Сегодня я побывала в самом центре внимания, так что взгляд встречного парня для меня ничего не стоит, но я прячу от него глаза, а это для меня огромная редкость. Сегодня и правда особенный день!
— Диана…
Голос Осадчего за спиной заставляет меня ускорить шаг.
Я никогда в жизни от него не убегала, а сейчас бегу. Возможно я бы хотела, чтобы сейчас за моей спиной его не было, чтобы хоть раз в жизни я не злилась на него, а в нем разочаровалась, сделала зарубку в голове, огромную, жирную. Ту, которую можно расчесать при необходимости, чтобы напомнить — мой парень умеет разочаровывать. Но он не дает мне такой возможности! За два года ни разу, ни единого шанса. Иногда именно за это я злюсь на него сильнее всего, и эта злость будит во мне дрянь!
— Стой!
Данияр хватает меня за руку, разворачивает к себе лицом.
Между его бровей складка. Эта складка — его эмоция, и она делает его старше. Грубее. И это преображение обеспечила ему я! Я рассорила его с братом, и я никогда не стану с Платоном мириться. Он ведь это знает, именно поэтому на его скулах пляшут желваки, а пальцы, которыми Дан сжимает мои плечи, делают почти больно.
И он видит мои слезы.
Его глаза в сером вечернем свете кажутся черными, почти не видно зрачков. В них мое отражение. И буря!
Я пытаюсь сделать вдох. Нормальный вдох, не рваный и дрожащий.
Я жду. Жду порицания, наставления, претензию, но вместо этого Данияр говорит:
— Сейчас вызову такси.
— Кто сказал, что я хочу домой?! — спрашиваю с вызовом.
— А куда ты хочешь?
— Развлекаться!
В его глазах буря, но не злость на меня. Я никогда ее там не видела, чтобы ни вытворяла. Она тоже могла бы стать отличной зарубкой, но он не дает такого шанса! Никогда.
А сейчас Осадчий выпускает из своей хватки мое плечо, поднимает к лицу руку и большим пальцем забирает с моей щеки слезу. Подносит его к губам и пробует, чем поднимает бурю внутри меня самой.
— Теперь я попробовал тебя всю, — говорит он ровно.
У меня в животе происходит кульбит. Под его давлением я бросаю:
— И как, нравится?
В ответ Дан дергает головой и достает из заднего кармана джинсов телефон, продолжая держать меня второй рукой, будто думает, что у меня есть силы бежать. У меня их нет! Тепло его ладони на моем локте пробирается под кожу и греет. Его запах греет. Его близость. И я это не контролирую. Мой контроль слетел!
И может быть… я могу себе это позволить… Сдаться. Только сегодня…
Мы сталкиваемся глазами, после того, как Дан вызывает такси.
Между его бровей по-прежнему складка, он по-прежнему держит меня, мы по-прежнему как два заведенных механизма, если соприкасаемся, произойдет взрыв, так что разделяющее нас расстояние толщиной с ладонь тоже на месте.
Машина подъезжает через минуту, мы же в центре.
Сдаться либо нет!
Я иду к ней сама, высвободив руку. Осадчий занимает большую часть сидения, когда забирается в салон вслед за мной, и накрывает рукой мои плечи.
От всего происходящего ее вес стал неподъемным, и моя спина просто не в состоянии оставаться прямой. Я кладу голову Осадчему на грудь и закрываю глаза.
Его дыхание над моей головой громкое и неспокойное.
Я бы удивилась, будь оно по-другому!
Но я не спрашиваю, о чем он думает. Никогда не спрашиваю. Я просто беру его тепло, высасываю, забираю себе, эгоистично, но ощущаю это не как свою силу, а как слабость!
Он НЕ кладет на мою макушку подбородок. Он откидывает голову назад и дает мне то, что я хочу — возможность придушить слезы. Дышать ровно. И не думать о том, что никогда не была такой податливой в его руках…
Темнеет неожиданно быстро, когда я открываю глаза, по салону уже гуляет желтый свет фонарей, и он усыпляет мои мысли еще сильнее.
Господи, какая же пустая у меня голова! На секунду я забываю даже о том, кто я вообще такая. Может, я этого и не знаю?!
Первое, что делаю, оказавшись в его квартире, — иду в ванную. Я умываюсь. Сдираю с лица косметику вместе с липким слоем яблочного сока, становясь в зеркале «голой». Без косметики меня после семнадцати лет кроме Данияр видела разве что моя семья.
Он разговаривает по телефону, я слышу его приглушенный голос через дверь, но проявить интерес к этому разговору мешает тошнота, которая накатывает на меня внезапно.
Я выворачиваю пустой желудок — это моя реакция на стресс, и чертыхаюсь, когда Дан стучит в дверь:
— Тебе плохо?
— Нет… — выдавливаю я.
Почистив зубы, я чувствую себя лучше.
На самом деле я люблю быть «голой», дышать гребаной кожей, порами и маткой.
Я роюсь в своей сумке, которую Дан забрал из багажника, ищу расческу, но, глядя на белый девственный сарафан, который приготовила на завтра, комкаю ткань в кулаке.
Дан дежурит под дверью, положив на бедра руки.
Я марширую к дивану, укладываюсь на него, укрывшись одеялом. Бездумно смотрю на телевизор во всю стену и хоть делаю вид, что уснула, это не так.
Я засыпаю не раньше, чем Осадчий укладывается на диван за моей спиной и проталкивает под мою голову руку. Не раньше, чем он прижимает меня к себе второй рукой, снова неподъемно тяжелой.
И я опять податливая. Соединенная с ним каждым открытым участком кожи, слушаю его дыхание над своим ухом и подворачивать на ногах пальцы.