— Посмотри на себя! — доносится до меня злой приглушенный голос отца. — Ты уже превратилась в падаль…
— Твои шлюхи, конечно, другое дело! — звучит в ответ издевательский смех матери.
— Закрой рот!
Я обвожу контур губ карандашом, слыша глухой звук где-то внизу, как будто что-то с грохотом упало на пол.
Застежки на новых босоножках оказались тугими, из-за этого не получается справиться с ними с первого раза.
— Твою мать! — шиплю я, усаживаясь на кровать.
Дергаю тонкие ремешки, но руки у меня подрагивают, так что я чертыхаюсь, а когда все же с застежками покончено, хватаю с кресла сумочку и выбегаю из комнаты.
Я стучу каблуками по лестнице, но за шумом происходящего внизу скандала этого стука не слышно. Быстро сбегаю по ступенькам и проношусь мимо ведущей на кухню арки.
Там о мраморный пол бьется стекло.
— Ты уже вся этим дерьмом провоняла! Просохни хотя бы день! Когда-нибудь я зашью тебе рот!
— Кобель… ненавижу… тварь… Отпусти!
Входная дверь дома не заперта. Я выскакиваю на улицу и захлопываю ее с силой. С громким шумом, который к гребаным чертям сотрясает весь дом до основания. По крайней мере, я этого хочу — напомнить, что у меня есть уши, что я здесь! Но максимум, чего добилась, — это разогнала окружающую дом тишину.
У нас тихий престижный район, иногда просто удушающе тихий.
К глазам подкатывают быстрые слезы. С учетом того, как колотится сердце, мне нужно время, чтобы со всем этим справиться. Эти панические атаки у меня с детства. Когда моя мать начинает скандал, это никогда ничем хорошим не заканчивается. Если она выпила больше обычного, скандал неизбежен. И тогда отец может ее ударить. Или она — его.
Прижавшись спиной к стене, я закрываю глаза и дышу.
Я просто дико разозлюсь, если у меня размажется тушь или опухнут веки. Если кому-нибудь вдруг придет в голову мысль, что я плакала.
Я никогда не плачу. По крайней мере, не при свидетелях.
Буря злости, которая поднимается в груди, адресована родителям. Иногда моя злость к ним граничит с ненавистью, а это всегда портит настроение. Когда у меня плохое настроение, я могу быть очень большой сукой. Да что уж говорить, я сука всегда. Самая настоящая.
С силой сглотнув, я выпрямляюсь и поправляю свое мини, в которое наспех запрыгнула. Воздух свежий и немного влажный, но очень теплый. Почти жаркий, хотя уже девять вечера. Я чувствую его на своих ногах и плечах — то есть всеми открытыми участками тела. На мне сегодня одежды очень мало — юбка и короткий топ на бретельках.
Я отхожу от стены и по дорожке иду к мраморной скамейке, которую матери втюхал ландшафтный дизайнер. На газоне начинает работать автоматический полив, и на мои колени попадает несколько капель воды. Я резко стряхиваю их и вытираю руку о юбку.
Я вышла из дома на полчаса раньше, чем собиралась, из-за этого тоже злюсь. Но я, как правило, предпочитаю не знать, чем заканчиваются скандалы родителей.
Я предпочитаю убраться куда-нибудь подальше, заткнув наглухо уши.
Мой старший брат, кстати говоря, так и сделал — убрался из дома три года назад. Получил диплом и переехал в Москву. Он работает в какой-то айти-фирме. Или работал.
Между нами почти полторы тысячи километров. Это может объяснить, почему брат за три года ни разу не появился дома, но я-то знаю, что он просто сбежал. Сбежал и бросил меня.
Я не отвечаю на его звонки уже больше года. И на его сообщения в социальных сетях не отвечаю. Я их даже не читаю. Не хочу его слышать.
Он меня бросил.
Я снова с силой сглатываю, чтобы прогнать раздражающую тесноту в горле. Усаживаюсь на скамейку и вытягиваю перед собой ноги.
У меня длинные ноги, зато совершенно плоская грудь, я вешу всего пятьдесят килограммов. Я стала подумывать о пластике — добавить пару размеров своему лифчику…
Телефон в руке пищит, я быстро читаю сообщение.
Дан: Я на месте, малыш.
Я услышала шелест колес за оградой еще минуту назад, но, даже прочитав сообщение, не двигаюсь с места. Не шевелюсь, несмотря на то, что и так жду своего парня уже почти полчаса.
Кольцо паники в груди давно отпустило. Мои глаза сухие, сердце больше не заходится, но я выйду за ворота не раньше чем через пятнадцать минут.
Я никогда не выхожу вовремя, Данияр это знает, но все равно всегда приезжает точно в оговоренное время. Он делает это невозмутимо, и иногда эта невозмутимость меня злит.
Сегодня я зла и без того, так что накидываю на его ожидание еще пять минут и только после этого встаю со скамейки.
Обернувшись на дом, я вижу горящие на кухне окна. Больше света нигде нет. Вот так, со стороны, дом кажется спящим.
Абсолютно хренова ложь.
Я выхожу за ворота, на этот раз прикрыв за собой дверь очень тихо, бурные эмоции в мой образ никак не вписываются. Я всегда остаюсь невозмутимой. Всегда.
В двух метрах впереди горит фарами багажник черного спортивного джипа, но, прежде чем я успеваю сделать в его сторону шаг, вокруг моей талии в крепком захвате смыкаются сильные руки, а шею щекочет утверждение:
— Поймал…