия. Она, пройдя одиннадцать первоначальных ступеней, перешла в корпус Усреднённых. Иногда она мне помогала, но я не могла отделаться от ощущения, что Лия видит во мне убогую. И тем не менее, она была единственным родным человеком среди этой дикой волчьей стаи.

Ошо стал моим непосредственным куратором. Его очень злило то, что я медленно продвигалась в учебе, но из уважения к моим стараниям, он никогда меня не отчитывал. Лишь поджимал губы, когда ему сообщали об очередной моей неудаче. Я проходила по одной ступени в год, в то время, как все девушки и парни на моем потоке осваивали по две-три.

***

В очередной раз проснувшись в Истоке после тёмной, устроенной после соревнований, я, дрожа всем телом, выныриваю из кипятка. Исток на прощание сменяет окрас на тёмно-бордовый и приобретает нормальное серое состояние дымящейся чаши.

Мои нервы уже не выдерживают. Я отхожу в дальний угол Зала Возрождения и перестаю сопротивляться душащим слезам. В первый раз я плачу за всё время пребывания в Начальной школе. Кажется, что вместе с солёной водой из меня выходят все обиды, с каждой слезинкой улетучивается тяжесть, прессом давящая на меня каждый день. Понимая это, я совсем перестаю себя сдерживать и уже начинаю завывать, ручьём пуская на гранитный пол скопившуюся горечь.

– Ну, не надо так, – слышу я голос куратора. От того, что он меня видит, становится ещё обиднее, и я уже не могу остановиться. – Ну, не плачь.

За два года я впервые услышала от него что-то внеуставное. Обычно обращения ко мне начинались и заканчивались в рамках учебного процесса, сейчас же Ошо меня… жалел?

– Знаешь, в Начальной школе меня тоже частенько отправляли на возрождение, – поделился он. – Если в команду принудительно пихали меня в качестве участника, все были уверены – мы будем на последнем месте. И что самое забавное, я никогда не делал что-то хуже других. Просто был проклятым талисманом. А потому начиная со второго года обучения меня отправляли к Истоку ровно за пять минут до начала соревнований. Не переживай, Селеста. Я вижу у твоего Дара огромный потенциал. Предчувствия меня подводят очень редко, не зря же я весь курс учёбы был Проклятым Талисманом.

***

С того момента прошло ещё несколько месяцев. После первой и последней истерики со мной начало происходить нечто странное. Посреди занятия меня могли накрыть иллюзии. Места, где я никогда не была или события, которых никогда не видела.

***

– Наставник, меня мучают плохие видения, – я стою в кабинете, почти забитом древними манускриптами и пыльными фолиантами. Мне здесь нравится. Запах бумаги перебивает повсеместный запах гнили, от которого постоянно кружится голова.

– Что именно ты видишь, дитя? – наставник, отвлёкшись от изучения очередного свитка, внимательно на меня посмотрел.

– Странное. Неподвижные трупы и много крови везде. Вижу мертвых птиц под ногами и мутные реки, по берегам которых растёт чёрный лес.

Старший задумался.

– На какой ты ступени сейчас, дитя?

– Начала изучать третью, – тихо отвечаю я, стыдясь того, что умею так мало. Сестра уже заканчивает восемнадцатый цикл, и уже совсем скоро получит звание кадета Лиги Всепоглощающей Тьмы.

– Что же, значит, даже мало-мальски действующее зелье ты сварить не в состоянии, – заключает наставник. Берет чистый лист и что-то пишет, складывает в несколько раз бумагу, а затем протягивает мне: – Отнеси это куратору. И не разворачивай!

Я дрожащими руками перенимаю свёрток и, поклонившись, прощаюсь с наставником.

***

– Так вот почему у тебя не ладится с обучением, – куратор Ошо расплывается в улыбке, а мне хочется провалиться сквозь землю. Потому что далеко не всегда хорошее расположение духа куратора к добру.

Ошо достаёт из шкафа бутылёк с густой красной жидкостью, наливает мне маленькую, едва в одну десятую стакана, порцию.

– Пей, – строго приказывает он.

Я в страхе перед куратором опрокидываю содержимое себе в рот и глотаю. Послевкусие оказывается неожиданно приятным.

– А теперь бегом спать.

– Но ведь сейчас день… – пытаюсь возразить я, уже чувствуя, как сонливость расползается по телу приятной негой.

– Спать я сказал! – повысил голос до запредельных высот Ошо, и я побежала…

На последних метрах до кровати почувствовала, что силы меня оставили и повалилась в метре от своего жёсткого матраса.

***

– Вы только посмотрите на эту принцесску, опять дрыхнет, – слышу голос Киры, самой мерзкой девчонки из нашей комнаты.

Следом пришла боль от удара. Эта тварь, видимо, в очередной раз решила утвердиться за чужой счёт. Тело почти не реагирует, несмотря на сильные ощущения. Вяло поднимаюсь с кровати, глаза неохотно открываются, будто в них щедро насыпали песка.

– Куратор Ошо от неё не отходит третий день кряду, с чего вдруг такая честь? – задаёт риторический вопрос одна из прихвостней Киры.

– Действительно, с чего бы?

До меня вдруг запоздало дошло, что Кира, самая симпатичная из всего корпуса просто… ревнует. Она уже начала потихоньку взрослеть и хорошеть. Как и приобретать женские потребности. Все остальные – ещё чистой воды девчонки, по недоразумению тянущиеся вслед за самым сильным.

– А ну иди сюда, тупая замарашка, – Кира одной рукой хватает меня за волосы, другой – за шею, заставляя встать на цыпочки, несмотря на дичайшую боль от удара в бок. – Сейчас мы разукрасим твоё симпатичное личико.

Многодневный сон наконец отпустил. Сознание, разбуженное болью, в мгновение проснулось и дало понять: так дальше дело не пойдет. До каких пор Кира, отчего-то взявшая, что она самая лучшая среди нас, будет унижать беззащитных? Отстающих или чересчур, по её мнению, красивых?

Рука с растопыренными пальцами угодила точно туда, куда я метила: в глаза. Бросок отозвался новой волной боли, но я решила не терять времени: на несколько секунд получив преимущество, повалила Киру на пол, зубами вгрызаясь в место, где должна быть сонная артерия. Зубы без усилий прокусывают мягкую плоть, высвобождая поток теплого сока жизни.

Я будто обрела новую жизнь: запах крови для меня стал желанным, как и её вкус: теплой, сочащейся из впавшего в ступор тела Киры. Неторопливыми глотками вбирая в себя жизнь соперницы, я начинаю чувствовать страх оставшихся в стороне девчонок.

Они не спешат оттаскивать меня от умирающей. Боятся? Или это истинная цена дружбы здесь, в стенах школы?

– Селеста, отпусти Киру. Она уже мертва, – голос куратора Ошо звучит отчётливо и ясно.

Я встаю, борясь с понемногу утихающей болью в рёбрах.

В нашу спальню величаво заходит наставник: ещё с порога он оглядывает меня, труп на полу и остальных учениц. Улыбается.

– Вот теперь, дитя моё, у тебя будет всё хорошо.

– Что встали, коровы бездарные? – резко одёрнул девчонок куратор Ошо. – Отнесите тело к Истоку и марш на занятия!

***

После того, как меня Ошо отпоил зельем Забвения, дела пошли очень хорошо. Когда исчезли мучившие иллюзии, с моего разума будто спал барьер. Я начала понимать логику взаимодействия основ преподаваемого материала. Приученная всё свободное время сидеть за книгами или практиковаться в работе с духами, я освоила восемь ступеней за год и перешла в корпус Усреднённых в числе первых учеников нашего потока. С нами перешёл и куратор Ошо.

Иногда меня посещала мысль: нельзя было сразу, в первый год обучения, дать мне зелье? Почему? Почему я потеряла столько времени?

Лия всё равно была недосягаема: совсем недолго пробыв кадетом Лиги Всепоглощающей Тьмы, она уже получила в распоряжение свой первый отряд мёртвых.

***

Очередная стычка и раздел территории. Против меня – совершенно чужая девица из параллельного потока. Я всё сделала быстро, не успела та и опомниться. Верный мне Дух Лунных Лезвий превратил её внутренности в фарш.

Я больше не ждала, когда на меня нападут, чтобы защищаться. Теперь я нападала сама, не дожидаясь, пока конфликт закономерно подойдёт к схватке.

***

– Селеста, мне не нравится твое обращение с другими учащимися, – Ошо смотрит на меня внимательно, будто хочет прощупать самое дно моей озлобленной, обиженной на всех души. Словно желает воочию посмотреть на ту злость, которая двигает меня вперёд.

– Мне тоже не нравится их отношение ко мне. Я никогда не начинаю первая.

– Аккуратнее, Селеста. Ради твоего же блага.

Едва я вышла из кабинета куратора Ошо и скрылась за первым поворотом, сознание померкло. Вернулось оно уже в жгучем кипятке Истока.

– Ты посмотри, как она быстро, – улыбнулась Кира и отправила в меня Разрывающую Тьму.

Единственное, что я успела понять, это то, что Кира была не одна. Мозгов этой самовлюблённой курице хватило, чтобы скооперироваться с остальными лидерами корпуса Усреднённых. И убивать меня снова и снова, дежуря стаей у Чаши Истока.

Я уже устала считать количество возрождений, когда девчонок снес мощной волной неведомой мне магии куратор. Забрав из Зала Возрождения, он отвёл меня в собственные покои и провёл воспитательную беседу о том, что нужно быть скромнее. Я кивала и соглашалась. Но на следующий день моя игра с лидерами перешла на совершенно другой качественный уровень. Отловив их поодиночке, я собрала их в Зале Возрождения и весь оставшийся день глумилась над их беспомощностью. Совесть совсем не мучила.

***

– Селеста, так не пойдёт, – Ошо, наверное, уже жалел, что когда-то выкупил меня из рабской деревни. – Я вынужден выслать тебя из Академии.

– Но мне осталась всего одна ступень! – я подскочила, не веря своим ушам.

Да как он может! Я – лучшая ученица корпуса Усреднённых! Меньше, чем за год я прошла семь ступеней и сдала все нормативы по основам и практике!

– Куратор! Ещё немного и я перейду в разряд кадетов, и больше не буду доставлять вам головных болей! Клянусь!

Ошо засмеялся.

– Твои семнадцать ступеней ничто в нашей войне. И двадцать девять, что познала твоя сестра в кадетском корпусе – тоже. Я сейчас делаю тебе одолжение, разрешая отправиться в бой до официального завершения обучения. И уже через пару лет ты будешь сильна настолько, что эти девицы и парни, с которыми у тебя сейчас война, почтут за счастье поднести тебе чашу теплой крови.

– А что будет с ними? Почему не высылают остальных? Не я ведь первая начала. Они точно так же виновны.

– Ты оказала нам неоценимую услугу, – ответил Ошо. – Против тебя они объединились в ядро будущей Красной Гвардии.

Чёрт!

***

Похоже, куратор всеми силами позаботился о том, чтобы я здесь, на юго-западной границе, умерла от скуки. Моей обязанностью было возрождение мелких деревень, населённых живыми мертвецами. Сами по себе это были медлительные воины, неумелые и слабые даже по сравнению со мной. Но они прекрасно играли роль отвлекающего фактора. Местный королёк вольного города Алесуна с удовольствием баловался истреблением огромного количества пешек, особо не стремясь проникать вглубь наших густонаселённых земель, удовлетворяя тягу к битвам на окраинах.

Это позволяло стянуть все боевые силы Сальвира к западным границам, чтобы пробить доступ к морю. А море сторожили уже враги посерьёзнее: Ошо рассказывал о восьми рубежах, одинаково сильных и в трудные минуты поддерживающих друг друга. О могущественных друидах и смелых амазонках, об огромных титанах, хранящих доступ к гаваням… Как бы я хотела попасть именно туда!

***

– Что случилось, Маркел? – мёртвый всадник шипя, показал знаками нечто невероятное: у погибающего Древа, которое мы добивали из вредности, объявился друид. Это была не моя территория, но сейчас я единственная из старших на несколько дней пути окрест.

– Кого отправили?

«Двадцать шесть воинов», снова на пальцах показал Маркел.

– Поезжай в Сальвир и доложись. А я возьму всех воинов из близлежащих деревень. Нельзя дать друиду усилиться.

Маркел с почтением поклонился и отправился с вестями в столицу.

Что же, пора собрать всех, кого смогу и привезти в Сальвир собственноручно перерождённого друида. Если он только-только народился, то, должно быть, ещё совсем слаб.

***

Как Маркел мог ошибиться! Помимо друида у Древа есть ещё и воин, на множество ступеней превосходящий меня в Мастерстве! Ну ничего… Как только я освобожусь от этой мерзкой твари с щупальцами, собственноручно пущу кровь из тел Детей Древа. Уверена, она очень вкусна.

***

Ну вот и всё… Кажется, это конец.

– Дитя моё, рада тебя приветствовать, – прекрасный женский голос заключает в объятия. Ласковые, приятные, такие, каких я не ощущала никогда в жизни… Или…

Память пришла огромным массивом событий, сбивающим с ног. Лес, одинокая деревня, счастливое детство рядом с бабушкой-знахаркой и прогулки по грибы в лес.

Я не жила с самого рождения в Сальвире! Трудности в обучении, многодневный курс зелья Забвения, дальнейшие успехи – разрозненная мозаика сложилась в цельную картину. И она мне не нравилась.

– У тебя есть шанс наладить свою жизнь, дитя. Всё будет хорошо. Слушай и запоминай…

***

Вдали от Древа моё сознание остаётся со мной. Слишком страшно понимать, как меняется характер и испытывать новые, до этого презираемые эмоции. Любовь, радость, чувство поддержки и командный дух. В Алесуне эти изменения не столь заметны и происходят постепенно.

Закрыв таверну, почувствовала сильную тревогу. Будто нечто призрачное кричало: «Опасно! Внимательнее!». Не глядя, повесила на дверной косяк прядь волос с призывом о помощи. Лишней эта мера не будет.

***

Подлая тварь! Первый переход в портал состоялся ещё в таверне. На выходе теневая мразь, полностью лишив меня возможности пользоваться магией, воссоединилась с пятёркой ящероподобных существ.

– Магичка, – хищно облизнулся один из них. – Лара, ты восхитительна. Как ты так легко находишь ценный товар?

– Да она ещё и Дитя Древа, – явно довольная собой мразь схватила меня за волосы. – Всё просто. Достаточно периодически слушать разговоры кумушек на рынках. Именно поэтому у нас всегда самый лучший товар, в отличие от других точек сбора.

– Да….

Ящеры во главе с короткостриженной падалью, укравшей меня из таверны, вели по незнакомому лесу.

– Что со мной будет? – спрашиваю я, и сразу же в ответ получаю хлёсткую затрещину.

– Тебе, мясо, никто задавать вопросы не разрешал, – со злобой ответил мне один из крокодилов.

– Да ладно тебе, Шатах. Она имеет право знать своё будущее, – Лара повернулась ко мне. – Сначала мы выбьем из тебя всю спесь. А потом ты будешь преданной рабыней Цевитата. Если будешь хорошо служить – вырастешь до Безмолвной и обретёшь на девять лет полную свободу. Будешь служить плохо – навсегда останешься постилкой вот для таких как они, – мразь кивнула на Шатаха и остальных. – Поэтому готовься, совсем скоро тебя ожидает Великое Перерождение. А теперь поторопимся. Нас ждут.

Вдалеке замаячила сияющая арка второго портала.

***

Я открыл глаза и шумно вобрал в себя воздух.

– Ну ничего себе… Я впечатлён.

– Теперь ты понимаешь, что терзает Селесту? – грустно улыбаясь, спросила Вальора.

– Да. Таких качелей врагу не пожелаешь.

– Думаю, немного времени без потрясений, и всё будет с ней хорошо. Главное, от Древа далеко не отпускай.