Однажды я встретила волка

Глава 28 Тайра

У волколюдов есть прочная связь с территорией, которая им принадлежит. Она носит скорее эмоциональный характер, однако, как известно, эмоции — это та же эсна, колеблющаяся на частоте от 5,3 до 5,8 frq. Есть гипотеза, что связь подкрепляется тем же источником, который позволяет им трансформироваться, и имеет магические свойства. Таким образом, можно объяснить, почему волколюды, находясь вдали от своей территории, постепенно слабеют, а лишение таковой приводит их к состоянию, близкому к магическому истощению.

Выдержка из зачетной работы студента академии Куубер по теме «Магические и физические способности волколюдов»

Х514 год, 21 день месяца Зреяния

Тайре было плевать, что подумают люди о ее пребывании в деревне. Ровно как и на то, что она доставляет охотнику Гидеру неудобства. Для нее самым важным было видеть Лика живым и здоровым… ну, или почти здоровым. Человеческое тело не позволяло ей ощутить все, что чувствовал брат — волчье справлялось намного лучше, — но одного вида хватало, чтобы понять, насколько ему было плохо.

До полатей Лик добрался с трудом и облегченно выдохнул, когда наконец смог сесть. Его кожа побледнела, а лицо покрылось испариной. Тайра даже представить не могла, как сейчас скручивало его мышцы и ломило кости и, если честно, испытывать на себе не хотела.

Когда у печи раздались тихие шаги, волколюдка едва не подскочила. Всевидящая… она не заметила, что в подклети был кто-то еще.

— Устроили же вы… — проворчал охотник, прошагав к кадке с водой.

Тайра хотела была огрызнуться, но брат ее опередил.

— Они беспокоились просто. — Он поморщился. — Мне нравится, что наш клан такой сплоченный, но иногда от этого только хуже.

— Не говори так, — обиженно пробормотала Тайра.

Охотник хмыкнул и зачерпнул глиняным ковшиком воду. Волколюдка заметила, что он опирался на трость, но спрашивать, а тем более жалеть, у нее желания не было.

— Схожу к Казиру, — предупредил Гидер и поковылял к двери. — Пусть он или Зера к Дирку сбегают, расскажут. Ты ж, поди, на ночь остаться хочешь? — обратился он к Тайре.

Та опешила от такой наглой прямоты, но быстро опомнилась.

— Естественно, я не оставлю Лика одного!

Охотник пожал плечами и вышел.

— Не создавай еще больше проблем! — прошипел Лик, вцепившись в подол ее безрукавки. — Гидеру и Мите и так вчера досталось.

— А мне какое дело? — фыркнула Тайра в ответ.

— Должен же быть предел!.. — Лик осекся и шумно выдохнул через нос. — Тайра, пойми, то, что ты сегодня выкинула, совсем не помогает наладить с людьми отношения.

— Вот объясни мне, — перебила она, — почему вы с отцом так цепляетесь за этот мир с людьми?

— А ты хочешь, чтобы была война? Чтобы лес спалили дотла? Чтобы наши волчата гибли из-за глупостей взрослых?

— С чего бы это? Защитить мы их, что ли, не сможем? — В ее голосе засквозило сомнение.

— С того. Эти люди, может, и не способны перебить нас, но на деревню уже обратили внимание извне. Стоит слухам дойти до князя — и резни не миновать. И тогда не пожалеют ни нас, ни наших детей. Ты правда этого хочешь?

— Думаешь, воины князя в силах одолеть клан волколюдов?

Тайра переплела вмиг вспотевшие пальцы.

— Мы сильнее, но нас задавят числом, возьмут огнем и оружием. А если мы лишимся леса, сама знаешь, что будет… Мы ослабнем духом настолько, что избавиться от нас будет легче легкого.

После этих слов в доме повисла такая гнетущая тишина, что даже кудахтанье кур за окном показалось Тайре испуганным. Она сгорбилась и опустилась на лавку.

— Я знаю, что сглупила, — произнесла она тихо. — Но я все равно это сделала. Знаешь, почему? Разозлилась. Я устала, Лик. Устала бесконечно ходить, втянув когти, чтобы не дай бог не потревожить людей.

— Люди тоже от этого устали, — заметил Лик. — И что нам теперь, сорваться друг на друге?

— Если мы так и будем ходить вокруг друг друга, ничего не поменяется. — Она вздохнула и потерла руками лицо. — Ничего. Меня это бесит. Иногда мне так и хочется перекусать всех, чтобы хоть как-то расшевелить болото, в котором мы все погрязли.

— И что ты сделаешь дальше, когда мир между нами рухнет?

— Да кому нужен этот мир, если он такой? — Тайра вскочила с места. — Сейчас мы убеждаем себя, что мир между нами возможен, что рядом с людьми мы сможем жить нормально. Но нет, не сможем, Лик. Мы слишком разные. Много сотен лет вражды говорят нам, что мы на это не способны. Так зачем себя обманывать?

— Считаешь, надо сдаться?

Слова сорвались с губ Лика раньше, чем он их осознал. Его лицо стало растерянным; он поспешил прикрыть глаза и откинулся на подушку, пытаясь спрятать свое смятение.

— Сдаться… — повторил он шепотом. — Мне страшно от одной только мысли, но почему-то сейчас больше всего хочется это сделать.

Тайра снова присела на лавку и взяла руку брата в свою. Пальцы волколюда были ледяными.

— Возможно, именно это и надо сделать, — сказала она. — Мне самой о таком тошно думать. Но это какой-то тупик. Как там люди говорят? Нашла коса на камень?

— Не верю, что слышу это от тебя, Тайра. Ты всегда была против того, чтобы сдать бой.

— Я по твоим глазам вижу: вчера произошло что-то, от чего ты окончательно потерял веру в людей. — Она сжала его ладонь сильнее. — В тебе всегда горела уверенность, а теперь ты сломлен. Я не хочу видеть тебя таким. Если даже ты сломался, то ни у кого из нас нет шансов.

— С момента как проснулся, я не перестаю думать о том, что наши с людьми пути окончательно разойдутся. — Лик высвободил руку и прикрыл ей глаза. — Кто-то не выдержит первым. Либо люди уйдут с этих мест, либо мы.

— Возможно, — усмехнулась Тайра невесело, — если бы я иначе завела сегодня с ними разговор, до потасовки бы не дошло. Но я не умею сдерживаться. От одной мысли, что они ранят наших волчат, убивают сородичей, а потом еще вопят о том, что их ущемляют, меня бросает в яростную дрожь. А когда я вижу их, то перестаю думать, что говорю.

— Я заметил, — хмыкнул Лик. — Поэтому отец никогда не брал тебя на переговоры с людьми.

— Я и не напрашивалась.

Тайра поднялась на ноги и едва заметно улыбнулась.

— Отдохни немного. Извини, что навела тут шуму.

— Только не выходи из дома, прошу, — напомнил брат. — Не дразни деревенских.

— Я во двор. Не могу оставаться в этих стенах, тесно и дышать трудно.

— Во внутренний двор, — настоял он.

— Ладно…

Тайра напоследок сжала его ладонь напоследок и быстро вышла, потупив взгляд.

Солнце щедро заливало двор, и Тайре пришлось прикрыть рукой глаза, чтобы видеть хоть что-то после полутемного подклета. Она прислонилась к стене, там, где край крыши отбрасывал небольшую тень, и огляделась. На небольшом пятачке земли за домом приютились скромные грядки с аккуратными лохматыми кустиками, похожими на листья лесного купыря. Землю кое-где прикрывала солома, а местами наружу пробивались длинные сорняки с тонкими стеблями, которые среди сочных кустов выглядели как поганки на поляне с боровиками. С краю ютился сарай, рядом с которым прямо на пожелтевшей от жары траве лежали ведра, тазы и какие-то инструменты. Даже здесь было довольно тесно: Тайре хватило бы десяти шагов, чтобы дойти до забора, за которым протянулись неглубокий овраг и заросшее бурьяном поле.

Решив, что это все равно лучше, чем быть запертой в четырех стенах, Тайра присела прямо на траву и вытянула ноги. В тени земля была еще прохладной, но воздух уже постепенно наливался полуденным зноем.

В сарае раздался шум, и волколюдка вцепилась взглядом в дверь, сколоченную из неровных досок. Через некоторое время она приоткрылась, выпуская наружу травницу. В руках девушки было пустое ведро, которое тут же отправилось к остальным. Митьяна взяла грабли, отбросила за спину длинную косу и только потом заметила сидящую у дома Тайру.

Волколюдка даже не попыталась выдавить из себя дружелюбную улыбку. Митьяна побледнела, перехватила грабли и поспешила за угол дома, стараясь не смотреть на незваную гостью.

Некоторое время Тайра слушала возню травницы за углом, прикрыв глаза. Язык чесался сказать какую-нибудь колкость, но стоило ей задуматься, что именно сказать, как все слова вылетали из головы. В сущности, говорить Тайре было нечего. Все причины говорить Митьяне гадости сводились к простой неприязни.

За углом раздался грохот, от которого Тайра едва не подскочила. Встревоженные куры подняли шум, и теперь причитания травницы мешались с кудахтаньем. Когда голос травницы затих, волколюдка, наконец, рискнула подняться и заглянуть за угол.

Митьяна сидела у стены курятника на корточках. Льняное платье, испачканное землей, задралось, обнажая худые колени. Травница зарылась пальцами в волосы, отчего лохматая коса растрепалась еще сильнее, и закрыла ладонями глаза. Вокруг было рассыпано зерно, валялись ведра, те самые грабли и прочая людская дребедень.

— Ты там живая? — как можно равнодушнее поинтересовалась волколюдка.

Митьяна вскинула голову и поспешно натянула рукав платья на предплечье, но Тайра успела разглядеть огромный синяк.

— Не обращай внимания. Все в порядке.

— Дело твое, — хмыкнула Тайра.

Митьяна поднялась, подхватила с земли корзинку и стала собирать зерно. Из курятника донеслось беспокойные кудахтанье. Волколюдка подошла ближе и поддела носком ботинка грабли.

— Все хозяйство на тебе, значит.

— Можно и так сказать, — бросила Митьяна, не оборачиваясь.

— И не лень тебе? Изо дня в день такой рутиной заниматься…

— У вас что, никакого своего хозяйства нет?

Тайра ухмыльнулась.

— Зачем оно нам? Весь лес наш, его даров нам вполне достаточно.

— И правда…

Травница украдкой потерла глаза, и Тайра нахмурилась. Она не любила, когда кто-то плачет, — это для слабых. Потому и не хотела брать никого в ученики — детям истерику можно было простить, но она не представляла, что делать со слезами.

Некоторое время Митьяна молча собирала зерна. Корзинка медленно наполнялась. Тайра отошла к стене и села на полено, потемневшее от времени. Хотелось завязать разговор, высказать ей все, что думается, но Тайра никак не могла открыть рот, а потому безмолвно следила за монотонными движениями травницы.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — наконец, нарушила тишину Митьяна и перехватила корзинку. — Я с самого начала понимала, что все это из-за меня.

Тайра оказалась застигнута врасплох и первые несколько мгновений растерянно молчала. А потом неожиданно хохотнула.

— Знаешь, я вот думаю, что это даже неплохо.

Митьяна оторвалась от сбора зерен и впервые за все утро посмотрела прямо на Тайру.

— Что?

— Ты ходячее несчастье, это так. Никто не знает, как с тобой быть — убить или дать шанс стать одной из нас. Знаешь, именно такие случаи показывают нам, кто мы есть, как бы больно и неприятно это ни было.

— Зачем ты мне все это говоришь? — Травница отвернулась.

— Раз уж ты такая нескладная, хотя бы знай, что происходит. — Тайра скривила губы. — Мы уже много лет старательно делаем вид, что у нас все чинно и гладко. Идеальные отношения внутри клана, «лучшие традиции культа сильнейшего», как любит говорить Тир… И именно от культе сильнейшего половина всех бед. Вторая половина от людей.

Тайра пнула черенок грабли.

— Знаешь, это как язва на лапе. Время от времени она ноет, ты чувствуешь, как скапливается в ней гной, но наружу он вылезать не торопится. И сам ты не можешь его вытащить — слишком глубоко, боишься что-нибудь зацепить, кого-то поранить.

Руки Митьяны замерли рядом с корзинкой.

— Хочешь сказать, в клане раскол?

— Ну, раскол — громко сказано. Просто все давно знают, что клан как бы разбился на два лагеря. Одни преданы нашему отцу и ждут, что Лик в будущем займет его место. Они поддерживают стремление отца сохранить мир между нами и вами, людьми. Другие же считают, что единственным правильным решением будет война. До недавнего времени я и сама в это верила. Но сегодня, глядя на Лика, впервые усомнилась. И как бы сильно мне ни хотелось этого говорить, видит Всевидящая, ты — ключ к решению.

Тайра откинулась на спину и прикрыла глаза.

— Смешно, конечно. Сама не верю, что говорю такое. Как же меня раздражает человеческое тело, слов нет…

— Я? Ключ? — Митьяна не удержалась от смешка. — Кажется, слишком много надежд вы возлагаете на простую знахарку из захолустной деревеньки.

— Знаешь, тебе стоит показаться клану, — перебила ее Тайра.

Травница удивленно замычала.

— Шутишь?

— Давно пора было это сделать. Лучше пусть Лик сам о тебе расскажет, чем это сделает какой-нибудь Мигир или Филлат. Я не сомневаюсь, что они будут держать язык за зубами, но мало ли… Новость о человеке, ставшем волколюдом, клан примет гораздо спокойнее из уст вождя или его сына, чем кого-то другого, пусть он хоть трижды первый охотник или старший воин.

Митьяна подняла с земли несколько зерен и небрежно бросила в корзинку.

— Не уверена, что клан меня примет…

— А ты постарайся сделать так, чтобы приняли, — возразила Тайра. Она подперла рукой подбородок и прищурилась. — Знаешь, я почти уверена, что Лик уже предлагал тебе уйти к нам. Не оправдывайся, — она остановила открывшую было рот травницу, — если не предлагал, то я его совсем не знаю.

— С чего ты вообще так решила? — Корзинка переместилась ближе к курятнику, а сама Митьяна встала и отряхнула колени.

— Не каждую девушку волколюд будет защищать ценой своего положения и жизни. Без понятия, в курсе ли отец о ваших… отношениях.

Она довольно улыбнулась, когда Митьяна едва не выронила только что наполненную корзинку.

— Скажу сразу: я не в восторге от того, что мой брат положил на тебя глаз. Но уважаю его выбор, как бы противно мне не было.

— А я только понадеялась, что мы сможем поладить…

Тайра расхохоталась.

— Сомневаюсь.