Я провела некоторое время, разглядывая фотографии моего отца. Все, что нам осталось от него, – это пачка снимков и смутные воспоминания. Он был самым красивым мужчиной, которого мы когда-либо видели. Упрямый, необузданный, дикий, драчливый, с неуемной жаждой авантюр и с грустными зелеными глазами, которые как будто ласкали своим взглядом и чудесным образом заставляли прощать его отлучки и неспособность вести размеренную семейную жизнь. Он был не способен смириться с монотонностью и скукой супружества. Мама до сих пор не избавилась от обид и законного возмущения. Мы почти не упоминаем его имя. Бели даже его не знала. Когда ей было шесть лет, она спросила маму, тот ли у нее отец, что и у всех нас, потому что она не помнила, что он у нее был. Сестра была убеждена, что раньше жила в доме доктора Переса, который очень занят, поэтому никогда не забирает ее из школы, как отцы других детей. Бели верила, что дело обстоит именно так, пока одна подружка ей не объяснила, что доктор Перес только занимается детскими зубами, а не делает детей, и что для этого необходим папа. Услышав эту историю, моя мама, конечно, ударилась в слезы и провела так весь день и следующую ночь.
Мы были маленькими, совсем детьми, когда отец навсегда исчез из нашей жизни, из нашего дома. Мы жили сиротами. Однажды кто-то при мне спросил маму, где ее муж. Она ответила, что он уже давно оставил нас, и сокрушенно потупила взор, как это делают вдовы. Спросивший выразил свои сожаления и соболезнования. «Нет, зачем же сожалеть? – ответила бабушка за маму. – Он упокоился с миром, и мы тоже довольны».
Сегодня вечером, когда я вернулась с работы, меня почему-то тошнило, и я с ужасом подумала о том, что на следующей неделе меня ждут не только куча экзаменов, но и череда праздников, по случаю наших с сестрами дней рождений: мы все родились в июне – Кармина пятнадцатого, Гадор шестнадцатого, я семнадцатого, Бренди восемнадцатого и Бели девятнадцатого. По какой-то астральной, сюрреалистической и, по-видимому, еще и гормональной причине октябрь был, вероятно, роковым месяцем для папы.
Когда я зашла в гостиную, там сидела бабушка и вязала, а Ачилипу лежала у ее ног, прикрыв свои печальные глаза. Я поздоровалась с ними: поцеловала бабушку и дружески потрепала собаку по спине.
– Продавщица в киоске плохо выглядит, – сообщила мне бабушка, не переставая внимательно следить за спицами.
– Думаю, у бедняжки рак, – ответила я ей, размышляя о пяти яичных тортах, которые, к сожалению, нам придется съесть в ближайшие дни.
– А, да. Конечно, рак. Я их видела вчера в магазине, они шли со скидкой. Но мне показалось, что они уже начали портиться. Еще мне хотели подсунуть очень старую сардину, но я вовремя заметила, – продолжила она разговор, а тем временем я озабоченно ее разглядывала. Сегодня она явно где-то витала.
Я вздохнула и спросила ее, где Гадор.
– Гуляет с детьми, чтобы немного развеяться, – ответила она. – У твоей сестры такая же проблема, как у твоей матери: обе не смогли выбрать в мужья достойного мужчину. Когда твоя мать выходила замуж, я ей сказала, что мне совсем не нравится ее выбор. Твой дедушка и я хотели, чтобы Эла вышла за другого человека. Он потом выучился на священника, но на тот момент ничего еще не было решено. Остальное ты знаешь: твоя мать вышла за твоего отца, и родились все вы и затем Бели, которая появилась в наихудший момент, как раз когда твой отец связался с тетей Мари, и ему пришлось бежать отсюда, иначе дедушка сделал бы из него мясной фарш…
– Что ты говоришь, бабушка? – мягко говорю я ей, не отрывая от нее взгляда и ошеломленно задавая себе бездну вопросов.
Она неожиданно замолчала и снова погрузилась в свое мирное занятие, покачивая головой из стороны в сторону, как будто отказываясь неизвестно от чего.
– Что ты сказала, бабушка? – Она на секунду подняла взгляд и посмотрела на меня через свои очки, но в ее больных катарактой глазах был только туман непонимания.
Я закрылась в своей комнате и снова стала рассматривать фотографии отца. Я пыталась вспомнить события детства, но ничего не получалось. Я не помнила похорон папы. Мы так и не узнали, где находится его могила. Основываясь на неясных объяснениях мамы, можно было предположить, что в каком-то неизвестном поселке на юге, откуда мать папы уехала в поисках благополучия, когда была почти девочкой. Так же поступила в свое время моя бабушка по материнской линии: большие города всегда привлекали людей, которые готовы были рискнуть, потому что не имели ничего, что можно было бы потерять.
Идеализированный образ моего отца неожиданно начал терять свою прежнюю безупречность. Появились дурные предчувствия и необъяснимая злость.
Пожалуй, мне следует поговорить с тетей Мари.