Глава 9

Киаран с его способностью фейри воздействовать ментально мог бы жить где захочет — даже в доме Нового города, еще более экстравагантном, чем мой. Вместо этого он предпочитает жить в Каугейт, одном из худших районов города.

Мы идем по улице между тесными, маленькими зданиями. Почти в каждом доме ютятся многочисленные обедневшие семьи. У них, должно быть, практически нечем дышать.

Старые здания настолько ветхие, что некоторые уже начали рассыпаться. Я никогда не привыкну к постоянному зловонию человеческих экскрементов, царящему здесь. В нескольких домах все еще горит свет, даже в такое позднее время. В одном из них группа людей разражается смехом. Вдалеке хлопает дверь. По улице эхом разносится звук разбитого стекла, за которым следует резкий крик. Я вздрагиваю.

Киаран ведет меня по узкой лестнице к своему жилью. У него дома чисто, пусть и пусто. Из мебели в комнате, за исключением нескольких комодов, только маленький стол и два деревянных стула. Здесь темно, несмотря на горящие свечи, и очень холодно. Зимний ветер поселился в этих каменных стенах и никогда не исчезает.

Я дрожу, не в состоянии согреться, моя кожа покрывается мурашками.

Иногда мне хочется спросить Киарана, почему он поселился среди людей, но я этого никогда не сделаю. Я решила, что не хочу знать.

— Твой плащ промок. Если ты замерзла, стоит его снять, — говорит Киаран, освещенный огарком свечи в центре стола.

— Нет, я в порядке.

— Ты дрожишь.

Было бы глупо воспринимать его слова как проявление беспокойства. Киаран является daoine sìth, самым сильным из существующих видов фейри, а им незнакомо сочувствие. Скорее уж они известны как жестокие, бессердечные хищные существа, которые ставят силу превыше всего.

Я помню истории из своего детства, в которых рассказывалось, как daoine sìth сотни лет убивали и порабощали людей, пока не оказались в ловушке под землей. Киаран подтвердил, что это правда. Многие наши первые уроки сводились к тому, что он описывал и заставлял меня записывать сведения о каждом виде фейри, уточняя их способности, отделяя факты о фейри от сказок, передающихся людьми из поколения в поколение на протяжении столетий.

Киаран единственный оставшийся daoine sìth. Другие много лет назад проиграли войну и были заключены под землей, там, где сейчас Эдинбург, вместе с фейри, которые помогали им. Разные виды, участвовавшие в битве, были самыми сильными из фей, и все они подчинялись daoine sìth.

По сравнению с ними фейри, которых я убиваю каждую ночь, довольно слабы. Это одиночные феи, не пожелавшие присоединиться к битве, в результате которой были заключены остальные. Поэтому они остались на земле, размножились и продолжают жить, свободно питаясь людьми.

— Я в порядке, — повторяю я. — Просто дай мне свежую связку сейгфлюра и пойдем.

Его плечи напрягаются, когда он открывает маленький комод, и я стараюсь не смотреть на него. В таком маленьком пустом помещении это довольно трудно.

Киаран излучает сияние, которое тяжело описать. Его кожа мягко светится, гладкая и бледная. Черные как смоль волосы падают на лицо, обрамляя высокие скулы. У него глаза цвета весенней лаванды, но совершенно лишены ее мягкости. Они пронзительные, яростные, неземные. Фейри или нет, Киаран чертовски красив. Я ненавижу эту его особенность.

Он бросает мне шерстяной сверток, перевязанный бечевкой.

— Это твоя третья связка за две недели.

Проклятье! Конечно, он заметил.

— Он бесполезен, когда засыхает, — говорю я.

«И ты отказался дать мне растение, чтобы выращивать его, ты, невежа!»

Зимой сейгфлюр остается свежим около тринадцати дней. И дольше, если я храню свои запасы снаружи. Затем он теряет эффективность. Еще один урок, приобретенный на горьком опыте, — именно так я получила свой третий шрам.

Я пыталась выращивать сейгфлюр самостоятельно, но все мои попытки провалились. Я даже пыталась сохранить его, зажав между воздухонепроницаемыми кусочками стекла, но это не сработало. Поэтому теперь я завишу от его поставок и до сих пор не знаю, где Киаран его находит. Он не расскажет об этом.

— Я не дурак, — говорит он. — Не стоит считать меня таковым.

— Я постараюсь.

Его лицо ожесточается.

— Тебе не нужно столько, сколько ты используешь. Ты его кому-то отдаешь?

Я даже не считаю этот вопрос достойным ответа. Возможно, я нарушила его правило насчет запрета охотиться одной, но это я выполняю. Никто не должен видеть фейри или то, что они делают со своими жертвами. Зрение — бремя, и мне жаль каждого, кто обладает этой способностью.

— Кэм… — подчеркнуто терпеливо говорит он.

— Все, что тебе нужно знать, — отвечаю я, — это то, что он для моей защиты.

Я раскрываю шерстяной сверток.

В центре лежат маленькие веточки чертополоха, покрытого яркими синими цветами. Обычный чертополох, растущий в Шотландии, колючий, с остроконечными листьями, с пушистыми соцветиями. Этот другой. Внешне он похож на остальной чертополох, такой же неприятный и агрессивный, но сейгфлюр мягкий. Волоски на стебле мягкие, словно пух.

И если бы он не был таким мягким, крепким и прелестным, возможно, матушка использовала бы что-то другое, чтобы вплести мне в волосы, когда я дебютировала в прошлом году. Я до сих пор не знаю, где она смогла его найти. Я была в белом, и только чертополох отличался по цвету в ту ночь — мое единственное маленькое цветное украшение. Если бы моя матушка выбрала лаванду, розы или вереск, я бы никогда не увидела свою первую фейри.

Первая фейри. Голос baobhan sìth воскресает в моей памяти, поначалу веселый и музыкальный, как песня весенней птицы, затем острый от металлических ноток зла.

Алый идет тебе больше всего

Я втягиваю воздух и заталкиваю шерстяной сверток в карман. Это воспоминание всегда во мне, всегда маячит на фоне, готовое всплыть при любой возможности. Я не могу от него избавиться, как бы сильно ни старалась.

Ciod a dh’ fhairich thu? — спрашивает Киаран и придвигает стул, чтобы устроиться напротив меня.

— Ты же знаешь, что я не понимаю.

— Что случилось?

Я слабо улыбаюсь. Иногда у него получается говорить так, словно его действительно беспокоит то, о чем он спрашивает.

— Тебе не все равно?

Киаран пожимает плечами. Сильнее всего он показывает эмоции, когда закалывает кого-нибудь. Он откидывается на спинку стула и скрещивает ноги перед собой. Я стараюсь не любоваться тем, как великолепно он выглядит, — это опасно. Я отвожу взгляд и сосредоточенно смотрю на тени, отбрасываемые мерцающим огоньком свечи на противоположную стену.

«Совершенно нечеловечески», — напоминаю я себе.

— На самом деле не очень, — отвечает он. — Но ты выглядела так, словно собралась плакать.

— Я не плачу, МакКей.

Я сегодня просто идиотка. Сначала поддалась его соблазнительным чарам во время схватки, теперь вот это. Где та глубокая канава, в которую можно нырнуть, когда она так мне нужна?

— Как скажешь, — говорит он, выпрямляя ноги. — Небольшой совет, Кэм. Пока ты не признаешь свои слабости, ты никогда не победишь меня без этого проклятого чертополоха.

Я смотрю на него.

— Мы будем охотиться или ты предпочтешь тратить время на поучения?

Мои слова спровоцировали нечто яростное в этом обычно холодном, бесстрастном взгляде. Если бы я сама не была убийцей, это могло бы напугать меня. На этот раз его улыбка не злая. Она жестокая, даже немного безжалостная.

— Я возьму свое оружие, — говорит он.

Мы покидаем Каугейт, и, когда проходим мимо Саут-бридж, Киаран идет немного впереди.

— В водах возле Дин-Виллидж охотится caoineag, — говорит он. — С момента своего прибытия она уже убила одну женщину. — Рассказывая, он не сбавляет темпа. — Постарайся не отставать, Кэм.

Постарайся не отставать

Его ноги намного длиннее моих, и он настаивает, чтобы во время охоты мы везде ходили пешком, даже в отдаленные от центра города места, такие как Дин-Виллидж.

Я увеличиваю темп, но все равно остаюсь позади него. От дождя его волосы стали влажными и облепили шею, рубашка липнет к стройному мускулистому телу при каждом движении. Иногда я мечтаю, чтобы он носил чертов плащ.

— Ты смотришь, — говоря это, он не глядит в мою сторону.

— Ты не задумывался о том, чтобы носить плащ? Сейчас зима.

— Нет.

Мы продолжаем свой путь в тишине. Дождь перешел в мягкий туман, который щекочет мне щеки. Туман между старых каменных зданий становится плотнее. Я слышу слабый смех, доносящий из одной из освещенных хижин в конце улицы, и снова наступает тишина. Я вдыхаю влажный воздух и решаю перестать игнорировать постоянно ощущающийся привкус силы Киарана. В этот момент я наслаждаюсь им.

Мы приближаемся к Норт-бридж, и я смотрю на убывающую луну, выглянувшую из-за туч. Она окружена ярким ореолом цвета артериальной крови.

Кровь… Моя жажда мести существует, потому что однажды ночью я прошла крещение ею. Я всегда считала, что это была моя ночь потерь: в последний раз я видела матушку живой, в последний раз я была девушкой, которая никогда не знала насилия.

Теперь тьма внутри хочет только одного — снова убить. Я не могу не задуматься: неужели это все, что мне осталось, — ночная охота ради единственного опьяняющего момента, ради всепоглощающей радости в конце?

В моменты слабости, возникающие после убийства, я отчаянно хочу почувствовать то, что было так привычно: счастье, которое приходит без усилий, и — хоть иногда — надежду.

Я прерываю наш быстрый путь к Дин-Виллидж, чтобы приблизиться к перилам моста.

— Ты когда-нибудь думал о будущем, МакКей?

Киарана, кажется, удивил вопрос. Он останавливается рядом со мной, опираясь спиной о каменную колонну.

— Нет, не думал.

— Никогда?

— Я бессмертен. — Он разворачивается и упирается локтями в перила. — Ты обдумываешь будущее, поскольку однажды умрешь. — Он смотрит на луну с меланхоличным, едва ли не печальным выражением на лице. — У меня нет этой неуверенности. Я вечно буду таким, как сейчас.

Он говорит это механически, без капли эмоций в голосе.

— Таким, как сейчас? — спрашиваю я. — Разве с тобой никогда не происходило ничего неожиданного?

— Один раз за три тысячи лет. — Он улыбается слабо, даже немного горько. — Может, дважды.

Господи!

Иногда я забываю, что фейри не стареют. Они просто существуют, как деревья или камни. Они могут быть убиты, но если их не трогать, они не меняются. Возможно, поэтому Киаран такой, какой есть. Тысячи лет отполировали его до совершенства, пресытили до пределов возможного.

Киаран смотрит на меня.

— Ну, расскажи мне о своем будущем.

— Раньше у меня были планы, но… но они больше не имеют значения. Это не то, чего я хочу.

Прежде я мечтала о свадьбе и муже, который у меня однажды появится. Помню, как с испачканными в смазке руками и поломанными ногтями описывала матушке самые изысканные церемонии, пока она помогала мне экспериментировать с изобретениями. Мои фантазии были наполнены кремовым шелком и розовыми бутоньерками. И мужчиной, который будет беззаветно меня любить.

Теперь я больше не вижу в своем будущем ни свадьбы, ни мужа, ни детей. В нем нет любви. Я вижу все ту же ониксово-черную пропасть, в которой хранятся мои воспоминания, пустые и темные.

— Возможно, они тебе не подходят. — Наши глаза встречаются. — Мы все должны познать, кто мы, Кэм. Так или иначе.

Это настолько явный намек на понимание, что на краткий миг я почти хочу, чтобы Киаран сказал мне утешительные слова, какими бы бесполезными они ни были. Я почти решаюсь рассказать ему о себе, о чем-то личном, просто проверить, ответит ли он тем же.

Неожиданный вкус ореха и железа растекается на моем языке. Настолько внезапно, что я хватаю воздух от неожиданности.

— Кэм?

Что-то движется за Киараном — резкий блеск металла в лунном свете. Я отталкиваю его с дороги, и тяжелый боевой молот летит прямо на меня.

Загрузка...