Одна маленькая глупость

Глава 10

Глава десятая, посвящённая непростым разговорам

Дима позвонил около полудня, как раз когда я, победив в неравной борьбе криво обновившуюся «1С»-ку, вышел от клиентов и раздумывал, где бы пообедать.

— Привет, не отвлекаю?

— Привет, нисколько. Как учёба?

— Отлично — половину лаб зараз сдал, — Однако большой радости по этому поводу в Димином голосе слышно не было, и следующая фраза объяснила, почему. — Клим, я тут с Лерой поговорил, точнее, она со мной, ну и… Короче, я сказал. Про нас.

— Сказал и сказал, — Шила в мешке не утаишь, тем более что сеструха уже в курсе. — А отчего такие интонации похоронные?

Дима вздохнул.

— Оттого, что про тебя она не поверила. И вообще, пообещала, что ты мне голову свинтишь за такие рассказы.

М-да. Чувствую, непростой разговор мне сегодня предстоит. Однако поднять настроение Диме всё-таки как-то надо.

— Не переживай, это она от неожиданности. Всё будет в порядке, — Наверное. — Лучше скажи, у вас пары во сколько заканчиваются?

— В пятнадцать десять, а что?

Нет, до трёх я точно не успею.

— Как насчёт того, чтобы вечером покататься до темноты?

— Давай! — Дима заметно повеселел. — Вечером — это когда? И где встречаемся?

— Постараюсь к четырём подъехать. А куда — скажи сам.

— К общаге?

— Договорились. Если что-то изменится, я позвоню.

— Ага, увидимся.

— Увидимся, и одевайся теплее.

Я убрал замолчавший смартфон от уха и, не откладывая, набрал племяшкин номер.

— Лер, я задержусь сегодня, наверное, часов до семи. Так что ужинай без меня.

— Хорошо, — даже по такому короткому ответу было слышно, что она не в духе.

Я поднял глаза к яркой, совсем не декабрьской небесной синеве. Может, подождать? Хотя нет, лучше сейчас, чтобы она успела всё обдумать наедине с собой.

— И ещё, по поводу вашего с Димой разговора. Это правда, Лер.

Племяшка молчала так долго, что я забеспокоился, не случился ли сбой у оператора. Но, наконец, Лерка ровно произнесла: — Ясно, — и дала отбой. Я задумчиво посмотрел на экран со списком последних звонков, мудро решил, что буду разбираться с проблемами по мере их поступления, и зашагал к стоянке, где оставил мотоцикл. До назначенного Диме часа оставалось не так много времени, а значит, придётся обойтись без обеда. Ну, и ничего страшного. Не в первый раз.

Всё-таки любовь — интересная штука. К общежитию я подъезжал в муторном настроении — у последнего из сегодняшних клиентов непонятно почему глюканул сервер, который я, естественно, заставил снова работать, однако причину так и не выяснил. К тому же меня грызло предчувствие разговора с Леркой, да и перекусить я не успел — однако стоило мне увидеть стоящего у крыльца Диму, как мои тревоги будто рукой сняло. Я поддал газу и, не по-взрослому выпендриваясь, заложил перед ним крутой вираж. Резко затормозил, дымя покрышками, и, картинным движением сняв шлем, спросил: — Давно ты здесь? Я вроде бы не опаздывал.

— Только что вышел, — судя по блеску глаз, Диме моё представление очень понравилось. — Какой у нас маршрут?

— Сделаем круг по объездной и, может быть, заскочим ещё в одно место. Так, а перчатки у тебя есть?

— Нету, — удивился вопросу застёгивавший шлем Дима. — Я и без них нормально хожу.

— Суров, — я снял свои и протянул ему. — Вот, держи.

— Зачем?

— Затем, что холодно ехать будет.

— А тебе?

— А я рабочие надену, — в подтверждение я достал из открытого кофра не очень чистую тканевую пару. — Давай-давай, ехать пора, — и не до конца убеждённый Дима всё же натянул мои перчатки. Потом взобрался на пассажирское сидение и крепко обхватил меня за пояс.

— Готов? — на всякий случай уточнил я.

— Да.

И «голда» взревела мотором.

Из города мы выбрались на удивление быстро — машин на дороге было относительно немного, да и светофоры включали зелёный свет, как по заказу. Будучи сегодня особенно ответственным водителем, я педантично соблюдал скоростной режим, но когда байк наконец вырвался на трассу с разрешёнными «сто», притопил, что называется, «на все».

Полёт. Ровный гул мотора, и кажется, что шины совсем не касаются серого полотна асфальта. Дорога и небо, и ветер, и ты, как одно целое с ними. Свобода. Настоящее, где нет места сожалениям о прошлом или тревогам о будущем. Счастье быть. Абсолютное бесстрашие. И бесконечный путь.

Я остановил байк на вершине холма — самой высокой точке над городом. Снял шлем и без особой надобности бросил через плечо Диме: — Смотри.

А смотреть и вправду было на что. Опоясанный узкой лентой реки, город лежал перед нами, ломая горизонт тёмными контурами высоток и заводских труб. А над ним, в бледно-голубом небесном камине пылали облака — золотым, персиковым, розовым, лиловым.

— Офигенно!

В Димином голосе было столько неприкрытого восторга, что я не удержал улыбку.

— Да, мне тоже нравится вид с этого места, — я повернулся к своему пассажиру и встретил его полный восхищения взгляд. — Ты как, не замёрз? Едем дальше?

— Едем, — кивнул Дима, привставая на сидении. — Только сначала…

Должно быть, у меня случился короткий провал в памяти, потому что следующим моим ощущением стала Димина ладонь на затылке и горячий, жадный поцелуй. Нереально сладкий — не убедись я на собственном опыте, в жизни бы не поверил, будто чьи-то губы могут быть настолько вкусными.

— Ты даже не представляешь, как я этого ждал, — пробормотал Дима, совсем чуть-чуть отрываясь от моего рта. — Даже… не представляешь…

Да, наверное, не представлял — хотя бы потому, что сам только сейчас понял, насколько успел соскучиться за прошедшие почти-сутки.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

Не знаю, сколько бы мы могли так простоять, если бы моя рассудочная часть не сумела перехватить бразды правления и не постаралась донести до нас последствия чрезмерной увлечённости друг другом.

— Нет, погоди, — я не без сожаления заставил себя отстраниться. — Я так вести не смогу, а нам обратно сорок километров трассы и потом ещё по городу петлять.

— Почему не сможешь? — удивился Дима.

— Потому что от такого количества эндорфинов у меня мозги в желе превратятся. Надо придумать нормальное место для свиданий.

Дима тихонько вздохнул: — Надо. Только мне пока ничего подходящего на ум не приходит. Если бы всё было, как у всех…

Да, если бы.

— Не волнуйся, найдём выход, — я ободряюще сжал его плечо. — Давай, надевай шлем, и поехали, пока совсем не стемнело.

К общежитию мы вернулись, когда город уже освещали фонари да серебристая половинка луны, то и дело прятавшаяся за облаками. Я припарковался практически на том же месте, откуда уезжал, и Дима неохотно слез с мотоцикла.

— Неплохо покатались, да? — я открыл кофр.

— Ага, — Дима убрал шлем на место и вернул мне перчатки. — А завтра так получится?

— От погоды зависит, — честно признал я главный недостаток байка перед автомобилем. — В этом году сезон вообще удивительно долгий — раньше я «голду» ставил на прикол уже в середине ноября.

— Удачно, да?

— Да.

Мы замолчали, не зная, что ещё сказать, но категорически не желая расставаться. Если бы… А так даже щеки коснуться нельзя, даже за руку взять.

— Напишешь, как вы с Лерой поговорите?

— Напишу, — я, к своему стыду, успел забыть об ожидающем меня разговоре с племяшкой. — Ну что, пока?

— Ага, пока.

Дима немного помялся, коротко улыбнулся, будто извиняясь за медлительность, и пошёл к крыльцу. Уже стоя у входа, обернулся — я сделал прощальный жест, — кивнул и скрылся в здании. А я ещё добрую минуту смотрел на закрывшуюся за ним дверь, пока не сообразил, как странно это выглядит. Тогда я поспешно завёл байк и поехал домой — ужинать и разговаривать.

Вид у вышедшей в прихожую Лерки был на редкость хмурый, однако то, что она всё-таки меня встретила, служило добрым знаком.

— Я там суп погрела, будешь?

— Конечно, буду. Спасибо, — благодарно улыбнулся я. — А ты ужинала?

— Так, — ушла от прямого ответа племяшка. — Аппетита особо не было.

— Составишь компанию?

— Угу.

Ужинали мы в тишине, и только складывая грязную посуду в раковину, Лерка с показным безразличием спросила: — Когда ты понял?

Уточнения, что именно понял, в общем-то, не требовалось.

— Вчера.

— Понятно, — повёрнутая ко мне племяшкина спина немного расслабилась. — А про Колесникова?

— Когда вы лабы вместе делали.

— Когда он сбежал?

— Да.

Племяшка хмыкнула.

— А мама знает?

— Про кого?

— Про тебя.

— Да, я ей перед самым поездом сказал, — и потом десять раз раскаялся, половину ночи отвечая на расспросы в «вотсапе».

Тут Лерку наконец отпустило, и она, открыв воду, почти обычным голосом спросила: — Кстати, знаешь, что Колесников мне сегодня после занятий сказал?

— Нет, — заинтересовался я.

— «Если хочешь злиться, то злись только на меня». Вот дурак, правда?

— Почему дурак?

— Потому. Как будто у меня столько много родных, чтобы на них злиться. Тем более, — она взялась за первую тарелку, — нам с мамой так даже лучше.

— В смысле, «лучше»? — удивился я, становясь рядом, чтобы вытирать посуду.

— Ну, если бы ты влюбился в девушку, то с ней пришлось бы сначала выяснять «кто есть кто», а потом обязательно следить, чтоб она за буйки не заплывала. А Колесников парень, с ним проще. Он на тебя лишние права предъявлять не будет.

Я покосился на племяшку: — Слушай, ты не думаешь, что это попахивает мизогинией?

— И что? — Лерка равнодушно повела плечами. — Нет, девчонки и нормальные бывают — та же Аська, к примеру. Но большинство всё равно или дуры, или стервы, как у мамы на работе.

— Лер, ты не права, — мягко возразил я. — Качество «мудак» хромосомным набором не определяется, вспомни того же Вальмона.

— Помню, — Лерка так усердно тёрла кастрюлю, что мыльная пена грозила вот-вот перелезть через край. — Только лично мне мудачки встречаются гораздо чаще.

— Опять с Сонькой что-то не поделили? — предположил я.

— Нечего мне с ней делить, — однако для правды это прозвучало чересчур сердито, что Лерка тут же и подтвердила, добавив: — Просто она никак от Севки не отцепится. Смотреть противно.

— Так не смотри. Ты же с ним окончательно рассталась, верно?

В ответ племяшка тяжело вздохнула и попросила: — Клим, поставишь чайник?

Я послушно включил конфорку, принимая Леркино нежелание развивать эту тему. Захочет — расскажет сама.

И она рассказала.

— Знаешь, я тут всё думаю… Я, наверное, дам Севке второй шанс, если он снова об этом заговорит.

Чай был почти допит, и я потихоньку начинал клевать носом.

— Всё ещё любишь его?

— Наверное, — Лерка провела указательным пальцем по бортику чашки. — Никак забыть не получается.

— Может, это оттого что вы видитесь почти каждый день?

— Но мы же не общаемся. Я вообще на него стараюсь не смотреть.

Что, видимо, плохо получается.

— Лер, это твоя жизнь и твоё право, — я сумел-таки поймать её взгляд. — Я, со своей стороны, могу лишь дать тебе два совета: будь честной и не забывай о контрацепции.

Племяшка фыркнула, однако вместо язвительного ответа поднялась из-за стола: — Ладно, я спать, нам завтра к первой паре. Скажешь Колесникову, что я одобрила его кандидатуру?

— Сама скажешь, причём вежливо.

— Ну, хорошо, — Лерка коротко меня обняла. — Спокойной ночи. Я буду рада, если у вас всё сложится, честно.

— Спасибо, — от души поблагодарил я. — Спокойной ночи, и не забывай — ты всегда можешь на меня рассчитывать.

— Кроме случая, когда надо пойти на дискотеку в качестве моего парня? — бледно усмехнулась племяшка.

— Ну, в итоге же я туда пошёл.

— Засчитано, — и Лерка ушла из кухни. А я посмотрел на пустые чашки, на часы, воскресил в памяти сегодняшние рабочие планы и с кряхтением встал на ноги. Придётся заваривать чифирь, иначе у меня есть все шансы уснуть лицом в клавиатуру. Но прежде, как и обещал, напишу Диме.

«Поговорили, всё хорошо. Тебе рады».

Димка

Несмотря на полученное вчера сообщение, с подошедшей к нему перед занятиями Леркой он поздоровался не без настороженности.

— Расслабься, Колесников, — Сотникова вытащила из рюкзака несколько ксерокопий. — Если ты устраиваешь Клима, то меня и подавно, поэтому вот, — она протянула ему листы. — Субботние лекции, которые ты пропустил.

— Спасибо, — Димка был приятно удивлён. А он-то всё раздумывал, у кого попросить тетрадку.

— Не за что, — отмахнулась Лерка. — Ты ж вроде как не чужой теперь. Только учти, — тут она резко посуровела, — накосячишь — будешь иметь дело со мной.

— Не накосячу, — Димка легко выдержал её взгляд, и Сотникова, хмыкнув, первой отвела глаза.

— Завидую я тебе, Колесников, — с непонятной тоской заметила она.

— Почему?

— Потому что тебе офигеть, как повезло, — Лерка посмотрела куда-то ему за спину и отвернулась. — Пошли, там аудиторию открыли.

— Ага, — однако прежде Димка из любопытства оглянулся и увидел в начале коридора Севку и Соньку Василькову, разговаривавших на пионерском расстоянии друг от друга.

«Надо же, она что, до сих пор к нему неравнодушна?» — Димка задумчиво посмотрел Сотниковой вслед и неожиданно встретился глазами с зачем-то остановившейся у двери Никой. Конечно, девушка сразу же отвернулась и с независимым видом вошла в аудиторию, однако Димка всё равно успел ощутить укол вины, который чувствовал всякий раз, когда вспоминал свою идиотскую попытку влюбиться «правильно». После неудачного извинения за Бал первокурсников, они практически не общались — сухие кивки в ответ на Димкины «приветы» не в счëт. Он был бы рад исправить сделанную глупость, однако понятия не имел как, а Ника не собиралась ему в этом помогать. И вот, сидя на лекции и вполуха слушая русичку, Димка наконец сообразил, с кем можно посоветоваться.

«Клим, ты занят?»

Долгую минуту ответа не было, но затем «вотсап» всё-таки сообщил: «Нет».

«Можешь рассказать, как сделать так, чтобы тебя простили?»

«Попросить прощения».

Димке показалось, что он наяву слышит удивление в голосе Клима. Ну да, это ведь должно быть и ёжику понятно.

«А если не помогло?»

«А ты за то просил?»

Хороший вопрос. Димка припомнил диалог с Никой и своё блеяние про «извини за вчерашнее, ты очень классная, правда, давай, будем друзьями».

«Не уверен. А если снова просить, то как?»

«Искренне, без «но» и не переваливая ответственность на другого».

Хм.

«Ещё можно подкрепить слова действием», — добавил Клим.

«Каким?»

«Которое покажет, что ты действительно всё понял и больше не по этому поводу не налажаешь».

«А если я не знаю, какое это может быть действие?»

«Тогда можешь спросить у того, перед кем извиняешься. Кстати, кто это, если не секрет?»

Тут Димка почувствовал, что неудержимо краснеет от стыда. Он ведь Климу ничегошеньки про Нику не рассказывал, а теперь поди объясни.

«Одна девушка, я с ней встречался до Бала».

По Димкиному ощущению, Клим молчал невыносимо долго. Наконец он написал: «Поговори с ней сегодня», — на что Димка начал было строчить длинный ответ с доводами, почему сегодня точно не получится, однако успел одуматься до того, как нажал «Отправить». Безжалостно стёр свою петицию и вместо неё набрал короткое «Ладно». Потому что Клим был абсолютно прав — тянуть дальше просто не имело смысла.

— Ника, подожди, пожалуйста!

Спускавшаяся с университетского крыльца девушка, вздрогнув, обернулась и вынужденно остановилась на ступеньках.

— Можно с тобой поговорить?

Взгляд у Ники стал тяжелее каменной крыши портика, однако Димка выдержал его, как заправский Атлант.

— О чём? — наконец проронила девушка.

Димке хватило ума заменить первым пришедшее на ум «О нас» на более правильное: — О нанесённой тебе обиде.

Ника сжала губы в тонкую линию, но всё-таки кивнула.

— Я очень виноват перед тобой, в том числе за то, что так долго откладывал этот разговор.

Они шли бок о бок по такой памятной для Димки аллее, и, наверное, именно эта память поддерживала его решимость расставить все точки над «i».

— Тогда, в сентябре, я старался забыть другого человека, однако всё равно не имел права использовать для этого тебя. Мне очень жаль, чем хочешь поклянусь, и если я могу исправить сделанное, то скажи как.

— Никак, — Димкина спутница смотрела исключительно в сторону.

— Понятно, — сказать по правде, Димка и не рассчитывал на прощение. — Но если тебе вдруг понадобится помощь, то знай — ты всегда можешь ко мне обратиться. И… и я бы действительно хотел дружить с тобой, хотя понимаю, что теперь это никак невозможно.

Ника отрывисто кивнула и, выдавив из себя прерывистое «Пока», быстрым шагом устремилась обратно к корпусу. Догонять её Димка не стал, лишь проводил долгим взглядом.

«Вот ведь странно — она меня не простила, а я всё равно чувствую себя легче. Как будто наконец сделал нужное и важное дело».