Габби не мог пошевелиться, изумленно глядя на Эмили. Подложив одну руку под щеку, а в другой удерживая толстую книгу и согнув ноги в коленях, она мирно спала напротив теплого камина! На ней была только белая, казавшаяся почти прозрачной, ночная рубашка, которая обрисовала каждый соблазнительный изгиб стройного тела. Кружевной вырез открывал взору два округлых, прижатых друг к другу холмика. Волосы, эти божественно прелестные волосы, вспыхнувшие огнем в свете камина, были распущены, и длинные пряди укрывали левое плечо и талию, волной падая ей на спину. Это была действительно Эмили, его Эмили, и она была не игрой его воображения.
Вероятно, книга и сморила ее, пока она лежала здесь. Она выглядела такой беззащитной, такой одинокой и такой притягательной, что Габби едва мог дышать, привалившись к двери. Нежное личико разгладилось, и теперь она выглядела совсем юной и невинной.
Весь день он боролся с желанием пойти к ней, а она всё это время находилась в его комнате! Как будто бы ждала его! Дрожь прошлась по всему телу. Габби оттолкнулся от двери и сделать шаг в ее сторону. По дороге он бросил на стул сюртук, жилет и шейный платок. И даже умудрился снять сапоги, ни разу не споткнувшись, и неотрывно глядя на Эмили, которую боялся разбудить. Боялся, что это наваждение и при малейшем звуке волшебство исчезнет.
Оказавшись возле нее, Габриел тихо опустился рядом с ней. Громкие удары его сердца непременно должны были разбудить ее, но она не пошевелилась. Господи, его Эмили! Милейшее создание, которое нужно было холить и лелеять. Не в силах сдержаться, находясь в каком-то тумане, он поднял руку и осторожно коснулся золотисто-рыжей пряди, которая упала ей на щеку. Она чуть пошевелилась. Габриел замер, затаив дыхание. Он медленно заправил прядь ей за ушко.
И тогда она открыла глаза!
Габриелю показалось, что вокруг всё озарилось сотнями ярких огней, когда он, наконец, увидел изумрудные глаза. Эти бесконечно дорогие, милые глаза, без которых жизнь казалась тусклой и серой. К его большому облегчению, она не испугалась его, не завизжала от страха и не отпрянула. Она удивленно смотреть на него, бередя ему душу. Потом чуть повернула голову и хрипловатым спросонья голосом молвила:
— Привет.
Габби казалось, что он попал в другой мир, где не существовало никого и ничего, кроме нее. Кроме Эмили, которая могла управлять его сердцем одним своим взглядом. Он не мог пошевелиться, околдованный ею, полностью покаранный ею.
— Привет, — пробормотал он, чувствуя, как кружится голова.
Проснувшись окончательно, Эмили медленно приподнялась на локте, ощущая гулкие удары своего сердца. Ощущая возле себя Габриеля так близко, что зашевелились волоски на руках. Он пришел!
— Я ждала тебя, — проговорила она, глядя ему прямо в глаза.
Глаза, которые не надеялась больше увидеть. Вчера, после своего позорного ухода, она так сильно боялась, что он больше никогда не захочет видеть ее. Весь день, терзаемая страхом и сомнениями, Эмили не находила себе места, чувствуя себя в ловушке. В ловушке собственного прошлого. Которое на этот раз пыталось разрушить единственно дорогое, что у нее было в ее пустой, никчемной жизни.
Габриел!
В какой-то момент Эмили с болью поняла, что не вынесет его потери. Не сможет больше дышать, если он перестанет смотреть на нее. Вот так, со слегка потемневшими глазами, в которых светилась такая нежность и тоска, что защемило сердце. Он смотрел на нее так, будто вчерашнее ее бегство ничего не изменило, ничего не омрачило.
И когда он отпустил прядь ее волос и коснулся ее щеки, Эмили поняла, что ждала его почти всю жизнь.
— Я вижу, — сказал Габриел, пристально следя за ней. Быстро взглянув на книгу, он тихо спросил: — Это Геродот тебя так сморил?
Эмили стремилась к нему всем своим существом, поэтому не смогла сдержать порыва и медленно прижалась к его руке. И внезапно ощутила то, что никогда в жизни не испытывала: что она дома, именно там, где и должна была быть.
— Мне нравится Геродот, — выдохнула она, на секунду закрыв глаза. Сердце каким-то странным образом переворачивалось в груди. Господи, неужели Габриел рядом, и это не сон? Неужели все еще хочет дотрагиваться до нее? Снова взглянув на него, она подняла дрожащую руку и коснулась его подбородка с ямочкой. — Но в последнее время история персов заботит меня куда меньше, чем…
Она хотела, чтобы он обнял ее и снова заставил позабыть все на свете. В ее жизни было столько боли. Столько отвращения. Но с появлением Габриеля у нее появился шанс побороть всё это. Взять верх над своим прошлым и изгнать плохие воспоминания. Эмили поняла, что не может не воспользоваться даром, который привнес в ее жизнь Габриел. Так неужели она не могла позволить ему снова сделать все эти восхитительные вещи? Неужели не могла найти управу на свое прошлое, изгнать из памяти и вырвать его глубокие корни? Неужели не могла позволить себе хоть что-то хорошее? Вместе с Габриелем…
Никто никогда не мог заставить ее почувствовать то, что заставлял испытывать Габриел. Ни одни объятия в мире не были ей так дороги, как его. Ничье прикосновение не волновало и не тревожило, как его. И Эмили не хотела терять это. Она хотела познать всю силу этого чувства. До самого конца. Пока у нее было время. Габриел был единственным человеком в ее жизни, за которого она могла бы уцепиться, чтобы не упасть в пропасть.
Единственный человек, который хотел бы вытащить ее из этой пропасти.
— Что же стало волновать тебя больше Геродота и персов? — спросил Габриел, пытаясь дышать ровнее, пытаясь сдержаться и не прижаться к ее манящим губам.
Она вдруг нахмурилась. Пальчики ее прижались к его щеке.
— Больше Геродота… — в каком-то тумане повторила она, а потом неожиданно выпалила: — Можно тебя поцеловать?
Ее вопрос так сильно потряс Габби, что он не сразу нашелся с ответом. А потом он с болезненной ясностью понял истинный смысл ее слов. Она была похожа на поверженного ангела, у которого оторвали крылья. Ангел без крыльев, который хотел летать. Просил у него разрешение взлететь…
— Ты действительно этого хочешь?
У нее задрожала нижняя губа.
— Да, — почти выдохнула она, не сводя с него своих невероятно грустных и чуть мерцающих глаз.
Габби вздрогнул, когда она приподнялась чуть выше и осторожно погладила его по щеке. Его тело тут же отреагировало на это.
— Эмили…
— Ты больше не хочешь меня поцеловать?
Этот вопрос сотряс его до основания. Он замер, а потом медленно опустился на пол рядом с ней.
— Господи, Эмили! — прошептал он, теряя голову. — Я не в силах утаить от тебя свои поцелуи, но только в том случае, если они не причинят тебе вреда… Если они действительно необходимы тебе.
— Они нужны мне. Габриел! Они нужны мне больше жизни…
Как он мог отказать ей в маленьком спасении? Едва дыша, он склонил голову, полностью оказавшись на полу, и припал к ее губам осторожным, легким поцелуем, давая ей времени передумать, если вдруг это станет невыносимым испытанием для нее. Но к его огромному удивлению она не только не отстранилась от него. Эмили прильнула к его груди, обвила его шею руками и встретила его губы как умирающий от жажды хрупкий цветок.
Габби крепко обнял ее за талию и глухо застонал, когда она почти придавила его бедное тело к полу своим восхитительным, соблазнительным, почти нагим телом. Почти нагим, потому что, да спаси его Господь, но он чувствовал каждую впадинку и каждый мягкий изгиб.
Сделав над собой усилие, Габби оторвался от ее губ. Пока еще соображал, он должен был остановить ее! Должен был сам остановиться, пока не поздно.
— Душа моя…
— Можно я еще раз тебя поцелую?
Габби был в отчаянии. И в агонии.
— Эмили…
— Ну, пожалуйста, еще один раз. Обещаю, — шептали ее влажные губы.
Габби дрожал от вспыхнувшего в нем неистового желания. Сердце его колотилось так быстро, что могло в любую секунду разорваться на части. Она не понимала, какие опыты ставила над ним.
— Эмили… — умоляюще выдохнул он, когда она заставила его лечь на спину и легла на него сверху. — Господи, — проскрежетал он зубами, когда она случайно задела коленом его напряженную плоть. У него буквально засверкало перед глазами. Беспомощный перед ней, он спрятал лицо в каскаде ее волос и хрипло попросил: — Эмили, подожди…
С ним снова что-то происходило. Она чувствовала, как он дрожит. И внезапно отчетливо поняла, что он боится ее. И едва сдерживает себя, чтобы, по его мнению, не обидеть ее как вчера. Сердце дрогнуло в груди, когда Эмили повернула голову и посмотрела на его напряженное лицо. На широкий лоб, на котором выступила испарина. С безграничной нежностью она провела рукой по его щеке и обхватила его лицо своими ладошками, заставляя взглянуть на себя.
— Габриел, я не смогу жить дальше, если еще хоть бы раз не поцелую тебя, — призналась она, глядя ему прямо в потемневшие от сотни различных эмоций глаза.
Он вдруг замер под ней. Руки застыли на ее спине. Он долго смотрел на нее, а потом хрипло проговорил:
— Душа моя, я умираю от желания исполнить твою просьбу… Но я не хочу пугать тебя.
— Ты никогда не пугал меня. — Она положила палец ему на подбородок. На его знаменитую ямочку. — Ты был и остаешься единственным человеком, которого я хотела, хочу и буду хотеть целовать.
Габби подумал, что сейчас его сердце разоврется в груди. От радости. Облегчения. Это признание разрушило почти все сомнения, все страхи и боль. Остались отчаянная, непереносимая нежность к ней. И любовь. Габриел вздрогнул и на секунду прикрыл глаза, сделав глубокий вдох. Господи, он любил ее! Любил так, как не любил ни одного человека, ни одну женщину прежде! Ему казалось, что он нашел вторую половинку своего сердца. Потерянную часть своей души. Будто всё теперь стало предельно ясно. Всё стало на свои места. Как можно было не любить Эмили? Ту самую Эмили, которая рассказывала ему о приметах всех графств…
Габриел сделал очередной глубокий вдох. И втянул в легкие новый воздух новой жизни.
Эмили было не по себе от его долгого молчания, но он наконец открыл глаза. В них было что-то такое, что заставило ее сердце сжаться от боли. И еще большей нежности к нему. Как будто в нем что-то изменилось. Что-то успокоило его и расслабило его тело. Потом он осторожно прошелся по ее спине своими теплыми ладонями и прижал ее к себе. Одна рука его поднялась выше и отвела в сторону прядь рыжих волос.
— Душа моя, я готов целовать тебя до тех пор, пока могу дышать. Пока тебе нужны мои поцелуи…
— Они нужны мне, — с безграничным облегчением заверила Эмили, подавшись вперед, ощущая на щеке его теплое дыхание. — Боже, мне нужны все твои поцелуи!
— Я отдам их тебе, все до единого. Но взамен попрошу все твои.
— Они твои, все до единого…
Положив руку ей на затылок, он притянул ее голову к себе и, наконец, овладел ее губами. Она раскрылась ему навстречу, издав тихий стон. И весь мир взорвался, потому что Габби понял, что не отпустит ее до тех пор, пока не возьмет каждый ее вздох, каждый стон, каждый поцелуй. Каждое биение сердца. До конца жизни.
Ее губы были мягкими и покорными. Габриел разжал их и углубил поцелуй, чувствуя, как кровь шумит в ушах, как ее тело начинает двигаться над ним, сводя с ума. Господи, он мог не вытерпеть уже сейчас. Поэтому, чтобы хоть немного ослабить давление ее тела, он медленно перевернул ее на спину, уложил на одеяло и прижался к ней, готовый поглотить ее целиком. Но он должен был сдержаться. Должен был показать ей каждую грань открывающегося перед ней удовольствия и не напугать ее.
Эмили было непривычно чувствовать на себе большое, сильное тело, но пока губы Габриеля с головокружительной настойчивостью изучали ее, пока по груди разливалось знакомое и такое необходимое тепло, она не хотела думать ни о чем, кроме него. И снова упоительное чувство восторга охватило ее от жарких поцелуев Габриеля. Он умел доводить ее до того состояния, когда она с охотой переступала грань между реальностью и волшебством. Она тянулась к нему, с трудом переводя дыхание, обнимала сильные плечи, чувствовала железные, напряженные мышцы под тонкой тканью рубашки. Она очень хорошо помнила, какая у него нежная и горячая кожа. Она очень хорошо помнила, как прикасалась к нему вчера. И как ей хотелось сделать это снова.
Когда Габби понял, что скоро задохнется от поцелуя, потому что она почти овладела этой наукой, он застонал и отпустил ее губы. И стал покрывать поцелуями ее щеки, лоб, закрытые глаза, прошелся губами по подбородку и спустился ниже, а потом прижался языком к отчаянно бьющейся жилке.
— Габриел, — сорвалось из ее уст.
Эмили неосознанно выгнула спину, чувствуя, как сладкая дрожь пробирает ее насквозь, не позволяя быть бесчувственной и неподвижной к его прикосновениям. Не сказав ничего, он опустился ниже и поцеловал впадинку у основания ее шеи, а потом языком прочертил ее контуры. Эмили зажмурилась, пытаясь удержать в горле очередной рвущийся наружу стон.
— Эмили, — прошептал он, нависнув над ней.
Она открыла глаза и посмотрела на него. Габби понимал, что на этот раз одними поцелуями ничего не закончится. Она хотела этого, она собиралась бороться за это, и он собирался помочь ей преодолеть все страшные барьеры. Поцелуи были хорошим началом. Это отвлечет и успокоит ее от прошлых воспоминаний. Поэтому, подавшись вперед, он снова завладел ее губами неистово-страстным, мучительно-долгим поцелуем до тех пор, пока она не издала слабый стон. Пока он не понял, что она находится во власти сильнейших чувств.
Только тогда он позволил своей руке лечь на вздымающийся холмик.
И снова она замерла, как вчера. Но это продлилось недолго. Габби не переставал целовать ее, в то время как пальцами нежно поглаживал чуть напряженный сосок. Эмили замерла, оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на плече. А потом до него донесся ее отчаянный шёпот:
— Это Габриел… Габриел…
Ему показалось, что на него рухнула вся тяжесть вселенной. Снова все было тщетно. Он дрожал от желания, покрылся испариной и был так тверд там внизу, что мог взорваться в любую секунду. Но он должен был остановиться. Ради Эмили он готов был сделать абсолютно всё, лишь бы не подвергать ее тому испытанию, к которому она не была готова. Он не мог причинить ей такую боль. Поэтому убрал свою руку от ее груди.
Приподнявшись на локте, он шершавым, как галька голосом молвил:
— Нам нужно остановиться.
— Нет! — с еще большим отчаянием произнесла она, вцепившись в него. — Прошу тебя, милый, не отпускай меня. Я не хочу…
— Эмили, — выдохнул он сокрушенно, зарывшись лицом в шелковистые волосы. У него заболело сердце. У него сжимались всё внутренности. Он мягко обнял ее. — Я не перенесу, если причиню тебе боль…
— Я знаю!
— Тогда отпусти меня.
— Не могу.
Габриел сделал глубокий вдох, чтобы прояснить сознание. Чтобы немного прийти в себя и решить, что им делать дальше.
— Ты еще не готова…
— Если ты отпустишь меня сейчас, я никогда не буду готова к этому. — Эмили прижалась губами к его шее и тут же почувствовала, как он вздрогнул. — Я хочу пройти это с тобой до конца. Только с тобой!
Если до этого у него болело сердце, теперь заныли все кости. Он так сильно любил ее, что запершило в горле!
— Душа моя, — сдавленно молвил он, погладив ее волосы. Господи, она была права! Только так она могла бы победить свое прошлое! И он должен был помочь ей во что бы то ни стало! На этот раз Габриел должен был сделать все возможное, чтобы она испытала совершенно другие чувства. — Ты ведь знаешь, что произойдет между нами?
Она медленно кивнула, продолжая крепко обнимать его за шею.
— Д-да…
— Эмили, то, что произойдет сейчас, то, что я хочу разделить с тобой, это самое чарующее волшебство на свете. — С ней это действительно будет волшебно. Габриел стал медленно целовать ей шею, чтобы отвлечь и расслабить. Почувствовав, как прежняя дрожь от его прикосновений снова возвращается к ней, он приподнял голову. — Душа моя, посмотри на меня.
Эмили подчинилась и открыла глаза, всем сердцем желая этого, доверяя ему и готовая к тому, что должно было произойти. Ведь только так она могла справиться с прошлым. Только так могла смыть с себя грязные прикосновения Найджела. Только Габриелю была дана власть освободить ее от ужаса и мрака.
Он вновь положил руку ей на грудь. Осторожно, нежно. Его серые глаза пристально смотрели на нее, когда он слегка сжал ладонь. Эмили уже готова была ощутить ужас и отвращение, но снова раздался до боли любимый голос.
— Ты чувствуешь мою руку?
Господи, она так хорошо чувствовала его руку!
— Д-да.
— Чья это рука?
— Т-твоя.
Он нежно погладил ей грудь, и к своему удивлению Эмили ощутила, как заныл чувствительный холмик, как затвердел сосок и уперся ему в ладонь.
— Тебе приятно, когда я прикасаюсь к тебе?
Его большой палец медленно прошелся по соску. И Эмили вдруг ощутила сладкую дрожь, прокатившуюся по всему ее телу, почти такую же, как во время его поцелуев. Пока он ласкал отвердевший сосок, внутри нарастало странное томление. И она сосредоточилась на этом неизвестном, но до боли приятном чувстве.
— Да, — едва слышно произнесла она, обнаружив, как обостряется всё внутри по мере того, как он все настойчивее ласкает ей грудь.
— Не думай о том, что это моя рука. Не думай вообще ни о чем, кроме собственного удовольствия. Я хочу подарить эту ночь тебе. — Опустив голову, он прижался губами к ее шее. — Я хочу, чтобы ты не чувствовала ничего, кроме удовольствия, которое я могу тебе доставить. Это очень приятно, поверь мне. Это восхитительно. Я хочу, чтобы ты тонула в блаженстве. Я хочу, чтобы ты получала то, что предназначено только тебе. — Он добрался до ее губ и подарил ей один из тех мучительно-долгих поцелуев, от которых у обоих участилось дыхание. — Разве тебе нехорошо, когда я целую тебя?
Эмили снова начинала плыть и таять. Нега и трепет снова охватили ее всю. Она запустила пальцы ему в волосы и посмотрела на него потемневшим взглядом, обдавая его жаром своего дыхания.
— Господи, Габриел, мне безумно приятны твои поцелуи!
— Думай о своем удовольствии. Сосредоточься на своих ощущениях. Слушай мой голос. — Он нежно улыбнулся ей и хрипло добавил: — И наслаждайся.
Его губы снова нашли ее уста. Боже, это было больше, чем обещание! Больше, чем ожидание. Это было всё то, что изменит ее, преобразит и очистит. Эмили прижалась к нему, готовая на все, что он только мог дать ей. И он давал ей, так точно, так щедро и с той неописуемой страстью, что Эмили снова не сдержала своего стона. Тогда, не переставая целовать ее, он развязал ленты на ее рубашки, просунул руку под тонкую ткань и накрыл на этот раз обнаженную грудь. Эмили вздрогнула и выгнула спину. Он быстро отпустил ее губы.
— Не бойся меня, — в отчаянии пробормотал он, пытаясь дышать. — Ради Бога, не бойся меня!
— Я не боюсь, — уверила его Эмили, думая только о его руке, о его горячем дыхании и движениях его пальцев, которые гладили ей грудь. И на этот раз не пришлось прикладывать усилий, чтобы делать это. Она начинала дрожать. Но именно от того, что делал с ней Габриел. Эмили прижалась к нему, ища у него защиты и помощи, и тихо добавила: — Я никогда не боялась тебя… Никогда.
Он снова накрыл ее уста.
И все изменилось. Теперь Эмили думала только о его прикосновениях. Только о его руках и губах, которые доставляли ей такое упоение, такое наслаждение, что хотелось плакать. Тело покрылось мурашками, она вся дрожала и льнула к нему, не понимая, что с ней происходит. Ей было жарко, так жарко, что тяжесть ночной рубашки стала мучить и терзать ее. Эмили казалось, что она лежит на невесомом облаке, которое порывистый ветер мчит с сумасшедшей скоростью. И было совершенно неважно, куда он приведет ее. Стал важен не пункт назначения, а сам полет. Сумасшедший, головокружительный.
Господи, ей нравилось плыть, пока вместе с ней плыл и Габриел!
Он целовал ее до тех пор, пока голова окончательно не затуманилась. Тогда он приподнялся и потянул вниз ее рубашку. Эмили не заметила, этого, охваченная жаром. Он снова склонился над ней, и горячие губы тут же прижались к заалевшей коже. Инстинктивно она выгнулась навстречу его губам. Сладкая нега прошлась от макушки головы до пальцев ног, когда он стал поглаживать ее своими руками, пока его губы изучали ее тело. Эмили закрыла глаза, умирая от удовольствия, которое он обещал ей доставить. И которое начало заполнять каждую клеточку.
Это было восхитительно. И даже больше того, чего она ожидала. Запустив пальцы в его золотистые уже взъерошенные волосы, Эмили прижала его ближе к себе. И чуть не подпрыгнула, когда его губы сомкнулись на отвердевшем соске.
— Боже, — выдохнула она со смесью удивления и страха.
И снова ничего кроме удовольствия это не могло не принести ей. Габриел быстро посмотрел на нее, и когда увидел, как закатились изумрудные глаза, убедился, что на верном пути. Господи, ему казалось, что он попал на пиршество, где предлагались самые изысканные блюда! Это было больше, чем пиршество. Он познавал тело своей Эмили. Он хотел отдать ей всего себя, без остатка. Невероятно, но как же волшебно, когда целуешь губы той, кого любишь, ласкаешь тело той, перед которой поклоняешься! Любовь преображала все! Он хотел ее с неистовой силы, но мог овладеть ею только в том случае, если это принесет радость и ей. И какого же была его безграничная радость, когда он обнаружил, что ей приятны даже его поцелуи на ее груди.
Она была идеальна! Идеальна с ног до головы. У нее была восхитительная, упругая и полная грудь, увенчанная розовыми сосками. К одному из таких горошин Габби и припал губами, воздав молитву богам за то, что это не напугало ее. Она боролась с собой, чтобы не застонать. Она не понимала, что стон — самое естественное, что может сейчас быть. Она гладила его по голове, не подозревая о том, что уже полностью отдалась во власти грядущей страсти. И Габби пообещал подарить ей то, что навсегда изменит ее. Что станет достойной наградой тому, что она доверилась ему.
Закончив с одной грудью, он накрыл ее ладонью и, поигрывая с влажным темным соском, захватил губами другой, услышав тихий стон Эмили.
— Боже мой… — Эмили не могла ничего поделать с собой, только стонать от упоения, которое охватило ее целиком. — Габриел…
Она не могла вместить в себе то, что накапливалось в ней, густело и уходило куда-то вниз, сосредотачивалось между ног и в какой-то неожиданный момент стало пульсировать, обостряя все чувства. Ей казалось, что ее тело становится тяжелым и воздушным одновременно. Эмили выгнула спину, не в силах справиться с этим напряжением, которое усиливалось благодаря усилиям и настойчивым ласкам Габриеля. Когда ей показалось, что она больше этого не вынесет, он вдруг вскинул голову и поднялся. А потом усадил ее на мягком одеяле и стащил через голову расстегнутую рубашку. Рыжие волосы взметнулись и огненным дождем упали ей на плечи и грудь.
Габриел смотрел на нее как завороженный. Никогда прежде он не видел ничего прекраснее обнаженной Эмили. Белая кожа, покрытая легкой испариной, блестела под светом камина. Манящая грудь выступила вперед, розовые вершинки отвердели и ждали очередного прикосновения. Узкая талия переходила в округлые берда. Стройные ножки покоились возле его ног.
Он был уверен, что даже находясь на смертном одре, старый и дряхлый, он закроет глаза и непременно увидит эту картину. Увидит любовь всей своей жизни! Габби ощутил, как еще больше напрягается и тяжелеет его тело. Он взял ее руки в свои и, глядя ей прямо в потемневшие изумрудные глаза, тихо попросил:
— Сними с меня рубашку.
Эмили снова плыла. На этот раз облако стало двигаться медленнее, давая ей времени отдышаться. Никогда бы она не подумала, что ей представиться такое, но, помня какой нежной была его кожа под пальцами, она захотела увидеть его всего. И глядя в серебристые глаза, чувствуя, как чаще забилось сердце, она вытащила полы его рубашки из-за пояса и стащила через голову, а потом бросила в сторону и затаила дыхание.
Казалось, он весь был сделан из золота. Золотистая кожа мерцала от падающего на него света из камина. Тугие мышцы резко обозначились под ней, доказывая, что он определенно часто любит разминаться и, возможно, играть не только в бильярд. Широкие плечи переходили в напряженную грудь, покрытую мелкими золотистыми волосками, которые узкой дорогой сбегали вниз по твердому животу. Эмили никогда бы не подумала, что ее может восхитить мужское тело. Но она не могла оторвать взгляд от тела Габриеля. Она подняла руку и положила дрожащие пальцы на его грудь. У него была на удивлении горячая кожа. Как она и помнила.
— Какой ты красивый! — выдохнула она, изучая его такое непохожее на нее тело.
Габби сжал зубы, чтобы сдержать себя и позволить ей делать все, что она захочет. Ему казалось, что по нему проводят раскаленным железом. Это была такая пытка, которую он не мог долго выдержать. И так и произошло. Терпение кончилось, когда она задела своими любопытными пальчиками его напряженный сосок. Издав полустон полурык, он обнял ее, прижимая к своей груди ее обнажённую грудь, опустил на одеяло и припал к раскрытым губам на этот раз уже голодным поцелуем, окончательно потеряв голову.
Эмили снова обняла его, цепляясь за него, чтобы не упасть, хотя лежала на твердом полу. Щемящий восторг ударил ей в голову, когда она заполучила возможность беспрепятственно изучать его необычное, сильное тело, контуры его широкой спины. Напряжение, собравшееся в груди, поползло ниже, вызывая новую пульсацию, сильную, требовательную. Она выгнулась и прижалась к нему. И снова ощутила нечто твердое и выпуклое у него там, внизу.
Габриел упал на нее, вжав в нее свои бедра, чувствуя, как начинает плавиться всё внутри. Совсем скоро он превратиться в желе. Она сводила его с ума, и он вдруг понял, что больше не может сдерживать себя.
Они давно перешли грань, за которой не было возврата. Не переставая целовать Эмили, он опустил руку и накрыл рыжий треугольник. Она вздрогнула и свела вместе свои ноги. Едва дыша, Габриел оторвался от нее и прижался к ней щекой.
— Габриел… — выдохнула она с мукой.
Габриел замер, решив, что воспоминания снова овладевают ею.
— Что такое, душа моя? — спросил он, не убирая руки.
Она снова прижалась к его плечу. Щеки ее пылали.
— Прошу тебя, не трогай меня там…
У нее там всё болело и сжималось так, что она боялась не вынести его прикосновения. И там… это было такое интимное место… Он не должен был делать этого.
Габриел поднял голову и посмотрел на нее таким потемневшим и горящим взглядом, что Эмили стало трудно дышать.
— Тебе… тебе это неприятно? — с трудом спросил он, пытаясь контролировать отчаянный стук своего сердца.
Она покраснела до самых ушей, когда закрыв глаза, пробормотала срывающимся голосом:
— Нет… это… там… там я вся…
Он вдруг всё понял! Словно по голове ударили обухом! Господи! Габриел улыбнулся, понимая, что от возбуждения она должна была повлажнеть, чтобы принять его. Это было впервые для нее, поэтому она покраснела, признавшись в столь постыдной, по ее мнению, вещи. От облегчения у него закружилась голова. Он нагнулся и мягко поцеловал зажмуренные веки.
— Это естественно, душа моя, — проговорил он, поцеловав другое веко, а заем и кончик носа. — Так должно было произойти…
— Да?
Она открыла глаза и посмотрела на него с той доверчивостью и надеждой, которые сокрушили его сердце. И любовь с новой силой нахлынула на него.
— Да, и ты скоро поймешь, почему это правильно.
Габриел прижался к ее дрожащим губам поцелуем, в который вложил всего себя, всю свою любовь и желание, которое испытывал к ней. Любовь помогала ему проходить этот удивительный путь. Любовь, которая открыла ему глаза. Рука его осторожно развела ее бедра и проскользнула к влажным лепесткам.
Эмили издала глухой стон и откинула голову назад, едва дыша. Его пальцы прижались к такому чувствительному место, что она чуть не задохнулась. Откуда? Как он узнал, что именно там у нее все пульсировало и горело? Его пальцы умело накрыли набухшую горошинку, и пока его губы покрывали поцелуями ее шею, грудь и изнывающие соски, его палец творил такие немыслимые вещи, что в какой-то момент Эмили подумала, что ослепнет. Напряжение сковало каждый мускул, каждую клеточку ее тела. Она дрожала, хватая ртом воздух. Когда его ласки стали нестерпимыми, он вдруг приподнялся, коленями мягко развел ее бедра шире, прижался к ней чем-то горячим и твердым. И подался вперед.
И очарование мигом улетучилось, потому что ее пронзила такая острая боль, что она чуть не заплакала. Вскрикнув, она вцепилась в его напряженные как камни плечи и замерла, отчаянно борясь со слезами.
— Габриел… Ради бога, подожди!
Он замер, потому что замерла вселенная. Габриел не мог поверить в это, но он только что прорвал неожиданную преграду. Сокровище, которое считал давно украденным и уничтоженным. Он не мог дышать, захваченный в тесный плен. Жар и глубина ее тела манили и мучили его, но он не мог двигаться. Весь он был покрыт густой испариной. Перед глазами темнело, но он ничего не видел. Он только чувствовал дрожь Эмили. Ее судорожное дыхание.
Господи, неужели бесчеловечное насилие не было свершено? Мерзавцу не до конца удалось уничтожить ее! Покуситься на святое! Габби едва мог поверить в то, что Эмили так сильно повезло! Едва мог вместить в себе необъятную радость, от которой закружилась голова. Он с трудом приподнялся на локтях, осторожно погладил ее по щеке, глядя в самое красивое, самое дорогое лицо на свете. Его Эмили! Его любовь! Его душа!
— Эмили…
Она открыла глаза и посмотрела на него с такой болью, что перехватило дыхание.
— Почему мне было так больно? — прошептала она.
Габби провел пальцами по ее нахмуренному лбу, сдерживая сове желание. Пытаясь не чувствовать силу, с которой она сжимала его плоть.
— Ты была невинна, — сквозь зубы молвил он, снова задрожав. — Я лишил тебя невинности.
Эмили какое-то время удивленно смотрела на него. Потом изумрудные глаза расширились от осознания того, что только что произошло. Она затаила дыхание, не в силах пошевелиться, не в силах дышать. Лишь чувствовать твердую часть его в себе. То, что доказало ей, наконец, как она заблуждалась. Боже, как заблуждалась все эти долгие годы! Семь лет она жила с мыслью о том, что обесчещена, что она грязная, запятнанная и никому не нужна. Родители решили, что она пала и, не разобравшись ни в чем, выгнали ее из дома. Позволили ей все эти годы думать, что она не достойна ничего.
А Габриел… Он не только вернул ей таинство прикосновений и объятий. Он вернул ей ее душу. И тело! Боже милостивый!
Внезапно слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по виску. Габриел подумал, что сейчас задохнется от боли. Он вытер влажную дорожку.
— Тебе больно? — глухо спросил он, глядя в самые грустные, самые дорогие глаза на свете.
— Мне больно не там. — Медленно взяв его руку в свою, Эмили положила ее туда, где билось ее сердечко. — Мне больно тут.
Габриел застыл, осознав одну важную вещь: он никогда не перестанет любить ее, что бы ни произошло. Даже если его сердце остановится, он будет любить ее и с того света.
— Душа моя, — выдохнул он, прижавшись лбом к ее лбу, и сделал легкое движение бедрами. Эмили встрепенулась и всхлипнула. — Тебе неприятно?
— Нет… Это… это так странно… — Она закрыла глаза, испугавшись тех сильных чувств, которые внезапно нахлынули на нее. Каким-то образом он задел набухшую горошинку там между ног, и пульсация возобновилась с новой силой. — Может, мы прекратим это?
Габби мог бы заплакать, если бы так до предела не сжимал челюсти.
— Ты можешь думать обо мне?
Эмили поняла, что они не до конца прошли путь. И что он решил, будто ей страшно от воспоминаний. И хотел помочь ей справиться с этим. Он снова осторожно вышел из нее, а потом мягко скользнул обратно. Прямо в нее. В самую глубину, туда, куда не проникал никто. Эмили застонала и откинула голову назад, хватая ртом воздух.
— Все это время я… я только о тебе и думала… — призналась она, захваченная им, покоренная им, находясь полностью во власти Габриеля. Боже, она не понимала, что происходит, но когда он сделал еще одно движение, когда удовольствие, о котором он говорил, сбило ее с ног и подбросило на мчавшееся облако, Эмили осознала, что не хочет, чтобы он остановился.
Внезапно прошлое, боль и страхи отступили в сторону перед силой его нежности и страсти.
— Тогда не переставай думать обо мне!
Он приподнялся, завладел ее губами в каком-то сумасшедшем поцелуе и стал двигаться все увереннее. Эмили казалось, что ей становится все хуже, но в то же время ей было еще лучше. С каждым вторжением он приносил с собой все новые ощущения. Такие острые и жгучие, что Эмили стала плавиться от жара. Она стонала, не в силах подавить свои стоны. Она не думала ни о чем, кроме него. Да и невозможно было поступить иначе, когда он медленно сводил ее с ума. Это было так невероятно. Так странно! Так остро!
Она стала двигаться вместе с ним, инстинктивно ловя его ритм, потому что не могла больше оставаться безответной. Крепко сжав его могучие плечи, она уткнулась ему в плечо и принимала его в себя, позволяя ему проникнуть в самые сокровенные глубины. Он имел право это сделать. Теперь он имел право даже на ее душу. И она бы с удовольствием вручила ему его, потому что все это теперь принадлежало ему.
Мучительно-сладкое ощущение снова овладело ею и накапливалось в месте единения их тел. Оно усиливалось, росло и густело. И с какой-то пугающей силой готово было наброситься на нее. Это пугало. До безумия пугало. Что-то должно было произойти. Эмили чувствовала это, когда напряжение стало нестерпимым. Габриел вел ее к чему-то. Что-то надвигалось. Удовольствие, переходящее все грани. Предвкушение чего-то нового, желанного…
Все постепенно замирало, хотя движения Габриеля стали быстрыми и резкими. Эмили крепче обняла его. Стоны стали частыми.
Габриел чувствовал, что она близка. Он умело вел ее к освобождению, но боялся не дожить до конца. Нет, он должен был показать ей рай прежде, чем сам окунётся в него. Должен был подарить ей обещанное наслаждение, чтобы она поняла, наконец, что скрепило их навеки. Сжав зубы и пытаясь сдержать себя из последних сил, он окунался в ее горячие глубины, умирая от блаженства. Сердце стучало так неистово, что он стал погибать прямо в ее объятиях, и это была бы самая упоительная погибель.
Она вдруг дернулась и застыла, затаив дыхание. Габби понял, что она находится на грани, на которой балансировал и сам. Он должен был защитить ее, выйти из нее прежде, чем извергнется, но она так крепко сжала его изнутри, что Габби буквально ослеп.
— Господи! — заскрежетал он зубами, почувствовав, как она стала дрожать у него в руках!
— Габриел! — вскрикнула Эмили, забившись в конвульсиях, задыхаясь от блаженства, которое прокатилось по всему телу, заставив сжаться даже пальцы ног. Она захлебывалась… От восторга. От упоения и сладости, в которые обернулись напряжение и страх перед неизведанным. — Габриел!
— Душа моя, — зарычал он, изливаясь в нее в мучительном, бурном освобождении. Он не должен был подвергать ее опасности забеременеть, но сейчас ничего не мог поделать с собой. Отдав ей последний свой вздох, Габби медленно осел на нее всей тяжестью своего тела, а когда дыхание немного вернулось к нему, он повернул голову и тихо шепнул ей на ушко: — Останься со мной…