Огонёк для трех монстров

15

Мы потеряли детей, Настя ещё не просыпалась. Я сидел в кресле и смотрел на ее осунувшийся лицо, на живот, который был уже плоский. Жить не хотелось. Мы видели и чувствовали, как умирают наши дети в утробе нашей самки, ни с чем не сравнимые ощущения. Хотелось самим умереть, но детей сохранить. Если бы Настя не была беременна, то боги забрали ее нам в наказание. Гордыня? Что за бред! Жадность?! За все время существования нашей расы мы знать не знали таких слов, мы убийцы — хищники, завоеватели. Мы рождаемся и умираем во тьме. Мы пожираем друг друга, пожираем планеты, наши колонии разрастаются по вселенным как опухоль! Какая на хрен гордость и жадность!?

Мол убежал в виде арахнида, сначала выл, рычал, плакал даже — пытался остановить кровь, идущую у Насти из чрева, а потом, весь в крови в виде паука убежал, руша по дороге туннели и пещеры, его монстр вышел из-под контроля и сейчас он убивает все, что попадается ему на глаза, крушит деревья, ему попалась деревня в горах теперь этой деревни нет. Нет жителе, нет скота, нет самих домов.

Лехш вымыл Настю, с помощью магии очистил ее от остатков уже мертвых тел наших детей, у нас было два мальчика и одна девочка, девочка! Девочки — это дар богов, боги дали — боги забрали. Лехш забрал тела детей и молча унес, я не спрашивал, где он их похоронил.

Настя просила остановиться нас, там на поляне, не убивать тени, но мы ведь видели, что это тьма и смерть, как мы могли допустить вероятность опасности для нее!? У меня столько вопросов, а посоветоваться не с кем. Здесь на земле нет богов тьмы, я не могу обратится к ним за советом, как нам сохранить нашу девочку и не скормить ее тьме?! Через Настю с нами разговаривал свет! Свет мать его забрал самое дорогое — наших детей!

В груди дыра, чувство что покинула жизнь меня! Что будет с Настей когда она проснется? Она знает, что произошло, может поэтому не хочет просыпаться. Мы виноваты, что не уберегли ее и детей, не услышали её мольбу — остановится. Лехш лежит рядом и прижимает нашу девочку к себе. Лечит ее. Волосы у малышки стали седыми. В ней сейчас света совсем нет, жизненной энергии так же очень мало.

Думаю. Что значит "свет должен поглощаться тьмой"!? Света и так мало, во всех вселенных кроме звёзд, почти не осталось открытых источников светлой магии, носителей света так же очень — очень мало. Тьма сожрала всех магов, целителей — всех, кто обладал светом! Остались только за капсулированные планеты с разными источниками силы, такие как Земля.

— Надо возвращать Мола. — Лехш поправляет теплые шкуры, что укрывают Настю. Встаёт — разминает мышцы, он из нас троих оказался самым уравновешенным, его боль не была меньше, чем у нас с Молом — нет. Он взял ответственность за ту которой сейчас было хуже, чем нам троим.

Помимо душевной потери, у Насти потери на физическом и энергетическом уровне. А как скажется потеря детей на ее психике — не известно вовсе. Ее груди уже были полны молока — Лехш убрал молоко так же магически, как и с плотью детей.

— Ты слышишь меня? Мол может не вернуться в разумный вид. Пошли его ловить, усыпим, а там видно будет. Да очнись ты от своих дум! — Лехш бьёт меня со всей силы в челюсть. Я переворачиваюсь и отлетаю вместе с креслом метра на три, хорошо он мне врезал — челюсть болтается, сломал.

— Очнись, твою мать! — орет.

Встаю, поправляю челюсть, покрываюсь хитинами и вот уже стою в виде арахнида, вдоль головы-туловища сверкают красные разряды энергии. Не говоря ни слова иду на выход из гнезда, Лехш следует за мной коричневой махиной своего монстра. По ощущениям Мол сейчас без сил валяется где то в ущелье, вроде живой, только без сознания. Гнездо начинает потихоньку сыпаться, весь запас энергии боги забрали вместе с детьми. Нет больше тут духа "сим-сим откройся" как смеясь говорила Настя.

Решено. Уйдем от сюда, построим новое гнездо, и девочка наша будет опять смеяться и петь нам колыбельные и детей … больно … про детей пока думать не буду.

Мол лежит на краю обрыва, весь в крови, лапы все переломанные, бивни, зумы все переломано, хитины торчат во все стороны, вид у него как после выжимки фрукта в соковыжималки, но он живой. Видно, что он остановил своего монстра из последних сил, чтоб монстр не сбросил их с обрыва и не разбил бы к херам Мола об скалы. Слабое место у самого жестокого монстра оказалось наша девочка, из нас троих он самый ревнивый до нее, так еще и детей потеряли, а вид ее крови он не пережил вот и сорвался, видимо хотел покончить с собой, на последней крохе разума удержался. Эх… все-таки он младший.

— Шарх, трансформируй его, и быстрее возвращаемся, у меня запаса энергии очень мало осталось, нужно еще Настю восстанавливать, поторопись — и как ему удается в такой ситуации рассуждать, быстро и разумно, подхожу к обрыву и самому спрыгнуть хочется, чтоб не чувствовать боль в груди. Застываю на краю пропасти.

— Мол, да бля… не смей думать о смерти, у нас наша девочка на руках без сознания, гнездо рушится, а она там одна, давай уже двигай клешнями быстрее, очнись гребаный урод! — Лехшу приходится самому оплетать Мола паутиной в кокон, заваливает к себе на спину и быстро бежит к гнезду обратно. А я так и стою на краю пропасти. Наши дети, моя малышка… что это — слезы? У паука?!

— Шерх! Настя в себя приходит, мы ей нужно! хватит себя жалеть! Мяса принеси в гнездо — надо хорошо её покормить, «сим-сима» больше нет в гнезде, самим придется готовить! Сука я тебя сам сейчас добью и твои кишки намотаю на скалы, очнись утырок! — уже орет мне ментально Лехш.

Вздрагиваю, Настя, малышка — несусь за дичью, мой луч света, моя жизнь, сейчас, сейчас…