Однажды в лунную полночь

Глава 20

Очнулась Микаэла на деревянном плотике, который стремительно уносило в океан. Ее поразила собственная способность выживать в любых обстоятельствах, хотя никаких усилий к этому она почти не прилагала. В самом деле, какой смысл жить, если на сердце тяжело так, будто его камнем придавило, а будущее столь мрачно и призрачно, что о нем и думать не хочется?

Образ Люсьена, запутавшегося в канатах на сломанной мачте, все еще маячил перед ней, лишая последних сил к сопротивлению. Даже сейчас доносился до нее его глубокий голос, требующий вернуться назад, подумать о собственном спасении. Люсьен понимал, что его шансы выжить ничтожны, и в последний свой миг думал о ней.

Слезы брызнули из глаз Микаэлы. Ее возлюбленный погиб, и ей не удалось спасти его; скоро ей самой предстоит та же участь. Раньше она была слишком упряма и своенравна, чтобы признаться Люсьену в любви, а теперь слишком поздно, время ушло.

Налетевшая волна резко подбросила плотик, и Микаэла зажмурилась. Даже если ей суждено выбраться из этой передряги, все равно потом она превратится лишь в ненужную оболочку ноющей боли и жалости. От Люсьена остались одни сладостно-горькие воспоминания да ребенок, которому так и не суждено появиться на свет. Ну отчего судьба так к ней жестока?

Поняв, что ей уже не найти ответа, Микаэла закрыла глаза и приготовилась к неизбежному.

Люсьен застонал и с трудом пошевелился на обломках досок, которые поддерживали его на плаву. Его глаза не сразу различили облачное небо и первые слабые отблески зари. А он уж думал, что спустился в настоящий ад, и не рассчитывал увидеть еще хоть один рассвет. Ему лишь чудом удалось спастись в отличие от несчастного, которого он пытался вызволить.

Люсьену были видны огни на палубе удаляющегося корабля, но его отнесло слишком далеко, чтобы докричаться до Вэнса сквозь воющий ветер.

Люсьен угрюмо сдвинул брови. Микаэла, эта отважная женщина, пыталась спасти его, не думая о себе. Разумеется, он подозревал, что она предпочла бы видеть его скорее мертвым, чем живым, — для нее это означало свободу, а также богатство, о котором и мечтать не приходится; однако она рискнула всем, лишь бы спасти человека, который играл ею, как марионеткой, и обманывал ее. Микаэла всегда была отважным бойцом, даже если ввязывалась в заранее проигранные сражения: у нее слишком чистое сердце и благородная душа, чтобы наблюдать за тем, как кто-то гибнет, и не попытаться его выручить. Она все делала для того, чтобы другие не страдали, как она в детстве, чтобы чувствовали себя в этой жизни желанными и любимыми.

Ну и что же теперь? Как ему дальше жить без Микаэлы? Он пять лет провел, оплакивая Сесиль, которая была совсем не такой, какой ему представлялась. Именно это Вэнс с Адрианом постоянно пытались втолковать ему все эти годы, но что проку от их правды, если Микаэлы больше нет?

Случались в последние несколько месяцев моменты, когда Люсьен был почти готов признаться, что любит эту удивительную красавицу, которая совершенно перевернула его жизнь; но куда было девать ощущение вины, которое неизменно удерживало его от того, чтобы произнести нужные слова? Сама мысль о признании в любви к Микаэле, после того как он торжественно поклялся не забывать Сесиль до конца дней своих, тяжким бременем лежала на совести Люсьена. Он поднял свою первую любовь на недосягаемый пьедестал, не позволяя никому посягать на этот памятник, но когда появилась эта свободолюбивая, излучающая удивительную энергию женщина, решимость его сильно поколебалась.

Закрывая глаза, Люсьен теперь видел перед собой лицо не Сесиль, но Микаэлы. Он вспомнил с пронзительной ясностью, как стоял на краю проклятого обрыва, глядя вниз, где распласталось тело Микаэлы, и молил Бога о том, чтобы она осталась в живых, давая самому себе страшную клятву, что сделает все возможное, лишь бы хоть как-то загладить свою вину.

Когда к Микаэле вернулось сознание, Люсьен поместил ее в мир совершенной гармонии и все сделал для того, чтобы она обрела счастье. В тот момент он уже любил ее безоглядно, оттого и не открывал ей правды; когда же память к ней вернулась, все стало только еще хуже.

У Люсьена больно защемило сердце. Если Микаэла погибла, пытаясь выручить его, вряд ли он сможет дальше жить с болью этой утраты. Пять лет назад он уже прошел все муки ада и, видит Бог, новых не выдержит; ему даже подумать об этом было страшно, особенно сейчас, когда Микаэла показала ему разницу между юношеской влюбленностью и глубоким, непреходящим чувством, которое испытывает зрелый мужчина.

Лучи солнца пробили редеющие облака, и Люсьен увидел вокруг себя нечто похожее на плавучую свалку: щепки, драная парусина, обрывки канатов, деревянные бочонки, подпрыгивающие на волнах. Он приподнялся на своем самодельном плоту и, вглядевшись попристальнее, увидел вдали нечто напоминавшее сундук, в котором лежало чье-то распростертое тело.

Микаэла? Люсьен задержал дыхание. Или это был мираж, порожденный одновременно ослепительными лучами солнца и мрачными мыслями, что разрывали его мозг?

Не обращая внимания на боль, которую причиняло ему каждое движение, Люсьен сложил ладони ковшом и прокричал имя Микаэлы. Ответа не последовало, но он еще долго не прекращал своих попыток.

Подставив лицо ласковым лучам солнца, Микаэла задумчиво улыбнулась. Разбудил ее взывающий из ниоткуда голос Люсьена. Выходит, как она и думала, он здесь — ее вечный брат по духу, если не по плоти.

Микаэла со стоном подняла голову и огляделась: вокруг виднелись следы недавнего кораблекрушения. Вдруг вдали ей удалось различить обломки, превращенные в плот, на котором лежал человек. Сердце ее забилось чаще.

— Люсьен? — Она попыталась вскочить на ноги и чуть не свалилась в воду. Взгляд ее впился в мускулистое тело, примостившееся на импровизированном плоту.

Микаэла все еще боялась поверить своим глазам, но в душе ее уже затеплилась надежда. Опустив руки в воду, она заработала ими, точно веслами.

Увидев, что Микаэла движется в его сторону, Люсьен для надежности обвязался веревкой, выловил проплывавшую мимо доску и принялся грести, сокращая разделявшее их расстояние.

Через несколько минут ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Ветер и течение ему не благоприятствовали, так что для движения нужно было прилагать огромные усилия; из-за раны в плече он потерял немало крови, но самый вид Микаэлы, стремившейся к нему навстречу, будто ангел, летящий по волнам, придавал ему столь необходимые силы.

Не отрывая взгляда от медленно приближавшегося плотика, представлявшего собой оторвавшуюся от сундука крышку, Люсьен соорудил петлю и приготовился в подходящий момент бросить ее Микаэле. С первого раза это у него не получилась: петля не пролетела нужное расстояние. Тогда Люсьен предпринял новую попытку. На сей раз Микаэла оказалась ближе и, соскользнув в воду, сумела схватить свободный конец веревки. Стремясь как можно скорее подтянуть ее к себе, Люсьен едва успел в последний момент заметить, что прямо под поверхностью воды скользнула длинная тень. Сердце у него гулко застучало, в горле пересохло от страха, и крик его прозвучал сдавленным хрипом.

Проклятие, если она не перестанет размахивать руками, как ветряная мельница, поднимая фонтаны воды, дело грозит обернуться совсем плохо!

— Назад! Немедленно назад! — Люсьен что есть мочи замахал здоровой рукой. — Акулы!

Посмотрев в ту сторону, куда указывал Люсьен, Микаэла застыла от ужаса: блестящие плавники разрезали воду, словно целая армада боевых кораблей. Она поспешно вернулась на свой плот.

— Не двигайся! — Люсьен принялся грести, медленно приближаясь к ней. — Привяжи веревку к ручке сундука, тогда я смогу подтащить тебя к себе.

Бросая опасливые взгляды на плавники, появлявшиеся вокруг нее то с одной, то с другой стороны, Микаэла повиновалась. В этот момент акула пронеслась буквально в дюйме от нее. Микаэла подавила крик и подтянула колени к самому подбородку. Плотик закачался, и ей оставалось лишь пытаться удержать равновесие и не свалиться в воду. Она понимала: если акула заденет хвостом ее ненадежное убежище, его обитательница окажется в воде и станет лакомой добычей целой акульей стаи.

— Люсьен, я беру назад все злые слова, сказанные в твой адрес. — Микаэле очень хотелось облегчить душу перед тем, как она отойдет в мир иной. — И еще, насчет Сесиль… Я не хотела сделать тебе больно… Поверь, эту тайну я собиралась унести с собой в могилу. Всему виной проклятое бренди — из-за него я растрещалась как сорока…

— Потом, Микаэла, потом. — Люсьен принялся поспешно наматывать веревку на руку.

— Что-то я совсем не уверена, что у нас будет это «потом», — слабо возразила Микаэла, испуганно косясь на акул.

Превозмогая боль в плече, Люсьен подтянул ее к себе, и Микаэла вздохнула с облегчением; но тут она увидела, как неумолимо надвигается, готовясь подбросить ее утлое спасательное средство в воздух и затем обрушиться на нее, жуткое чудовище с неподвижными черными глазами-бусинками и страшной пастью, скрывавшей необычайно острые зубы.

Мгновенно вскочив, Микаэла прыгнула, перелетела через треугольный плавник, и в тот же момент крышка сундука перевернулась.

Оказавшись в воде, Микаэла повернула голову и увидела, что Люсьен поспешно срывает с себя изодранную окровавленную рубаху и обматывает ее вокруг весла. Дождавшись, пока акулы сузят круг, он изо всех сил зашвырнул весло подальше; привлеченные запахом крови, хищницы тут же набросились на приманку.

Поняв, что на месте приманки должна была оказаться она сама, Микаэла задрожала всем телом. Люсьен помог ей подняться на плот, затем вытащил из-за голенища нож и перекатился на самый край их убежища. Он не отводил взгляда от акулы, которая вновь приближалась к ним в поисках пищи, и, дождавшись, пока акула поравняется с ним, резко выбросил руку, нанеся мощный удар. Вода мгновенно окрасилась кровью.

Другие акулы с яростью набросились на новую жертву. Микаэла завороженно следила за разыгрывающейся сценой: таких стремительных движений и таких смертельных ударов ей видеть еще не приходилось. Так, наверное, она бы и продолжала сидеть, не в силах преодолеть охвативший ее ужас, если бы не голос Люсьена:

— А ну-ка помоги мне! — Он бросил ей конец веревки. — Продень ее через петли на парусине: попробуем соорудить треугольный парус.

Микаэле оставалось только восхищаться ловкостью Люсьена. Всего несколько минут назад плотик представлял собой лишь связанные обломки дерева, теперь же это было настоящее парусное судно. Дни их, разумеется, сочтены, но теперь им по крайней мере засветил огонек надежды.

Тут в глаза Микаэле бросилась глубокая рана на плече Люсьена: выглядела она так, словно в кожу ему впился остро отточенный кол. Она болезненно поморщилась и, пробравшись поближе к Люсьену, наклонившись, оторвала кусок ткани от рубахи. Перевязав рану, она подняла глаза на прекрасное лицо, которое уже не чаяла увидеть.

— Люсьен, если я и сказала что про Сесиль…

Он быстро прижал ей палец к губам.

— Это я вытянул из тебя все, что тебе было известно. Адриан и Вэнс говорили правду про нее, не так ли?

Избегая его напряженного взгляда, Микаэла отвернулась, но он властно притянул ее к себе.

— Все это было с ее стороны чистое притворство, да? А еще ты что-то говорила о Чейни — не его ли подрядил Адриан следить за Сесиль, пока я был в море? Она попыталась подкупить Барнаби, чтобы он прикрыл ее грешки, предлагала себя в обмен на то, чтобы он обелил ее перед Адрианом, верно?

Микаэла негромко застонала. Выходит, она сказала слишком много, иначе Люсьен не усомнился бы, что верность и преданность Сесиль — всего лишь маска. Черт бы побрал ее длинный язык!

— Прости меня, Люсьен, я не хотела быть такой жестокой…

Слова замерли на губах Микаэлы, когда Люсьен зажал ей рот поцелуем. Отстранившись и глядя прямо в ее поднятые к нему глаза, он улыбнулся, но тут же лицо его вновь стало серьезным.

. — Теперь я начинаю понимать, что Сесиль было по-настоящему нужно. Догадываюсь также, как случилось с ней это несчастье. Она принялась торговаться с Барнаби, и…

Даже размышляя вслух, Люсьен не мог оторваться от Микаэлы. Сейчас прикосновение к ней было радостью, которая скорее всего больше не выпадет на его долю. Скользя пальцами по волосам, поглаживая лицо Микаэлы, Люсьен наслаждался неправдоподобной мягкостью ее кожи.

— Одного только не могу понять — зачем ты пыталась скрыть правду, вместо того чтобы уколоть меня ее неверностью?

— На это я просто не способна, потому что… — Микаэла плотно сжала губы.

— Да? — Люсьен нежно погладил ее ладонь.

— Мне вовсе не хотелось выступать в роли взломщика, — неохотно пояснила она. — Ты любил Сесиль и пять лет хранил память о ней. С моей стороны было бы жестоко разрушить образ, который грел тебе душу…

Невозможно поверить, что Микаэла действительно так переживает эту историю. Нет, что-то тут не так, иначе вряд ли бы она сейчас рассыпалась в извинениях. Люсьен решил докопаться до правды, чего бы это ему ни стоило.

— Итак, ты просто берегла меня. — Люсьен пристально вгляделся в изумрудный блеск ее глаз. — Но почему, Микаэла?

— Я уже объяснила тебе: о таких вещах мужьям не говорят. Да и вообще, для меня это не лучшая тема.

— Да, но ведь молчание в данном случае равно лжи, — мягко упрекнул ее Люсьен. — Разве не ты обвиняла меня в сокрытии правды о твоем прошлом, когда мы наслаждались чистым покоем и счастьем совместной жизни? Я, выходит, должен был разрушить это счастье грубой правдой, открыть все, что тебе лучше бы забыть, что я сам хотел бы забыть?

— Это совсем другое дело.

— А какая, интересно, разница?

— Ты говорил неправду, потому что хотел подчинить меня себе.

Люсьен покачал головой:

— Просто мне хотелось, чтобы все и всегда оставалось так, как было после случившегося с тобой несчастья, и я решил чуть-чуть подправить прошлое ради нашего настоящего и будущего. В этом смысле мое поведение ничуть не отличается от твоего. Ты не рассказала мне правду о Сесиль, считая, что так для меня будет лучше, ну а я не рассказал тебе правды, потому что ты была слишком слаба и уязвима, в то время как мне хотелось, чтобы ты чувствовала себя легко и спокойно.

Люсьен вновь провел кончиком пальца по овалу ее лица. Он наслаждался ее красотой, ее поразительной энергией. Удивительная, неповторимая женщина: в ее присутствии всем другим всегда чего-то не хватало, чтобы сравняться с ней; Люсьен даже и вообразить себе не мог кого-нибудь еще на ее месте.

— Ну так как, любимая, кто из нас впал в более тяжкий грех? Ты в попытке скрыть от меня предательство женщины, чью память я хранил пять долгих лет вместе с чувством вины и сострадания, или я в попытке хоть как-то загладить свои чудовищные, бездумные слова, после которых ты попала в безжалостные руки Барнаби? Из-за меня ты чуть жизни не лишилась. Подобрав тебя там, на камнях, и отнеся домой, я поклялся себе всем, что для меня дорого, непременно сделать тебя счастливой.

Микаэла не отрываясь смотрела на Люсьена; она и представить не могла, что ее едва не состоявшееся свидание со смертью так на него подействует. Беда, в которую она попала, заставила его еще раз пережить тот же кошмар.

Бросившись ему в объятия, она принялась покрывать поцелуями его губы, лоб, щеки.

— Я вела себя как бесчувственная дура, прости меня.

— Ну а я был просто скотиной и первым должен просить у тебя прощения.

Микаэла глубоко вздохнула. Что бы ни таило в себе будущее, сейчас она выскажет ему все, что накопилось у нее на сердце, — ведь другого такого случая может уже и не представиться.

— Я люблю тебя, Люсьен Сафер, — нежно проговорила Микаэла. — Когда я узнала, что другую ты любишь больше, чем когда-нибудь сможешь полюбить меня, гордыня не позволяла мне сказать тебе об этом, но теперь я хочу быть честной, пусть даже ты оттолкнешь меня. Да, я люблю тебя и всегда буду любить, несмотря на то что на первое место в твоем сердце мне рассчитывать не приходится. — Глаза Микаэлы затуманились слезами, руки задрожали. — Я готова умереть за тебя, так как жизни без тебя вообще не представляю, ни единого часа. Знаешь, почему я бросилась за тобой? Потому что ты — мог единственное спасение. Я готова была последовать за тобой на дно океана, ведь жизнь без тебя хуже, чем адский огонь.

Люсьен нежно поцеловал ее губы, мягкие, как лепестки только что распустившегося цветка.

— Я тоже люблю тебя, Мики. До встречи с тобой я не знал, что такое настоящая любовь, а это ведь не только постель. Я жаждал твоей лгобзи и уважения, но не знал, как завоевать их, особенно после того стремительного свадебного спектакля, который сам же и затеял. Гордость мешала мне признать, что уже тогда ты нужна была мне не меньше, чем сама жизнь.

— Люсьен, — со слабой улыбкой перебила его Микаэла, — тебе нет никакой нужды оправдываться за прошлое. Никакого развода я не хочу и готова принять тебя таким, каков ты есть. Право, не стоит щадить мои чувства — меня ведь никто и никогда не любил, так что я к этому привыкла.

В ответ Люсьен только покачал головой. Эта маленькая фея действительно готова примириться с мыслью, что никогда не займет в его сердце место Сесиль, и ей кажется, что все сказанное им — просто слова утешения. Так как же, черт возьми, убедить эту упрямицу в том, что она — единственное, что ему нужно сейчас и всегда?

Упершись в доски здоровой рукой, Люсьен притянул Мякаэлу к себе и пристально посмотрел прямо в ее опушенные густыми ресницами глаза, которые всегда оказывали на него гипнотическое воздействие.

— Выслушай меня, Микаэла, выслушай хорошенько, потому что, клянусь, все, что я собираюсь тебе сказать, — чистая правда. Я люблю тебя. Мы вместе прошли через ад и вместе оттуда вернулись. Как ни печально, и сейчас мы в таком положении, что помощь может прийти слишком поздно, но я хочу, чтобы ты знала одно: мое чувство к тебе никогда не умрет.

У Микаэлы перехватило дыхание и на глазах выступили слезы, но она быстро Смахнула их: ей просто необходимо было запомнить каждую черточку дорогого лица, каждую частичку мускулистого тела. Эта память пребудет с ней вечно.

Нежно улыбаясь, Люсьен провел пальцами по бороздкам, оставленным слезами на щеках Микаэлы.

— По-моему, ты отталкивала меня из инстинкта самосохранения, но, поверь, страховочной сетки тебе больше не нужно, ибо для меня ты вовсе не часть сделки. Ты — смысл моего существования.

— Люсьен, это не имеет никакого значения…

— Еще как имеет! Все это время я словно из воздуха старался соткать эти слова: люблю тебя.

Люсьен раздвинул ей колени, и Микаэла почувствовала, как в ней нарастает нестерпимое желание.

— Посмотри мне в глаза, любовь моя, — хрипло проговорил Люсьен, — и скажи, что ты видишь, — разве не тот же самый огонь, что горел в первую ночь, когда мы занялись любовью, огонь, который с тех пор так и не угас? Это огонь моей души, взывающий к твоей вере. Даже если нам осталось прожить всего лишь несколько дней, единственное мое желание состоит в том, чтобы ты поверила: кроме тебя, мне никто не нужен. Вот что такое для меня любовь, Мики. Люби же меня так, будто не было никаких вчера и не будет никаких завтра.

Микаэле показалось, будто внутри ее плотину прорвало. Она обвила руками шею Люсьена, тесно прижалась к нему, срываясь в страсть, как в пропасть. Теперь, когда она поверила, что Люсьен действительно в нее влюблен, ее сердце было готово разорваться от счастья. И даже если им вскоре предстоит превратиться в странников того света, любовь Люсьена будет поддерживать ее, утолять жажду, насыщать голод.

Микаэла с трудом удерживалась от посвящения Люсьена в свою главную тайну, однако по мере того, как тянулись часы и день сменялся ночью, ей становилось все яснее, что это случится уже по ту сторону жизни…