Огонь в крови

Глава 9

Джесс принимал поздравления людей с «Джей Бар». Несколько человек ставили на него и теперь получали выигрыши, но веселое оживление мгновенно замерло, и воцарилось гробовое молчание: появился Брюстер в седле позади ковбоя с «Даймонд Е», остановившегося, чтобы помочь ему сесть на коня, когда Тандерболт ускакал. Все выжидающе смотрели на соперников.

— Я всегда слыхал, что дикари, пожиратели кишок — прирожденные наездники, а поскольку ты и то, и другое, думаю, белому до тебя далеко.

Тишина сгустилась настолько, что, казалось, Уксусный Джо вполне может порезать ее на кусочки и поджарить к ужину. Всем не терпелось узнать, как поступит прославленный убийца.

— Собираешься подстрелить меня, Роббинс? — издевательски осведомился Брюстер.

Его лицо было покрыто толстым слоем серой пыли. Ручейки пота сбегали с висков по щекам. Под слоем грязи было видно, как он бледен; в суженных глазах тлел огонек безумия.

— Я слышал, ты никогда не убиваешь человека бесплатно!

Управляющий, ощерившись, швырнул на землю пригоршню серебряных долларов.

Лисса наконец спустилась на землю, отчаянно отыскивая взглядом отца и Сайруса Иверса. Они должны вмешаться, прежде чем эти идиоты прикончат друг Друга.

Джесс растянул губы в улыбке, вытер тыльной стороной ладони ручеек крови со лба, стянул перчатки и сунул их за пояс.

— Мне прекрасно платят, Брюстер. Достаточно, чтобы иногда я мог побаловать себя.

— Почему не сделать это сейчас? — бешено заревел Брюстер. — Насколько я видел, ты и в самом деле ублажаешь себя по самое некуда!

— Довольно, Янси! Я не потерплю такого на «Даймонд Е», — вмешался Ивере. — Попробуй выхватить оружие, и я уберу тебя отсюда, — уедешь верхом, если победишь, или ногами вперед, коли проиграешь!

Толпа мгновенно расступилась при виде Иверса и Джейкобсона, устремившихся навстречу соперникам. Брюстер напряженно сжался, словно готовая к прыжку рысь, Джесс выжидал с дерзким спокойствием — мускулы расслаблены, рука небрежно лежит на кобуре.

— Я нанял вас убить грабителей, а не управляющего «Даймон Е», Роббинс, — холодно отчеканил Маркус.

Джесс пожал плечами, не отводя мертвенно-зловещего взгляда от Брюстера.

— Он вызвал меня, не я его.

К этому времени Лисса успела пробраться через стену мужчин, задыхаясь, бросилась к отцу.

— Он правду говорит, папа. Погляди, что сделал с ним Янси, — воскликнула она, показывая на рубцы, оставленные арапником Брюстера на лице и руках Джесса.

— Не вмешивайся, Лисса, тебя это не касается, — приказал Маркус.

Джесс едва заметно прищурился, ожидая, что управляющий вступит в спор со стариком, объяснит в чем дело, но тот ничего не сказал, лишь презрительно смерил глазами Лиссу.

Этот человек должен мне деньги за проигранное пари. Пусть платит, и я тут же уеду. Мирно и не поднимая шума, — объявил он, с облегчением поняв, что Брюстер не собирается выдать их.

Джейкобсон промолчал, вопросительно глядя на Иверса, поскольку тот был здесь хозяином. Сайрус вытащил из-за пояса потертый кисет из коровьей кожи.

— Сколько ты задолжал, Янси?

— Двести шестьдесят. Я отработаю, босс.

— Еще бы!

Ивере отсчитал толстую пачку бумажных долларов и протянул Джессу.

— Все улажено?

Джесс сунул деньги в карман, коснулся кончиками пальцев полей шляпы и зашагал к лошади, чувствуя, как Лисса неотрывно смотрит ему в спину.

Не оборачиваясь, он вскочил на Блейза и покинул праздник.

Наступила обещанная жара, высасывающая все соки из земли, пересохшей так, что на поверхности появились трещины. Лисса стояла у окна своей комнаты, глядя на безжалостное бледно-голубое небо.

— Ни облачка на горизонте, не говоря уж о тучке, — вздохнула она.

Ручеек пота пополз в ложбинку между грудями, и она промокнула его прозрачным лифчиком. Даже полураздетая, она умирала от жары. Два ковбоя умчались куда-то вдаль; копыта лошадей поднимали облака пыли. Тонкие побеги травы превратились в острые жесткие коричневые палки, правда скот по-прежнему охотно жевал их. Клеймение было закончено, и вовсю шли приготовления к большому празднику. В этом году все собирались на «Джей Бар». Жермен немилосердно гоняла слуг. Дом сиял безукоризненной чистотой — все должно быть вычищено, отполировано, убрано или выкрашено перед великим событием. Пришлось нанять трех девушек помогать на кухне и выполнять обязанности горничных. Маркус Джейкобсон ничего не жалел для гостей. Кроме танцев приглашенных ждало роскошное угощение.

Но Лисса, не в силах вынести вида Жермен, отказалась иметь что-либо общее с подготовкой к балу и обеду. Она не умела готовить и вообще никогда не занималась хозяйством. Значило ли это, что из нее выйдет плохая жена? Нет, если ее мужем станет богатый горожанин вроде Лемюэла Мэтиса, которому нужно было всего-навсего красивое украшение для дома. Какую жену искал Джесс Роббинс? Он не был богат, не вращался в высших кругах, и умение испечь вкусный пирог для него важнее, чем способности к музыке и танцам.

С того случая на родео Джесс держался в стороне, предпочитая избегать Лиссу, и связанные с ней неприятности. Она слыхала, как отец и Мосс толковали о новых наемниках, вызванных Джессом из Техаса и Нью-Мехико. Готовилась большая облава на грабителей, но Лисса не знала, где и когда это произойдет понимала только, что, когда все будет кончено, Джесс Роббинс навсегда исчезнет из ее жизни. Но она уже никогда не будет прежней…

— Я должна немедленно избавиться от этой проклятой жары, иначе попросту сойду с ума!

И тут в голову ей пришла великолепная идея. В детстве она часто удирала летом к маленькому прудику, который они с Криделлией обнаружили, когда еще играли вместе.

Если бы только Лисса могла вспомнить, где это место! Чем больше она думала о божественно прохладной воде, тем привлекательнее казалась идея. Быстро натянув старую ситцевую блузку и юбку для верховой езды, она сложила в корзинку одеяло, толстое полотенце, мыло и отправилась в путь, полная решимости отыскать уединенное озерцо. Ковбои обычно купались в глубоком широком водоеме недалеко от южной развилки Лоджпол Крик. Никто не потревожит ее блаженного запретного уединения.

Уйти из дома тайком оказалось довольно простым делом, поскольку Лисса взяла с собою проклятье всей жизни Жермен — Кормака. В последний раз, когда пес ворвался в гостиную, чтобы приветствовать хозяйку, он ухитрился смахнуть хвостом две дорогие вазы Королевского Вустерского фарфора и напугал горничную так, что та упала в обморок.

Лисса сказала экономке, что собирается подольше погулять с Кормаком, а потом навестить Уксусного Джо. Жермен была всегда рада избавиться от девушки, и поэтому даже не заметила, когда та ушла. Прокрасться в конюшню и оседлать Литл Бита не составляло труда. Когда Люк Диверс спросил, куда Лисса едет одна, она заверила старика, что отправится к ручью, и, поскольку огромная овчарка была рядом, ковбой без дальнейших возражений согласился с Лиссой.

Еще до того, как солнце оказалось в зените на ослепительно ярком небе, Лисса уже скакала по равнине, а жаркий летний ветер обжигал лицо, развевая волосы так, что они стелились за ней, словно огненное пламя. Отец всегда говорил, что страдающий от жажды скот чует воду за десять миль. Лисса так измучилась от жары, что сумела каким-то шестым чувством отыскать крохотное озерцо, ощутить запах влаги за пять миль.

— Место почти не изменилось, — сообщила она Кормаку, спешившись и обходя небольшое углубление, образованное бьющим из-под земли родником. На земле «Джей Бар» было много таких источников, превращавшихся в быстрые ручьи и глубокие озера, вода в которых оставалась ледяной даже в самые жаркие дни. Этот прудик был особенно хорошо скрыт в узком скалистом ущелье всего в нескольких милях от плоских плодородных равнин, где паслись самые большие стада. Поскольку здесь было вдоволь травы и воды, никто не брал на себя труда пересечь бесплодный каменистый участок, чтобы добраться до рощицы пышных зеленых деревьев и кустов и спуститься на дно небольшого каньона с отвесными стенами.

Конечно, скот разбредался куда угодно, и ковбои, отправляясь на розыски, могли появиться и здесь.

Оставив пегого пастись, Лисса обошла вокруг озерца. На мягкой почве берега не было следов незваных гостей, если не считать отпечатков лап волков и оленьих копыт. Хотя степные волки наверняка не забегали сюда днем, Лисса была рада, что взяла с собой Кормака.

Кружевная тень от березовых веток так и звала раздеться и отдохнуть. Лисса скинула блузку с юбкой, сапожки и белье и, оставшись обнаженной, несколько мгновений постояла под деревьями; солнечные лучи, плясавшие в просветах между шелестящими листьями, золотили незагорелую кожу цвета слоновой кости.

Кормак уселся на задние лапы и внимательно следил, как раздевается хозяйка, охваченный непреодолимым любопытством, поскольку никогда не допускался наверх в спальню Лиссы. Девушка с удовольствием потянулась, охваченная непривычным, но восхитительным чувством свободы пребывания обнаженной под открытым небом. Большие карие глаза овчарки внимательно изучали девушку; наконец пес отвернулся к озеру, словно приглашая вбежать с ним наперегонки в ледяную воду.

— Как думаешь, Кормак, я красивая?

Лисса нерешительно оглядела себя, не зная, сможет ли сравниться ее тело с пышными формами певички из мюзик-холла.

— У нее груди больше, — со вздохом признала девушка, — но у меня руки изящнее.

Она провела ладонями по бедрам и ягодицам, вспоминая, как Джесс сжимал их, вжимая в напряженное, бугрившееся мужское естество.

— Я пришла сюда, чтобы охладиться, а не раскаляться еще больше, — хрипло прошептала она, быстро подбегая к большому булыжнику, служившему когда-то ей и Криделлии чем-то вроде вышки для прыжков в холодную воду. Девочки быстро обнаружили, что чем медленнее входишь в воду, тем больше длится пытка.

Но Кормак не собирался долго размышлять и сомневаться, — он с громким лаем ворвался в озерцо, разбрызгивая воду, и начал весело плескаться в маленьком, но глубоком бассейне. Лисса немного постояла на булыжнике, набираясь храбрости. Что, если она разучилась плавать? Что, если ее схватит судорога от холода!

Надеюсь на твою помощь, Друг мой, — проговорила девушка и решительно прыгнула вниз, неуклюже с громким всплеском плюхнувшись рядом с резвящимся псом.

Джесс провел в пути полдня, с самого рассвета безуспешно выслеживая посетителей хижины и разыскивая очередные послания. Должно быть, предупрежденные грабители успели лечь на дно.

Он неожиданно заметил оленя, выбежавшего из-под низких кустов можжевельника и метнувшегося в овраг. Мысль о сочном жарком, приятном разнообразив после надоевшей говядины и бобов, показалась весьма привлекательной. Вытащив винтовку из седельного чехла, Джесс пустил Блейза рысью и помчался за оленем. На каменистой почве не оставалось следов, но Джесс всю жизнь охотился в унылых бескрайних просторах Западного Техаса. При такой жаре олень обязательно попытается разыскать воду, если, конечно, не почует погони. Через полчаса езды по каменистой земле в том направлении, где скрылся олень, Джесс был вознагражден: земля словно ушла из-под ног, резко обрываясь вниз, переходя в небольшое узкое ущелье. Джесс, натянул поводья и вгляделся в темнеющий внизу островок зелени.

— Даже если рогатый улизнет, местечко выглядит чертовски привлекательным, старина, — объявил он жеребцу, возбужденно принюхивавшемуся к воде.

Через несколько секунд удалось разыскать узкую, идущую зигзагами тропинку, ведущую на самое дно каньона. Не успев спуститься, Джесс услыхал странный шум. Эхо громкого фырканья, отражаясь от каменистых стен, смешивалось с руладами серебристого смеха. Джесс, не веря глазам, замер. Лисса!

Спрыгнув на землю, он повел вороного к озерцу, скрытому густыми зарослями берез, ив и жимолости. Он продрался сквозь кусты. Озеро лежало перед ним словно сверкающий камень; гладкая поверхность рябила мелкими волнами, в которых весело гонялись друг за другом молодая женщина и лохматая овчарка.

Лисса только что намылила великолепную гриву буйно-рыжих волос и теперь пыталась их промыть. Но в этот момент Кормак прыгнул на нее, опрокинув на спину. Лисса, смеясь, нырнула поглубже.

Джесс затаил дыхание, когда девушка наконец появилась на поверхности, потряхивая волосами и посылая во все стороны каскад радужных капель. Молочно-белая кожа переливалась серебристыми ручейками, извивавшимися прихотливыми рисунками, по изгибам маленьких, задорно торчавших вверх, словно изваянных из мрамора грудей и стройных округлых бедер. Кровь мгновенно прилила к чреслам Джесса, вызвав глухую нестерпимую необлегчаемую боль, вырвавшую из горла тихое, почти звериное рычание. Джесс вспомнил ощущение мягкой покорной плоти, когда он стискивал эти упругие маленькие ягодицы, вес крепче прижимая ее к себе. И она с такой готовностью шла к нему, словами и взглядом призывая его снова и снова, пока муки и терзания едва не довели Джесса до безумия.

Он пытался избегать Лиссу, но это ничего не дало. Как, впрочем, и страстные постельные схватки с Кэмми. Лисса стала пламенем в его крови, в ушах звучала ее песня сирены, манившая в пропасть гибели.

Джесс выступил на полянку и подвел Блейза к воде. Конь стал жадно пить. Ветер переменился, и Кормак поднял голову, понюхал воздух и, повернувшись туда, где стоял Джесс, радостно залаял.

— Кормак, что это с тобой?

Лисса посмотрела в сторону берега, следуя за направлением взгляда собаки.

— Джесс!

Девушка широко раскрыла глаза и выпрямилась, стоя по колено в воде, слишком изумленная, чтобы попытаться прикрыться, и молча наблюдала, как Джесс спокойно сбрасывает с себя одежду. Во рту у нее мгновенно пересохло, тело сотрясала крупная дрожь, пробившаяся откуда-то изнутри, наполнившая ее странной летаргической сонливостью… хотя… никогда в жизни она не ощущала такую радость жизни, столь непонятное волнение и жажду любви.

— Что… что ты делаешь?

Ее голос звучал словно издалека, хриплый, задыхающийся, как будто Лисса только сейчас пробежала много миль.

Джесс помедлил немного, потом швырнул сорочку на груду остальной одежды, уже лежавшей на берегу.

— А как по-твоему, Лисса? Ты пренебрегаешь всеми условностями. Я тоже имею право вести себя безрассудно, не так ли?

— Но я вовсе не легкомысленна.

Лисса невольно пожирала глазами перекатывающиеся на плечах мускулы и островки волос на груди.

— Резвиться в чем мать родила в уединенном озере, где любой прохожий может на тебя наткнуться… это, по-твоему, не опрометчивость? Едва не вынудила меня застрелить Брюстера — это ли не безумие?! Рисковать любимым конем, загнав его в зыбучий песок, это, видимо, рассудительность и хладнокровие? Леди, я в жизни не видел, чтобы женщина столько раз попадала в беду по собственной глупости, разве что только в дурацких мелодрамах.

Пальцы быстро задвигались, расстегивая ширинку.

От брошенных в лицо обвинений Лисса залилась краской, но упрямо отказывалась признавать их справедливость.

— Я взяла с собой Кормака. Он сумеет защитить меня от любого!

Джесс испепелил ее презрительным взглядом:

— Возможно, но не от всякого! — И, чуть помолчав, спросил: — Скажем, к примеру, когда ты в последний раз видела, как Кормак стреляет из винчестера?

Он продолжал спокойно расстегивать брюки.

Лисса отступила на шаг, неуверенно глядя на пса, с недоуменным видом стоявшего в неглубокой воде, и выбивавшего хвостом равномерную дробь по идущей мелкой рябью поверхности воды.

— А еще считаешься сторожевой собакой! Хорош! — прошептала она, вновь, словно завороженная, поворачиваясь к Джессу.

Тот пинком отбросил брюки и зашагал к озерцу, медленно, намеренно крадучись, словно хищник, преследующий добычу. Все в этом сильном мускулистом теле дышало неутомимой энергией, чувственным голодом. Он был самцом, жарким, яростным, стремившимся взять ее. На этот раз Лисса видела его ясно — с ног до головы. Ее глаза скользили от его лица все ниже, к этой широкой груди, к красноватой бороздке от не совсем зажившей раны, к треугольнику курчавых волос, великолепному мужскому естеству, стоявшему прямо, напряженно, гордо, показывая, что на этот раз его обладатель не собирается отступать.

Лисса нерешительно шагнула назад, не желая протестовать, не в силах бежать. Это то, чего она хотела!

И, словно подслушав ее мысли, Джесс сказал:

— Ты преследовала меня с той минуты, как я оказался в Вайоминге, Лисса, дразнила, кокетничала, выставляла напоказ красивое тело, пока я в конце концов не потерял покой и сон. Я горел словно в огне и горю сейчас. Я могу задушить тебя Лисса, или могу любить…

Словно желая подчеркнуть свои слова, Джесс заходил все глубже в ледяную воду, не обращая внимания на холод, пока не оказался перед Лиссой. Она почувствовала запах пота и разгоряченной кожи, ощутила жар, исходивший от возбужденной плоти, и против воли подняла руку и коснулась его груди. Его сердце забилось в ее ладони так сильно, что Лисса попыталась отдернуть пальцы, но его рука легла сверху, не давая отстраниться.

Они больше не чувствовали ни палящего солнца, ни холодной воды, просто стояли и смотрели в глаза друг друга.

— Видишь, что ты делаешь со мной? — хрипло прошептал он, прижимая ее ладонь к рвущемуся из груди сердцу. — И что я делаю с тобой…

Другая рука коснулась упругого холмика, задержалась на бледно-розовой вершинке, мгновенно сжавшейся в твердый камешек.

— Ты тоже томишься, и внутри все болит, правда? — словно обольщая, пробормотал Джесс.

Лисса застонала, ощущая тупое тяжелое биение крови в груди, тугой ком, собравшийся внизу живота. Пальцы ее робко дотронулись до его руки, провели по изгибу плеча, зарылись в длинные прямые волосы на затылке.

— Да, Джесс, — просто ответила девушка.

Низкий, почти звериный рык вырвался из груди Джесса, и, подхватив Лиссу на руки, он устремился к берегу, где она перед тем, как войти в воду, разостлала одеяло на мягкой траве. Она уткнулась лицом в его плечо, прижалась изо всех сил, чтобы ничего не видеть. Кормак, устав следить за людьми, так решительно игнорировавшими его, почуяв белку, прыгавшую с ветки на ветку, двумя огромными прыжками вылетел из озера и исчез в глубине каньона, явно решив поохотиться.

Джесс положил Лиссу, накрыл ее своим телом, запустил руки в длинные мокрые волосы, несильно дернул, пока девушка не повернула к нему лицо. Его рот накрыл ее губы, раздавливая, поглощая, ища входа. Лисса покорилась — его язык наконец столкнулся с ее языком, встретился, скользя, обвиваясь, лаская толчками в одном ритме с раскачивающимися движениями бедер.

Лисса ощущала, как его дыхание учащается, становится более тяжелым, а руки находят все мягкие потаенные изгибы и впадины, влажные шелковистые тайны ее неопытного тела. Воздух болезненными толчками вырывался из ее легких, но она все ожесточеннее льнула к Джессу, затерявшись в его грубой, дикой, буйной чувственности.

Наконец он оторвался от ее губ, оставив Лиссу словно в тумане, и приподнялся на локти, чтобы лучше разглядеть раскрасневшееся лицо и ослепительно-белую плоть. Каким темным выглядело его тело рядом с этой молочной кожей! Все законы и кодексы Запада запрещали ему прикасаться к этой женщине, но он все равно возьмет ее.

Лисса вздрогнула, когда Джесс, словно внезапно забыв о безумной страсти, начал медленно, нежно ласкать ее, добиваясь ответною чувства и подогревая собственное вожделение.

— Ты невероятно прекрасна, — выдохнул он, гладя затвердевшие соски ее грудей.

Когда его ладонь, скользнув по животу, замерла на холмике, покрытом темно-рыжими локонами, бедра девушки непроизвольно выгнулись. Она завороженно смотрела в жесткое красивое лицо, бесстрашно встречая взгляд глаз, переливающихся расплавленным серебром, и видела в них безумное желание, отчаяние страсти, лишавшее разума.

Джесс вновь опустил голову; длинные волосы закрывали его лицо, пока губы терзали горевшие сладкой болью соски. Потом обвел языком затвердевший холмик и впился губами в душистый бутон. Придушенный крик вырвался у Лисы — безудержное, ошеломительное наслаждение, до сих пор неизведанное, охватило девушку. Джесс впился поцелуем в другую грудь; девушка, всхлипывая, повторяла его имя, вцепившись пальцами в литые мускулы, бугрившиеся на спине, оставляя отпечатки ногтей. Горячие губы обжигали вздрагивающую плоть. Лисса извивалась под ним, бессознательно раздвинув ноги, когда его колено скользнуло между ее ляжек.

Лисса чувствовала, как настойчиво прижимается к животу пульсирующее напряженное мужское естество, упирающееся в то место, где соединялись бедра. Раньше, когда Джесс входил в воду, Лиссе оно показалось угрожающе огромным, способным разорвать и уничтожить ее. И теперь, когда Джесс, чуть покачиваясь, отыскивал вход в потаенные глубины ее тела, страх вновь вернулся.

Джесс почувствовал, как застыла и напряглась девушка, и, стиснув зубы, глубоко прерывисто вздохнул, проклиная себя за невероятную, немыслимую глупость. Лисса была девственницей, а он всегда предпочитал держаться подальше от девственниц. Джесс потянулся к ее руке, положил маленькую ладошку себе на живот.

— Коснись меня, Лисса. Почувствуй, — хрипло прошептал он, сомкнув ее пальцы вокруг вздрагивающего от напряженного ожидания фаллоса.

Такой твердый и все же гладкий, бархатистый… горячий. Пальцы девушки невольно сжались чуть крепче. Джесс безмолвным жестом показал, как гладить и ласкать его, но вскоре, тихо застонав, отнял свою руку. Вздрагивающая беспомощность его реакции поразила и взволновала Лиссу. С этого момента он принадлежал ей, этот смугло-зловещий незнакомец, притянувший ее с первого же появления.

Когда Лисса прошептала его имя, Джесс медленно выдохнул воздух, который так долго удерживал в груди, отчаянно пытаясь не выплеснуть семя прямо сейчас, до того как успел овладеть девушкой.

Лисса почувствовала гладкий кончик его плоти, трущийся о внутренние стенки влажной скользкой расщелины. Все — это томительное пульсирующее желание, огненно-раскаленная страсть, наполнявшая каждую частичку тела, мечты и явь, терзавшие Лиссу с той минуты, когда она встретила Джесса, — сосредоточилось теперь в глубинах ее тела. Это было невыносимо… это было сладостным раем.

— Пожалуйста, — охнула она еле слышно, не сознавая, о чем молит, но отчаянно стремясь получить это.

Джесс отстранил ее пальцы и начал медленными толчками входить в нее, не зная, насколько она готова принять его. Он чуть раскачивался из стороны в сторону, гладя кончиком фаллоса нежную плоть. Бедра Лиссы задвигались, пытаясь втянуть его глубже, и Джесс, потеряв голову, одним мощным рывком врезался в нее, погружаясь в жаркую шелковистую пропасть.

Лисса тихо мучительно застонала, частично от боли, но еще и от чего-то иного, чем просто боль, гораздо сильнее, более требовательного, трепетно-ошеломительного чувства заполненности, целостности, невыносимого настойчивого давления, побуждавшего ее податься навстречу мужскому телу. Его губы отыскали ее рот, заглушая крики голодным поцелуем, жадно впиваясь, терзая, гладя… Язык пробился внутрь через преграду зубов, лаская в одном ритме с толчками фаллоса, когда Джесс начал медленно двигаться, приподнимаясь и снова погружаясь в ослепительное блаженство, сначала осторожно, потом все смелее. Вздрагивая и трепеща, Джесс пробормотал почти не отрывал губ, но все убыстряя темп:

— Такая тугая… тесная… теплая… прекрасная… Отдайся мне, Лисса. Не нужно сдерживаться… взлетим вместе.

И она подчинилась, позволив бедрам выгибаться и опускаться, сливаясь с ним в едином порыве, изнемогая от томления, жаждущая и в то же время странно счастливая. Лихорадочный животный голод, возникший из крохотного всплеска, вырос в огромные бушующие волны захлестывающего беспощадного экстаза. Каждый удар обострял и усиливал наслаждение, пока Лиссе не показалось, что она вот-вот сойдет с ума.

Сам Джесс пытался сохранить остатки сознания, до глубины души потрясенный испытанным блаженным ощущением этой узкой девственной расщелины, упругостью великолепного молодого тела, но больше всего — нескрываемой радостью, с которой она отвечала ему: Лисса в самом деле хотела этого… хотела его. И тут он почувствовал, как ее ногти впиваются в его спину, раздирая кожу, услышал гортанные тихие, возбужденные крики. Шелковистый тугой чехол конвульсивно сжался вокруг его напряженного естества, и он, потеряв голову, вырвался на свободу, излив свою жизненную силу в таинственные глубины.

Лисса, охваченная волшебным, всепожирающим пламенем, безудержно падала в темный тоннель, в конце которого виднелась ослепительно-яркая, все расширяющаяся точка. И тут она внезапно вырвалась из жаркой темноты в еще более опаляющий свет, к блистательному, ошеломляющему концу безумия, долгожданному насыщению. Когда Джесс начал врезаться в Лиссу с нарастающей силой, а потом, неожиданно застыв, словно взорвался в ней, хрипло повторяя ее имя, девушка вцепилась в него, каким-то подсознательным шестым чувством понимая, что теперь они утолили наконец этот голод.

Мокрый от пота, измученный Джесс обмяк, зарывшись лицом в благоухающие флердоранжем блестящие локоны.

— Теперь ты мой, — выдохнула она.