Ожерелье из звезд

Глава четвертая

Беттина проснулась очень рано с таким чувством, будто должно произойти нечто необыкновенное.

Была среда — семнадцатое ноября. Невозможно было поверить, что в эту минуту в Лондоне стоит туман или, может быть, идет первый зимний снег: ведь за стеклом иллюминатора все было залито ослепительным золотым солнцем!

«Юпитер» уже давно вошел в Средиземное море, и с каждым днем они подплывали все ближе и ближе к Суэцу. И с каждым днем Беттина испытывала все более радостное и нетерпеливое предвкушение того, что ждет впереди.

Она почти не обращала внимания на то, чем заняты остальные гости герцога. Ей больше всего хотелось любоваться морем — таким ярко-синим, каким изображают одежды Богоматери живописцы.

Иногда вдали можно было увидеть линию берега. На днях герцог опять пригласил ее на капитанский мостик, и через подзорную трубу ей удалось увидеть Африку.

Все было так интересно и увлекательно, что лицо ее сияло от радостного волнения. Большинство пассажиров яхты смотрели на нее с нежностью во взглядах: так обычно смотрят на ожидающего праздник ребенка.

Беттине все труднее становилось выслушивать сетования лорда Юстеса на тяжелую жизнь обитателей трущоб и ужасаться его леденящим кровь рассказам о том, как плохо обращаются со стариками и какими невежественными растут дети.

Девушка мысленно укоряла себя за то, что половину того, что он ей читал и говорил, она попросту не слышала, потому что внимание ее в это время занимали совершенно другие мысли.

«Мне следовало бы относиться к этим вещам серьезнее», — постоянно напоминала она себе.

Но просто невозможно было сосредоточиться на таких неприятных вещах, когда какая-то неистребимая радость переполняла ее сердце и она готова была петь и танцевать, простирать руки к кружащим вокруг мачт чайкам и дельфинам, чьи блестящие спины ей порой удавалось разглядеть среди гребней волн.

У нее не было больше возможности еще раз остаться с герцогом наедине и поговорить с ним — леди Дейзи была очень бдительна и не выпускала его из виду — до вечера третьего дня, когда Беттина незаметно выскользнула на палубу после того, как дамы разошлись в свои каюты готовиться ко сну, а джентльмены задержались за карточными столами.

Беттина опасалась, что лорд Юстес заметит ее и выйдет следом, поэтому она старалась держаться в тени надстройки, пока не добралась до своего любимого места на корме.

Там она перегнулась через перила, любуясь фосфоресцирующей водой, свечение которой казалось настоящим волшебством, и звездами над головой, такими необыкновенно яркими в этот вечер, что небеса представились ей огромным куполом, затканным золотом. Беттина стояла так довольно долго, наслаждаясь тихой теплой ночью. Она была глубоко потрясена открывшейся ей красотой и решила, что в этом есть какое-то знамение лично для нее.

И тут знакомый голос рядом с ней проговорил:

— Почему-то я был уверен, что вы не устоите и придете сюда.

Беттина не стала оборачиваться, но она остро почувствовала присутствие герцога, который облокотился на перила так, что его плечо оказалось совсем рядом.

— Какая необычайная красота! — тихо сказала она.

— И что она для вас значит?

Беттина не ответила, и спустя несколько секунд он добавил:

— Большинство людей сказали бы, что это зрелище заставляет их чувствовать себя жалкими и одинокими в этом величественном царстве природы.

В его голосе прозвучали циничные нотки, но Беттина не могла знать, что с помощью такой стереотипной фразы женщины неизменно приглашали его утешить их в своих объятиях и поцелуями прогнать одиночество.

— Нет, я так себя не чувствую, — ответила Беттина.

— Неужели?

— Меня эта красота, — медленно проговорила она, — заставляет радоваться и благодарить Бога за счастье быть в живых и все это видеть!

Ей показалось, что герцог не сможет ее понять, и она поспешно пояснила:

— Ученые говорят, что, возможно, у каждой из звезд есть другой мир, другие планеты. И когда я смотрю на небо, я думаю, как это чудесно, что я здесь и что я живу!

Говоря это, она подняла лицо, и ее нежные черты осветились небесным светом, а звездное сияние посеребрило ей волосы.

Герцог не шевелился, пристально глядя на нее.

— И такое бесчисленное множество людей, заселяющих планету, не заставляет вас остро ощущать собственную малозначимость? — спросил он.

Беттина покачала головой.

— Нет, это заставляет меня вспомнить историю о том человеке, который спросил Будду, сколько раз ему предстоит родиться заново… Вы помните этот рассказ?

— Нет. Расскажите мне его, — попросил герцог.

— Будда, — начала свой рассказ Беттина, — сидел однажды под огромным баньяном. Вы, наверное, знаете, что на баньяне листьев больше, чем на других деревьях. К нему подошел некий мужчина, который спросил:

— Скажите мне, мой господин, сколько жизней предстоит мне прожить, прежде чем я достигну вечной мудрости?

Будда немного подумал, а потом ответил:

— Столько, сколько листьев на этом баньяне!

— Так мало? — воскликнул человек с нескрываемой радостью. — Какое счастье!

Герцог негромко засмеялся.

— Так, значит, вы рассчитываете прожить еще очень много жизней?

— Я как-то не задумывалась об этом. Я наслаждаюсь сегодняшним днем и не перестаю благодарить Бога за то, что он даровал мне это счастье, — отозвалась Беттина. — По мнению буддистов, проживая множество жизней, человек может приближаться к настоящей истине.

— Вы настоящий философ, — сказал герцог. — Желаю вам приятных сновидений.

С этими словами он повернулся и направился в каюту, но Беттина не стала провожать его взглядом. Она по-прежнему смотрела только на звезды.

Этим долгожданным утром Беттина первым делом бросилась к иллюминатору. Она немного опасалась, как бы празднества в честь открытия канала не были испорчены плохой погодой. Но, к ее большой радости, день выдался солнечный и ясный. Под ярко-голубым небом все буквально сияло.

Накануне вечером «Юпитер» на всех парах вошел в Порт-Саид, где уже покачивались на рейде другие суда, прибывшие на праздник открытия Суэцкого канала. Самый новый портовый город Египта был расположен на Средиземном море у начала канала — и всю его акваторию сейчас заполняли всевозможные корабли.

Их на якоре стояло около восьмидесяти, и все мачты были украшены флагами расцвечивания. Легкий бриз играл полотнищами государственных флагов чуть ли не всех морских держав.

Беттина поспешно оделась и выбежала, на палубу, намереваясь не пропустить ни минуты зрелища, которое, как она не сомневалась, захватит всех присутствующих — даже лорда Юстеса, как бы твердо тот ни намеревался ничему не удивляться и ничем не восхищаться.

Вскоре к ней присоединились остальные пассажиры яхты, с интересом наблюдавшие за происходящим.

За несколько секунд до восьми часов изящная яхта с флагом Франции вошла в гавань. Беттина не сомневалась в том, что это «Орел».

На мостике стояла женщина, — конечно же, это была императрица Евгения! А пожилой мужчина в черном фраке, стоявший рядом с ней, — это месье Фердинанд де Лессепс!

Они проплыли мимо остальных кораблей под приветственные залпы пушек с береговых батарей. Салютовали и военные корабли, стоявшие на якоре в гавани. Императрица улыбалась и приветственно махала платочком, довольная радушным приемом.

Заслонив ладонью глаза от ослепительного египетского солнца, императрица посмотрела на берег, где собралась толпа радостных зрителей. Там стояли египетские землекопы и солдаты, бедуины и знатные турки. Среди зрителей были негры из Судана и представители разных национальностей из многих стран Европы. Матросы-греки стояли бок о бок с инженерами-французами, и тут же находились закрывавшие лица туареги из самого сердца пустыни, усатые украинцы, люди в многоцветных кафтанах, мусульманские шейхи в зеленых тюрбанах…

А потом воздух вдруг наполнился басовитыми пароходными гудками и протяжным воем сирен.

Снова и снова ударили пушки. Оркестры на военных кораблях заиграли марш.

«Орел» двинулся вперед — и вошел в начало Суэцкого канала.

Беттина почувствовала, что у нее отчаянно бьется сердце: зрелище получилось необычайно впечатляющим.

Перед караваном судов, который двинулся следом за «Орлом», лежала сотня миль безмолвной пустыни, которая покрывала Суэцкий перешеек, но теперь в нем была открыта новая дверь, которая вела к Индии и богатствам Дальнего Востока.

С пятнадцатиминутным интервалом все суда из гавани начали заходить в канал. Капитанам было приказано поддерживать скорость в пять узлов в час, а расстояние между судами должно было равняться трем четвертям мили.

За кораблем императрицы один за другим шли «Гриф», на котором находился император Австро-Венгрии, потом — фрегат кронпринца Пруссии, следом — яхта с принцем и принцессой Голландии.

Герцог, стоявший на мостике «Юпитера», знал каждый корабль и мог сказать, кто именно на нем находится.

Он указал своим гостям на русский корабль с великим князем Михаилом на борту, который представлял царя, и с некоторым презрением указал на «Психею», где находился мистер Генри Эллиотт — посол Британии в Константинополе.

Вскоре после этого «Юпитер» присоединился к каравану судов, и наконец Беттина смогла увидеть волшебное зрелище, которое ожидала с таким волнением.

Она решила, что это больше всего похоже на сказочный мираж: бесшумные корабли, казалось, плыли по пустыне, а с берегов канала за ними наблюдали облаченные в белые одежды бедуины.

Ей трудно было бы выразить словами то, что она чувствовала в тот момент, — и она могла только радоваться тому, что все остальные гости герцога были заняты разговорами друг с другом и никто не обращал на нее внимания.

Незадолго до шести часов вечера паровая яхта, на борту которой находились императрица и месье де Лессепс, вошла в озеро Тимсах.

Герцог рассказал своим гостям, что, пока создавался канал, рабочие построили на озерах северо-западного берега новый город. Они назвали его Исмаилией, в честь хедива Египта, — так что это, несомненно, было самым подходящим местом для празднества в честь открытия Суэцкого канала.

Глядя на город с борта яхты, Беттина видела на фоне заката причудливые ярко расцвеченные здания, цветы, флаги… Весь город был украшен огнями, напоминавшими упавшие с неба звезды, так что он походил на фантастическую сцену из арабских сказок «Тысяча и одна ночь».

— Наверное, хедиву пришлось потратить на все это целое состояние! — заметил лорд Милторп.

— Кажется, затраты на один только торжественный прием достигли полутора миллионов фунтов! — отозвался герцог.

Беттина услышала, что лорд Юстес издал возглас отвращения, услышав эту цифру, и поспешила отойти от него подальше. Все было настолько красиво и празднично, что ей не хотелось портить настроение разговорами о том, сколько на это потрачено денег. Она не сомневалась, что лорд Юстес собирался сказать ей, что тысячи египтян голодают и что потраченные на пышные торжества средства следовало бы направить на помощь беднякам…

Этой ночью все корабли, которые прошли по каналу, встали на якоре в озере.

Беттине трудно было заставить себя оторваться от великолепного зрелища, которое представляли многочисленные яхты и военные корабли. Ей хотелось оставаться на палубе, слушая доносившуюся с других судов музыку и разноязычный говор собравшихся на берегу людей. Но в конце концов она все-таки пошла спать, потому что знала, что назавтра ей предстоит полный событий день.

Поскольку яхта герцога отплыла из Англии слишком поздно и прибыла в Порт-Саид только семнадцатого — в тот день, когда кораблям и яхтам предстояло войти в канал, — то, как узнала Беттина, они не смогли присутствовать на религиозной церемонии, которая состоялась накануне на берегу. Там присутствовала императрица Евгения.

Поднявшийся на борт яхты друг герцога, побывавший там, рассказал им:

— Это была церемония, подобной которой не знала еще ни одна страна Востока!

Он объяснил, что после ружейного салюта стоящий на возвышении Великий улем прочел небольшую проповедь, после которой был совершен намаз.

— Должно быть, он выглядел весьма внушительно, — заметил герцог.

— О, да! — подтвердил его друг. — На такой же платформе, справа от него, католический епископ Александрийский в полном облачении отслужил торжественную мессу.

— Очень жаль, что мы не успели на церемонию, — отозвался герцог, — но, по правде говоря, я решил ехать в Египет только тогда, когда узнал, что принцу Уэльскому было запрещено присутствовать на торжествах.

— Хедив был сильно разочарован его отсутствием. Но он с нетерпением ожидает встречи с вами.

— Рад это слышать, — сказал герцог. — Хорошо, что мы хотя бы успели на само празднование!

На следующее утро небо опять было безоблачным и ярким. Когда Беттина поспешно вышла на палубу, она увидела, что гавань Исмаилии выглядит еще более живописно, чем гавань Порт-Саида накануне.

Новый дворец хедива был построен у самого берега и приковывал к себе все взгляды. Казалось, он возвышается над остальными строениями города.

Военные корабли опять начали стрелять из пушек, и воздух снова был полон звуками гудков и сирен.

Герцог предупредил своих гостей, чтобы все были готовы сойти на берег вскоре после завтрака, так что за утренним столом на этот раз собрались все — даже те, кто обычно предпочитал обедать у себя в каюте.

Сойдя на берег, они повсюду увидели цветы: ими были усеяны деревья, из них были составлены триумфальные арки… Герцог был принят хедивом, а незадолго до полудня на катере прибыли Фердинанд де Лессепс и императрица, с почестями препровожденные во дворец. После ленча высокие гости отправились осматривать новый город.

Беттина решила, что одетая в желтое платье и изящную соломенную шляпу с вуалью императрица выглядит просто очаровательно.

Длинная вереница карет провезла гостей хедива по усаженным деревьями бульварам, где в два ряда выстроилась египетская кавалерия. Один ряд был на белых лошадях, второй — на гнедых. Проехав через город, кортеж оказался в пустыне, которая начиналась сразу за городской чертой.

Здесь, к вящей радости Беттины, раскинулся огромный лагерь арабов-кочевников, потому что хедив пригласил на свое празднество не только европейцев, но и тридцать тысяч гостей-арабов, разбивших в пустыне свои шатры в яркую полоску. Они прихватили с собой своих жен, детей, верблюдов и овец, поэтому жизнь этого временного поселения протекала в шуме и сутолоке.

Гости герцога присоединились к императрице, Фердинанду де Лессепсу и императору Францу-Иосифу, которые вместе с другими представителями царствующих фамилий сидели под пологом роскошной палатки.

Казалось, герцог близко знаком практически со всеми присутствующими. Императрица Евгения очень мило поздоровалась с ним. Беттине показалось, что, когда он целовал императрице руку, у той чуть потеплел взгляд.

— У меня было предчувствие, что я встречу здесь вашу светлость, — проговорила она со своей чарующей улыбкой.

— Как я мог усидеть в Англии, когда услышал, что Ваше Величество будет здесь почетной гостьей! ~ галантно отозвался герцог.

Императрица весело рассмеялась. Немного поговорив с ней, герцог вернулся к своим гостям, которых усадили неподалеку от голландской принцессы Софии и кронпринца Пруссии Фридриха.

Высокие гости оживленно разговаривали с герцогом и сэром Чарльзом, а Беттина, воспользовавшись этим, молча любовалась роскошными коврами, которые были постланы на песке у них под ногами, и бронзовыми подносами с кофе, финиками и всевозможными восточными сладостями.

Ей было любопытно наблюдать за арабскими вождями, одетыми в длинные, широкие одежды из белой шерстяной ткани. У всех на поясах висели кинжалы, украшенные драгоценными камнями.

Внезапно один из вождей поднял руку, подавая какой-то сигнал, — и площадка перед палаткой почетных гостей заполнилась всадниками-арабами. Они мчались во весь опор, и их белые одежды развевались на ветру, словно крылья. На скаку они стреляли из ружей. Их необычайно красивые и резвые скакуны подняли тучи пыли — и не успела она осесть, как начались шестимильные гонки на верблюдах-дромадерах. Сидевшие на их горбах погонщики пронзительными криками подгоняли своих животных.

Потом гостей хедива развлекали дервиши из Судана. Некоторые их них держали между зубами раскаленные угли, другие глотали живых скорпионов…

Потом дервишей сменили факиры, и их магические трюки заставили Беттину затаить дыхание: она и не подозревала, что люди способны на такие чудеса!

Было очень трудно заставить себя оторваться от необычайного представления, но им необходимо было вернуться на яхту, чтобы переодеться для торжественного приема, который должен был состояться во дворце хедива.

Ко времени их возвращения в гавань над городом в небо взлетали огни фейерверка: высоко поднимались ракеты, рассыпая в небе многоцветные звезды.

Беттину дожидалась ее горничная, Роза, чтобы помочь ей принять ванну перед тем, как надеть самое нарядное белое платье. Ванна была как нельзя кстати: пыль и песок покрывали все ее тело.

Беттина со вздохом посмотрела на милое и довольно простое платье, которое она купила в Лондоне. Она не сомневалась в том, что леди Дейзи да и другие дамы будут похожи на ярких райских птиц, и опасалась, что по контрасту с ними покажется отцу — и, может быть, герцогу — недостаточно нарядной.

— Наверное, все леди наденут драгоценности, — сказала она, обращаясь к Розе.

— Да, конечно, мисс, — ответила та. — Его светлость дали леди Дейзи фамильную тиару Элвестонов, а она ничем не хуже короны!

После недолгой паузы она с чуть заметной улыбкой добавила:

— А на леди Тэтем будут изумруды Элвестонов.

«А у меня не осталось даже маминой бриллиантовой звезды!» — печально подумала Беттина.

В дверь постучали. Роза на минуту выглянула в коридор и вернулась, держа что-то в руке. Всмотревшись, Беттина увидела несколько звездчатых орхидей — как те, что она приколола к своему платью в первый день плавания.

— Это мне? — удивленно спросила она.

— Это прислал герцог, мисс.

— Как чудесно! — радостно воскликнула Беттина. — Это именно то, что мне было нужно! Роза, вы не могли бы приколоть их к моим волосам?

Орхидей было так много, что их хватило не только для украшения прически. Приколов веточку к платью, Беттина решила, что они служат более удачным украшением, чем любые драгоценности. Благодаря цветам ее наряд обрел законченность.

Войдя в салон, где должны были собраться все гости перед отъездом во дворец хедива, она сразу же почувствовала на себе взгляд герцога и направилась к нему поблагодарить за внимание.

— Большое вам спасибо за орхидеи, — сказала она. — Вы очень добры, что вспомнили обо мне. И благодаря вашим цветам я выгляжу гораздо лучше.

— Они похожи на вас, — негромко проговорил герцог. — Но не думайте, что вы нуждаетесь в украшении, когда ваши глаза напоминают те звезды, которыми мы любовались.

Беттина изумленно посмотрела на герцога, не веря, что он серьезно мог адресовать ей подобный комплимент. Но тут в салон вошла леди Дейзи, украшенная сверкающими бриллиантами, и Беттина отошла и встала рядом с отцом.

— Довольна, что оказалась здесь, девочка? — спросил он.

Ей не было нужды отвечать на этот вопрос. Да, по правде говоря, она и не нашла бы слов, чтобы выразить свои чувства. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она испытывает.

Дворец, построенный хедивом меньше чем за шесть месяцев, был окружен утопавшими в цветах садами. В них был воздвигнут павильон, где за столы могли усесться одновременнотысячи человек. На высоких пальмах виселикитайские фонарики, а во всех помещениях дворца глаза слепили хрустальные люстры, выписанные из Парижа. Повсюду стояли позолоченные кресла и столики с мраморными столешницами, а висевшие на стенах картины тоже были привезены из Франции.

Гостей обслуживала целая армия официантов в алых ливреях и напудренных париках. Сэр Чарльз сказал Беттине, что в помещениях кухни к пиршеству готовились пятьсот поваров.

Каретам, в которых ехали гости, было трудно пробраться ко дворцу, потому что улицы были запружены толпами народа, собравшегося поглазеть на танцоров, жонглеров и музыкантов.

В самом дворце царила суматоха. Залы были переполнены: в них было трудно дышать, а о том, чтобы перейти с места на место, вообще не могло быть и речи.

Поначалу Беттина решила, что орденские звезды на фраке герцога просто ослепительны, но она поняла, что ошиблась, когда увидела дипломатов, буквально увешанных наградами, и вождей с усеянными драгоценными камнями рукоятками кривых сабель.

Была уже почти полночь, когда приехала императрица Евгения, показавшаяся всем еще более обворожительной в платье из вишневого атласа, расшитом бриллиантами. На ее темных волосах сверкала небольшая корона.

К счастью, герцог со своими гостями был приглашен в столовую для царственных особ, иначе им вряд ли бы удалось что-нибудь поесть или выпить: в павильоне буквально яблоку негде было упасть.

Несомненно, главной фигурой торжества был человек, с которым всем хотелось поговорить, — Фердинанд де Лессепс. Беттина подумала: в какой бы восторг пришла мадам Везари, если бы ей представилась возможность пожать герою вечера руку и поздравить его с тем, что ему удалось осуществить, — как это делали все, пришедшие на торжественный прием.

— Merci, merci, — все время повторял он. — Merci, mille fois. note 4

В свои шестьдесят четыре года он, со своими совершенно седыми волосами, больше походил на доброго дедушку, и, глядя на него, трудно было себе представить, сколько ему пришлось перестрадать и вытерпеть для того, чтобы его мечта осуществилась.

— Он почти всю свою жизнь отдал строительству канала! — негромко сказала Беттина.

Она говорила сама с собой и невольно вздрогнула от неожиданности, когда сидевший рядом с ней за столом лорд Юстес ответил ей:

— Конечно, это немалое достижение. Но, на мой взгляд, оно совершенно погублено всей этой экстравагантной роскошью. Вы знаете, что на сегодняшнем банкете было подано двадцать четыре перемены блюд? И это при том, что по крайней мере четверть всех подданных хедива страдают от недоедания!

— Да, я знаю — и это ужасно! — отозвалась Беттина, — Но только, пожалуйста, не говорите мне об этом сегодня! Я хочу запомнить, как все было красиво, полюбоваться на изумительное убранство столов, на драгоценности и наряды дам, на море цветов. А еще я хотела бы запомнить счастливое выражение, которое читается на лице месье де Лессепса!

— Хедиву будет не до улыбок, когда он поймет, что довел страну до банкротства, — жестко проговорил лорд Юстес.

Беттине было невыносимо слышать его полные желчи слова, и она повернулась к сидевшему по другую ее руку джентльмену, который осыпал ее цветистыми комплиментами и был готов соглашаться со всем, что бы она ни говорила.

Когда вечер подошел к концу — Беттине показалось, что это произошло слишком быстро, — и все вернулись на яхту, герцог сообщил, что «Юпитер» возвращается в Англию и не поплывет с тем караваном, который направится по каналу до самого Красного моря.

— В будущем нам предстоит плавать тут довольно часто, — объяснил он свое решение. — А вы уже поняли, что теперь из Англии до Индии можно будет доплыть всего за семнадцать дней, а не за четыре месяца, как раньше?

— Звучит просто фантастически! — согласился лорд Милторп. — И в то же время, боюсь, мир покажется нам очень маленьким и все это очень скоро наскучит!

— Вы пессимист, Джордж! — шутливо укорил его герцог. — Или, может, все дело в том, что вы человек ленивый и любите все делать медленно?

На это все рассмеялись. Похоже, гости герцога были рады возвратиться домой, но, когда яхта герцога повернула к Порт-Саиду, Беттина продолжала жадно смотреть на пустыню. Она молила судьбу, чтобы ей дарована была возможность еще раз вернуться в эти необыкновенные края.

На следующий день все чувствовали себя довольно усталыми, поскольку спать легли уже на рассвете. Несомненно, этим надо было объяснить то, что леди Дейзи и леди Тэтем снова начали бурно ссориться.

Скандал разразился из-за каких-то малозначащих слов, которые потом никто даже не смог вспомнить, но светские красавицы рычали друг на друга, словно две тигрицы.

После обеда Беттина незаметно выскользнула из гостиной, чтобы постоять на палубе, любуясь гаванью Суэца, в которой их яхта стояла на якоре, Теперь кораблей в ней было не так много, как в день открытия канала, но все-таки оставалось пять британских морских кораблей, которые тогда стреляли из пушек, приветствуя появление яхты императрицы Евгении.

Корабли смотрелись необычайно красиво — их огни отражались в спокойной воде гавани, но и эти огни, и огни портового города меркли по сравнению с ярким светом звезд и молодого месяца, показавшихся на небе. Картина была необычайно романтической, и Беттина пыталась представить себе, каково было бы любоваться этим зрелищем в обществе любимого человека.

«Какая она — любовь?» — гадала девушка. Та любовь, которая когда-то связывала ее родителей, та, которую она мечтала когда-нибудь найти и для себя?

Но тут она невольно содрогнулась.

Беттина понимала, что если выйдет замуж за лорда Юстеса, как того хочет ее отец, то никогда не узнает той восторженной, одухотворенной любви, которую ищет, того экстаза, который, как она была уверена, должны испытывать мужчина и женщина, прежде чем заключить брак.

«Но как я могу найти это с ним?» — безнадежно спрашивала она себя.

Сидя рядом с лордом Юстесом, пока он читал ей свои памфлеты, она испытывала инстинктивное желание отодвинуться подальше. А если он случайно дотрагивался до ее руки, она чувствовала дрожь отвращения. Как ни пыталась она подавить свою неприязнь к лорду Юстесу, все равноэто чувство не проходило.

«Как я могу выйти за него замуж? Ох, мама, как мне быть?» — мысленно спрашивала она у звезд.

Теперь их свет показался ей очень далеким, и, несмотря на то что ночь была теплой, Беттина ощутила озноб. Она ушла с палубы, испытывая печаль и тревогу.

«Я просто устала, — пыталась успокоить она себя. — Только и всего. Завтра я на все буду смотреть совсем иначе».

Но ей не удалось убедить себя в том, что завтра что-то может измениться. Она все равно не любит лорда Юстеса — и никогда его не полюбит!

Беттина вошла в свою каюту, и спустя несколько секунд туда пришла Роза, чтобы помочь ей приготовиться ко сну. Одного взгляда на горничную было достаточно, чтобы попять, что девушка недавно плакала. Глаза у нее покраснели и опухли, а на обычно улыбающемся личике теперь застыло выражение безнадежного отчаяния.

— Что случилось, Роза? — встревоженно спросила Беттина.

— Ничего… мисс.

— Это неправда, — возразила Беттина. — Вы очень расстроены. Я хочу знать, в чем дело.

— Я не могу сказать… вам, мисс, — ответила Роза, а потом горько разрыдалась, спрятав лицо в носовой платок, который поспешно выдернула из кармашка передника.

— Мне очень тяжело видеть вас в таком состоянии, — начала уговаривать горничную Беттина. — Ну, пожалуйста, Роза, скажите мне, что случилось. Бы получили известие о смерти кого-то из близких?

— Все равно что получила, — пробормотала Роза.

— Но ведь почты из Англии не было, — вспомнила

105

Беттина. — Герцог говорил об этом только сегодня утром. Так что вы не могли получить дурных вестей из дома.

— Дело не в этом, мисс, и вы не можете… мне помочь! — прорыдала Роза. — Никто мне теперь не поможет!

Беттина проверила, хорошо ли закрыта дверь ее каюты, и, убедившись, что это так, сказала:

— Послушайте, Роза, все, что бы вы мне ни рассказали, будет нашим с вами секретом. Я вас никому не выдам. Но не хочу, чтобы вы чувствовали себя такой несчастной. Рассказывайте мне, что у вас случилось.

— Это… его милость, мисс, — продолжая рыдать, призналась Роза.

— Его милость? — переспросила Беттина.

— Лорд Юстес.

— Что он сделал? Как он мог так вас расстроить? — недоумевала Беттина.

— Он увидел нас с Джеком, мисс. Вы… просто не поверите… что он нам наговорил!

— А кто такой Джек? — осведомилась Беттина.

— Ох, мисс, я его люблю, и он хочет на мне жениться. Он мне так и сказал. Мы собирались заключить помолвку, как только вернемся домой и расскажем родителям, но теперь этого уже не будет… никогда!

— Ничего не понимаю, ~ сказала Беттина. — Начните с самого начала, Роза, и расскажите мне все по порядку.

Роза попыталась успокоиться и начала вытирать глаза, но слезы продолжали течь по ее щекам.

— Мне Джек с самого начала понравился, мисс, как только я познакомилась с ним здесь, на яхте.

— А кто он?

— Он — один из матросов, мисс. И такой добрый, такой обходительный! Он сказал, что я ему с первого взгляда приглянулась. Как… и он… мне!

У Розы опять из-за рыданий прервался голос. Подождав минуту, Беттина сказала:

— Продолжайте! Рассказывайте мне все!

— Ну, мы каждый вечер встречались и разговаривали, но он ни разу не делал чего-то… дурного. Даже… целовать меня не пытался. Вел себя как настоящий джентльмен, правда!

Еще немного помолчав, Роза продолжала свой рассказ, не переставая всхлипывать:

— A вот сегодня… Я… я стояла с ним… на палубе, и мы любовались звездами… и он… он мне говорит: «Ты ведь выйдешь за меня, Роза, как только мы накопим денег?» А я говорю: «Ох, Джек!» Ведь я именно это так хотела от него услышать! Даже Богу молилась, чтобы он такое сказал!

С глубоким вздохом Роза добавила:

— Он меня обнял и поцеловал. Это он в первый раз сделал, мисс! Клянусь!

— Я вам верю, — успокоила горничную Беттина, — И нет ничего дурного в том, что он поцеловал вас, раз вы помолвлены.

— Я так и подумала, мисс, но лорд Юстес… он нас увидел… Я вам даже повторить не могу, что он говорил! Он обвинил Джека в ужасных вещах и пообещал, что скажет утром капитану и, когда мы вернемся в Англию, Джека уволят!

Роза снова разрыдалась, бормоча:

— И… он сказал… что пожалуется на меня… домоправительнице герцога… к-когда мы вернемся… И меня выгонят без рекомендательных писем!

Роза снова всхлипнула и добавила:

— А это значит… что м-меня никто не в-возьмет на работу! И т-теперь Джек не сможет на мне жениться.

— Никогда не слышала ничего столь возмутительного! — воскликнула Беттина. — А вы сообщили его светлости о своей помолвке? Сказали, что собираетесь пожениться?

— Он ничего не желал слышать, мисс. Он только кричал и ругался на Джека, а со мной говорил, словно я… дурная женщина. А я не такая, мисс! Клянусь вам!

Роза закрыла лицо руками. Все ее тело сотрясалось от бурных рыданий.

Беттина ласково обняла ее.

— Ничего страшного не произошло, Роза, — мягко сказала она, пытаясь успокоить девушку. — Не надо плакать. Я все улажу — даю вам слово.

— С его милостью говорить бесполезно, мисс. Если он чего решает сделать — так делает, и все!

— Что вы хотите этим сказать? — изумленно спросила Беттина.

— Он переселил мою бабушку из ее дома в поместье Элвестонов, в Кенсел Грин. Она прожила в нем всю жизнь. И очень его любила, конечно. И кругом были ее подруги. Но лорд Юстес сказал, что в доме эта… антисанитария… и приказал его снести.

— Но ведь он же не мог насильно ее выдворить?

— Сумел, мисс. Привел какие-то власти, и ее прямо так взяли и вышвырнули.

— Но не на улицу же! — ужаснулась Беттина.

— О, нет, мисс! Не настолько жестоко. Он нашел для нее новый дом в поместье. Но она так к нему и не смогла привыкнуть. Очень скучает по подругам и знакомым магазинам. Она просто тает на глазах. Не удивлюсь, если приеду — а она уже умерла.

Роза еще немного помолчала, а потом, снова горько расплакавшись, сказала:

— И я бы тоже хотела умереть! Лучше вообще не жить, если я не смогу выйти за Джека! А если меня выгонят и он тоже потеряет работу, так на что нам тогда можно надеяться? Не на что! Никакой надежды у нас не осталось!

— Обещаю вам, Роза, этого не случится, — твердо сказала Беттина не имея еще четкого плана, что она сможет сделать.

Девушке пришло только в голову, что в самом крайнем случае она попросит отца взять Розу ей в горничные и найти какую-нибудь работу в доме для Джека, но она прекрасно знала, что платить за их услуги будет нечем. Необходимо было придумать что-то еще.

— Обещаю вам что-нибудь сделать, — заверила она. — Ничего плохого с вами не случится. Даю вам слово!

— Не думаю, чтобы вы сумели мне помочь, мисс, но вы очень добры. Спасибо, что выслушали меня. Но вам не хуже меня известно, что негоже мне было говорить о своих бедах такой леди, как вы.

— Такой леди, как я, следует вам помочь! — еще более решительно сказала Беттина. — И я намерена это сделать.

Роза помогла ей раздеться. Когда горничная уходила, Беттина сказала:

— Обещайте мне, Роза, что сейчас ляжете и постараетесь заснуть. Если сможете, то попробуйте передать Джеку, что я постараюсь все для вас уладить. Надо полагать, что он сейчас тоже чувствует себя очень невесело.

При одном только упоминании о Джеке Роза пришла в такое волнение, что ничего не смогла ответить.

Когда дверь за горничной закрылась, Беттина легла в постель и стала размышлять над тем, о чем только что услышала. Ей трудно было поверить в то, чтобы лорд Юстес со всеми его разговорами о помощи бедным и обездоленным, всем тем, «кому в жизни посчастливилось меньше, чем ему», мог проявить такое бездушие.

С другой стороны, ей приходилось выслушивать его памфлеты, тон которых казался ей безапелляционным и порой просто диктаторским, так что она могла представить себе, как он не стал даже слушать объяснений Розы и Джека, которые, несомненно, испуганные и взволнованные, говорили не слишком грамотно и связно.

Было вполне обычным делом — практически повсеместным, — что служанкам запрещалось иметь «ухажеров». Однако хорошие господа, к которым относилась и ее мать, всегда готовы были сделать исключение для тех, что были помолвлены или, как выражалась прислуга, «были сговорены» и действительно собирались создать семью.

«Наверное, лорд Юстес просто решил, что это — временное увлечение», — подумала Беттина, пытаясь найти ему какие-то оправдания.

Зная Розу и вполне доверяя этой милой девушке, она была уверена, что лорд Юстес ошибся в своих предположениях, решив, будто та ведет себя распущенно. Роза была девушкой скромной и добропорядочной. Ее отец служил одним из лесников в поместье Элвестона.

Роза в первый же день сообщила Беттине, что очень гордится тем, что ее включили в число горничных, которым предстояло обслуживать гостий герцога во время этого плавания. Но при этом она откровенно добавила, что она попала на заметку только потому, что более опытные горничные были или слишком старыми, или боялись далекого плавания.

«Она могла бы этого не говорить», — подумала Беттина, вспоминая их разговор. Именно такие мелочи убедили ее в том, что Роза привыкла быть правдивой.

Беттину так огорчило услышанное, что она долго не могла заснуть. Задремала она только перед самым рассветом и поэтому проснулась позже обычного. К этому времени «Юпитер» уже покинул гавань и вышел в Средиземное море.

На свежую голову к ней пришло решение, что лучше всего она сможет помочь Розе, если обратится непосредственно к герцогу.

«Я скажу ему все, как было, — решила Беттина, — и я уверена, что он не допустит такой несправедливости по отношению к людям, которые па него работают».

Она тщательно оделась, выбрав одно из летних платьев, которые достались ей от матери. Очень светлая зеленая материя делала ее необычайно юной и свежей, напоминал о весне.

Чувствуя необходимость придать себе побольше уверенности, девушка взяла одну из орхидей, которые накануне украшали ее наряд, а всю ночь провели в чашке с водой, приколола ее к вырезу платья, как в то самое первое утро на «Юпитере».

Как Беттина и ожидала, никто из дам еще не выходил из своих кают, но она услышала голоса джентльменов, которые завтракали в столовой. Почему-то она не сомневалась в том, что герцога среди них не окажется. Она знала, что по утрам он обычно один прохаживался по палубе, поскольку явно не любил подолгу быть без движения.

Она отправилась его разыскивать и вскоре нашла его на корме, где он быстро шел вокруг корабельной надстройки. Подхватив одной рукой подол платья, она поспешила следом за ним.

Беттина ожидала, что герцог пойдет вокруг палубы, но он шел обратно, и, завернув за угол, она неожиданно налетела на него.

Девушка изумленно вскрикнула, а герцог удержал ее обеими руками, не дав упасть, и спросил:

— Похоже, вы куда-то торопитесь, мисс Чарлвуд. Или вы от кого-то убегаете?

— Я искала вас, ваша светлость, — проговорила она, тяжело дыша.

— Тогда вы меня нашли, — улыбнулся герцог.

— Я хотела с вами поговорить.

Она чувствовала, что сердце у нее отчаянно колотится, но решила, что дело просто в том, что слишком быстро бежала. Герцог секунду внимательно смотрел на нее: от него не укрылась тревога, отражавшаяся в ее серых глазах.

— Я готов вас выслушать, — сказал он.

Беттина осмотрелась. Позади них у надстройки была деревянная скамья, где можно было укрыться от ветра и полюбоваться пенной струей, вырывавшейся из-под винтов.

— Может быть, мы сядем? — спросила она.

— Почему бы и нет? — откликнулся герцог.

Они уселись, и Беттина повернулась к своему собеседнику, судорожно стиснув руки.

— Вы, наверное… сочтете странным, — неуверенно начала она, — что я обращаюсь к вам… по делу… которое вы можете счесть… столь тривиальным.

— Я не могу счесть тривиальным то, что касается лично вас, мисс Чарлвуд.

Герцог говорил очень снисходительно, даже тепло. И в то же время он казался Беттине таким величественным, что она не удивилась бы, если бы он посмеялся над ее рассказом о Розе и Джеке и посчитал бы страшным нахальством то, что она посмела заговорить с ним о подобных мелочах.

Еще сильнее стиснув руки, она секунду помолчала, а потом чуть слышно сказала:

— Вчера вечером… Роза… это горничная… которая мне прислуживает… была очень сильно расстроена.

Она сделала секундную паузу, опасаясь, что герцог воспользуется ею, чтобы заявить, что чувства какой-то служанки его ничуть не интересуют, но он ничего не сказал, а, напротив, казалось, внимательно ее слушал. Немного успокоившись, Беттина продолжила свой рассказ:

— Она была в слезах, и я заставила рассказать мне, что ее так сильно расстроило. Роза сказала, что причина в том, что… сделал лорд Юстес.

— Юстес!

Герцог повторил его имя с ноткой недоверчивого изумления в голосе. Чувствовалось, что он совершенно не ожидал услышать подобных слов. С некоторым опозданием Беттина поняла, что ее слова могли создать у герцога совершенно превратное впечатление о том, в чем заключается суть дела.

— Нет-нет, — поспешила пояснить она. — Дело не в том, что лорд Юстес сделал что-то дурное лично Розе. Все… совсем иначе.

— Тогда что же он сделал?

Беттине показалось, что она слишком сумбурно и сбивчиво излагает герцогу то, что говорила ей Роза. Подойдя к концу истории, она не решилась посмотреть ему в лицо, а только добавила — страстно и искренне:

— Я верю Розе. Я знаю, что она… не такая, а хорошая девушка. Когда она помогала мне одеваться, мы говорили с ней о множестве самых разных вещей. Если бы она была такая… как подумал лорд Юстес… я бы это давно почувствовала.

Герцог по-прежнему молчал. Он сурово стиснул губы, так что было видно: он страшно недоволен.

— Я вас огорчила! — горестно вскрикнула она. — Пожалуйста, не надо сердиться. Извините, если я не должна была обращаться к вам, но мне не хотелось говорить с капитаном. И нехорошо, чтобы Роза мучилась всю дорогу до Англии, считая, что ее выгонят с позором и все ее надежды рухнули.

— Вы правильно сделали, что рассказали мне обо всем, — сказал герцог. — И я сержусь не на вас и не на Розу с ее поклонником.

Беттина глубоко вздохнула от облегчения.

— Вы все поняли! Я надеялась… что так и будет.

— А почему вы решили, что я все пойму? — спросил герцог.

— Потому что в вас нет нетерпимости и деспотизма, как в…

Беттина замолчала, почувствовав, что нехорошо было бы так резко отзываться о лорде Юстесе.

— Все эти «благодетели человечества», — после короткой паузы заметил герцог, — часто причиняют другим массу хлопот и неприятностей.

— Но намерения у них самые лучшие, — поспешно вставила Беттина, которой почему-то показалось, что она должна заступиться за лорда Юстеса.

— Ну, это вряд ли можно считать оправданием, — с улыбкой сказал герцог.

Беттина тихо вздохнула.

— По-моему, дело в том, что некоторые люди пытаются навязать другим свои понятия о том, что хорошо и что плохо, не принимая во внимание их чувства и личные склонности.

Говоря это, она думала о бабушке Розы, которую так бесцеремонно выселил лорд Юстес — пусть даже и движимый самыми благими намерениями. Герцог отозвался:

— Я сам думаю точно так же, мисс Чарлвуд. Немного помолчав, он добавил:

— Вы разрешите мне самому заняться этим вопросом? Я обещаю вам, что все улажу, и ваши протеже, Роза и Джек, получат возможность вступить в брак, если им действительно этого хочется.

Беттина посмотрела на него сияющими от радости глазами.

— Вы и правда намерены все уладить? Ваша светлость, я так вам благодарна! Я не сомневалась, что вы все поймете… И так осчастливите этих двоих молодых людей!

Герцог посмотрел на нее и нежно накрыл ее стиснутые руки своей ладонью.

— Предоставьте все мне, — повторил он, вставая со скамьи.

Беттина летела к себе в каюту, словно у нее на ногах были крылатые сандалии. Вбежав туда, она застала там Розу, которая настилала постель. Бросившись к горничной, девушке крепко обняла ее.

— Все в порядке, Роза! — воскликнула она. — Все будет хорошо, и вы сможете выйти замуж за Джека, как и хотели!

— Что вы говорите, мисс? — не поверила Роза.

— Я разговаривала с герцогом, и он пообещал мне лично заняться вашим делом. Ах, Роза, он был так добр, так внимателен! Какой он необыкновенный человек!

— Вы это… серьезно, мисс?

— Это правда! Вы можете больше ни о чем не тревожиться, — ответила Беттина.

— Ох, мисс!

Роза снова расплакалась — но на этот раз она проливала слезы радости.

Расставшись с Беттиной, герцог зашел в курительную комнату, надеясь застать там своего сводного брата, но там оказался один только сэр Чарльз, который казался непривычно подавленным.

— Что случилось, Чарльз? — спросил герцог. — На тебе лица нет.

— Я вчера вечером заключил с Даунширом дьявольски глупое пари, — ответил сэр Чарльз. — И сегодня утром оказалось, что я проиграл.

— Я ведь советовал вам с ним не связываться, — сказал герцог. — Он из тех людей, которые в конце концов всегда оказываются в выигрыше.

— Вы были правы, Вэриен. Как обычно, — со вздохом согласился сэр Чарльз.

— Вы не видели Юстеса?

— Кажется, он сейчас завтракает.

В комнату вошел стюард, который принес чистые серебряные пепельницы.

— Попросите лорда Юстеса зайти сюда, — приказал герцог, — а сами не возвращайтесь, пока я за вами не пошлю.

— Слушаю, ваше сиятельство.

— Если вы хотите поговорить с Юстесом наедине, ямогу уйти, — предложил сэр Чарльз.

— Нет, Чарльз, останьтесь, — ответил герцог. — Я хочу, чтобы вы присутствовали при нашем разговоре.

— А я бы предпочел не присутствовать, — признался сэр Чарльз, глядя на явно мрачное лицо герцога.

— Мне нужен бесстрастный свидетель, Чарльз, — объяснил свою просьбу герцог.

Сэр Чарльз снова уселся, являя собой образ человека, готового к неприятностям.

Спустя несколько секунд в курительную комнату явился лорд Юстес.

— Вы просили меня прийти, Вэриен?

— Да, — подтвердил герцог и добавил: — Закройте дверь.

Лорд Юстес выполнил его просьбу и остановился, вопросительно глядя на своего сводного брата.

— Насколько я понимаю, — медленно проговорил герцог, — вчера вечером вы обвинили двух служащих у меня людей в дурном поведении.

— Это действительно так, — подтвердил лорд Юстес. — Я счел их поведение в высшей степени возмутительным.

— Нам не пришло в голову, что правила требовали бы, чтобы вы сообщили о том, что они, по-вашему мнению, делали, в первую очередь мне самому?

— Я намеревался этим утром увидеться с капитаном и сказать ему, что этот матрос ведет себя непристойно и что по прибытии в Англию его следует немедленно уволить, — заявил лорд Юстес.

— Как вы смеете! — возмутился герцог. — Как вы смеете вмешиваться в дела моих служащих, в распорядок дел намоем корабле?! И более того — какое вы имеете право угрожать моим слугам наказанием, которое не в вашей власти им назначать?

— Когда капитан услышит то, что я имею ему сказать, он не захочет оставить в числе ваших служащих человека столь безнравственного и аморального, — ответил лорд Юстес. — А что до женщины, то она, несомненно, подражала поведению кое-кого из ваших гостий. Но это ее не извиняет.

— Если вы еще раз посмеете сказать подобное, — гневно загремел герцог, — я брошу вас за борт — и буду надеяться, что вы не выплывете!

— А вот этому я охотно верю, — презрительно усмехнулся лорд Юстес. — Ведь вам редко приходится слышать от окружающих правду, Вэриен, поэтому-то вам это так неприятно! Поведение ваших гостей позорит всю нашу аристократию и славное имя нашей семьи. Неудивительно, если, имея перед собой такой пример, слуги ведут себя не менее распутно, чем их господин!

Герцог сжал кулаки и, несомненно, ударил бы лорда Юстеса, если бы сэр Чарльз не поспешил вмешаться. Быстро вскочив, он встал между братьями.

— Вам не следует терять самообладание, Вэриен, — сказал он. — А вы, Юстес, не имеете права так разговаривать со старшим братом.

— Я имею на это полное право! — возразил лорд Юстес, — Вы даже не можете себе представить, сэр Чарльз, насколько мучительно мне не вмешиваться и молча смотреть, как он тратит свои деньги на женщин, которые ничем не лучше проституток, и на мужчин, которых он поощряет в их изменах женам!

Перейдя почти на крик, он добавил:

— Его не волнует то, что поместья Элвестонов приходят в беспорядок, — его заботит только то, чтобы можно было прожигать жизнь и дальше, словно новому Казанове!

Лорд Юстес буквально бросал свои гневные обвинения в лицо сэру Чарльзу, но когда тот собрался что-то сказать в ответ, его прервал вопрос герцога:

— То, что вы говорите, — ложь, но даже если бы я вел себя именно так, как вы говорите, то какое вам до этого дело? Я — глава семьи и буду поступать так, как считаю нужным!

— Но вы забываете о том, что я ваш наследник! — парировал лорд Юстес. — И когда вы умрете, это мне придется пытаться восстановить хоть какой-то порядок и благопристойность в том, что вы сейчас портите!

Эти слова он уже выкрикнул, не пытаясь сдерживаться, а потом повернулся и ушел из курительной комнаты, громко хлопнув дверью.

— Мой наследник! — вполголоса проговорил герцог, словно обращаясь к самому себе.

В комнате наступила тишина: оба оставшихся в ней мужчины смотрели на захлопнувшуюся дверь. Молчание прервал герцог, который очень тихо сказал:

— Мой наследник, как же! Я прошу вашего согласия на мой брак с вашей дочерью, Чарльз!