Оковы прошлого. Книга 3 (ЛП)

Глава 8

Мертвый Груз

Эйвери

Всегда есть это надвигающееся ощущение завтрашнего дня. Недостижимая финишная черта в конце дела, где Куинн задерживает Альфу, и внезапно, как по волшебству, я вновь становлюсь тем человеком, которым была раньше.

Раньше.

Я в достаточном объеме изучала психологию в колледже, чтобы знать, что эта концепция — обман. Ищи ее достаточно усердно, и это может даже стать заблуждением — тем, что сведет с ума.

Завтрашнего дня не существует. Потому что прежней Эйвери не существует. Я никогда не смогу вернуться в то место — до кошмара, произошедшего со мной. Временная шкала была прервана. В моей жизни произошел разрыв, и когда я выбрала другой путь, когда я сошла с рельсов, моя цель навсегда изменилась.

Мои руки дрожат, когда я ввожу данные в отчет. Я не знаю, как Куинн и Сэди это делают. Как они смотрят на жизнь жертвы и обнаруживают тот единственный инцидент, который нарушил ход ее жизни. Я работаю на благо только фактам. Они должны связать все решения, маленькие незначительные выборы и детали, которые привели жертву к гибели.

Я бы сошла с ума, подвергая сомнению каждую свою мысль и любое движение. Когда вы знаете, что такой простой выбор, как то, в какую кофейню зайти утром, может привести к смерти... как вы живете с этим?

— Агент Роллинс уже в пути, — сообщает Обри, завершая свои исследования.

Эта информация не помогает мне унять дрожь в руках.

— Почти закончила. — Как можно быстрее и компетентнее я заканчиваю отчет, а затем отправляю Куинну еще одно сообщение. Я хочу, чтобы Куинн был в курсе событий, но это больше, чем забота о его отделе, о его команде. Я не хочу оставаться наедине с федералами, которые следят за моей лабораторией.

Наконец, он отвечает «Еду».

Я глубоко дышу через учащенное сердцебиение, замедляя дыхание, пока головокружение не утихает. До сих пор ФБР не запросило никаких данных, кроме отчета по «Трифекте», чтобы перечислить в своем заключении незаконное содержание наркотиков, но я все еще гипервнимательна к присутствию Обри в моей лаборатории. Он ближе к цели, чем думает. В любой момент отчет о происхождении может раскрыть правду.

Я пытаюсь позволить словам Куинна успокоить меня. Единственный способ, который позволил ему установить связь «Трифекты» со мной, заключался в том, что я сама ему об этом рассказала. ФБР и оперативная группа больше сосредоточены на сексуальной торговле, чем на преследовании какого-то неизвестного человека, продающего сильнейший афродизиак через даркнет.

Кроме того, с тех пор как меня похитили и заставили разработать препарат, моя связь с этим делом укрепилась. Все, что я сейчас делаю, может быть расценено, как дальнейшее тестирование препарата для криминалистической лаборатории. По крайней мере, это обложка, над которой я работаю, готовясь к ожидающим ответа вопросам Обри.

Распашные двери открываются, и входит агент Роллинс, за которым следует глава отдела по борьбе с организованной преступностью ФБР — агент Белл.

Дерьмо. Я роняю металлическую кастрюлю. Громкий грохот отражается от стен и эхом разносится по главной лаборатории. Обри любезно игнорирует мою неловкость и встречает агентов у входа. Я упираюсь руками в край тележки для вскрытия, позволяя прохладному металлу успокоить мои мысли.

Агент Белл осматривает лабораторию, ее взгляд блуждает по оборудованию, затем ее бледные глаза останавливаются на мне. Моя спина тут же напрягается. Оба раза, когда она входила в мою лабораторию, я чувствовала, что за мной наблюдают. Анализируют.

В отличие от большинства людей, она не пытается намеренно не пялиться на мой шрам. Вместо этого, как и сейчас, когда приближается, она открыто смотрит на него, прежде чем находит мои глаза.

Это действительно заставляет меня чувствовать себя напуганной, но я также ценю ее дерзость. Я не получаю от нее сочувствия. В ней присутствует молчаливая безжалостность. Она — доминант в своей области. Как и я, она, вероятно, должна быть таковой. То, что большинство мужчин называют «сучностью», по факту является преданностью и решительностью. Я думаю, что могу выстроить с ней отношения на этом уровне. По иронии судьбы нам больше не нужны мужчины, которые сдерживали бы нас и заставляли чувствовать себя неполноценными. Мы можем это сами.

— Доктор Джонсон обнаружила связь, — говорит Обри, привлекая мое внимание, когда они приближаются.

Я натягиваю улыбку и протягиваю руку.

— Я не могу позволить доктору Полсону приписать мне всю заслугу. Он стал для нас прекрасным подспорьем.

Агент Белл принимает мою руку, ее ладонь ощущается мягкой, но пожатие твердое и надежное, и это лишний раз подчеркивает сочетание грации и твердости. Она — все, что говорил о ней Куинн, и внешняя красота — то, о чем он не упомянул.

— Я рада, — отвечает она элегантным голосом, полностью соответствующим ее природной грации. — У меня никогда не было сомнений в том, что из вас — двух блестящих умов — выйдет потрясающий тандем.

Обри принимает ее лесть с пунцовым румянцем, но я не настолько очарована, чтобы пропустить ее снисходительную похвалу. В этом заявлении она больше похвалила себя. Я киваю, ища взглядом вход.

— Доктор Джонсон, не могли бы вы приступить к разъяснению своих выводов? — спрашивает агент Белл. — У нас мало времени.

Я киваю, мысленно придумывая способ оттянуть время до прихода Куинна. Конечно, я могу предоставить ему эту информацию позже, но он разбирается в политике лучше меня. Я хочу, чтобы его присутствие здесь обозначило все противоречия между полицией и ФБР.

Я подтягиваю тележку с ноутбуком к себе, ставя ее перед собой, словно барьер между мной и федералами. Обри настраивает проекционный экран, когда я начинаю:

— Анализ ДНК показал, что кровь на ручке совпадает с кровью первой жертвы, Марси Белофф. Мы также подтвердили это, сопоставив круглую рану в ее печени, ставшую причиной смерти, с формой ручки и ее держателем, которые, учитывая отек и потерю крови, также совпадают, — я нажимаю на экран, и перед нами появляется проецируемое изображение, сравнивающее рану с ручкой, и с расчетами.

Обри указывает на диаграмму.

— Перо пронзило жертву, но она умерла не сразу после нападения…

— Нападения? — перебивает его агент Белл. — Как вы определили, что на нее напали?

Обри смотрит на меня, словно ища ответа. Черт. Судебно-медицинский эксперт ФБР работал со мной ничтожно мало, а уже выходит за пределы зоны комфорта ФБР.

Я беру это на себя.

— Ушибы и рваные раны свидетельствуют о борьбе между жертвой и преступником. Степень и расположение синяков наводят меня на мысль, что ее избивали в течение долгого времени, некоторые из гематом находились в процессе заживления, а ее более поздние травмы… — я меняю изображение на фотографию одной из жертв после обработки, — означают, что преступник схватил ее за руки, грубо обращаясь с ней. Однако большой синяк на ее бедре отличается от других. Измерив край стола, мы пришли к выводу, что контузия выровнена, — я делаю глубокий вдох. — Преступник толкнул жертву на край стола, где и вонзил в нее ручку. Это привело к травме с большой кровопотерей, которая, в конечном итоге, убила жертву.

Тишина сгущается в комнате. Гул оборудования становится громче, агент Белл нарушает тишину:

— Вы хотите сказать, что ее смерть была несчастным случаем.

— Если вы рассматриваете избиение женщины, которое привело к ее смерти, как несчастный случай, то мы работаем по разные стороны, агент, — Куинн направляется к нам, его шаги отдаются тяжестью в неподвижном воздухе.

Я не заметила, как он вошел, но он, очевидно, услышал достаточно из моего отчета, чтобы опровергнуть утверждение агента. Напряжение отпускает мои спертые легкие с каждым шагом, который приближает его к нам. Я встречаю его решительное выражение лица с легкой улыбкой.

— Детектив Куинн прав, — говорю я, мой голос становится тверже. — Независимо от намерений, жертва была убита в результате жестокого обращения и нападения на нее, — я бросаю взгляд на Обри, уверяя его, что его оценка также была верна.

Агент Белл качает головой и делает пометку в своем планшете. Затем, подняв глаза, она переводит взгляд с меня на Куинна.

— Я не обсуждаю семантику, — произносит она, интонация в ее голосе становится более резкой. — Я хочу сказать, что ее смерть не похожа на смерть других жертв. Есть вопиющая разница между изуродованными кишками и падением жертвы на перо, — она поднимает руку. — Толканием жертвы на ручку, — поправляется она.

— Вынужден согласиться, детектив, — соглашается агент Роллинс, поворачиваясь к Куинну. — Это открытие только усложняет расследование.

Я прочищаю горло и меняю изображение.

— Тогда, возможно, это прояснит ваше расследование. — На экране крупным планом высвечивается бедро жертвы. — Клеймо, найденное на всех жертвах, было сделано до их смерти. Но Марси Белофф получила свое клеймо посмертно.

— Я не совсем понимаю, — уточняет агент Роллинс. — Клеймо на этой жертве было удалено, выжжено. Зачем клеймить ту, которая не связана с другими убийствами женщин, ставших жертвами торговли людьми, а затем удалять клеймо, если преступник намеревался скрыть убийство среди других?

Агент Белл подходит ближе к экрану. Ее глаза внимательно изучают обугленное клеймо.

— Вот именно, — соглашается она, и Роллинс выжидающе поднимает брови. Он не перебивает.

— Мы пришли к выводу, что удаление клейма — это судебно-медицинская контрмера, чтобы помешать нам связать убийства вместе. Некоторые смерти настолько ужасны, что, если бы у судмедэксперта никогда не было клейма первой жертвы для сравнения, мы, возможно, вообще не знали бы, что нужно искать клеймо.

Я ощетиниваюсь из-за ее неуверенности в моих навыках. Я бы обнаружила клеймо во время экспертизы, увидев глубокий зарубцевавшийся шрам.

— Ее клеймо было поставлено не для того, чтобы скрыть связь, — продолжает Белл. — Но чтобы скрыть тот факт, что это было сделано посмертно.

Мой рот приоткрывается.

— Да, именно к такому выводу мы пришли. Удаление или повреждение кожи мешает нам определить, было ли клеймо нанесено до или после смерти.

Агент Белл оборачивается ко мне.

— Вы нашли какие-нибудь другие доказательства, подтверждающие это?

Обри меняет позу.

— При первоначальном анализе в организме жертвы были обнаружены остатки «Трифекты». Но дальнейшие исследования показали, что наркотик еще не прошел через органы жертвы. Ей ввели препарат после смерти.

Я нахожу глаза Куинна, и это всего лишь вспышка — одна вспышка, — но я вижу в них облегчение. Возможно, он сфабриковал улики против Мэддокса, но Мэддокс виновен в преступлении, которое совершил. Это скользкий путь, с которого, я уверенна, Куинн пытался сойти, но правда в том, что, если бы Куинн не разместил в базе отпечаток пальца Мэддокса, он никогда бы не получил ордер на обыск его офиса и не обнаружил орудие, которым была убита Марси Белофф.

Только зная Куинна, ему, возможно, было бы легче вынести чувство вины. Интересно, будет ли он подвергать сомнению все свои расследования, сравнивая свои действия с единственным моментом, когда он пошел против своего кодекса.

— Я полагаю, что вы только что выстроили дело Содружества, — заявляет агент Белл. — Тело, орудие убийства, умысел... — она загибает пальцы, — …и квитанции, найденные в кабинете Мэддокса, показывают, что он даже купил дизайнерское платье, в котором умерла жертва, — она направляется к выходу. — Все, что нам сейчас нужно, — это сам Мэддокс.

— С каким намерением?

На вопрос Куинна агент Белл останавливается возле тележки для вскрытия.

— Смерть жертвы, возможно, и не была преднамеренной, но Мэддокс и МакГрегор работали вместе, чтобы помешать расследованию.

Губы Куинна сжимаются в жесткую линию.

— Вы собираетесь обратиться в Содружество с просьбой о двойном судебном разбирательстве.

Агент Белл на мгновение выглядит смущенной. Она встряхивает головой, убирая челку с глаз.

— Эта жертва связана с остальными, детектив. Независимо от того, что она не была проданной рабыней, предназначенной для аукциона, действия, предпринятые для того, чтобы связать ее с этими жертвами, помешали нам раскрыть преступление Мэддокса раньше. Отсрочка его ареста гарантировала проведение аукциона в «Скайларке».

Прищурившись, Куинн делает шаг вперед.

— Вы также могли бы сказать, что без аукциона мы, возможно, никогда бы не задержали МакГрегора и всех покупателей. Курица и яйцо.

Ее лицо озаряется улыбкой.

— Не думайте так, детектив Куинн. Это глубокая, темная кроличья нора, которая может свести вас с ума, — она поворачивается, чтобы уйти, бросая через плечо: — Мэддокс и МакГрегор замышляли все вместе, и ко дну они пойдут тоже вместе. Все доказательства делают их обоих виновными и могут быть вырваны из контекста, если их дела будут рассматриваться отдельно друг от друга. Нам нужны они оба.

Быстро проверив свой телефон, агент Роллинс коротко кивает нам и следует за агентом Белл, оставляя за собой неловкое молчание.

Обри выжидающе смотрит на Куинна, словно ждет, когда тот уйдет.

— Мы можем еще что-нибудь для вас сделать, детектив?

Легкое покачивание плеч Куинна подчеркивает, что на нем надета оружейная кобура, и этот факт не ускользает от меня. Вместо того, чтобы обратиться к Обри, он смотрит на меня.

— Сколько еще тебе нужно времени здесь закончить?

Я бросаю взгляд на Обри.

— Если я тебе еще нужна...

— Нет, я закончу, — он начинает закрывать вкладки на ноутбуке и выключает его, решительно делая то, о чем заявил. — Ты можешь идти. Очевидно, детективу от тебя нужно что-то еще.

В наносекунду я оказываюсь между двумя мужчинами, чтобы блокировать наступление Куинна на Обри.

— Спасибо, Обри. Пожалуйста, позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится, или же увидимся в лаборатории завтра утром.

Как только забираю свои вещи из офиса, я запихиваю письмо в пакете на дно сумочки, запираю дверь и встречаю Куинна в коридоре. Он разговаривает с Карсоном, когда я подхожу.

— Не выпускай их из виду, — говорит Куинн Карсону. — Дай мне знать, как только они будут там.

Я хмурю брови.

— Хочу ли я знать, что происходит?

Они обмениваются взглядом, затем Карсон сообщает:

— Я ухожу пораньше. Куинн берет на себя дежурство до конца вечера, — он улыбается и затем направляется вниз по коридору.

Я не заостряю внимание на этом, пока мы не выходим из здания. Куинн каждый вечер берет на себя роль моей охраны. Это понятно и без прямого приказа Карсону. Меня охватывает настороженность, когда я сажусь в машину Куинна.

— Ты… — начинаю я, и он прижимает палец к моему рту, а затем его губы прижимаются к моим, заставляя меня замолчать поцелуем. Когда он отстраняется, в руке у него телефон, выданный ФБР.

От понимания у меня сжимается грудь.

— К тебе или ко мне? — спрашивает он.

Всю дорогу до моего дома мы в основном молчим, за исключением легкого подшучивания над нашими рабочими буднями. Машина останавливается на подъездной дорожке, и прежде чем выйти, Куинн кладет телефон в бардачок.

— Ты думаешь, они делают нечто большее, чем просто следят за тобой? — спрашиваю я, выуживая ключи из сумки.

— Это ФБР, — говорит он, следуя за мной в гостиную. — Давай просто скажем, что они способны нас прослушать и не стесняются вторгаться в частную жизнь. Так что просто будь осторожна.

Это должно было бы меня встревожить, но я стала нечувствительна к таким коварным методам. Вэллс и Альфа превращают ФБР в бойскаутов на своем фоне.

Набрав код на панели сигнализации, я кладу сумочку на стол рядом с диваном, и мой взгляд задерживается на ней.

— Сегодняшнее открытие должно принести облегчение, — говорю я. — Однако ты не выглядишь слишком обрадованным.

Куинн присаживается на край дивана и обхватывает мои бедра, притягивая меня ближе.

— Ты думал, что это заставит меня чувствовать себя лучше, после того что я сделал, — его взгляд прожигает меня насквозь.

— Ты подставил преступника за преступление, которое он действительно совершил, Куинн. Не та же самая жертва, но все же жертва. Ты собираешься позволить этому разъедать тебя всю оставшуюся жизнь?

Он обхватывает мое лицо ладонями, грубые пальцы касаются моей кожи.

— Пока с тобой ничего не случится, я справлюсь с этим.

— Ты самый упрямый мужчина.

Ухмылка появляется на его губах. Затем он притягивает меня к себе между ног, и его поцелуй успокаивает мои ревущие мысли. Это лучший момент за последние дни, и мы оба цепляемся за него, отчаянно пытаясь сохранить наши секреты в тайне еще чуть дольше.

Однако давление слишком сильное. Я чувствую это в его поцелуе — настоятельную необходимость уступить нарастающему приливу.

Я отстраняюсь.

— Скажи мне, — спрашиваю я, — что еще?

Он прижимается своим лбом к моему, тяжело дыша.

— У тебя есть дневник?

Его вопрос настолько неожидан, что я могу только покачать головой.

— Что?

— У тебя здесь есть дневник? Девчачий дневник?

Я улыбаюсь.

— Да, но он вроде как со времен колледжа. Я не писала в нем... - я прищуриваюсь. — Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Иди и принеси его, — он цепляет большими пальцами петли моего ремня, отстраняя меня.

Я понимаю намек и выхожу из комнаты, не находя причин, зачем роюсь в шкафу гостевой спальни, выполняя его просьбу, но это Куинн. Он ничего не делает без цели. Когда нахожу свой старый дневник, я пролистываю несколько страниц, съеживаясь от мыслей о том, что это было так давно, то в нем я писала о вещах, которые некогда считала ужасными, и возвращаюсь в гостиную.

— Вот, — я протягиваю ему черно-белую мраморную тетрадь. — Это должно быть интересным чтением, если однажды ночью тебе действительно будет скучно. А теперь расскажи мне, в чем дело.

Куинн повторяет мои действия, перелистывая страницы, а затем останавливается.

— Ты вырвала эту страницу?

В груди кольнуло от дурного предчувствия.

— Я не думаю… — затем я замечаю — это запись о смерти моих родителей, о том, как одиноко я себя чувствовала сразу после их похорон. — Кто? Ты знаешь кто, скажи мне. Кто?

Он захлопывает тетрадь.

— Вэллс. Он собирал трофеи. Сэди обнаружила их сегодня в его кабинете.

Мой желудок сжимается.

— У меня было только одно место. Одно, Куинн. Мой дом, и ты говоришь, что этот больной ублюдок… — я закрываю глаза, пытаясь избавиться от вызванного в воображении образа похитителя, входящего в мой дом. Копающегося в моей личной жизни.

Я чувствую руки Куинна на своем лице и уверенное давление его грубых ладоней.

— Это все еще твое место. Ты в безопасности, Эйв. Он никогда не сможет отнять его у тебя.

Я резко выдыхаю, позволяя напряжению просочиться наружу, так что злые слезы не стекают по моим щекам.

— Итак, Вэллс крал личные мысли у своих жертв, — я моргаю и открываю глаза. — Меня это не шокирует. Но какое это имеет отношение к настоящему моменту?

Скрестив руки на груди, Куинн отходит на несколько шагов, собираясь с мыслями.

— Там было больше записей из дневников, чем известных нам жертв. Сэди думает, что он забирал и других женщин, и что они все еще могут быть живы, — он смотрит на меня, между его бровями пролегает морщинка. — Альфа может знать, где они находятся.

Дерьмо. Мне приходится сесть на диван.

— Но разве трофеи не забирают после смерти жертвы? — Ненавижу себя за то, что знаю такие вещи.

— Теоретически, но я не стану притворяться, что в курсе самых сокровенных мыслей Вэллса, — он вздыхает. — Сэди, кажется, лучше удается проникнуть в его голову. Я оставлю это ей.

Правильно. Я киваю и принимаю его ответ. Мой лучший друг — социопат. По крайней мере, это пригодится.

— Но дело закроют. Как только Мэддокс будет найден, вот и все.

— Ага. Все складывается очень красиво и аккуратно, не так ли? Мэддокс убивает девушку, профессионально, и Альфа скрывает это до тех пор, пока Мэддокс не становится ему ненужным. Он чист, дело закрыто. С Мэддоксом или без него, у Содружества и ФБР достаточно оснований повесить все на МакГрегора, чтобы тот больше никогда не вышел из тюрьмы.

А это значит, что Куинн берет дело в свои руки.

— А что если Альфа просто ушел, Куинн? Просто встал — и пуф. Исчез.

Он отрицательно качает головой.

— Мы не можем этого допустить.

— Потому что он всегда будет представлять угрозу. Для меня.

Он ничего не говорит, но опущенный уголок рта и жесткий блеск в глазах показывают достаточно. Слишком много всего произошло, чтобы продолжать сегодня ночью держать наши секреты на расстоянии. Я направляюсь к сумочке и достаю со дна пакет для улик.

— Это пришло сегодня ко мне в офис, — я протягиваю ему письмо, чувствуя, как дрожит моя рука. Я даю ему минуту на чтение. — Какую бы идею вы с Сэди ни вынашивали, я думаю, у меня есть кое-что получше.

Молчаливая ярость нарастает, пока он не сжимает письмо в кулаке.

— Почему ты не сказала мне…?

— Я говорю тебе сейчас, — прежде чем Куинн успевает продолжить, я поднимаю руку. — Я не собираюсь делать это здесь. Отведи меня в свою квартиру, — требую я, не в силах выбросить из головы образ Вэллса в моем доме.

Он засовывает письмо во внутренний карман пиджака и направляется к двери, сдерживаемый гнев пронизывает его напряженное тело.

— Прекрасно.

Я следую за ним, качая головой.

— Я должна была догадаться, что что-то не так. — Когда он смотрит на меня с любопытством, я продолжаю: — Ты знал, что я выберу свой дом. — Он позволил мне создать иллюзию, что это мой выбор, но он знал — он хотел увидеть мой дневник для доказательства.

Его виноватое выражение лица — все, что мне нужно для подтверждения.

— Чертовы детективы.