Он, она и Анжелика

ГЛАВА ВТОРАЯ

Тони проснулась оттого, что машина вдруг остановилась. Она мгновенно вспомнила, где находится и как тут оказалась. «Тут» скорее в смысле метафизическом, поскольку, где она находилась на самом деле, она понятия не имела. Явно не в Ванкувере.

Ни отсвета, ни звука.

Тони стало страшно, и она спрятала лицо под одеяло, как страус под крыло. Ее так трясло, что водитель вот-вот должен был это заметить.

Нет, ничего хорошего в ее нынешнем положении не сыскать.

Она снова в опасности. Все тело болит. И очень нужно в туалет.

Тони услышала, как заднее сиденье заскрипело под тяжестью прыгнувшего на него человека, и в ту же секунду с нее сдернули одеяло. На нее пристально уставились два голубых глаза. Чудо что за глаза!

Крик, уже готовый вырваться у нее из горла, заглох сам собой. Ее не испугал даже небольшой нож у него в руке.

Он был просто великолепен. Горящие голубые глаза, копна черных как смоль волос. Тени, пробегающие у него по лицу при каждом движении, делали его еще выразительнее. На щеках и подбородке темнела щетина.

Он был вовсе не толстеньким и не плешивым.

Его внешность в точности соответствовала его голосу. И запаху. Вид у него был самый что ни на есть мужественный. И очень сердитый.

Он усадил ее на сиденье рядом с собой, и она почувствовала, какие у него сильные руки. А какая широкая грудь под линялой джинсовой курткой!

За этого человека я выйду замуж.

Лезет же всякая ерунда в голову. Сначала неплохо бы узнать, где она находится и что это за человек.

И вообще, она в самом начале своей карьеры.

Мадам Йелтси, назначая Тони коммерческим директором, не скрывала своих ожиданий. «Успех — вот что должно быть для тебя превыше всего. Ради него ты должна быть готова отказаться от всего — от любви, замужества, возможности иметь детей. У тебя более важное предназначение — приносить радость тысячам женщин, давая им прекрасные модные вещи».

— Нет, вы не няня.

Глубокий, выразительный голос заставил мадам Йелтси умолкнуть.

Тони уловила насмешку в его словах, хотя пронзительные голубые глаза смотрели строго.

Няня? Ну конечно. У него же наверняка есть ребенок. Судя по креслицу, одеялу и мишке. А стало быть, и жена.

Это все кольцо, подумала она, это оно наводит меня на такие глупые мысли. Что там такое говорил этот торговец? Удача, счастье. Муж. Дети.

Наверное, она видела что-то такое во сне, когда этот человек прыгнул, словно командос, на заднее сиденье и сдернул с нее одеяло.

Он вообще похож на командос — сильный, решительный.

Трудно представить его с женой и ребенком. Скорее человек, который привык ходить сам по себе. Словно ковбой, скачущий на закат в конце фильма. Сильный, независимый.

Но она и сама такая. Ну, может, не очень сильная, но что независимая, это точно. Замужество не входит в ее планы в обозримом будущем. А уж дети… они вообще где-то в самом конце списка.

Кроме того, она любит свою работу. Ей было семнадцать, когда она начала работать в магазинчике мадам Йелтси.

А еще она с удовольствием ходит на свидания, когда выдастся свободный вечер. Ей правятся кино, танцы, обеды в ресторане, встречи с новыми людьми. И она ни разу не влюблялась. У нее вообще есть подозрение, что все это сказки, и ничего больше. Просто дамы с сильно развитым воображением умудряются убедить себя, что вот этот заурядный парень в очках на самом деле Принц с большой буквы.

Вот и сейчас, нет, не Принц сидел рядом с ней и сердито на псе смотрел. И все же какое-то странное предчувствие мешало ей успокоиться на этой мысли.

Ей вдруг захотелось достать из кошелька кольцо и швырнуть его в темноту, прежде чем оно пустит под откос всю ее жизнь.

Человек дотянулся до дверцы и открыл ее. Тони вышла. Интересно, далеко отсюда до Ванкувера? Было очень холодно, по обе стороны дороги высились сугробы, темнели силуэты громадных деревьев, и над всем этим возвышались горы, изрезанные иссиня-черными тенями.

Он снова открыл переднюю дверцу, и ей ничего не оставалось, как сесть обратно. Тони дрожала от холода. Человек обошел машину и сел на водительское место, включив отопление.

Они проехали мимо стенда, приглашавшего в Элизу, где проживает столько-то человек.

— Сколько-сколько? — недоверчиво переспросила Тони.

— Двадцать два человека, — ответил он. — С Анжеликой — двадцать три.

Увидев жесткую складку у его губ, она не осмелилась спросить, кто такая Анжелика.

Они проехали через городок секунд за пятнадцать. Тони увидела старый универсальный магазин и пункт обслуживания — оба были закрыты. Размытые квадраты света падали на снег из окон домов, старых, словно вышедших из сказки. Городок так и просился на рождественскую открытку. Жаль, что у нее не было с собой фотоаппарата.

Они свернули на узкую дорожку, окаймленную заснеженными деревьями.

— Прямо рождественские елки, — не удержалась Тони.

Человек фыркнул.

— Елки не бывают такими высокими. Это пихты, сосны, черные ели.

Она бросила на него быстрый взгляд: если ее самолет когда-нибудь рухнет средь дикого леса, хорошо бы он оказался рядом.

Аллея разделилась надвое, и фары высветили большое сборное металлическое строение, а за ним — маленький бревенчатый домик на высоком каменном основании. Все было засыпано снегом — двор, крыша, колпак дымовой трубы. Как на открытке. На крытом крыльце она заметила кресло-качалку, вернее — два: одно большое, второе маленькое, и аккуратно сложенную поленницу.

Будь на улице посветлее — какая вышла бы фотография!

— Идите в дом, — сказал он. — Не заперто. Ванная направо.

Она побежала по расчищенной, выложенной каменными плитами дорожке к дому. А где жена, почему не выходит поцеловать его? И где ребенок?

Было ужасно холодно, и все-таки Тони на секунду остановилась, нагнулась и потрогала руками снег. Какой холодный! Она поднесла пригоршню снега ко рту и осторожно лизнула. Язык защипало, а от снежинок не осталось и следа.

Тони вдруг заметила, что человек стоит у открытого багажника машины и смотрит на псе. Ей стало неудобно за свое ребячество, и она торопливо поднялась по ступенькам в дом.

Нащупав справа от двери выключатель, Тони включила свет и огляделась. И снова вспомнила про фотоаппарат. Это была гостиная, очень уютная, с золотистым дощатым полом, бревенчатыми стенами и камином, отделанным речной галькой.

Присутствие ребенка чувствовалось во всем. Здесь был ящик с игрушками, большой резиновый мяч, корзинка с одеждой, сваленной как попало.

И никаких следов женщины. Мебель расставлена по-военному строго, ни занавесок на окнах, ни кружевных салфеточек, ни единой картины на стенах — ничего из тех мелочей, которые напоминали бы о женщине.

— Он женат, — упрямо сказала себе Тони.

Ванную она нашла сразу, но и там не было ничего, что выдавало бы женское присутствие. Ни коврика под ногами, ни крышки на унитазе, ни веселенькой занавески для душа и такой же оборки на окне.

Одна зубная щетка. Нет, две. Одна черная большая, мужская. Другая маленькая, розовая, с танцующим чертенком на ручке.

Ясно, он в разводе. А ребенок проводит у него выходные.

Безумно захотелось глянуть в аптечный шкафчик, но она раз и навсегда отказалась от таких рискованных вторжений. Во время одной вечеринки она вот так сунулась в аптечку, а оказалось, что хозяева насовали туда стеклянных шариков. Слава богу, хоть они не посыпались ей на голову.

— Сюда, — сказал мужчина, когда Тони вышла из ванной.

Тони пошла на голос и, пройдя через гостиную под арку, оказалась в столовой, соединенной с кухней. Здесь было тесновато. Дощатый пол и бревенчатые стены создавали видимость уюта, которого на самом деле не было.

Ни скатерти на поцарапанном дубовом столе, ни стеганого чехла на простом белом чайнике, ни тряпичных держалок с нарисованными на них коровами над идеально чистой плитой, ни репы и морковки из пластика, прилепленных к холодильнику.

И снова ей пришло на ум слово «военный». Кругом царила безукоризненная чистота, каждая вещь была на строго отведенном ей месте. Ничего случайного.

— Какой симпатичный дом, — сказала Тони.

— Садитесь, — приказным тоном сказал он, подкладывая дрова в небольшую черную печь. Он успел снять джинсовую куртку и остался в спортивной рубашке с короткими рукавами. Было видно, как у него на руке перекатывались мускулы, когда он засовывал в печь очередное полено.

— Это вы так отапливаетесь? — удивилась Тони.

Он обернулся и посмотрел на псе как на пришельца из иного мира.

В каком-то смысле это так и было.

— Натуральное хозяйство, — пробормотала себе под нос Тони.

— Ну? — Сидя на корточках, он подпер сильными руками твердый подбородок.

Тони набрала воздуху в легкие и заговорила. Она рассказала, кто она и как оказалась в Ванкувере, рассказала о Мартине Йинге и о том, что произошло в ювелирной лавке.

Ей понравилось, как он слушает — слегка подаваясь вперед и сужая глаза в самых важных местах рассказа, иногда прерывая и быстро задавая вопросы, которые показывали, что он умен и схватывает все на лету.

Тебе нравится, как он слушает. О господи! Тони была собой недовольна.

Он закрыл дверцу печи, в которой потрескивали горящие поленья, подошел к раковине и налил воды в чайник, продолжая внимательно слушать.

В конце своего рассказа Тони принялась рыться в сумке. На какое-то ужасное мгновение ей вдруг показалось, что кольцо, которое должно было подтвердить ее правдивость, исчезло. Но нет, она нащупала его на самом дне.

Тони положила кольцо на стол и для верности присоединила к нему свою визитную карточку.

Человек подошел к столу, взял кольцо и повертел его в руках. Сильные руки с аккуратно подстриженными, ухоженными ногтями. Руки настоящего мужчины.

— Ну, ладно, — Тони вдруг застеснялась, словно подросток на первом свидании с мальчиком, — я и так причинила вам достаточно хлопот. Пойду-ка я на автобус и избавлю вас от себя. Самолеты, я думаю, у вас тут не садятся?

— Я позвоню в полицию.

— Зачем вам вмешиваться во все это? Я сама им позвоню из гостиницы.

Она не могла избавиться от ощущения, что отсюда надо бежать, и поскорее, потому что ее жизнь, так старательно выстроенная, уходит из-под ее власти, и, если не ухватиться за нее сейчас, в этот момент, потом будет поздно.

Лишь однажды она испытала нечто подобное. Ей было тогда семнадцать, и врач сочувственно покачал головой. Мама умерла, и прежняя жизнь кончилась.

Тони вскочила на ноги.

— Далеко автобусная остановка?

— Я сделаю кофе. Сядьте.

Засвистел чайник.

— Я не пью кофе.

— Тогда горячий шоколад.

— Я ухожу.

— Никуда вы не пойдете.

Это прозвучало холодно, словно команда полковника бестолковому рядовому. Она не привыкла, чтобы с ней так разговаривали. Мужчины такого с ней себе не позволяли.

— Вы не имеете права меня задерживать, мистер…

— Бойд. Гаррет.

— Мистер Бойд. Как я сказала…

— Я не имею права вас задерживать. Я понял.

Глаза у него превратились в щелки. Этот человек силен и опасен. Ему ничего не стоило удержать ее.

— Вы мне просто покажите, где автобусная остановка…

— На улице почти десять градусов мороза. Вы слишком легко одеты для такой прогулки. — Оценивающий взгляд мельком задержался на краешке ее юбки, скользнул, словно ощупывая, по ногам и остановился на босоножках.

Тони с трудом удержалась, чтобы не попробовать натянуть юбку пониже, и поджала пальцы ног.

— Тогда вызовите мне такси.

Он вздохнул.

— Вы сказали, что оставили там свою карточку. Взамен кольца.

— Да, но…

— И что написали на ней название гостиницы и номер.

— И все-таки…

— Вас может поджидать очень неприятная неожиданность в гостинице. Мне кажется, лучше позвонить в полицию.

Тони опустилась на стул — он был прав. Она терпеть не могла, когда кто-то оказывался прав в споре с ней.

Она молча смотрела, как он подошел к продолжавшему свистеть чайнику и выключил его, одновременно сняв другой рукой телефонную трубку. Он набрал какой-то номер на диске — неужели такие еще существуют? — и около минуты что-то негромко говорил.

Потом поставил на стол пыхтящий чайник и две фаянсовые чашки, принес несколько пакетиков растворимого какао.

— Констебль Фрей скоро будет. Минут через двадцать-тридцать.

Здесь это называется — скоро!

— Он что, на лошади едет?

Брошенный в ответ взгляд сообщил ей, что она полная дура.

— Королевская горная полиция Канады, — выпалила Тони. Открытки с красочными изображениями канадской полиции она видела по всему Ванкуверу. В ярко-красных мундирах, высоких меховых шапках и все как один верхом на лошадях.

— Вообще-то, они сейчас передвигаются на машинах. Это только во время разных церемоний. Хотите горячего шоколада? Вот этот очень хороший. — Он показал на пакетик белого шоколада с орехами.

Тони молча кивнула, и перед ней тут же появилась дымящаяся чашка. Не спрашивай, приказала она себе. Не смей спрашивать.

— А где ваша жена? — спросила она.

— Я не женат.

Не женат. Тони показалось, будто кольцо посередине дубового стола подмигнуло ей серебряным глазком.

Однако тон Гаррета Бойда не располагал к дальнейшим расспросам.

Тони сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Человек, способный такое сделать, не женат?

Тони, напомнила она себе, это же из пакетика.

— Просто замечательно, — произнесла она вслух.

— Это моя любимая марка.

Ну вот, нашлось что-то общее. Не спрашивай, снова скомандовала она себе, не смей спрашивать, Тони.

— Разведены? — спросила она, глядя на него поверх чашки.

У него на лице появилось недовольство.

— Я никогда не был женат.

Тони, я категорически запрещаю тебе спрашивать о ребенке.

— А ребенок? — спросила она.

Он отвел глаза.

— Это моя племянница. Между прочим, она уничтожит вас одним взглядом, если услышит, что вы называете ее ребенком. Это длинная история, — закончил он. — Я включу телевизор. Надо узнать прогноз погоды на ближайшие дни.

Он не желает с ней разговаривать! Это что-то новенькое, она к такому не привыкла.

Небольшой телевизор был в настенном шкафчике над столом. Не успел он его включить, как в дверь постучали. Бойд выпрямился и встал со стула. Он был прекрасно сложен и явно проводил свои дни не за письменным столом.

Не спрашивай, чем он занимается, сказала себе Тони и на этот раз не спросила — его вид к этому совсем не располагал.

Он направился к входной двери, и через мгновение послышался еще один мужской голос:

— Эй, а где же мой ангел?

— Она еще у Кенди. За последние дни она меня просто извела. Слушай, что-нибудь знаешь о французской косе?

Слушать, как этот суровый командос с убийственной серьезностью рассуждает о французской косичке, было очень забавно. Тони чуть не рассмеялась.

— Конечно, — сказал второй голос. — Это такой батон.

— Тебя только и спрашивать.

— А что говорит доктор, почему она такая маленькая?

— Говорит, ничего страшного. Для своего возраста она маловата, но потом наверстает.

— Я так и думал. Так что случилось?

Они приближались. Ей вдруг пришло в голову, что она же, наверное, ужасно выглядит — растрепанная, в мятой одежде, и ей захотелось плакать.

Вместе с Гарретом вошел высокий молодой полицейский, который вполне сошел бы за красавца, не будь рядом Гаррета Бойда. Рядом с притягательной смуглостью последнего блондинистая внешность полицейского потерялась.

— Так вы не в красном? — воскликнула Тони, увидев тускло-коричневый мундир.

Он рассмеялся.

— Как ты сказал, Гаррет, откуда она?

— Говорит, из Сан-Диего.

Небрежность топа, каким это было сказано, заставила Тони пристально взглянуть на Гаррета. Тот будто ничего не заметил.

— Это все объясняет. — Полицейский был добродушен и дружелюбен и даже, как ей показалось, слегка игрив. Он сел напротив Тони, и Гаррет налил ему шоколада. Тони рассказала свою историю с самого начала. — Это то кольцо, которое он вам дал? — поинтересовался констебль Фрей, когда она замолчала.

Она взяла кольцо.

— Да. Он сказал, что оно принесет мне много счастья. — О муже и детях Тони решила не говорить. — Но пока что от него одни неприятности.

И как бы в подтверждение ее слов в кухню вдруг ворвался голос телеведущего: «И вот еще одно сообщение, которым я и завершу обзор главных событии дня. Сегодня рано утром по пути из Китая была ограблена художественная экспозиция, которая должна была демонстрироваться в Канаде. Среди украденных драгоценностей некоторые считаются просто бесценными, как, например, это кольцо».

На экране появилась фотография кольца, которое Тони держала в руке. Три пары глаз посмотрели на ее руку, потом на экран и снова на ее руку. Тони перевела взгляд с констебля Фрея на Гаррета Бойда.

Никаких сомнений — они думают, что она воровка!

Тони хотелось закричать, но работа приучила ее держать себя в руках. С безразличным видом она поднесла ко рту чашку с шоколадом.

— Мне надо сделать пару звонков. — Констебль Фрей взял со стола кольцо и поднялся.

Гаррет взглянул на него с некоторой укоризной: мол, бросаешь меня с этой международной похитительницей драгоценностей, да еще истеричкой.

— Никакая я не истеричка, — запротестовала Тони.

Он как будто не слышал.

— И никакая я не воровка.

— Я не говорил, что вы истеричка и воровка.

— Я заметила, как вы посмотрели.

— Слушайте, леди, я устал, понятно? Мне нет дела до международных похитителей драгоценностей. Мне надо найти няню для Анжелики, чтобы, когда ко мне сюда меньше чем через сутки приедут двенадцать человек на курсы по поисково-спасательному делу, я мог бы спокойно с ними заниматься.

— Извините, я не хотела портить вам жизнь.

Поисково-спасательное дело. Попятно. Значит, он ищет и спасает заблудившихся в горах и учит этому других. Она и раньше встречала людей, хотя и нечасто, которые идеально соответствовали делу, которым занимались. Он из них. Интересно, можно ли сказать то же самое о ней, подумала она, и тут же возмутилась — конечно, да! Ее работа — это вся ее жизнь.

— Это не ваша вина, — холодно проговорил он.

Вернулся констебль Фрей.

— Есть некоторые затруднения.

Тони вздохнула.

— Ну что ж, тогда арестуйте меня. И избавьте от меня этого беднягу. А то я мешаю ему искать няню.

Что это за мысли о муже, о детях, о том, действительно ли я люблю свою работу? Увезите меня отсюда. И поскорее.

— Мать хозяина той ювелирной лавки, в которой вы сегодня были, заявила о исчезновении сына.

— О, Господи, — вырвалось у Тони.

— А в вашем номере в гостинице все перевернуто вверх дном.

— Что-нибудь пропало?

Полицейский кинул на нее острый взгляд.

— Например?

— Там у меня был фотоаппарат. Я два года на него копила… ох, извините, забудьте об этом. При чем тут аппарат, если исчез человек.

— Буду в следующий раз звонить, спрошу. А пока вам было бы неплохо прилечь. Прямо здесь.

— Здесь? — в один голос воскликнули Тони и Гаррет.

— Вас ищут. Вопрос: кто? И на данный момент, я думаю, они уже знают о вас больше, чем ваша собственная мать. И если это люди неглупые, а судя по всему, они неглупы, стоит вам хоть раз предъявить вашу кредитную карточку, и вас тут же вычислят.

— Но они наверняка перестанут меня искать, как только станет известно, что кольцо найдено. Разве не так?

— Вполне возможно, — мягко заговорил констебль, — что это кольцо — единственная ниточка, на которой висит жизнь хозяина ювелирной лавки.

— О, Господи…

— Похоже, ваше исчезновение из города — это настоящее чудо. Вы просто растворились в воздухе. Вас никто не мог выследить. Никому в голову не придет искать вас в Элизе. Никогда.

Тони и Гаррет слушали его, открыв рты от изумления.

— Но здесь же всего три-четыре дома… — неуверенно заметила Тони. — Или вы собираетесь… ммм… арестовать меня в качестве меры предосторожности?

— Ни в коем случае. У Гаррета есть свободная комната.

Гаррет что-то недовольно пробормотал.

— А потом, — констебль лукаво улыбнулся, — ему крайне необходимо, чтобы кто-то несколько дней посидел с малышкой.

— Но я же ничего не понимаю в малышах!

— Он тоже не понимал несколько месяцев назад.

— Анжелика терпеть не может, когда ее называют малышкой, — рассеянно заметил Гаррет. Теперь, когда оказалось, что эта женщина может ему пригодиться, он смотрел на нее другими глазами. Он даже как-то по-мальчишески ей улыбнулся.

Тони ответила ему испепеляющим взглядом.

— Каких-то десять минут назад вы считали меня международной аферисткой, а сейчас готовы оставить на меня ма… девочку?

— Я ни минуты не считал вас аферисткой.

— И я тоже, — добавил констебль.

— Но вы же ничего обо мне не знаете, — упрямо продолжала Тони.

— В полицейских сводках вы не фигурируете. Я проверил, — объявил констебль.

— Это утешает, — фыркнула Тони.

— Я помогу вам, а вы мне. Всего несколько дней. — Голос Гаррета струился как шелк.

— А что, разве у меня есть выбор?

— Нет, — ответили мужчины дружно.

— Но у меня ничего нет с собой из одежды.

— Моя подойдет.

— Этого я больше всего и боялась.

— Я пойду приведу моего ангелочка, — сказал констебль Фрей, — а вы пока знакомьтесь друг с другом. — Он состроил шутливо-грозную мину.

— О, Господи, — пробормотала Тони.

— Заметано, — отозвался Гаррет.

Несколько минут они сидели молча, уставившись в мерцающий экран телевизора.

Наконец дверь распахнулась, и показался констебль. На пороге он слегка присел, чтобы девочка, сидевшая у него на плечах, не стукнулась головой о притолоку.

Еще до того, как Тони ее рассмотрела, ей показалось, будто в комнате стало светлее.

Когда же она подняла глаза вверх, у нее перехватило дыхание.

Девочке можно было дать года три-четыре, и она была живой копией своего дяди, только в уменьшенном и более утонченном виде. Темные пышные волосы, громадные сапфировые глаза.

Она что-то лепетала констеблю, но, увидев Тони, остановилась на полуслове и скомандовала:

— Вниз.

Это прозвучало почти как королевский приказ.

Девочка вприпрыжку подбежала к Тони и застыла, неподвижно уставив на нее огромные глаза. И вдруг заулыбалась.

— Здравствуй, моя тетя, — сказала она.

— Что? — спросил Гаррет. — Что ты сказала?

— Я сказала: здравствуйте, — ответила девочка и дернула плечиком.

— Мне послышалось: «Здравствуйте опять». Вы что, знакомы?

Анжелика смотрела на Тони, и у нее в глазах мелькали лукавые искорки. А Тони испытывала странное чувство — как будто она действительно уже встречала этого ребенка; и еще что-то более глубокое, от чего захватывало дух, как будто стоишь над пропастью.

Но почему это дитя назвало ее «тетей»? И почему Гаррету послышалось что-то другое?

— А на улице снег, — радостно сообщила девочка. — А у меня новый тобогган. Пойдешь завтра со мной кататься?

Пухленькая ладошка легко уместилась в руке у Тони.

— Тобогган? Это что, такие сани? — спросила Тони неуверенно.

Анжелика энергично закивала головой.

— Только я люблю ездить быстро, — предупредила она.

И Тони, никогда раньше не видевшей настоящего снега, вдруг ужасно захотелось мчаться с горы с этой маленькой девочкой, и все ее приключение вдруг представилось ей совсем в ином, волшебном свете. Четыре дня, которые ей предстояло провести здесь, показались ей не опасным и тягостным заточением, а зовом судьбы. Это сама судьба позвала ее назад, к истокам, к тому, что всегда было, есть и будет.

Она оторвала взгляд от сияющих голубых глаз и взглянула на Гаррета — те же глаза, тот же цвет, только в них прибавилось что-то непонятное и загадочное.

Она поежилась.

Здравствуйте опять…