После того как слух о беде, приключившейся с Микаэлой, подобно лесному пожару, распространился по плантации, жизнь на ней словно замерла: умолк смех, затихли оживленные голоса. Адриан, не выдержав ужасной новости, слег, и у доктора Торли оказалось на руках уже два пациента. Люсьен не находил себе места. Мысль о том, что он может потерять сразу всех близких, сводила его с ума.
Только сейчас Люсьен понял, как жилось Адриану в эти последние пять лет. Без родных нет связи ни с прошлым, ни с будущим. Все угрозы и интриги старика были направлены на то, чтобы восстановить семью. Теперь ему самому безумно хотелось того же — все, что угодно, лишь бы положить конец вражде.
При виде доктора Торли, спустившегося вниз, Люсьен резко вскинул голову, но тот, лишь мрачно нахмурившись, пробормотал:
— Состояние критическое. Только время покажет, удастся ли сохранить ей жизнь. — Затем, немного помолчав, он сообщил, что Адриан — орешек крепкий и, судя по всему, через несколько дней встанет на ноги. Здоровье Микаэлы волнует старика больше, чем собственное, а необходимость заботиться о ней поддерживает его дух.
Микаэла долго не приходила в сознание, и все это время Люсьен не отходил от ее постели. Ему невыносимо была видеть эту жизнерадостную женщину, всегда оживлявшую все вокруг себя, неподвижно лежащей на белых простынях. Бессильно опавшие, словно хрупкие крылья бабочки, густые ресницы оттеняли белизну ее щек, на голове белела похожая на тюрбан повязка. Она выглядела такой слабой и беззащитной, что Люсьен с трудом удерживался от того, чтобы не разрыдаться.
— Люсьен, что делать с кораблями? — Хрипловатый голос Вэнса отвлек его от печальных раздумий. — Завтра мы должны отплывать в Саванну…
— Принимай командование на себя, — Люсьен снова повернулся к Микаэле. — Пусть мой корабль поведет Луи Бичем, а ты пойдешь первым. Проследи на складах, чтобы погрузили все до последнего ящика.
—Что-нибудь еще?
— Еще? — Люсьен печально посмотрел на Вэнса. — Молись, чтобы все обошлось.
— Хорошо, я буду молиться. — Вэнс на цыпочках вышел и осторожно прикрыл за собой дверь.
Люсьен посмотрел в окно. На небе собирались плотные облака.
— Видишь, милая? — обратился он к Микаэле. — Ты больна — и солнце ушло. Долго еще ты собираешься лежать здесь, пока нас всех носит без руля и без ветрил? Почему бы тебе не подумать хоть немного о тех, кого ты поддерживаешь силой своего характера и духа…
Заметив слабое трепетание ресниц, Люсьен дотронулся до пальцев Микаэлы и ободряюще пожал их.
— Возвращайся, прекрасная принцесса. Верные слуги ждут тебя. Ты нужна нам, как солнце.
Все это, конечно, было глупостью, но Люсьен не удержался и слегка прикоснулся к нежным, как роса, губам жены. К его изумлению и восторгу, ресницы Микаэлы затрепетали вновь, и на него взглянули подернутые дымкой зеленые глаза.
Люсьен не удержался от торжествующего восклицания:
— О Господи, родная, ты снова со мной! Не уходи. Я сейчас. — Он бросился к двери, чтобы сообщить врачу и всему свету, что к Микаэле наконец вернулось сознание. Вэнс, еще не успевший выйти из дома, тут же оказался у ее ложа.
Микаэла облизнула пересохшие губы и вгляделась в покачивающиеся над ней лица:
— Где я?
Доктор Торли присел на край кровати, Люсьен устроился напротив.
— Ты у себя в спальне, дорогая, на плантации.
Она с трудом перевела дух, стараясь не двигаться, пока врач внимательно всматривался в ее зрачки.
— А теперь следующий вопрос: кто я?
Все с удивлением посмотрели на нее. Микаэла попыталась устроиться поудобнее, но это ей не удалось; не в силах пошевелиться, она непонимающим взглядом обводила комнату, в которой столпилось так много незнакомых людей. В висках страшно стучало, а небо пересохло так, что, казалось, выпив океан, она все равно не утолила бы жажду.
— Нельзя ли стакан воды, мистер… — обратилась она к привлекательному мужчине с ярко-голубыми глазами и щетиной, которой несколько дней не касалась бритва.
— Сафер. — Люсьен обеспокоенно поднял брови. — Я твой муж, Микаэла. Неужели ты не помнишь меня?
— Микаэла? — с трудом повторила она. — А вы мой муж? Но как это может быть? Я ведь не знаю вас! — Она попыталась приподняться на локтях, чтобы получше разглядеть человека, сделавшего это странное заявление, но доктор Торли мягко удержан ее:
— Спокойно, милая. У вас была тяжелая травма. Сейчас вам принесут воды, но обещайте, что не тронетесь с места, пока мы не вернемся.
Видя, что за доктором и Люсьеном потянулись к двери все остальные, Микаэла нахмурилась:
— Сколько народу нужно, чтобы принести стакан воды?
Люсьен на ходу обернулся:
— Не волнуйся, дорогая, мы будем здесь через минуту и дадим тебе столько воды, сколько ты сможешь выпить.
Закрыв за собой дверь, доктор Торли произнес:
— Похоже, у нее амнезия: оно и неудивительно — удар был слишком силен. Но не исключена и эмоциональная травма. Только сама Микаэла знает, что произошло перед тем, как она с Барнаби Харпстером рухнула вниз, на камни.
— И когда же к ней вернется память? — нетерпеливо спросил Люсьен.
Торли неопределенно пожал плечами:
— Может, через несколько дней, недель, а может, и никогда — в случаях, подобных этому, сколько-нибудь обоснованный прогноз сделать невозможно. Знакомые лица и знакомая обстановка способствуют частичному возвращению памяти, но я бы остерегся показывать ей этот утес, пока она не оправится и не привыкнет ко всем нам. Тут главное — терпение, — поучительно закончил доктор. — Микаэле и без того трудно воспринимать все, что вы ей говорите, коль скоро она не помнит, кто она и что с ней стряслось.
— Эй, есть кто-нибудь поблизости? Если мне принесут хоть немного воды, по гроб жизни буду благодарна.
Люсьен, схватив графин, кинулся назад в спальню и сразу заметил, что больная, пренебрегая указаниями доктора, откинулась к изголовью и внимательно изучает повязки на руках.
Он был готов улыбнуться — в Микаэле проявлялся тот же решительный характер, что отличал ее до падения со скалы.
Стоя у двери кабинета, Люсьен наблюдал за Микаэлой, которая пробиралась на цыпочках по опустевшему коридору — ей явно хотелось выскользнуть незамеченной, не привлекая внимания многочисленных слуг, стороживших в эти дни каждый ее шаг. С того момента как к ней вернулось сознание, она постоянно умоляла, чтобы ей разрешили расстаться с ненавистной постелью. Люсьен дважды переносил ее вниз, на крыльцо, чтобы Микаэла могла подышать свежим воздухом, но советам доктора насчет того, что его жене нужен покой, следовал неукоснительно, хотя сама она не раз повторяла, что вполне здорова.
— Куда-нибудь собралась, малышка? — Люсьен выступил из тени в тот самый момент, когда Микаэла взялась за ручку входной двери.
Услышав за спиной его голос, Микаэла замерла. Хотя Люсьен упорно твердил, что он ее муж, и все вокруг, кого бы она ни спрашивала, подтверждали это, она никак не могла вспомнить этого удивительно симпатичного мужчину. Да, ее к нему неудержимо влечет, да, он чертовски красив, и все равно это всего лишь незнакомец в кругу других окружающих ее незнакомцев.
— Право же, мне необходимо глотнуть хоть немного свежего воздуха, — решительно заявила она, опасаясь, что Люсьен воспротивится ее желанию.
— Как скажешь, дорогая, но тебе придется потерпеть мое общество: мне вовсе не хочется, чтобы ты заблудилась.
Люсьен просто не мог не нравиться: из всех, кто сделался в последнее время добровольным опекуном Микаэлы, он один хоть немного позволял ей поступать по-своему. Отчего Микаэла ощущала такую внутреннюю потребность в свободе, она и сама не взялась бы сказать, но факт оставался фактом: ей становилось не по себе, когда на нее пытались оказать давление.
— Подожди, сейчас принесу что-нибудь надеть. — Люсьен принес ей шерстяной платок. — На улице свежо — как бы тебе снова не оказаться в кровати.
Он накинул на ее плечи платок, и Микаэла улыбнулась оттого, что мягкое прикосновение его ладоней возбудило смутное воспоминание.
— Должно быть, ты находишь меня несносной. — Она с любопытством посмотрела на Люсьена. — Я всегда была такой или это домашний арест сделал меня чересчур свободолюбивой?
Люсьен коснулся губами щеки Микаэлы.
— Ты всегда отличалась неукротимым нравом и упрямым стремлением к независимости, — с улыбкой сказал он. — Женитьба была для меня нелегким испытанием, мне все время приходилось приглядывать за тобой.
— И давно мы женаты? — осведомилась Микаэла, с удовольствием вдыхая прохладный осенний воздух.
— Почти месяц.
— Мы были счастливы? — Она внимательно посмотрела на Люсьена.
При виде славного личика, на котором читалось простодушное любопытство, у Люсьена защемило в груди. Отношения, связывавшие их, были, мягко говоря, странными, но если Микаэла ничего не помнит, то углубляться в эту тему определенно не стоило, тем более что теперь у него появился шанс начать все с начала и сделать это гораздо удачнее, чем прежде. Люсьен поклялся себе, что так оно и будет, лишь бы Микаэла выдержала выпавшее на ее долю страшное испытание. Право, если вспомнить все то, через что ей пришлось пройти, она заслуживала лучшего.
— Да, дорогая, мы были необыкновенно счастливы, — не моргнув глазом сказал он. Пусть не в его силах было изменить прошлое, но будущее оставалось в его руках. Видит Бог, он щедро расплатится с ней за всю ту боль, что причинил ей.
Люсьен отправился за экипажем, а Микаэла смотрела ему вслед, любуясь мужественной грацией его походки. В самом деле, почему бы ей не быть счастливой в браке с этим привлекательным мужчиной — он такой славный, чуткий и, кажется, по-настоящему к ней привязан. Наверняка и она его от души любила. Правда, по словам мужа, она немного своенравна, но его это как будто ничуть не смущает. К тому же без любви разве бы она вышла за него замуж? Вряд ли.
Когда Люсьен вернулся, Микаэла сосредоточенно оглядывала особняк, великолепно ухоженные сады и свежевыкрашенные служебные постройки.
— Скажи, кто присматривает за поместьем? Оно в отличном состоянии.
Помогая Микаэле удобнее устроиться в экипаже, Люсьен усмехнулся:
— С этим можешь поздравить себя — это ты организовала работу по приведению всего здесь в порядок.
— Я? — изумилась Микаэла.
— Ну да, — подтвердил Люсьен, усаживаясь рядом с ней. — Ты ведь здесь вовсе не работница, а хозяйка. Но если уж быть до конца точным, надо сказать, что ты размахивала кистью, как генерал, созывающий свое воинство под боевые знамена.
У нее смутно мелькнуло какое-то воспоминание — кажется, это было ощерившееся в злобной усмешке лицо; но не успела она его толком разглядеть, как видение исчезло. Сдвинув брови, Микаэла тревожно взглянула на своего спутника.
— Мне показалось, я кого-то вспомнила, но этот образ мгновенно улетучился. До чего противно от других узнавать, кто я и что и как все происходило!
Люсьен обнял жену и бережно погладил ее по плечу.
— Все станет на свои места, дорогая, дай только срок. А теперь — чего бы ты хотела в данную минуту? Поедем на рисовые или индиговые поля или погуляем по лугу? А может, хочешь пострелять из лука?
— Я разве умею обращаться с луком и стрелами? — Микаэла удивленно посмотрела на него.
— Не сказал бы: у меня прежде не было времени заняться с тобой этим, но почему бы не восполнить пробел? Такое развлечение не требует больших физических усилий, да и на воздухе можно чаще бывать.
Микаэла выпрямилась и некоторое время молчала. Затем она медленно произнесла:
— Люсьен, отвези меня лучше на то место, где случилась беда. Если мне удастся хоть что-нибудь вспомнить, это уже принесет мне облегчение.
Кляня себя за то, что оставил выбор за Микаэлой, Люсьен направил лошадей по раскисшей от грязи дороге. После того как произошло несчастье, он ни в чем не отказывал Микаэле, сам с собой заключив договор, по которому должен был оплатить все издержки, понесенные ею за время знакомства с ним. Быть может, в конце концов она вспомнит больше, чем ему бы хотелось, и их мирное сосуществование таким образом закончится, но, как бы то ни было, он ее должник. Если бы не произнесенные им жестокие слова, Микаэла не бросилась бы в ночь, где ее поджидал коварный негодяй.
По дороге Микаэла изо всех сил старалась связать воедино обрывки воспоминаний. Когда они добрались до поворота, она вцепилась в рукав мужа, заставив его остановить лошадей. На какой-то миг у нее возникло ощущение полета — должно быть, это чувство пробудило что-то присутствовавшее в окружающей обстановке.
— Во время самого первого нашего урока ты свалилась с лошади и упала в воду, — напомнил Люсьен и, приподняв Микаэле подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. — А после, когда я пробрался через кусты, в страхе, что ты поранилась, мы здесь же, на берегу, занялись любовью. Помнишь?
Микаэла густо покраснела и отодвинулась от Люсьена. До сих пор он не настаивал на своих правах, поставив себе кровать в гостиной рядом с ее спальней.
Понимая, что это несправедливо по отношению к нему, Микаэла все же пока избегала интимной близости — она просто не могла заставить себя признать мужем человека, который по-прежнему оставался в ее глазах незнакомцем.
— Ну да, конечно, это было приятно… Любовь… — Она откашлялась и посмотрела куда-то вперед.
Люсьен хмыкнул. Забавно было наблюдать, как Микаэла, словно ребенок, открывала для себя новый мир, притворяясь при этом, будто жизнь, затерявшаяся в глубинах памяти, ей знакома. Ну а сам он теперь, когда все размолвки и раздоры остались позади, учился наслаждаться жизнью и тем, что ему выпала еще одна возможность обрести счастье.
— Я сказала что-нибудь смешное? — удивленно спросила Микаэла.
— «Приятно… Любовь…» — передразнил он. — Если бы ты хоть что-нибудь помнила, я, пожалуй, обиделся бы. «Приятно» — это слишком скромное определение того, что мы пережили.
Микаэла еще сильнее залилась краской и искоса посмотрела на своего спутника:
— Давай продолжим урок, ладно? Мне так хочется вспомнить все, что потеряла моя память.
Люсьену только того и надо было: пусть она вспомнит каждый божественный миг любви, а печальный инцидент, который привел ко всем этим жутким последствиям и превратил ее жизнь в ад, поскорее забудется.
Он натянул вожжи, и лошади остановились у мыса. Не успел Люсьен протянуть Микаэле руку, как она сама соскочила на землю и двинулась к утесу. Остановившись на самом краю, она молча взывала к прошлому, которое должно было открыть перед ней свою бездну. Внизу виднелись валуны с зазубренными краями, и ей вдруг показалось, что она летит в бездонную пустоту. Микаэла в ужасе оглянулась — Люсьен стоял в нескольких шагах от нее. Вцепившись в него, как тонущая кошка в проплывающее мимо бревно, она боролась за свое сознание, пока прошлое разворачивало свой печальный свиток.
Люсьен крепко прижал к себе жену и сразу почувствовал, что она дрожит: по-видимому, страшная ночь все еще не стерлась из ее памяти.
— Все это не имеет теперь никакого значения. — Люсьен еще крепче обнял Микаэлу. — Пусть прошлое остается прошлым. Главное — ты жива и снова со мной.
Ощущая, как прижимаются к ней чувственные губы и с поцелуем уходят в туманную дымку все неприятные видения, Микаэла отдалась иному чувству. Люсьен целовал ее с привычной страстностью, из чего следовало, что это занятие ему знакомо и что некогда оно ей нравилось. Словно нехотя она откликнулась на поцелуй, и сразу огонь желания заполнил все ее существо. Да, наверное, она и впрямь любила его, любила глубоко и безоглядно, коль скоро Люсьену удалось так быстро зажечь ее.
Минула бесконечность, перед тем как Люсьен нашел в себе силы остановить это сладостное искушение; но, отстранившись, он тут же утонул в туманных глубинах ее глаз. Она смотрела на него так доверчиво, с таким обожанием, что у него замерло сердце.
— Пожалуй, нам пора возвращаться домой. — Он улыбнулся.
Микаэла все еще не могла прийти в себя после его поцелуя. Ладони ее скользнули по буграм мышц на его груди, потом сомкнулись на шее, и она снова притянула его к своим призывно раскрытым губам.
— А по-моему, стоит продолжить, чтобы я скорее могла вспомнить забытое.
Почувствовав, как она прижимается к нему, Люсьен вздрогнул: Боже, до чего же соблазнительной умела быть эта женщина, когда забывала о том, что ей со всеми надо бороться!
— Дорогая, это занятие я готов продолжать всегда и везде. Тебе решать, когда ты сочтешь себя готовой к тому… — Он лукаво подмигнул ей: — Ну, словом, сама понимаешь, о чем я. — Люсьен неохотно отстранился и повел жену к экипажу. — Тем не менее сейчас нам все же лучше вернуться домой, а то ты можешь простудиться.
— Ты такой заботливый, Люсьен, — негромко проговорила Микаэла. — Спасибо, что предоставил мне право выбора.
Устроившись на сиденье экипажа, Микаэла задумчиво посмотрела на утес:
— Что же все-таки произошло в ту ночь? Я спрашивала Адриана, но он побелел как мел, так что мне даже страшно стало. Слуги тоже ничего не хотят говорить, и ты единственный, на чью откровенность я могу рассчитывать.
Откровенность? Уж чего-чего, а откровенности в отношениях с Микаэлой Люсьен допустить никак не мог: он говорил ей только то, что хотел восстановить в ее памяти, тщательно избегая подробностей, способных разбередить ей душу. Теперь ее доверие требовало хотя бы немного приоткрыть перед ней правду.
— Ты поехала верхом в одиночку, и не знаю уж почему, но остановилась именно здесь. Рядом оказался мужчина… — Поймав настороженный взгляд Микаэлы, Люсьен сделал паузу. — Возможно, он давно следовал за тобой.
— Но зачем?
— Видишь ли, скорее всего он задумал что-то недоброе. Могу лишь предполагать, что он столкнул тебя с этой скалы, но ты каким-то образом сумела увлечь его за собой, потому что на камнях вы лежали рядом.
— И как звали этого человека? — прошептала Микаэла, глядя вдаль.
— Барнаби Харпстер.
Она медленно кивнула:
— Будто в тумане передо мной все время маячит странное лицо, и от этого у меня по коже мурашки бегут. Теперь я даже рада, что ничего не запомнила.
Микаэла просунула руку Люсьену под локоть и прижалась к нему.
— Мне повезло, что ты у меня есть, Люсьен: с тобой мне легче. Выйдя за тебя, я сделала правильный выбор.
Люсьен молчал. Ему было не по себе от чувства вины и стыда. Наверное, ему суждено гореть в аду за то, что он лгал ей, за то, что поместил ее в этот искусственный кокон блаженного неведения. Но как бы там ни было, он просто должен был скрыть от Микаэлы истинную причину, толкнувшую ее одну в ночь.
Когда они подъехали к дому, у подъезда их ожидала целая толпа.
— С ней все в порядке? — первым нетерпеливо спросил Адриан.
Люсьен с удивлением смотрел на обеспокоенные лица: кажется, Микаэла произвела неотразимое впечатление на Адриана и всех остальных домочадцев, если десятиминутного отсутствия им хватило, чтобы среди них поднялся настоящий переполох.
— Микаэла чувствует себя прекрасно, — обращаясь сразу ко всем, объявил он и услышал в ответ общий вздох. облегчения.
— Тогда почему ты, черт возьми, никого не предупредил? — проворчал Адриан, устремив на Люсьена негодующий взгляд. — Мы тут чуть с ума не посходили.
— Извините, наверное, это я виновата, — проговорила Микаэла, неловко вылезая из экипажа. Чейни тут же бросился, чтобы поддержать ее.
Пока все вокруг суетились, наперебой предлагая свою помощь, Люсьен постарался успокоить деда.
— Неужели нельзя быть хоть немного повнимательнее? — бушевал Адриан. — Ты что, хочешь, чтобы со мной случился еще один удар? Пять лет мы были в ссоре, но это еще не причина, чтобы отправить меня на тот свет!
Люсьен обнял старика за плечи и повел его в дом.
— Слушай, дед, не помню, успел ли я поблагодарить тебя за то, что ты подыскал мне такую чудесную жену?
— Это ты меня благодаришь за Микаэлу? Меня? — Адриан чуть не споткнулся.
— Извини, если заставил тебя поволноваться, — ответил Люсьен, — мы просто замучили Микаэлу своей опекой. Я дал ей возможность ненадолго сменить обстановку, но не подумал, какой переполох может вызвать ее отсутствие.
Люсьен ожидал, что дед продолжит свои жалобы, но неожиданно Адриан довольно улыбнулся. Наконец-то этот сорванец понял, что от него требуется. Упрямства в нем, конечно, на десятерых хватит, и он, похоже, еще не вполне осознал, какое счастье ему привалило, но теперь ждать осталось недолго.
Свою возлюбленную Элизабет Адриан потерял десять лет назад, но память о совместной счастливой жизни не оставляла его. Хорошо бы и Люсьену довелось прожить век в атмосфере любви и взаимной привязанности, испытать с Микаэлой то же, что прежде испытал Адриан с женой, когда они оба в поте лица трудились, превращая крохотную ферму в процветающую плантацию. Конечно, и у них случались стычки, и они, бывало, ссорились, но любовь всегда брала верх.
Возможно, именно поэтому Адриан так привязался к Микаэле: она была наделена тем же неукротимым духом, что и Элизабет. После того как Микаэле удалось примирить Адриана с внуком, он окончательно поверил, что эта женщина способна исцелить раны Люсьена.
Адриан дал себе слово предоставить Люсьену возможность справиться со всеми возникающими трудностями. самому, пусть даже он окажется в ситуации более чем деликатной; оставалось только надеяться и молиться, чтобы Люсьен нашел удобный момент и нужные слова.
Адриан медленно побрел в гостиную — пора было дать отдых старым костям. Не хотел бы он сейчас оказаться на месте Люсьена! Найти эти самые слова и подходящий момент, Бог свидетель, будет нелегко!