Однажды, в давние времена…

Не самый удачный день в жизни

Жалобно охнув просевшими рессорами, старенький «Пазик» подпрыгнул на особенно глубоком ухабе и грузно плюхнулся всеми четырьмя колёсами назад, на пыльный разбитый просёлок.

– Держись, джигит, – добродушный, похожий чем-то на актёра Мкртчяна водитель ободряюще глянул на примостившегося рядом невысокого русоволосого паренька в обтрёпанных советских джинсиках-техасах и порванной на боку футболке. – Подъезжаем уже.

– Да я ничё… – потирая рукой ушибленную коленку, «джигит» опять попрочнее оседлал свой чемодан. – Нормально…

– Ну вот и молодцом. А у меня всегда так. Проход завален, бывает, и до скандалов доходит. Курортники. Барахла с собой наберут – как на случай атомной войны. Дамочки, в особенности… Да ведь и сам виноват, что опоздал.

В ответ молодой человек лишь неопределённо хмыкнул. Водителю было скучно, и он уже несколько раз пытался завести разговор – только с чего бы они ни начали, через минуту-другую неизменно заканчивали футболом. Болел шофёр за ереванский «Арарат» и ни о чём другом, кроме сегодняшнего матча с тбилисцами, говорить долго не мог. А Андрей – как звали путешествующего верхом на чемодане парнишку – спортом интересовался мало. Ну разве что фигурное катание по телеку смотрел…

Автобус тем временем миновал очередную придорожную рощицу и свернул на какую-то совсем уж никудышную грунтовку, ведущую к обшарпанному двухэтажному особняку довоенной, наверно, ещё, сталинской постройки. Точнее, к тому, что от него осталось: всё правое крыло здания было начисто снесено, освободив место для заброшенного, поросшего бурьяном и чертополохом пустыря. Представшая перед глазами картина не слишком-то походила на нарисованный в воображении образ морского курорта – но и не сказать чтоб сильно разочаровала Андрея. Было в ней что-то не от мира сего, загадочно-тревожное, как в каком-нибудь из сумрачных рассказов Брэдбери или Эдгара По…

Эти каникулы на море были обещаны ему ещё прошлым летом, «за не слишком много троек в табеле». По такому случаю Андрей даже героически вытянул на четыре историю. Но в последний момент у отца что-то сорвалось с отпуском – и родители поклялись, что уж на следующий год, железно, кровь из носу, что бы ни случилось, как в сберкассе… Только в конце июня, встречая его с военных сборов, мать расстроенно сообщила, что вот беда, папу опять не отпускают. Из Москвы пришёл страшный разнос: институт опаздывает с расчётами плана министерства на пятилетку. И это – по крайней мере до середины сентября… От такого поворота событий Андрей совсем было приуныл, но тут она сказала, что выбила у себя в месткоме для него путёвку. Где-то на кавказском побережье, точнее не знает. И что ему совершенно не о чем волноваться: жильё, питание – всё входит. Ведь он не маленький уже, не пропадёт там как-нибудь один… Странные люди – предки. С этого же надо было начинать!

Предвкушение почти месяца полной, ничем не ограниченной свободы приятно будоражило нервы, рождало в душе какие-то смутные ожидания, надежды… Но, увы, пока что вся эта самостоятельность не принесла с собой ничего, кроме неприятностей. И началось с обычной его расхлябанности, с забытой в купе кепки. Старая, не очень-то и жаль её – но уж если с самого утра что пойдёт не так… Перепутал стороны платформы, сел не в ту электричку. Так и уехал бы бог знает куда, не попадись рядом болтливая тётка со своими настырными расспросами… Чуть не на ходу выскакивая из вагона, зацепился футболкой за какой-то крюк… Ну а в Горячем Ключе, вот чёрт его дёрнул сигареты там покупать. Хотя с жизни такой и не захочешь – закуришь… Вид же был у него, когда, спотыкаясь, с чемоданом за автобусом бежал. Под свист и улюлюканье…

Но любым злоключениям рано или поздно приходит конец. Звучно скрипнув тормозами, «Пазик» качнулся в последний раз и замер посреди двора, в нескольких метрах от украшенного колоннами, нелепо сместившегося сейчас к самому краю парадного подъезда. Дальше уже всё пойдёт как по маслу. Андрей кивнул на прощанье шофёру, подхватил чемодан и спрыгнул с подножки на землю…

Помпезный, в стиле дворца культуры вестибюль тоже не избежал губительного влияния времени. Контраст между былым великолепием и нынешним упадком чувствовался здесь даже сильнее. Розовый мрамор стен покрылся трещинами, цветной паркет изуродован какими-то бесформенными, въевшимися в дерево пятнами. Ведущая на галерею второго этажа лестница по-нищенски ощерилась позеленевшими от сырости пустыми латунными кольцами… Но хуже всего, эта стена. Уродская, крашенная серой нитроэмалью стена, откромсавшая всю правую половину перекособочившегося в результате, как и фасад, помещения.

Хотя, какая разница: не на вестибюль же он тут любоваться собирается. А вот почему никто их не встречает? В некоторой растерянности Андрей подошёл к широким двустворчатым дверям, ведущим куда-то в глубину здания, и несмело потянул за литую бронзовую ручку. За дверью оказалось что-то вроде общей гостиной с телевизором, бильярдом и длинным узким столом, на котором неровной стопкой лежало несколько шахматных досок. Здраво рассудив, что вестибюль пока лучше не покидать, он опять осторожно прикрыл тяжёлую дубовую створку и прошёл чуть дальше, мимо большого зеркала в массивной золочёной раме – и тут же удовлетворённо хмыкнул: вот куда ему надо. В закутке под лестницей, рядом с выходом в парк, обнаружилась ещё одна дверь, украшенная многообещающей табличкой «АДМИНИСТРАЦИЯ». Решительно постучавшись, Андрей распахнул её – но в захламлённой, напоминающей склад длинной узкой комнате тоже не было ни души.

И в этот момент до него вдруг дошло, что в вестибюле он по-прежнему один. Почуяв неладное, он бросился назад, к выходящему во двор окну – и конечно же, все остальные всё ещё стояли там, собравшись в кружок возле автобуса. Чертыхнувшись, он собрался было выйти опять, если не послушать, то хотя бы прикинуться, что никуда и не уходил… Но тут кружок распался, и вся компания направилась в его сторону.

Надо было срочно что-то предпринять. В голову пришла гениальная в своей простоте мысль: выйти через заднюю дверь, обойти вокруг дома и уже вслед за всеми зайти через парадное опять… Но только если кто этот манёвр заметит… Или уже видел, как он заходил… Вот тут точно стыда не оберёшься… Хотя, разобраться если, а что он, собственно, сделал не так? Пришёл, куда надо – и раньше всех, между прочим. А что муру всякую слушать не стал, так нужна она ему как собаке пятая нога. Андрей отвернулся от окна к стоящему здесь зачем-то столу, на котором умостилась запертая нa висячий замочек небольшая стойка с открытками. Сложил на груди руки и сделал вид, будто разглядывает фотографии. При самом минимальном везении никто на него и внимания не обратит. Лишь бы только «благодетеля» какого не нашлось…

На этот раз он решил действовать наверняка: пристроиться в хвост к кому-нибудь посолиднее и повторять за ним всё, что тот будет делать. Но, должно быть, это был просто не его день. Он уже выбрал себе в «поводыри» какого-то энергичного «профессора» со старомодной бородкой клинышком – когда совсем рядом раздался удивлённый возглас:

– Андрей?!

Не перрон Катя сошла первой, сразу, как разошлись в стороны автоматические двери. Кто его знает, сколько тут электричка простоит. А с её сумками… При всей своей безалаберности – или, может, как раз по причине её – она всегда была немножко паникёршей.

Неухоженное, в ржавых потёках на давно не беленных стенах здание станции могло похвастаться лишь единственным украшением – аляповатым, почти что в стиле окон РОСТА, плакатом «Навстречу Съезду». Один уголок его отклеился и трепыхался лениво под слабыми порывами тёплого, как парное молоко, ничуть не освежающего ветерка. И казалось, это Ленин машет рукой проходящим мимо поездам… Катя опустила сумки на выкрошенные по углам бетонные плиты и огляделась по сторонам. Автобуса нигде не видно. Ещё и его искать… Шумно выдохнув, она снова взялась за свой неподъёмный багаж…

Её первый в жизни отпуск… Уже целый год, как она была не просто Катей – сумасбродной и легкомысленной студенткой пединститута – а Екатериной Максимовной Шевченко, учителем русского языка и литературы в старших классах. Призванной сеять в душах своих подопечных разумное, доброе, вечное… Только что тут посеешь, когда перед каждым уроком у самой душа в пятки уходит. Тут не одёрнешь вовремя, там слабину дашь… Не успеешь оглянуться – и всё, прощай дисциплина, хоть плачь. Рассказы такие ходили по институту весь последний семестр как послеотбойные страшилки по пионерлагерю. А уж при её-то данных… Пигалица, росту – метр с кепкой. На сеансы «до шестнадцати» до сих пор ещё паспорт иногда спрашивают. И хоть бы дали кого помладше…

Но, тем не менее, обошлось. Устаканилось как-то само собой, без особых даже эксцессов. А может, и правда совет помог, что новая подруга дала, такая же молодая специалистка, на год старше: никогда не обращаться к ним по имени, только по фамилии. Чтоб сразу дистанцию почувствовали. И они-то почувствовали – а вот сама она… Не раз и не два за разговорами в учительской Катя ловила себя на пугающей мысли, что до сих пор ещё видит себя «по ту сторону баррикад». Хотя тут, наверное, всё дело в том, что большинство учителей она знала, сама ещё будучи ученицей…

Автобус, к счастью, нашёлся быстро, сразу же за углом. Вместо названий конечных остановок в окошечках над ветровым стеклом доисторического «Пазика» было написано «Алые паруса». И даже маленький кораблик красовался по центру. Поборов соблазн устроиться поближе, где не так трясёт, Катя протащила свои сумки в самый конец салона. Как объяснял Малышу Карлсон, тот кто берёт первым, всегда должен брать то, что поменьше. Ну вот ей всегда поменьше и достаётся…

Даже от путёвки этой она чуть было не отказалась. Когда Кикимора вытащила из вазы бумажку с её фамилией, Катя вся буквально съёжилась под завистливыми – чтоб не сказать враждебными – взглядами своих более заслуженных коллег. Путёвки на школу выделяли нечасто, а уж на море… Да ещё и бесплатно… «Свет, они ж съедят меня сейчас, – прошептала она на ухо подруге. – Может, ну его, а?» Но та вместо ответа вскочила со стула и, не давая слова сказать, потащила её из учительской. «Ну всё, пошли, пошли скорей! Ты же обещала мне сегодня помочь.» А уже выйдя за дверь – и сменив тон на менторский – велела не быть дурой, радоваться удаче и плевать на всех. Всё равно жертвы её тут никто не поймёт и не оценит, не тот контингент. Наоборот, будут ездить потом на тихоне как на нанятой. Жизнь – борьба, в борьбе – счастье. И рвать его у жизни надо когтями и зубами… Вела Света историю и обществоведение…

Постепенно салон заполнился, и автобус, натужно кашлянув, тронулся с места – чтоб сразу почти снова затормозить, встать у самого выезда с привокзальной площади. «Испорченный телефон» тут же донёс ужасную новость: человек попал под колёса. Но на поверку оказалось, всего лишь подобрали опоздавшего. Катя опять отвернулась к окну… Только смотреть тут было не на что, даже гор настоящих, и тех не видно. Запустив руку в пластиковый пакет с изображением красавицы в кимоно, заменявший ей в последнее время сумочку, она вытащила взятую в дорогу книгу и погрузилась в чтение. Отметив боковым зрением – не без ехидного самодовольства – как полезли на лоб глаза у заглянувшей ей через плечо соседки… Так время пролетело быстро, и как раз к концу очередной главы автобус зарулил во двор пансионата. Наконец-то это утомительное путешествие подошло к концу… Катя убрала книгу обратно в пакет и стала терпеливо ждать своей очереди на выход.

– Товарищи, товарищи, не расходитесь, – собрала их в круг пожилая заведующая.

Ничего содержательного в её объяснениях не было, и Катя слушала вполуха. Регистрация… Семейные номера налево, одиночки направо… Питание четырёхразовое, столовая – из вестибюля через клуб, столики на двоих… Ну вот, приплыли. Следующие несколько дней и без того немного пугали её: вписаться в новую компанию для Кати всегда было проблемой. А тут ещё и tête-à-tête… Хорошо бы, в соседки одна из двух других девушек попалась – вон та, с гитарой, под пажа стриженная, явно одна приехала… Эх, ну хоть бы кто знакомый, на самое первое время…

– И последним пунктом на сегодня – вечер знакомства, с танцами и настоящим «Абрау-Дюрсо». Это наша давняя традиция, с самого первого заезда. Я до сих пор помню то чудесное лето, когда только начинала здесь горничной, сразу после семилетки. Тридцать восемь лет… Сколько воды с тех пор утекло. А какие люди у нас бывали…

Катя подумала, что без исторического экскурса вполне можно было бы и обойтись. Прямо сейчас, по крайней мере, когда все устали с дороги. Но что ж тут поделаешь… Она ещё раз обвела глазами окрестности. А ведь когда-то здесь действительно было очень красиво: белоснежный, утопающий в зелени парка особняк, хрустальные струи фонтанов… «Это было у моря, где ажурная пена…» – вспомнилось ей. Дурацкие стихи: такое лирическое начало – и настолько бездарная, до пошлости, концовка. Неудивительно, что никто практически её не знает…

Окружающий народ похватал вдруг свои пожитки и нестройной толпой двинулся в сторону входа… Катя очнулась и поняла, что лекция закончилась. С трудом затащив на высокое крыльцо свои сумки, она последней зашла в вестибюль. И первое, что там увидела, было знакомое лицо.

– Андрей?!

От неожиданности он чуть не выронил чемодан. Перед ним стояла, радостно улыбаясь, какая-то совершенно незнакомая девчонка. Две тугие белобрысые косички торчат в стороны из-под сдвинутой на затылок ковбойской шляпы. Огромные, точно фасетчатые глаза диковинного насекомого, тёмно-сиреневые очки закрывают чуть не весь верх лица… Нет, что-то знакомое в ней всё же есть. Голос. Андрею сразу показалось, он узнал его… Только кроме голоса, вот хоть убей, не вспоминалось ничего. Ни имени, ни фамилии… Где, когда встречал он её раньше? Точно не в школе… У кого-то из друзей, на дне рожденья? Должно быть, она из другого города и приезжала к кому-то в гости…

Но тут незнакомка сняла очки, и Андрей наконец понял, кто это. В джинсах и клетчатой рубашке с закатанными до середины локтя рукавами она выглядела совсем не так, как в классе.

– Катерина Максимовна?! – он был поражён неожиданной встречей ничуть не меньше её.

– Кузнецов, ты откуда здесь? Ты когда приехал?

– Вместе со всеми, на автобусе.

– А почему я тебя во дворе не видела?

– Ну… – замялся он, не представляя, что сказать.

– Понятно. Всё пропустил и не знаешь теперь, что делать дальше – так?

Андрей промолчал и только слегка пожал плечами. События разворачивались всё хуже и хуже: дурака он, выходит, на этот раз свалял уже не перед абы кем, а перед своей же собственной училкой по русскому.

– Ну ладно, – продолжила, не дождавшись ответа, Екатерина Максимовна, – давай сделаем так. Ты стой здесь, никуда не уходи, карауль мои вещи. А то у нас совсем мало времени. Давай сюда путёвку и паспорт тоже. Я скажу, что ты – мой ученик, и постараюсь, чтобы комнаты нам дали в одном блоке – тогда и столик в столовой у нас с тобой общий будет. Короче, жди, никуда не уходи, я сейчас.

Хмуро порывшись по карманам, Андрей отдал учительнице документы, с которыми та тут же упорхнула в сторону помещения администрации. Откуда вернулась через несколько минут, радостно щебеча, что всё в порядке, ни о чём даже просить не пришлось. Она была последней и комнаты им достались последние, 8-А и 8-Б, прямо у выхода на галерею. Никто их не хотел, потому что крайние, все топают мимо. Но зато столик у них – самый лучший, возле окна в парк, с видом на фонтан.

Андрея, впрочем, подобная диспозиция устраивала вполне: меньше шансов пересекаться с соседями в коридоре. Знакомиться он тут ни с кем не собирался, делать ему больше нечего. Ну а если совсем честно, просто не чувствовал себя достаточно уверенно во взрослой компании…

– Моя комната которая? – деловито поинтересовался он, подавив желание сказать «спасибо». Пусть видит, что ничего такого она для него не сделала. Он же её котомки стерёг? Стерёг. Ну вот, типа, разделение труда.

– Какая хочешь. Мне только надо будет сказать потом, как мы их поделили – для временной прописки или что-то в этом роде.

– Тогда я беру крайнюю. Вам помочь? – он взялся за одну из её сумок.

– Да, пожалуйста. Одна б я с ними, наверно, просто легла и умерла на этой лестнице.

Сумка действительно оказалась на редкость тяжёлой. Кирпичей она туда нагрузила, что ли?

– Вот что, – предложил он, взвесив в руке и вторую, – давайте, вы лучше возьмёте мой чемодан: он и легче, и нести его удобней. И идите с ключами вперёд. А я – за вами следом.

– Хорошо, как скажешь. Слава богу, не перевелись ещё джентльмены на свете.

Пройдя за Екатериной Максимовной по галерее и лишь чудом не своротив по пути ни одного из расставленных здесь по всем углам фикусов, Андрей занёс в номер её вещи.

– Ой, спасибо, Кузнецов. Не представляю, что б я тут без тебя делала… Да, и без десяти спускайся в столовую – будут чаем поить. Наш столик – от входа справа, там будет карточка с номером. Не опаздывай.

– Постараюсь, – он поднял с пола свой чемодан. – Вы мне ещё ключ не отдали.

– Ах, да. Вот, держи.

Его собственная комната оказалось зеркальным отражением только что увиденной. Небольшой письменный стол у окна, шифоньер, широкая кровать в алькове. Перед необъятным, украшенным множеством обойных гвоздиков кожаным креслом низкий овальный столик с вычурным графином для воды. И рядом – такой же стародавний торшер под малиновым абажуром с помпонами… Одно неудобство: дверь в соседнюю комнату – почему они, надо понимать, и «блок». Если закурить, в щель мгновенно натянет…

Очень аккуратно – процесс этот всё ещё был для него чем-то вроде магического ритуала – Андрей распечатал купленные на станции «Столичные» и вышел на протянувшийся вдоль всего здания балкон. Курить вот так, чуть не под дверью училкиного номера, было, конечно, стрёмно. Но идти куда-то, место искать… Да чего там, ясно же, распаковывает сейчас эти свои тяжеленные сумки, выбирает, что б надеть. Вот есть у женщин такая странная манера, переодеваться по сто раз на дню. Он чиркнул спичкой и сделал первую затяжку. С позавчера не курил…

– Кузнецов, что это? Тебе не стыдно? – возмущённый голос за спиной заставил Андрея похолодеть. – Твои родители знают?

Резко обернувшись, он непроизвольно выдохнул облако дыма прямо в лицо Екатерине Максимовне, перепугался от этого ещё больше и от ощущения полной безысходности окрысился на неё:

– Сейчас узнают – да?! Ну чего вы ко мне привязались? Мало вам, что весь год своими уроками жизнь портили, так ещё и здесь достали!

Со злостью отшвырнув сигарету, Андрей скрылся в комнате, громко хлопнув за собой дверью. Нет, это сто процентов был не его день! Последние школьные каникулы стремительно превращались в какой-то кошмар… И главное, сам же во всём виноват. Ну что стоило в парк спуститься, за деревья зайти… А уж хамить застукавшей тебя училке…

Ладно, сделанного не вернёшь. Надо сейчас подойти к ней и извиниться. Смять, выбросить у неё на глазах всю пачку и дать слово… Будто она такая дура и не понимает, что всё это – лишь бы предкам не стукнула. Он вспомнил висящий в вестибюле междугородний телефон-автомат. Может, вот прямо в этот самый момент им и звонит… Но, как ни странно, мысль эта сразу же успокоила его. Ну и хорошо, и пусть звонит. Заслужил. За свои поступки надо отвечать. Андрей снова увидел её ошеломлённое, испуганное лицо. Как она отшатнулась от дыма… Не ответила ничего на его злобную тираду, только в полной растерянности продолжала смотреть ему в глаза, словно не веря в случившееся…

Как вообще мог он ей такое сказать – будь оно даже сто раз правдой. При том, что ведь наоборот, в кои-то веки литру сачковать перестал… Конечно, надо извиниться. Ему почти захотелось, чтобы Екатерина Максимовна позвонила родителям – пусть не думает, что он тут какой-то выгоды ищет… Андрей бросил взгляд на наручные часы. Без восьми – она должна уже быть в столовой. Он вышел из комнаты и быстро сбежал с лестницы.

Дверь в дальнем конце гостиной была открыта, в проёме виднелись маленькие, как в уличном кафе, столики… Справа у окна – вот он, на сложенном уголком кусочке ватмана синим фломастером жирно выведена цифра «8». Всё уже накрыто, чай, булочки… Но за столом никого нет. С отрешённым видом он сел на стул и бессмысленно уставился в стену. Почему она не пришла? И что ему теперь делать, ждать её? Или бежать обратно наверх? Может, она сидит там сейчас у себя, плачет… Видеть его не хочет…