Я ненавижу визиты к отцу Рокко. Не только потому что он женоненавистник, но и потому что мой муж испытывает крайне болезненную тягу к хвастовству перед своим отцом. Мы были у Элио Пизано три раза, и с каждым разом впечатления все хуже и хуже. А если учесть, что сегодня в ресторане будут присутствовать еще и деловые партнеры, то это событие станет незабываемым.
Я заканчиваю поправлять прическу и смотрю на себя в высокое зеркало. В облегающем красном платье с нелепо низким вырезом, которое я купила для этого мероприятия, чувствую себя шлюхой. До замужества с Рокко предпочитала повседневную одежду: джинсы и топы, иногда простые платья. Больше всего любила комфорт и пастельные тона. Я распускала волосы и никогда не красилась, за исключением особых случаев. Рокко настаивает на чопорной и правильной прическе — тугой, гладкий пучок и полный макияж, потому что, по его мнению, так я выгляжу старше и стильнее. Однажды он застал меня без макияжа, когда вернулся рано с работы. Мне пришлось накладывать двойной слой консилера и тонального крема в течение следующей недели, чтобы скрыть синяк на щеке.
Бросив последний взгляд в зеркало, дабы убедиться, что все так, как должно быть, я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.
Рокко стоит у подножия лестницы и разговаривает с кем-то по телефону. Услышав меня, он поднимает голову и кивает. Видимо, наряд одобрен, потому что он отворачивается и продолжает разговор в тишине. Спускаясь по лестнице, гляжу на Алессандро, который стоит у входной двери, и чуть не спотыкаюсь от его пристального взгляда. Нравится ли ему то, что он видит?
С тех пор как моя жизнь развалилась, как карточный домик, чувствую себя по уши в дерьме. Я — груша для битья извращенца, который заставляет меня одеваться, как девушка по вызову, чтобы его друзья при виде меня пускали слюнки, а он потом «наказывал» меня за это. Но реакция моего телохранителя по сравнению с реакцией Рокко заметно отличается. На лице мужа отразилось удовлетворение, когда он увидел меня буквально полуголой. Откровенный наряд означает, что на меня будет глазеть больше мужчин. Выражение лица Алессандро однако совершенно пустое, но во взгляде этих холодных глаз читается презрение.
Мне хочется смеяться и плакать одновременно. В течение нескольких месяцев не замечала жарких взглядов, которые бросали на меня другие мужчины, потому что расплачиваться за них буду я. И вот теперь, когда втайне жажду, чтобы телохранитель посмотрел на меня с полными вожделения глазами, вместо этого получаю презрение. Что ж, за эти дни я привыкла и к этому. Хотя на мой взгляд, это выглядит более остро. Прервав наши взгляды, я иду к входной двери, глядя прямо перед собой.
Рокко подходит к своему блестящему новому кабриолету, припаркованному на подъездной дорожке, и открывает для меня пассажирскую дверь. Муж пребывал в исключительно хорошем настроении, когда пригнал машину из дилерского центра, и даже слова не сказал, когда я упомянула, что по субботам у меня спа-день. С приближением конца года работы прибавилось, и Хейзел откликнулась на мое предложение приезжать дважды в неделю.
Сглотнув желчь, которая поднимается каждый раз, когда мне приходится прикасаться к мужу, я беру его протянутую руку и скольжу внутрь машины. Рокко обходит капот и садится за руль, болтая о лошадиных силах и скорости, которую может развить новая машина.
— Этот сукин сын Козимо умрет от зависти, когда увидит эту крошку. — Он смеется, чистя щеткой белую кожаную обивку. — Я слышал, как он говорил Пьетро, что присматривался именно к этой модели, но не хотел тратить сто тысяч. Ты знаешь, что он до сих пор ездит на этой «консервной банке», которую купил четыре года назад? — На его лице появляется гримаса отвращения. — У некоторых людей нет самоуважения.
Иногда он напоминает мне избалованного ребенка, закатывающего истерику, если у кого-то появляется более блестящая игрушка, чем у него. Так получилось, что Козимо — особенно больная тема для Рокко. Независимо от того, замечает это другой капо или нет, Рокко ведет тотальную дуэль со старшим. Он старается превзойти его на каждом шагу. Что бы ни получил Козимо, Рокко должен превзойти его. Что бы ни хотел Козимо, Рокко должен обладать первым. Думаю, все дело в том, что дон, похоже, больше прислушивается к советам Козимо, а Рокко не может с этим справиться.
Заведя мотор и подъехав к воротам, Рокко продолжает нести чушь. Я делаю вид, что слушаю его бред, а сама смотрю в боковое зеркало. Внедорожник Алессандро едет вплотную за нами. Я не вижу его угрюмого лица в отражении зеркала, но практически чувствую его взгляд на своем затылке. Он ничего не сказал, когда вез меня в оздоровительный центр сегодня утром, хотя мы оба знали, что я еду туда не для того, чтобы делать массаж лица. А когда мы потом зашли к моей маме, то, уверена, он заметил, как я сунула за диван сумочку, которую купила для миссис Нателло. Он ни слова не произнес. Почему он ничего не рассказал Рокко?
Я вспоминаю тяжелый взгляд Алессандро, когда он спросил, не обидел ли меня Рокко. Желваки на его челюсти ходили ходуном, когда он расспрашивал меня о вещах, которые я покупаю. В его голосе слышалась резкость, когда он заверял меня в том, что молчит о моем пребывании в спа-салоне. Может быть, он ненавидит моего мужа больше, чем меня.
Прошлой ночью он снова приснился мне. Мы ехали в лифте, лицом друг к другу, а над нами горело дюжина зажигалок «Зиппо», отбрасывая желтоватый свет на лицо Алессандро. Я не боялась замкнутого пространства, как это было бы в жизни. Как будто одно присутствие Алессандро прогоняло страх и тревогу. Он сделал шаг ко мне, схватился за мое платье. В тесной кабине раздался звук рвущейся ткани, и он одним движением сорвал платье с моего тела. Я стояла обнаженной.
Он смотрел мне в глаза, пока расстегивал молнию и освобождал член, затем подхватил меня под попку и приподнял, прижав спиной к холодной стене лифта. От его грубых ладоней, ласкающих мою гладкую кожу, холод исчез. Его прикосновения казались такими реальными. Как и невероятное блаженство, когда он одним стремительным движением вогнал в меня член. Пламя, висевшее над нами, мерцало в ритме толчков Алессандро, делая эту сцену еще более сюрреалистичной.
Как и в предыдущем сне, он, не щадя, меня трахал, казалось, часами, не произнося за все время ни одного слова. Это было жестко. Дико. Неистово. И я наслаждалась каждой секундой. Я была свободна, а когда проснулась, то настолько промокла от возбуждения, что пришлось сменить белье.
— Веди себя хорошо, красавица, — говорит Рокко, возвращая меня на землю.
Я перевожу взгляд на лобовое стекло и вижу очертания большого белого дома, виднеющегося над забором, который тянулся вдоль улицы. Мы уже практически на месте. Я делаю глубокий вдох, пытаясь мысленно подготовиться к тому, что должно произойти.
— Ты знаешь правила, — продолжает Рокко. — Не разговаривать, если никто не задаст тебе прямой вопрос. Никому не интересно, что ты хочешь сказать.
— Да, Рокко. — Я киваю.
Когда мы паркуемся перед домом Элио Пизано и идем к парадной двери, я бросаю мимолетный взгляд через плечо. Алессандро следует в нескольких шагах позади нас, возвышаясь тенью на фоне заснеженного пейзажа. Наши взгляды встречаются на долю секунды, и сердце подскакивает в груди, когда его взгляд прожигает меня насквозь.
— Когда мне ждать внука, Рокко?
Я замираю, услышав вопрос свекра. Не смею оторвать взгляд от тарелки передо мной.
— Равенна еще молода, — говорит рядом со мной мой муж. — Мы планируем повременить пару лет.
— Тебе тридцать пять, — рычит Элио. — Времени на ожидание у тебя нет. А что, если первой будет девочка?
— Может, Рокко хочет подольше насладиться тем, что его жена принадлежит только ему. — Мужчина, сидящий дальше за столом, хмыкает. — Я бы так и сделал.
Все за столом разражаются хохотом. Я беру край скатерти между пальцами и сжимаю.
— Разумно. Нет ничего более отвратительного, чем сиськи женщины после того, как она закончит кормить грудью. Обязательно запиши ее к пластическому хирургу сразу после этого, — издевается Элио, а затем кивает в сторону моей правой руки, заметив, что я замерла, когда собиралась отложить вилку. — Что случилось с ее рукой? Ты слишком груб в постели, Рокко?
— Да никогда, — с ухмылкой отвечает Рокко, и тут же раздается новый взрыв смеха.
— Пойдемте лучше сыграем в карты и расслабимся. Рокко, отправь свою женщину домой. — Мой тесть встает и предлагает остальным мужчинам следовать за ним. И как только я подумала, что хуже уже быть не может, его следующие слова доказывают, что ошибаюсь. — А вы знаете, что мой сын получил свою жену во время игры в покер?
Больше сил терпеть не осталось. Я хватаю сумочку и спешу в другой конец столовой. Не останавливаясь в фойе, в том же темпе иду к входной двери, где Алессандро стоит у стены в своей обычной позе, с прямой спиной и сцепленными за спиной руками. Я берусь за ручку и, не дожидаясь его, выбегаю на улицу. Только когда меня обдает холодным свежим воздухом, нахожу в себе силы сделать вдох. Когда Алессандро выходит на улицу, я уже стою у его машины и дрожу от холода. Я совсем забыла взять пальто, когда выходила из дома.
Я ожидаю, что он спросит, какого хрена так выбежала. Но он молчит. Вместо этого снимает пальто и протягивает его мне. В глазах стоят слезы, когда смотрю на пальто, которое он держит в руках. Я дрожу от холода, но не решаюсь его взять. Если Рокко увидит, как я принимаю подношение телохранителя, Алессандро будет все равно что мертв.
— Равенна.
Мое сердце учащенно забилось. Алессандро впервые назвал меня по имени. Его взгляд устремлен на мою щеку. Он поднимает руку и большим пальцем убирает слезинку. Крошечные волоски на моей шее поднимаются от его прикосновения. Я чувствую каждую мозоль на его ладони, когда он еще раз проводит пальцем под моим глазом, перед тем как убрать руку.
— Равенна, я жду. — Его голос глубже, чем обычно, и в нем чувствуется некая непривычная злость, как будто он чем-то рассержен, но пытается это скрыть. Снежинки падают на его черные волосы и пиджак. До этого момента я даже не замечала, что идет снег. Алессандро снова поднимает пальто передо мной.
Я смотрю в сторону дома и, только убедившись, что никого нет, поворачиваюсь и просовываю руки в рукава. На Алессандро пальто доходит до колен, на мне — до щиколоток.
Перевожу взгляд на руку Алессандро, держащую открытую дверь на заднее сиденье машины, и обхожу его. Взявшись за ручку, забираюсь на пассажирское сиденье и закрываю за собой дверь. Затем жду.
Через несколько секунд водительская дверь открывается, и Алессандро садится за руль. Он ничего не говорит. Ни тогда, ни во время часовой поездки в особняк.
Единственный свет в моей спальне исходит от ноутбука передо мной, который отбрасывает бледный отблеск на стены, покрытые записями и картинами. Я смотрю на фотографию Натали, впиваясь взглядом в ее теплые карие глаза, которые словно отвечают на мой взгляд. Созерцание этого снимка всегда успокаивало меня. Больно, но это помогало мне сосредоточиться на своей цели. Каждый раз, когда засыпаю, я вспоминаю ее лицо.
За день до того, как ступил на порог особняка Пизано, я посетил ее могилу и поклялся, что отомщу за ее смерть. Око за око. Жена Рокко Пизано за мою. Я поклялся в этом.
Однако сейчас, глядя на фотографию Натали, испытываю совсем другие чувства, те самые, которые уже давно кипели в моей душе. Раскаяние. Стыд. Чувство вины. Они давно гложут меня, потому что засыпаю с мыслями уже не о карих глазах, а о зеленых. Вместо того чтобы мечтать о хладнокровном убийстве Равенны Пизано, представляю, каково это — чувствовать ее под собой, слышать ее стоны, объявить ее своей.
Сегодня вечером, увидев, как Равенна идет рядом со своим мужем, а он обнимает ее за талию, я чуть не взорвался от злости. Едва сдерживался в порыве убрать руку этого ублюдка. Мне хотелось схватить ее и крикнуть: «Она моя!», чтобы все услышали.
Безумие. И это безумие нужно остановить.
Я нажимаю на значок в левом верхнем углу, и на экране появляется изображение с камеры, установленной у дома Рокко.
Когда я пришел в дом Рокко Пизано, план его убийства был уже готов, продуман до мельчайших деталей. Я представлял себе план мести как огромную каменную крепость, вздымающуюся к небу. Твердой. Непоколебимой. Если только не возникнет непредвиденных обстоятельств, которые заставят действовать раньше, чем предполагалось, план останется в силе. Никаких исключений.
Над кроватью висит распечатанный график каждого этапа, все шаги стратегически распределены на два месяца. Первый этап — гараж. Второй — уничтожить его строительный бизнес и выставить его неспособным дураком перед доном. Следующим пунктом идут финансы Рокко. Только покончив с материальными делами, я планировал перейти к четвертой фазе — заморочить ему голову.
Заставить его бояться за свою жизнь, зная, что в тени таится угроза, — это самая сильная пытка. Неуверенность. Постоянно оглядываться через плечо. План состоял в том, чтобы заставить Рокко поверить в то, что кто-то пытается его убить, и затянуть эту сцену на несколько недель, пока один только хлопок винной пробки не заставит его наложить в штаны. После этого предстояло убить его отца. А в конце — жену. Перед тем как убить этого чертова Рокко Пизано и сжечь его красивый дом дотла.
На экране Рокко въезжает на белом кабриолете и паркуется на подъездной дорожке. Я смотрю на детонатор у себя под боком. Сигнал от бомбы, которую заложил под его спортивный автомобиль, все еще активен и готов к дистанционной активации. При хорошем исполнении смерть от взрыва — это, к сожалению, очень быстрая и довольно безболезненная смерть. А смерть, которую я задумал для Рокко Пизано, нельзя назвать ни быстрой, ни безболезненной. Я планировал взорвать эту машину через две недели, в качестве тактики устрашения. А когда привожу план в действие, я никогда от него не отступаю.
Мои мысли уносятся к Равенне, когда она стоит на заснеженной подъездной дорожке, а ветер развевает несколько прядей волос, выбившихся из пучка. Я встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого образа. Но вместо того, чтобы исчезнуть, эта сцена продолжает воспроизводиться в памяти, зацикливаясь на ее грустном лице и слезе, скатившейся по щеке.
Моя каменная крепость начинает сотрясаться. По ее бокам появляются длинные тонкие трещины, и один большой кусок ее укреплений отламывается.
Его отдаленный стук раздается в моей голове, когда Рокко выходит из машины и направляется к особняку. Я чувствую толчок, когда беру в руки детонатор и нажимаю большим пальцем на красную кнопку.
Восемь лет поисков и планирования… под угрозой срыва. И все из-за слезинки женщины, которую я поклялся убить.
Как капля воды точит камень. Упорно.
Рокко поднимается по лестнице, доходит до входных дверей.
Кап.
Я нажимаю на кнопку.
Машина взрывается, ее гладкий спортивный корпус поднимается на несколько футов в воздух в клубах огня, дыма и обломков.
Невольно улыбаюсь, глядя на оранжевый отблеск на испуганном лице Рокко Пизано, лежащего на земле. Возможно, это от взрыва, но я готов поспорить, что от шока. Интересно, он описался?
Что ж, я перепрыгнул с первой фазы на четвертую. Пора перестроиться и вернуться на путь истинный. Этот сукин сын потеряет все, что ему дорого, прежде чем я покончу с ним. Его роскошная жизнь вот-вот закончится.
Не отрывая глаз от экрана, беру трубку и набираю номер Феликса. Звонок раздается дважды, затем отключается. Я снова нажимаю на кнопку.
— Что? — рычит он.
— Ты записал меня?
— Сейчас час ночи!
Я переключаю сигнал на другую камеру, с которой Рокко виден лучше.
— И что?
— Я ложусь спать в восемь! — кричит Феликс.
— Хватит ныть и ответь.
— Ты в курсе, что берут за ставки? Бриллианты! Чтобы играть с ними, тебе понадобятся камни стоимостью не менее полумиллиона.
— Знаю. Феликс, ты меня записал?
— Да, да, сумасшедший ты мой, я записал тебя. Игрокам запрещено самим приезжать, поэтому за тобой пришлют машину. Секретность и все такое. Ты узнаешь время и место встречи утром перед игрой.
— Хорошо. — Я снова переключаю канал связи. Рокко и несколько охранников пытаются потушить пожар. — А как у нас обстоят дела с телом, о котором я просил?
— У нас никак. Я, как проклятый гробовщик, копаюсь тут ради тебя. Скажи мне дату, когда оно тебе нужно.
— Забирай, как найдется подходящий кандидат, и храни у себя, пока я не позвоню.
— Хранить? — кричит он. — Да, где мне, по-твоему, хранить чертов труп?!
— У тебя же есть морозильник?
— А что я скажу Гваделупе, если она решит приготовить carne asada и обнаружит в морозилке гребаный труп?
— Кто такая Гваделупе?
— Моя девушка, — огрызается он.
Я от удивления вскидываю брови.
— Тебе девяносто.
— Мне семьдесят пять! И, к твоему сведению, Лупе говорит, что я не выгляжу ни на один год старше пятидесяти.
— Скажи ей: «Извини, детка, это всего лишь работа». Она поймет. И, пожалуй, отведи ее проверить глаза.
— Да катись ты к черту, Аз.
Линия обрывается.
Я беру черный бархатный мешочек, лежащий на столе рядом с ноутбуком, и достаю небольшой зеленый камушек, поднимая его к свету. У Драго Попова, безусловно, хороший товар.