Глава 4

И с самого начала у них с Торном возникли трудности. Все из-за того, что он настойчиво пытался исполнять роль нареченного, даже когда они оставались наедине. Это очень беспокоило Диану.

Когда они принимали визитеров, пришедших познакомиться с ней и поздравить с неожиданной помолвкой, Диана вдруг поняла, какое огромное напряжение сил потребуется от нее, чтобы скрывать их жульничество. Хуже того, большую часть дня и вечера Торн проводил рядом с ней. Доходило до того, что он начинал давать советы, когда они с Эми разглядывали модные картинки, какой выбрать фасон или ткань для нового туалета. Такая вынужденная близость нервировала.

Диана несказанно обрадовалась возможности передохнуть, когда три дня спустя Торн придумал прогулку, чтобы показать им остров.

Это и в самом деле оказалось восхитительным – провести день на воздухе в окружении роскошной природы.

Дорога вывела их на открытое пространство, откуда раскинулся великолепный вид. Диана замерла на месте, резко остановив лошадь. От представшей перед ней красоты перехватило дыхание.

Справа от нее скалы угрожающе обрывались к каменистым бухтам внизу. Провал, который огораживал парапет из раскрошившегося камня, заканчивался водоворотом изумрудных и сапфировых волн.

Прямо перед Дианой возвышалось древнее, когда-то величественное сооружение, которое сейчас превратилось в груду каменных обломков. Примерно полдюжины прямоугольных бассейнов – должно быть, старинные купальни – каскадом располагались по склону горы. В каждой трещине между камнями была собрана настоящая коллекция из орхидей, папоротников, горных роз, цикламенов и жимолости.

– Ох, Боже мой! – прошептала Диана.

Рядом остановился Торн, давая ей возможность насладиться видом.

– Эффектно, правда?

В немом восхищении Диана едва кивнула в ответ. С этого места, казалось, был целиком виден весь остров, который, как сияющая драгоценность, покоился на широком просторе Средиземного моря, издали напоминавшем о своей обманчивой мощи.

Горло перехватило. Внезапно Диана почувствовала прилив воодушевления от ощущения чистой, незамутненной свободы.

– Вы говорили, – обратилась она к Торну, – что Аполлон заколдовал этот остров. Трудно не согласиться.

В голосе виконта звучало такое же восхищение:

– Тут есть некая сверхъестественная красота… Хотите осмотреть поближе?

– Да, очень.

Они подъехали вплотную к руинам и остановились перед аркой главного входа.

Эми уже опередила их, карабкаясь по широким ступеням купален. Прямо за ней Джон Йейтс на деревянном протезе с удивительной прытью тоже старался влезть на террасу. Он остановился и недовольно посмотрел на Эми, когда та, нагнувшись, сорвала бледно-розовую орхидею и вставила ее в свои светлые кудри.

– Должен заметить, мисс Лансфорд, дух древнего божества может оскорбиться, – заворчал Йейтс.

– Фу, не выставляйте себя на посмешище, – парировала Эми. – Тут сотни цветов. Из-за одной маленькой орхидеи божество не станет беспокоиться.

Не обращая внимания на их пререкания, Торн спешился и, не дожидаясь возражений Дианы, снял ее с коня.

Ее опять кинуло в жар от прикосновения его рук, а встретившись с ним взглядом, она почувствовала, как сердце замерло в груди.

Не в силах вдохнуть, только слыша, как прерывисто колотится сердце, Диана отступила в сторону, подальше от излишне интимного соседства. Кирена и в самом деле походил на рай, где обитала не только сверхъестественная красота, но еще и опасность в лице лорда Торна.

Диана двинулась по извилистой тропинке вслед за кузиной и потом с полчаса осматривала развалины и утесы над морем. К великому сожалению, образ Торна не шел у нее из головы. Его золотистые волосы, красивое, мужественное лицо, его чувственный рот, сильное, развитое тело… Адонис во плоти. И, забыв о пейзажах, она стала придумывать, в каких ракурсах можно было бы изобразить Торна, если бы у нее с собой были масло и холсты.

Когда наконец, покончив с развалинами, они тронулись в обратный путь, Диана почувствовала облегчение. Но пока они спускались вниз по заросшей лесом горной дороге, она все еще рисовала Торна в уме.

Они как раз миновали луг, заросший полевыми цветами, когда она поняла, что он едет рядом и что-то ей говорит.

– Счастье мое, как только мы вернемся, я запру тебя у себя в спальне и займусь с тобой безумной, страстной любовью.

Обернувшись к нему, Диана вперила в него взгляд:

– Вы что-то сказали?

– Ну наконец-то удалось привлечь ваше внимание. – Торн весело улыбнулся. – Знаете ли, я не привык, чтобы меня так откровенно игнорировали. Я повторил вопрос три раза, а вы не слышали ни слова.

– Я вспоминала развалины, – солгала Диана. – Прикидывала композицию, какую можно было бы написать.

– Точно так же, как обдумывали композицию, когда увидели меня голым.

Чтобы не встречаться с его настойчивым взглядом, она отвела глаза.

– Давно нужно забыть то прискорбное событие.

– Ни за что, – отрезал Торн.

Диана была полностью согласна и обрадовалась, что не нужно придумывать что-то в ответ, потому что спереди раздался возглас. Оказалось, ее кузина вызвала на состязание мистера Йейтса.

– Кто первым доскачет до конца луга, тот победит! – крикнула Эми и пустила лошадь галопом.

Тихо выругавшись в адрес непоседливой девчонки, Джон Йейтс тоже пришпорил коня и помчался за Эми.

* * *

Торн проснулся внезапно. Сердце бешено колотилось, В паху свело от возбуждения. В темноте он наконец сообразил, что находится у себя в спальне. Уныло выругался, нарушая ночную тишину.

Опять во сне к нему пришла Диана Шеридан. Живая, чувственная, заставляющая терпеть жгучую боль. Возбуждение не отпускало.

Раздраженно откинув простыни, Торн встал, чтобы открыть окно. С тех пор как здесь объявилась Диана, он не мог нормально спать. Он специально перебрался в другое крыло, чтобы не искушать себя, но это не помогало.

Диана была запретным плодом.

Торн сомневался, что она все еще девственница. Охотник за приданым скорее всего успел совратить ее. И такая красавица просто обязана была иметь любовников, хотя бы тайно.

Рядом с ней желание Торна становилось совсем непереносимым. Сегодня на развалинах он едва удержался, чтобы не схватить ее. На его счастье, они были не одни, а не то бы он нашел способ, как использовать эти горячие источники.

Торн постоял возле открытого окна, пока ветер не остудит его разгоряченное тело и не выдул остатки сладкого сна. Весенние ночи на Кирене все еще были достаточно холодными, способными привести в чувство. Так что оставалось только благодарить их за этот терапевтический эффект. Зато теперь можно было не сомневаться – скоро заснуть не удастся.

Когда возбуждение наконец спало, Торн отошел от окна и накинул халат. Выйдя из спальни, он отправился вниз к себе в кабинет выпить бренди.


Закусив нижнюю губу, Диана целиком погрузилась в работу. Карандаш летал по поверхности блокнота для эскизов. Спать не хотелось. Голову переполняли идеи и образы.

Покрутившись в постели пару часов, она в конце концов встала, поняв, что нужно положить идеи на бумагу.

Слуги уже, наверное, спали, когда она спустилась по лестнице в библиотеку. Вилла Торна была комфортабельна со всех точек зрения, в библиотеке висела тишина, столь необходимая для творчества, и вполне хватало освещения, Французские двери стояли открытыми, а за ними располагалась садовая терраса, с которой открывался вид на ширь Средиземного моря.

Последние три дня Диана была настолько занята, что не было ни минуты свободной. Некогда было даже порисовать Кроме того, совершенно не хотелось обращаться к Торну, чтобы он выделил какую-нибудь комнату для работы. Но поскольку скоро им нужно было уезжать, располагаться с мольбертом надолго просто не было возможности, оставалось лишь делать наброски карандашом и углем.

Воображение Дианы постоянно преследовал образ Торна.

Торн, плавающий в бухте, внизу, каким она увидела его в первый раз.

Торн, купающийся обнаженным в горячем источнике среди развалин.

Торн, стоящий на каменной стене, вглядывающийся в мерцающую синеву моря, с волосами, летящими по ветру.

Именно таким она рисовала его сейчас, стараясь передать бьющую через край жизненную силу, главную часть его существа. Отвагу и дерзость, которую чувствовала в нем.

Карандаш двигался почти сам по себе. Ни звука, только тихий скрип раздался в тишине комнаты.

Диана не обратила внимания, сколько времени прошло, пока не почувствовала, что в комнате кто-то есть. Вздрогнув, она подняла голову и увидела Торна, остановившегося в дверях библиотеки.

– Я увидел свет, – объяснил он, делая шаг в комнату.

На нем был черный парчовый халат с малиновым узором. На ногах никакой обуви – он стоял босой.

Диана была одета не намного приличнее: белый атласный пеньюар поверх ночной сорочки. Распущенные волосы в беспорядке закинуты за спину. Хуже того, она сидела на кожаной кушетке, поджав под себя ноги.

Ничего непристойного во всем этом, конечно, не было. Она была полностью одета. Но выражение в глазах Торна заставило ее забеспокоиться. Диана опустила ноги на пол и поправила пеньюар. Торн стоял и какое-то время разглядывал ее. Наконец он пересек комнату и остановился напротив. Потом он увидел ее набросок, и Диана поняла, что напрасно оставила блокнот открытым. В глазах Торна зажегся интерес, едва он узнал на рисунке себя.

Не дожидаясь разрешения, Торн уселся рядом и указал на альбом:

– Можно?

На секунду Диана вцепилась в блокнот, не желая признаваться, что он ей не безразличен. С другой стороны, ей нечего было скрывать. В конце концов, она художница. А художники, восхищаясь, всегда выбирают объекты, подобные виконту. Но все равно Диана покраснела, когда против воли ей пришлось разжать пальцы.

Взяв у нее альбом, Торн долго изучал рисунок.

– Потрясающе, – наконец произнес он совершенно серьезно.

Для Дианы это было самой высокой оценкой. На рисунке Торн выглядел совсем как в жизни. Выразительное лицо, движение, скрытое в каждой линии тела, когда он стоит и смотрит вдаль, на море.

– Вы говорили, что хорошо рисуете, – добавил Торн. – Но я не представлял, что у вас талант, и очень большой талант.

Диане стала приятна такая оценка, но она решила не принимать ее всерьез.

– Просто у меня есть способность схватывать сходство.

С трудом оторвавшись от альбома, Торн поднял на нее глаза.

– Эго излишняя скромность. Вы говорили, что увлекаетесь пейзажами. Они так же хороши?

– Может, даже немного лучше, – честно ответила Диана. – От пейзажей получаешь большее удовлетворение, чем когда рисуешь людей. Но я собираюсь сосредоточиться на портретах, с ними можно завоевать больший авторитет. В Королевской академии, которая сейчас главный арбитр художественного вкуса, существует жесткая иерархия. Пейзаж не занимает в ней высокое положение.

– Разве? – Брови Торна удивленно взметнулись.

– На первом месте работы на исторические темы, затем – портреты, еще ниже – пейзажи, а на последнем месте – жанровая живопись, сюжеты из повседневной жизни.

– Потому-то вы и собираетесь писать портреты?

– Да, – просто ответила Диана.

– Наверное, это мучительно – подавлять в себе великий дар из-за того, что вы женщина.

Диана поморщилась, когда знакомое чувство обиды напомнило о себе.

– Существует много запретов для женщин. Трудно добиться внимания, уж не говоря об уважении.

В улыбке виконта промелькнуло сочувствие.

– Эти переживания я могу понять. С самого рождения я всегда сражался с общественными правилами.

Торн перевернул следующий лист и увидел еще одно свое изображение. На этот раз купающимся среди руин. Обнаженный торс. Нижняя часть до талии скрыта в воде.

Диана почувствовала, как зарделись щеки, но постаралась сохранить спокойствие.

Перевернув еще один лист, Торн увидел себя выходящим из воды в бухте. Полностью обнаженным.

Торн задумчиво посмотрел на Диану:

– На этих двух набросках вы нарисовали меня исключительно соблазнительным. Страшно интересно, что вы еще увидели во мне?

– Вы не нуждаетесь в моих комплиментах, лорд Торн. Вы и сами знаете, что красивы.

Он слегка нахмурился.

– Хотите меня обидеть? Мужчинам не полагается быть красивыми.

– Но вы такой. Порочно красивый. И я уверена, вы это понимаете.

– Значит, поэтому вы изобразили меня в таком виде?

Диана постаралась, чтобы ее ответ прозвучал бесстрастно и объективно.

– Отчасти. Что-то такое в вашем лице… Оно у вас классически правильное, но в выражении есть… Безнравственность, что ли? Какая-то необузданность…

– Безнравственность? Хм. – Торн быстро глянул на Диану.

Она застыла, когда его пальцы вдруг коснулись ее губ.

– Хотите узнать, как я представляю себе вас?

Не хотелось признаваться, что ей это страшно любопытно, но ответ прозвучал сам собою:

– Да.

– Передо мной красавица с пленительным сочетанием стойкости и беззащитности. Женщина, в которой безошибочно определяешь чувственность. Ваши глаза темны и выразительны. В них можно утонуть, мне кажется, – Его голос зазвучал тоном ниже. – В них отблеск таинственности, который подбивает меня раскрыть загадки, которые вы скрываете.

От нежности, прозвучавшей в его хриплом шепоте, у Дианы комок встал в горле.

Взгляд Торна скользнул к ее губам.

– Ваш пухлый рот тянет на грех. А шелк ваших волос… – Он потянулся, чтобы дотронуться до сияющих прядей. – Очень хотелось увидеть, как они будут выглядеть без заколок, но я не представлял, что это будет настолько чудесно.

– Торн… – Диана понимала, что это сумасшествие – выслушивать сладкоголосые речи, но не могла остановить его.

– Вы самый настоящий соблазн, Диана. – Золотые искорки в глазах виконта замерцали, согревая, возбуждая беспокойное желание. – Вы завладели моими мечтами.

– Вы мечтаете обо мне? – Ее голос упал до шепота.

От взгляда, которым Торн посмотрел ей в глаза, сердце подпрыгнуло в груди.

– Да, я мечтаю о вас. И ничего не могу с собой поделать. Мне безумно хочется заняться с вами любовью, Диана. Я хочу увидеть, как ваши чудесные глаза станут еще глубже от страсти.

Говоря, он наклонился к ней, и теперь его прекрасное лицо было почти рядом, губы чуть ли не прижаты к ее губам, и от них опять веяло жаром, как во время поцелуя там, на пляже. Если вдруг он поцелует ее сейчас, она пропала. Диана не сомневалась в этом. В мире были лишь они одни и сила, которая тянула их друг к другу.

В звенящей тишине она слышала только лихорадочный стук собственного сердца, пока набиралась решимости, чтобы положить конец такому скандальному повороту событий. Но вот наконец ей удалось отступить и, как щит, выставить перед собой блокнот для эскизов.

– Торн, остановитесь… Я думала, мы договорились… Договорились, что вы не будете пытаться соблазнить меня.

– Вы правы, – пробормотал он. – Это все чертовски опасно. – В его низком, хриплом голосе прозвучало ясно различимое разочарование. – Мне лучше уйти.

– Нет, это мне лучше уйти. – Диана ринулась из библиотеки.

Захлопнув за собой дверь, Диана стояла в полной темноте, прислонившись спиной к деревянной панели, и старалась выровнять дыхание. Какое-то время спустя она пришла в себя и сообразила, где находится и что все с так же трясущимися руками и колотящимся сердцем обдумывает мучительную дилемму.

Без всякого сомнения, ее просто яростно влекло к Торну. Против своей воли она считала, что он самый привлекательный мужчина из всех, кого она знала. И самый обманчивый.

Его гибельный, чувственный шарм был таким естественным и свободным, как дыхание. Было понятно почему. Потому что он не мог остановиться и не соблазнять женщин так же, как не мог поменять цвет своих глаз.

И потому что без всяких усилий мог возбудить в женщине желание к себе.

Теперь нужно что-то сделать, чтобы противостоять собственному влечению.

В смятении Диана зажмурилась и потрясла головой. Торн назвал ее самым настоящим соблазном, но этим соблазном был именно он. Оставаться с ним наедине было опасно.


После происшествия в библиотеке Диана делала все возможное, лишь бы не встречаться с Торном один на один, хотя с каждым днем ей все больше приходилось общаться с ним.

И для Дианы, и для Эми конец недели выдался таким же напряженным, как и начало. По вечерам попеременно следовали ужины и приемы у островной знати, а днем они часами занимались подготовкой гардероба.

Покупку мелочей, таких как туфли, шляпки, ридикюли, веера и носовые платки, можно было оставить до Лондона. Но модистка-француженка шила им платья на все случаи жизни. Платья на утро, на день, для обедов, балов, для выезда в экипаже, для пешей прогулки и верховой езды. Помимо того еще и верхнюю одежду, накидки и ротонды.

Когда Диана засомневалась, что такое количество одежды не будет готово до их отплытия, Торн сообщил, что портниха поплывет вместе с ними в Англию, и двух недель в море будет вполне достаточно, чтобы закончить большую часть гардероба.

Диана не могла поверить, что он нанял дорогущую модистку на целый месяц работы. С другой стороны, почему бы такому богатому человеку, как Торн, не позволить себе тратить собственное состояние по своему капризу.

Торн на это мог бы сказать ей, что француженка будет заниматься совершенно другим делом – защищать Диану от него. Чем больше пассажиров будет на борту его шхуны, тем меньше вероятность того, что он станет распускать руки. Таков был ход его мыслей.

Теперь он был уверен, что Диане потребуется такая защита. Он не мог припомнить, чтобы таким взрывным образом реагировал на какую-нибудь другую женщину в своей жизни. Это было просто нелепо. Ведь в первый раз он увидел ее всего-то несколько дней назад.

Случай в библиотеке усилил то лихорадочное чувство, которое он испытывал к ней. Той ночью ему ничего не хотелось, кроме как уложить Диану на софу и подарить ей наслаждение, которого они оба страстно желали. Нужно было, чтобы она ушла тогда, потому что Торн прекрасно понимал: если бы она осталась, он не смог бы заставить себя отказаться и не взять ее.

Диана Шеридан представлялась Торну каким-то странным феноменом.

Отчасти его влекло к ней из-за того, что она решительно воспротивилась ему. Он не мог припомнить ни одну женщину, которая бы в последнее время так старательно избегала его внимания. Ее отвращение к замужеству успокаивало. С ней не было необходимости быть постоянно на страже, чтобы защищать себя от угрозы. Вдобавок с момента приезда на Кирену снять сексуальное напряжение не представлялось возможным, а воздержание отнюдь не тот образ жизни, к которому он привык.

В Диане Шеридан было что-то еще, помимо прекрасного лица и тела. Сложность натуры, которая как раз и привлекала его. Чем больше он узнавал ее, тем больший интерес она вызывала. В частности, стойкость, с которой она встречала удары судьбы, заслуживала и уважение, и восхищение.

Но самым простым объяснением его влечения было следующее: Диана стала самым большим соблазном, с которым он когда-либо сталкивался.

Наверное, можно было не обращать внимания на мифические чары, разлитые в атмосфере острова, и желание, которое они дарили простым смертным. Однако он скорее всего допускал ошибку, так долго откладывая их отъезд. Да, нужно было тщательно продумать, как проникнуть в бордель мадам Венеры, а также еще до их прибытия в Лондон добиться поддержки от тетушки. Но все-таки он решил больше не тянуть с погрузкой. Осталось потерпеть всего несколько дней. На такой срок можно будет обуздать свои желания.

Так что он будет страшно рад оставить Кирену за кормой и приступить к выполнению задания в Лондоне – поиску убийц Натаниеля.


Две ночи спустя, вечером накануне отплытия, он понял, что совершил еще одну ошибку. Из-за того, что их корабль отходил рано утром, у них не было запланировано никаких светских мероприятий, кроме простого домашнего ужина.

На закате, когда Торн появился в гостиной, он никого в ней не обнаружил. Сквозь французские двери тем не менее он увидел в отдалении, за висячим садом, фигуру Дианы.

Она стояла на краю обрыва и смотрела вверх на бобовое дерево, силуэтом отпечатавшееся на багрово-золотом небе.

Ее наверняка привлек вид оттуда, понял Торн. В это время суток там было очень живописно.

Не раздумывая он двинулся в сторону обрыва, к Диане.

Панорама действительно впечатляла. Торн оценил это, как только подошел поближе. Догорающий свет уходящего солнца отражался в море, превращая его поверхность в полыхающее пламя, а до самой кромки горизонта в вышине гигантским сияющим куполом висели облака.

Приблизившись к Диане, он увидел, что она стоит, зажав в одной руке палитру, а в другой – кисть, и быстрыми уверенными мазками переносит пейзаж на холст.

Она была так поглощена работой, что Торн не сомневался: Диана просто не заметила его присутствия.

Когда она наконец заговорила, то заговорила благоговейным шепотом:

– Целую неделю я смотрела на закат из окна спальни и не могла не прийти сюда в последний вечер.

«Я тоже не мог не прийти», – подумал Торн, хотя не закат привел его сюда.

Он молча наблюдал, как работает Диана. Время от времени она наклонялась к деревянному ящику у своих ног, который был полон кистей, баночек со скипидаром и пузырьков с красками, выбирала другую кисть, не сводя глаз с панорамы, от которой замирало сердце, и холста, стоящего перед ней.

То, чем она занималась, походило на волшебство. Прямо у него на глазах на холсте рождалась картина.

Передний план занимал четкий контур, который потом превратится в бобовое дерево. За кромкой обрыва виднелся меловой выступ скалы, который укрывал бухту. А за ними до самого горизонта простиралась морская даль, которая сливалась с кипящими огнем облаками.

Но восхищенное внимание Торна приковал отнюдь не творческий процесс, а сама художница.

Прикусив нижнюю губу, Диана сосредоточенно работала. И погруженность в работу подтверждала, как ей нравится заниматься этим делом. Он чуть ли не физически ощущал ее страстный порыв. А любовные касания холста, когда она кистью наносила на него мазки, были откровенно… чувственными.

Такая же чувственность звучала во всем ее теле. Уходящее солнце у нее за спиной зажгло ее волосы темно-красным огнем, а золотой багрянец с неба мягко подсвечивал черты прекрасного лица.

Увидев ее такой, Торну со всей страстью захотелось разделить с ней ее увлечение. Теперь он не сомневался, что она и любви будет отдаваться с таким же пылом.

Трудно сказать, как долго он стоял здесь и наблюдал за ней. Но в конце концов солнце закатилось, вечерний свет померк, и опустились сумерки.

Еще мгновение, и небо стало темно-серым. Только несколько бледно-розовых полос по-прежнему светились вдали, на самом краю горизонта.

– Как бы мне хотелось, чтобы это длилось и длилось, – не скрывая разочарования, тихо сказала Диана. – Хорошо хоть, я запомнила достаточно, чтобы все доделать до конца.

Торн пытался стряхнуть с себя наваждение. Она говорила о работе, а он думал о том, как заняться с ней любовью. К черту, ему пора избавляться от своего вожделения.

– Так трудно ухватить закат, – добавила она с сожалением.

Неожиданная мысль поразила Торна. На ум пришла очевидная параллель: завоевать эту женщину – то же самое, что ухватить закат. Да и сама Диана походила на закат своей щемящей пленительностью, и чтобы ухватить это ускользающее волшебство, нужно было много потрудиться. Несмотря на это, Торн чувствовал, как желание наполняет его.

Диана задумчиво вздохнула. Сегодня больше не удастся поработать. Заметно стемнело, хотя в вышине не торопясь возник лунный серп.

Нагнувшись, она сложила палитру и кисти, но не могла заставить себя собрать все целиком, чтобы вернуться на виллу. Вместо этого она устремила взгляд на панораму за обрывом. Ей слышался тихий шепот волн в бухте внизу, ее лицо ласкал свежий морской бриз.

Уходить не хотелось. Это была последняя ночь на прекрасном острове.

Словно зачарованная, Диана сделала несколько шагов в сторону обрыва. Какой простор! Она никогда не чувствовала себя такой свободной, как здесь. И волшебство наступающего вечера откликнулось в ее душе каким-то странным сочетанием покоя и волнения.

– Наверное, нам пора возвращаться, – сказала Диана, слегка задохнувшись. – Эми нас потеряет.

– Полагаю, что так, – согласился Торн, но не двинулся с места.

Вокруг опускалась ночь. Тишина ласково укрыла их, невесомая, как морской бриз. Потоки серебряного света от восходящей луны отражались на мерцающей поверхности вод. Откуда-то издалека доносилось божественное пение соловья.

Диана подумала, что все это – сон, сон наяву. Сердце билось размеренно, все чувства обострились, грудь напряглась от ожидания.

Вот тогда Торн дотронулся до нее. Его рука нежно провела по волосам, коснулась гладкого пучка на затылке.

Затаив дыхание, Диана подумала, что он хочет вынуть шпильки из волос. Но рука последовала дальше, кончики пальцев прошлись по раковине уха, оставив после себя ощущение горячего следа.

Когда большим пальцем он провел по подбородку и погладил приоткрытые губы, Диана совсем перестала дышать. Она не стала возмущаться. Просто стояла, не в силах издать ни звука.

– Торн…

– Молчи, любовь моя.

Он осторожно приник к ее губам. Этот поцелуй был жарок и нежен и вызвал прилив острой боли между бедер.

Она была покорена его волшебным искусством обольщения. И понимала все, но была не в силах сопротивляться.

Торну вдруг пришло в голову заняться с ней любовью в этой пронизанной лунным светом темноте, скорее всего Диана бы не попыталась остановить его.

Ей стало не по себе. Оказывается, это так легко – отказаться от себя. У нее еще не было настоящего любовного опыта. Никогда еще она не погружалась в любовный экстаз, который славят поэты. И сейчас, отдаваясь волнующим ласкам Торна, отчаянно хотелось, чтобы он приобщил ее к утехам, о которых можно было только мечтать.

Она чувствовала, как слабеют руки и ноги. Торн очень осторожно и сильно ласкал ее грудь. От наслаждения Диана была готова расплавиться, растечься от жара, закипавшего в глубине тела.

– Ты мучаешь меня, – хрипло прошептал он.

Он тоже мучил ее. Он будил в ней жадное желание. Желание, которое она годами скрывала глубоко в себе. И не понимала этого до сегодняшнего дня.

Диана с трудом осознавала, что Торн потянул лиф платья и рубашку, спустив их вниз, до корсета, подставляя ее изнывающую грудь прохладному ночному воздуху. Большие пальцы не останавливаясь ласкали соски легкими, сводящими с ума круговыми движениями, заставляя ее трепетать от желания.

Все тело напряглось в ожидании. А Торну, казалось, больше нравилось мучить ее.

Выгнув спину, Диана невольно тянулась грудью навстречу его волшебным рукам. Внизу живота и между бедер родилась почти непереносимая боль.

Дрожь пронзила Диану.

Казалось, Торн только и ждал этого сигнала. Он еще теснее прижал ее к себе, обволакивая жаром своего тела.

Он легко представлял ее обнаженной, как засветится ее кожа в лунном свете, как ее белые шелковистые бедра раздвинутся для него.

«Так что же ты ждешь? – шепнул темный голос из глубины. – Она готова, она хочет, чтобы ты взял ее».

Он чувствовал, как ее дрожь остро и мучительно отзывается в его теле. Он желал ее так, как еще ни одну женщину в своей жизни. Ему хотелось, чтобы Диана стонала под ним, впуская его в свое влажное жаркое лоно. Ему хотелось услышать, как она закричит от наслаждения, когда он выплеснется в нее…

Торн задержал дыхание, борясь с накатившим желанием. Он был на волосок оттого, чтобы нарушить свое обещание не соблазнять ее.

Проклятие! Он зашел слишком далеко.

Он прижимал Диану к себе, умирая от желания и проклиная себя за непростительную слабость. Он ведь поклялся, что не дотронется до нее!

Почему при каждом прикосновении к этой женщине его самообладание отправляется к черту? Никогда раньше клятва на мече не была таким хрупким барьером.

Однако надо было взять себя в руки. Только благодаря огромному усилию воли он смог сделать шаг назад и освободиться от темных объятий страсти.

Он почувствовал, как Диана замерла. Даже в темноте он смог ощутить замешательство от его дерзости. Но, стиснув зубы, он предпочел не обращать на это внимания, как и на ноющую боль в паху.

Но одно было совершенно ясно. Нужно увозить эту пленительную сирену с острова, и как можно скорее, пока он не совершил чего-нибудь непоправимого.

Загрузка...