Глава 12

В гостинице стояла непривычная тишина, когда Эмили покидала ее, следуя за их кучером. Он сказал, что Габриел ушел по каким-то делам и что вот-вот должен вернуться, и что ей нужно подождать его в экипаже, который они снова сменили. Безмолвно подчинившись, Эмили шла за ним, не разбирая дороги и доверив ему малыша. Она была уверена, что именно Габриел велел кучеру позаботиться о Нике, чтобы она не напрягла раненую руку.

Габриел…

Боже, она начинала постепенно сходить с ума! И, кажется, он сделал все возможное, чтобы она ни на миг не переставала думать о нем. Она блаженно принимала ванну и собиралась лечь спать со счастливым сердцем. Но потом… Она не могла забыть потемневший взгляд Габриеля, каким он медленно окинул ее, сидящую голой в ванне. Эмили не могла забыть дрожь, которая охватила ее от этого взгляда. На секунду ей показалось, что он подойдет к ней. Она была уверена, что он подойдет! Она умирала от страха, едва думала, что могло бы произойти, если бы он подошел…

Семь лет назад она бы действительно умерла от ужаса, боли и унижена, если бы мужчина надумал подойти к ней, особенно к ней голой! Почему же теперь она трепетала, думая о Габриеле? Почему сердце замирало, едва она представляла, что он мог увидеть ее всю, коснуться ее? Она должна дрожать от отвращения…

Но ничего этого не происходило. Она испытывала только тайную радость и сладкое предвкушение! Боже! И это пугало еще больше, потому что она не знала, как с этим бороться. Как с этим справиться. И правильно ли это — так реагировать на него?

Она сидела в экипаже уже довольно долго, когда дверь вдруг распахнулась, и Габриел взобрался внутрь. Он быстро захлопнул дверь, и они тронулись с места.

Эмили замерла, прижав к груди Ника, боясь взглянуть на Габриеля. Готовая сгореть со стыда, если он посмотрит на нее сам. Он устроился напротив и положил на сиденье рядом с ней какой-то сверток.

— Доброе утро, — произнес он тем своим мягким низким голосом, от звука которого у нее стало медленно перехватывать дыхание и что-то сжалось в груди.

— Д-доброе утро…

Эмили очень бы хотела, чтобы ее голос не дрожал, но не смогла справиться с собой, чувствуя, как вспыхивают щеки.

— Как твоя рука?

Она попыталась сделать всё возможное, чтобы не смотреть на него.

— Хорошо, благодарю…

Он вдруг подался вперед. Эмили застыла, затаив дыхание. Габриел осторожно взял у нее с рук Ника.

— Пусть Ник побудет у меня. — Сказал он спокойно, положив улыбающегося племянника на свои расставленные колени. — Я тебе кое-что принес. Посмотри.

На этот раз Эмили не смогла бы не поднять голову, даже если бы ее держали семеро.

— Мне? — прошептала она, наконец, заглянув ему в глаза. И неожиданно у нее защемило сердце от той нежности, которая охватила ее. Боже, она начинала сходить с ума по этим серым, мерцающим и таким до боли знакомым глазам!

Он смотрел на нее так мягко, так долго… Почему-то сейчас вчерашнее не казалось ей чем-то постыдным, и охватившее ее смущение развеялось.

— Да, я так и сказал. Посмотри.

Он кивнул на сверток, лежащий рядом с ней. Не понимая, что это может быть, Эмили потянулась к кремовой бумаге и развязала ленты. И обнаружила внутри прелестное темно-зеленое платье из нежнейшего муслина. Она неосознанно провела по мягкой ткани своими пальцами. Так давно у нее не было такого красивого наряда!

Она вдруг вскинула голову и с болью посмотрела на него.

— Почему?..

Едва слова сорвались с ее губ, как Габриел быстро прервал ее, подозревая о том, что она не была готова принимать от него подарки. Это подтверждало и то, что она так и не надела ту шляпку, которую он купил ей.

— Будь я более внимательным, ты бы не испортила свое платье и не поранила руку. Все произошло по моей вине. Поэтому я хочу компенсировать причиненный вред. Надеюсь, наряд станет достойной заменой.

Он не понимал. Боже, он на самом деле не понимал, чего ей стоило взять у него хоть что-то еще! Семь лет назад он неосознанно подарил ей свой перочинный ножик, который буквально спас ее. Затем шляпка, а теперь платье… У нее ничего не было для него взамен.

— Я не могу… — простонала она, чувствуя, как защипало в глазах. Она не могла взять его платье, расстаться с ним, а потом надеть его и притвориться, что не было этих дней рядом с ним. Не было его. — Я не могу принять это…

— Эмили, — он вдруг протянул руку и накрыл ее дрожащие пальцы. Прикосновение было таким легким и нежным, что ей захотелось плакать. — Я не прошу тебя совершать что-то невозможное. Это просто подарок.

Как он ошибался! В этом не было ничего простого. Ком в горле мешал говорить, но она пересилила себя.

— Я не могу принять от вас подарки. И ту шляпу…

— Эмили, посмотри на меня, — с особой нежностью в голосе попросил он.

И Эмили не смогла не подчиниться ему. Она все же медленно подняла голову и заглянула ему в глаза. И снова ощутила давящую боль в груди.

— Я…

Он поднял руку и прижал свой указательный палец к ее губам, призывая молчать, не ведая, какой трепет охватил ее от его прикосновения.

— В мире есть люди, которые дарят подарки без тайных умыслов.

Эмили едва могла дышать. Едва могла соображать, но ее поразили выводы, к которым он пришел из-за ее отказа.

— О, — выдохнула она, обдав его палец своим дыханием и видя, как при этом медленно темнеют его глаза. — Я не имела в виду…

— Я испортил твое платье. Из-за меня ты упала и поранила руку. Я хочу сгладить свою вину. Сделай приятно мне, прими этот подарок. — Его глаза озорно блеснули, когда он чуть веселым голосом добавил: — Назад я его не приму. Особенно потому, что это платье не подходит по размеру ни мне, ни тем более Нику, да, малыш?

Искушение оставить себе на память нечто от Габриеля пересилило все. Эмили вдруг подумала, что если бы у нее хватило смелости, она бы поцеловала его за его слова, за его поступок, за его подарок. Ни один человек на свете не мог бы сравниться с ним в великодушии, доброте и нежности. У нее так больно сжалось сердце, что она была готова разрыдаться. Она не понимала, что происходит с ее сердцем. Этот орган буквально разрывался на части в груди. По Габриелю. Из-за Габриеля.

— Спасибо, — хрипло молвила она, глядя в глаза человека, который начинал овладевать ее душой.

— Не за что…


* * *

После остановки на ланч Ник сладко заснул на коленях Габриеля, который сидел на своем месте в экипаже и задумчиво смотрел на Эмили, которая снова читала Геродота. Его не отпускали вчерашние видения. Мерцающая влажная кожа. Намокшие темно-рыжие пряди, прилипшие к прекрасному лицу. Белоснежная пена вокруг стройной ножки.

Безудержное желание, которое никогда не покидало его, переросло в нечто другое. Оно стало другим. Не примитивным или сиюминутным. В нем было бездна нежности и стремление подарить ей то, что не подарит ей никто другой. Он знал, что она больше никого не подпустит к себе так близко, как его. И это не могло не радовать его, но…

Как сильно обижали ее родные, если она не решалась читать красивые романы, чтобы хоть немного забыться. Чтобы хоть немного помечтать. У нее отняли даже возможность мечтать. У нее отняли способность принимать подарки и доверять людям. Какие же у нее были грустные глаза, когда он уговаривал принять его подарок! Боже, он готов был стереть в порошок ее отца и свернуть шею бессердечной матери, которая не смогла дать Эмили ни капли своей материнской любви. Кого и стоило сжигать на костре инквизиции, так это всю ее семейку!

И того мерзавца… Габби сжал челюсти, ощущая непереносимое желание убивать. Того негодяя он бы оставил себе. Он бы избил его до полусмерти. Потом вздернул бы на дыбу, утопил, а потом бы скормил собакам, разрубив его плоть! Как можно было сотворить с ней такое! Как можно было причинить ей такую боль! Его терзало то, что даже не смотря на всё это, она доверилась ему, позволяла поцеловать себя. И поцеловала его в ответ.

Он вдруг ощутил непереносимую щемящую нежность, которая сжала как в тисках все его внутренности. Он должен был помочь ей забыть всё плохое. Должен был подарить ей нечто хорошее. И должен был снова напомнить, какие у нее невероятно красивые волосы.

— Ты знаешь, что Аристотель был рыжеволосым?

Его вопрос прозвучал так неожиданно, что она чуть не уронила свою книгу. Крепко держа ее, она удивленно посмотрела на него.

— Что?

— Я говорю про Аристотеля, ученика Платона и учителя Македонского, который…

— Я знаю, кто такой Аристотель. — В ее голосе был слышен неприкрытый вызов относительно того, что кто-то вздумал засомневаться в ее умственных способностях. И это безумно нравилось Габриелю. — Я только не понимаю, какое отношение он имеет ко мне.

— А такое, что он был рыжеволосым, почти как ты, но сомневаюсь, чтобы его волосы переливались всеми оттенками от светло-золотистого, до темно-красного, когда на них падают солнечные лучи.

Он заметил, как она напряглась, опустила книгу и закрыла ее. А потом положила к себе на колени и внимательно взглянула ему в глаза, заподозрив его в чем-то нехорошем.

— Я никогда не думала об этом.

Лгунишка, конечно думала. Габби был уверен в этом. Но он хотел, чтобы она думала об этом совершенно иначе, не так, как ее приучали. Она должна навсегда выбросить из головы мысли о том, что у нее неподобающего цвета волосы.

— И Нерон был рыжим, — сказал он, медленно выпрямляясь на сиденье, так, чтобы не потревожить спавшего малыша.

Эмили вся сжалась, почувствовав нежеланное вмешательство в свои мысли и чувства.

— Правитель Рима, который поджег свой собственный город, а затем обвинил во всем христиан и подверг их нечеловечески казням. Неужели, он вам хоть чем-то нравится?

Габби понял свою ошибку, едва она заговорила об этом. Он привел не лучший пример и готов был откусить себе язык. Желая направить тему разговора в нужное русло, он снова осторожно заговорил:

— Ты знала, что жена твоего любимого Эхнатона Нефертити была рыжей? — Он увидел, как она нахмурилась, с любопытством слушая его, и решил не медлить, дабы не упустить очень важный момент. — Я был весьма удивлен этим фактом, полагая, что она коренная египтянка и должна быть темнокожей и темноволосой. Но у нее, оказывается, были греко-славянские корни.

Она опустила голову, а потом неуверенно прошептала:

— Знала.

Значит, он был прав, полагая, что она до сих пор не привыкла к цвету своих волосы, который продолжал волновать ее.

— Тогда…

— Предатель Иуда тоже был рыжим. Он не поверил Христу и продал его за 30 серебренников.

Габби замер, осознавая, что очень многое может зависеть от этого разговора.

— Царь Давид был рыжим, — напомнил он, приведя против ее плохого примера свой достойный. — И принес своему народу почет и процветание.

— Мария Магдалена, блудница, была рыжей…

— Галилео Галилей был рыжим. Да Винчи был рыжим. Они принесли в этот мир невероятные открытия, неисчерпаемую мудрость и массу полезных учений.

— Кромвель был рыжим, и его деспотичность и тирания пролили немало крови.

— Королева Елизавета была рыжей, и время ее правления считается Золотым веком.

— Ее отец, Генрих VIII был рыжим и казнил почти всех своих жен только ради собственной прихоти.

Габби даже не подозревал, что страдания Эмили настолько глубоки. Все его примеры были отбиты сильными козырями, но так не должно было быть! Ей было уже двадцать три года, но даже в столь зрелом возрасте она продолжала думать… Он не смог удержаться. Подняв руку, он обхватил ее щеку и мягко повернул к себе ее побледневшее лицо.

— Эмили, — мягко заговорил он, глядя в самые грустные глаза на свете. — Цвет волос никогда не определял личность и судьбу человека. И тем более его поступки. Как ты можешь до сих пор верить в это?

Всё повторялось. Как они дошли до этого? Боже, он помнил ее! Помнил их разговор о том, что ее беспокоят волосы! Эмили вдруг поняла, что у нее болит сердце. Ей показалось, что она сидит под кленом и жадно внемлет словам человека, который пытается спасти ее. Который пытается заставить ее поверить в то, что она не проклята.

Она всю жизнь жила с этим чувством. Именно из-за цвета волос ее сторонились родители. Именно волосы одурманили Найджела и заставили напасть на нее. «Твои волосы… Они сводят меня с ума!» Как она могла забыть об этом?

— Габриел… — прошептала она, чувствуя, как щиплет в глазах, а потом теплая влага скатывается по щеке.

Большим пальцем он медленно вытер слезу, пристально глядя ей в глаза.

— Эмили, — тихо заговорил он, почувствовав, как ее слеза словно острым лезвием прошлась по его сердцу. — Ты знаешь, Боттичелли на своем холсте «Рождение Венеры» изобразил возлюбленную Джулиана Медичи, младшего брата флорентийского правителя Лоренцо Медичи, Симонетту Веспуччи. Она считалась первой красавицей флорентийского Ренессанса. Считалась эталоном красоты. Знаешь, какого цвета были ее волосы?

Эмили показалось, что сейчас она задохнется от благодарности и нежности к нему. Потому что поняла, что он хочет сделать!

— Какого? — еле слышно молвила она, пытаясь дышать ровнее.

Габриел вдруг улыбнулся ей, и эта улыбка согрела ее до самых пальчиков ног.

— Рыжие, — проговорил он с таким победоносным тоном, будто сообщал о самом большом открытии в мире. — Эталоном красоты считались рыжеволосые девушки. Эмили, ты самая прекрасная девушка, какую я когда-либо видел. Если бы я умел рисовать, я бы писал только твои портреты. Как думаешь, может мне взять несколько уроков у Тэссы?

Эмили вдруг испытала нестерпимое желание поцеловать его. Никогда прежде ни один человек не говори ей такого. Даже Эмма. И вся магия слов Габриеля проникла ей в кровь, творя с ней совершенно непонятные вещи. У нее снова переворачивалась душа. Но на этот раз по-особенному. Она подалась вперед, незаметно уронив свою книгу, подняла руку и коснулась его щеки, а потом провела пальцем по впадинке на его подбородке.

— Спасибо… Спасибо, Габриел…

Она улыбнулась ему. Впервые за все это время она улыбнулась ему так, что Габби стал задыхаться. От нежности к ней. От счастья. От того, что ему удалось сделать то, что не удавалось сделать никому. Он начинал прогонять все ее сомнения. Она принимала это и поверила ему! Она делала шаг из своего прошлого на встречу будущему.

— Эмили, — выдохнул он, наклоняя свою голову. Умирая от желания поцеловать ее в ответ.

Но их прервал оглушительный выстрел.

Пуля пробила деревянную обшивку экипажа за спиной Габриеля и врезалась в сиденье в нескольких сантиметрах от плеча Эмили, чуть не задев ее. Габби вздрогнул, мгновенно придя в себя, потянул Эмили на пол и, прижимая к груди Ника, накрыл их собой. Малыш проснулся и стал громко плакать. Когда туман в голове рассеялся, он, наконец, понял, что произошло.

Их догнали похитители Ника! Сообщники… вернее те, кто втянул в это дело Эмили! Подонки каким-то образом выследили их.

— Черт побери! — проскрежетал он зубами, когда услышал еще один выстрел. Габби взглянул на застывшую в его объятиях Эмили, которой протянул Ника, и гневно проговорил: — Лежите тут и не высовывайтесь!

Он стал подниматься. Эмили в ужасе смотрела на него.

— А вы… ты куда?

У Габриеля потемнело лицо, когда он заметил за окном двух всадников в черном.

— Мне нужно кое с кем разобраться! — жестко бросил он, быстро открыл дверь и полез на крышу мчавшегося экипажа.

Дверь с грохотом закрылась. Эмили задрожала от страха, прижимая к груди плачущего Ника.

— О Боже, — простонала она, услышав очередной выстрел.

Она почему-то не думала, что Роберт решится поехать за ними, но он сделал это. Ей даже в страшном сне не могло бы такое присниться, но за ними гнались ее брат и насильник! Эмили похолодела, услышав очередной выстрел, который раздался прямо над ними. Стреляли с крыши экипажа. Стрелял Габриел!

Эмили сильнее прижала к груди Ника, пытаясь защитить его собой и одновременно успокоиться. И внезапно поняла, что не вынесет, если с Габриелем что-нибудь случиться. Особенно по ее вине. Бобби и Найджел достаточно основательно разрушили ее жизнь. Но если они сделают хоть что-то с Габриелем или Ником… Это бы было невозможно вынести!

Она взглянула на малыша, затем выглянула в окно, и пришла к одному единственному и приемлемому решению: она должна защитить их любой ценой!


* * *

За ними гнались два всадника. Два мерзавца, которые стреляли в экипаж и могли причинить вред малышу. Габби пытался прицелиться в них, но это было чертовски трудно сделать из-за качающегося экипажа и резких порывов ветра, которые бросали в глаза крупные хлопья снега. К его огромному сожалению враги не были скованны подобными лишениями. И сделали два выстрела. Габби пригнулся, сидя возле Робина.

— Гони коней! — крикнул он, переглянувшись через сиденье, чтобы определить местонахождение всадников. — Нам нужно оторваться от них!

— Я стараюсь, — прокричал в ответ Робин, подстегивая коней. — Но дорога скользкая. Мы можем перевернуться.

Габби сжал зубы, охваченный негасимой яростью. Враги не должны завладеть Ником. И тем более Эмили! Мысль о том, что она может оказаться у них в руках, подстегнула его сильнее всего. Он пообещал себе еще до истечения этого дня узнать у Эмили, кем ей всё-таки приходятся похитители Ника. Он был обязан узнать правду. А она была обязана рассказать ему все! Без утайки!

Выхватив из рук Робина заряженный пистолет, он снова залез на крышу экипажа, перекатился по деревянной опоре, прицелился и сделал очередной выстрел. Всадник слева вовремя перегнулся, пропустив пулю, затем выпрямился и пришпорил коня. Габби похолодел, заметив, как тот поравнялся с экипажем и потянулся к двери. Недолго думая, он швырнул в него разряженным пистолетом и бросился на него.

— Не сбрасывай скорость! — прогремел он, пролетая небольшое расстояние от экипажа до мерзавца.

Он схватил его за шею. Они оба покачнулись на мчавшейся лошади и полетели вниз в сугробы.

Увидев всю эту жуткую сцену, увидев, как двое мужчин покатились по снегу, вцепившись друг в друга, Эмили испытала такой ужас, что у нее закружилась голова. Она закричала, понимая, что кучер не заметил этого, и что они могу уехать и оставить Габриеля одного. Ни Роберт, ни тем более Найджел не пощадят его, если доберутся до него. Крепко прижимая к себе Ника, Эмили поднялась на дрожащих ногах и стала что есть силы барабанить по крыше экипажа до тех пор, пока они не остановились. Через секунду дверь распахнулась и взбешённое лицо кучера уставилось на нее.

— Что случилось? Малыш?… — начал было резко кучер, держа наготове зараженный пистолет, но Эмили быстро прервала его.

— Габриел! Он упал и может быть ранен!

— Черт побери, женщина! Сиди тихо и присматривай за малышом! — Он хотел было захлопнуть дверь, но мимо него просвистела пуля. Он спрятался за открытой дверью, и сделал ответный выстрел.

Малыш дрожал и плакал! Эмили вдруг поняла, что не может больше этого выносить. Внезапно всё стихло. Кучер высунулся из-за двери и огляделся. Эмили приподнялась и сделала то же самое через заднее окно экипажа. Отбросив в сторону пистолет, Найджел спешился со своего коня и, хромая, повернулся в их сторону. Значит Габриел упал вместе с Робертом. Это было еще хуже, потому что, одержимый жаждой мести, брат был опаснее всего. Найджел был лишь марионеткой в его руках. И почему-то впервые в жизни, глядя на своего насильника, Эмили не побоялась его. Ей было гораздо больнее думать, что она может из-за них потерять Габриеля.

Ощущая в себе непривычную решимость, она вдруг вложила малыша в руки кучера, выхватила у него пистолет, спрыгнула на землю и направилась в сторону Найджела, чувствуя, как ветер пронизывает ее насквозь.

— Господи, женщина, ты спятила?! — в ужасе воскликнул кучер, но она уже ничего не слышала.

Найджел стоял в двадцати метрах от нее и изумленно застыл, когда увидел ее с пистолетом в руках. Правее от него в сугробах пытались задушить друг друга Габриел и ее брат. Бросив испепеляющий взгляд на своего насильника, ощущая промозглый холод в груди, она подняла на него пистолет и гневно процедила:

— Не вздумай подходить ко мне, иначе я убью тебя!

Найджел изумленно смотрел на нее, не сдвинувшись с места. Когда Эмили подошла чуть ближе, она услышала его ненавистный голос.

— Мы думали, они тебя похитили. И заставили написать ту записку.

— Сомневаюсь, чтобы вы волновались за меня и приехали помочь мне. Вы не получите Ника! — Она бросила испуганный взгляд в сторону сугробов. — Габриел, ты цел?

Услышав до боли знакомый голос, лежавший на спине Габриел застыл и поднял голову. И тут же получил удар в грудь. У него перехватило дыхание, но он успел заметить стоявшую на дороге Эмили с пистолетом в руках. Направленного на второго похитителя. На человека, за которого, как Габриел некогда полагал, она была в сговоре. Боже, как он мог подумать такое? И какого черта она тут делает?

Его противник мог бы быстро вывести его из строя, если бы он немедленно не подавил свое удивление. Выровняв дыхание, Габриел схватил врага за руку, потянув его вниз, перекатился на него и одним точным ударом в челюсть мигом вырубил его. А потом снова взглянул на Эмили, не веря своим глазам! Она стояла такая бледная, но такая решительная и гордая, с неприкрытыми рыжим волосами. Негодяю, стоявшему недалеко, ничего не стоило бы обезвредить ее. Она даже не подозревала, какая ей опасность угрожала.

Испытывая дикий ужас, Габриел поднялся и, пошатываясь, направился к ней, чувствуя ослепительную боль в голове. При падении он сильно ударился виском, и теперь все симптомы скорейшего приступа были на лицо. У него начинало темнеть в глазах! Только этого ему не хватало!

К его огромному изумлению Эмили оказалась с ним и тут же поддержала его за руку, когда он поскользнулся.

— Ты в порядке? — с такой мукой в голосе прошептала она, что он чуть не позабыл о своем гневе на нее.

— Я готов убить тебя! — проговорил он стальным голосом, взглянув, наконец, ей в глаза. — Кто разрешил тебе выходить из экипажа? Где Ник?

Эмили чуть не расплакалась от облегчения, убедившись, что с ним все в порядке.

— Ник… Ник с Робином…

Превозмогая боль в голове, он взглянул на второго соучастника похищения и нападения и потянулся к пистолету Эмили.

— Отдай это мне!

И неожиданно произошло то, что потрясло его до глубины души. Взгляд Эмили стал жестче, она повернулась к их врагу и гневно процедила:

— Забирай его, Найджел, и уезжайте отсюда! И не смейте больше преследовать нас! Надеюсь, Роберт еще нескоро очнется, а твоя хромота не позволит тебе броситься за ними. Вы никогда не получите Ника! — Она резко повернулась к Габби и, крепко держа его за руку, добавила уже более спокойно: — Пойдем.

Потеряв дар речи, Габриел последовал за ней, с непонятной горечью убеждаясь, что она все же знала похитителей Ника. А ведь еще совсем недавно он было решил, что ее против воли вовлекли во все эти дела… И ее слова по поводу Ника. Господи, ему показалось, что его голова сейчас разорвется на части. Если они не поспешат, то он упадет без сознания раньше времени.

Гнев по-прежнему мешал ему мыслить здраво, поэтому слегка грубо втащив Эмили в экипаж и вручив ей Ника, он хлопнул дверью и взобрался на сиденье рядом с Робином.

— Поехали!

Если до сего момента он думал, что это самые тяжелые мгновения в его жизни, то теперь понял, что сильно заблуждался.

Самое мучительное ждало его впереди. Разговор с Эмили, который, он был уверен, изменит их жизни.

Загрузка...