Глава 8

Было ужасно холодно. Габриел сжался, тщетно борясь с холодом. И, кроме того, у него было скверное настроение. Не сумев нормально выспаться, он очень рано спустился вниз и сидел один в большой столовой. Габриелю не хотелось никого видеть, не хотелось даже кушать. Он сидел со своим блокнотом и просто смотрел на знакомые строки, но при этом не испытывал абсолютно никаких чувств. Даже излюбленные переводы уже не могли утешить его.

Он не мог думать ни о чем, кроме Эмили. Память постоянно возвращала ему те мгновения, когда она оказалась в его руках. Когда он ощутил беспредельное счастье только от того, что она сама обняла его. Как приникла к его груди своей щекой и позволила гладить по своим волосам. Он думал о тех мучительно сладких мгновениях, которые жаждал вернуть, но не знал, как это сделать.

Габриел гневно сжал челюсть, плотнее натягивая перчатки и глядя на заметавшую с опасной скоростью дорогу. Снег шел с самого утра, и это ничего хорошего не предвещало. Но даже на этом он не мог сосредоточиться, отчаянно пытаясь решить, что же делать дальше. Как теперь быть с Эмили?

Она ясно дала понять, что не нуждается ни в его объятиях, ни в его заботе. Ни тем более в его участии. Она не хотела, чтобы он снова прикасался к ней, но, черт побери, как он это сделает, когда вновь увидит ее? Было выше его сил смотреть на нее и не желать прикоснуться к ней. Он не знал силы, способной заставить его отказаться от нее.

Боже, он был в агонии! Это было хуже даже ожидания его приступов…

И снова он возвращался к тому, что Эмили не желала его видеть. Но так ли это на самом деле?

Вспомнив одиноко скользившую по бледной щеке слезинку, Габби почувствовал глухую боль. Он боролся с желанием выйти к ней утром самому, но послал вместо себя Робина. Потому что постепенно он начинал понимать Эмили, понимать ее страха прикосновений, страха перед мужчинами… И это не приносило облегчения.

«Вы, мужчины, считаете, что вам позволено всё, что вы имеете права поступать так, и в некоторой степени закон на вашей стороне. Вам подобные просто считают своим долгом наказывать женщин, дабы они знали сове место, и никто не подумает осудить вас за это».

В прошлом она подверглась жуткому испытанию. От нее отказался отец, а брат привел в дом человека, который разрушил ее жизнь. Неудивительно, что она стала ненавидеть всех мужчин. Но Габриел не мог и не желал попадать под эту категорию. Ему было горько от того, что она поставила его в один ряд с жестокосердечными родичами своей семьи и с тем мерзавцем, голову которого он с огромным удовольствием оторвал бы от плеч.

Ему было тяжело видеть боль в ее глазах. Боль, которую причинили близкие ей люди. Близкие мужчины. Да, раньше он с содроганием и мукой думал о том, что пережила такая юная, такая впечатлительная девушка, как Эмили…

Но увидеть ее боль своими глазами оказалось почти невыносимым испытанием!

А ведь она показала ему лишь часть своей боли. Габриел с ужасом думал, что же на самом деле скрыто в ее душе. И внезапно понял, что хотел добраться до ее боли. Добраться до ее сердечка и попытаться изгнать оттуда то, что так много лет терзало ее!

Но как он мог это сделать? Как мог заставить ее понять, что он ей не враг? Что он не такой, как другие мужчины. Мужчины, которые могли принести женщине лишь горе. Как снова вернуть то хрупкое доверие, которое еще совсем недавно они обрели? Габриел вдруг понял, что если и дальше станет избегать ее, потом встретиться с ней будет гораздо сложнее. Он должен был снова увидеть ее. Иначе упустит последний шанс на примирение! Забрезжившая вдали надежда на то, что еще не все потеряно, вернула ему душевное равновесие. И только тогда Габриел ощутил прилив воодушевления и легкого возбуждения, когда разрешил себе, наконец, вернуться в экипаж, в котором ехала Эмили с Ником.

— Боже, как же холодно! — простонал он, натягивая шляпу, которую резкий порыв ветра то и дело норовил сорвать с головы.

Сидящий рядом Робин усмехнулся.

— Может потому, что это зима?

— Ужасная зима для Англии.

— А может это потому, что вы хорошо погрелись в Европе?

Габби недовольно глянул на Робина.

— Ты считаешь меня изнеженным?

Замечание Робина могло бы обидеть Габби, если бы тот тут же не покачал головой.

— Ну что вы, конечно, нет! — быстро заверил Робин, твердо держа вожжи. — Вы не из тех, кто греется возле камина с пледом на коленях и боится высунуть нос, когда дует ветер.

— Премного благодарен.

— Если бы вы были изнеженным лордом, я бы никогда не поехал с вами, — вдруг тихо проговорил Робин, став серьезным.

Выражение лица Габриеля тоже изменилось. Он полностью повернулся к своему спутнику.

— Я бы никогда не доверил тебе свою жизнь, если бы думал, что ты можешь сделать такое заключение.

Робин ничего не сказал, а лишь еле заметно кивнул, что было знаком высшей формы благодарности с его стороны. Это успокоило Габриеля. Решив сменить тему разговора и желая кое-что узнать, но так, чтобы друг не понял его намерений, он небрежно спросил:

— Интересно, почему никто не придумал закрытого места для кучеров?

— Может потому, что это до сих пор никому не пришло в голову? — с иронией заметил Робин.

— Какое досадное упущение! — Габби покачал головой. — Нужно как-нибудь обсудить это с моими зятьями. Уверен, они поддержат меня, если я решу вынести на обсуждение тему о чем-то подобном в парламенте. — Он заерзал на стуле и быстро добавил: — Кстати, как она отреагировала на твое появление? Что она сказала о покупках?

Возможно, для любого другого человека этот вопрос показался бы весьма простым и незначительным. Но только не для Робина, который расслышал явное нетерпение в голосе виконта, потому что многое знал и многое видел.

— Нормально она отреагировала, — почему-то грубовато сказал он, сжав вожжи.

Габриел замер на месте, забыв о снегопаде и ветре.

— То есть, как нормально отреагировала? — с еще большим волнением спросил он, взглянув на Робина. Интересно, как она повела себя, увидев шляпку, которую он купил ей. Не могла ведь она решить, что он купил это случайно или для Ника. Он угадал с размером? Фасон был ей приятен? — Взяла свертки и закрыла дверь? Или что-то сказала? Она что-то сказала? Хоть что-нибудь?

Робин попытался сдержать улыбку, когда ответил:

— Да. Она спросила, как ваше имя.

Габби удивленно вскинул брови.

— Мое имя? — недоумевал он. — Но она знает, как меня зовут.

— Да, имя ваше знает, но… — Тут неловко как раз стало ему. — Но я проговорился, назвав вас милорд. Вот она и захотела узнать, кто вы такой. Не знаю, почему я это сделал, но она такая странная девушка… у нее такие необычные глаза… — Он откашлялся и резко добавил: — Я ей не доверяю.

Замечание Робина очень не понравились Габриелю.

— Эмили можно доверять! — необычно резко заявил он и сам вдруг осознал, что это на самом деле так. — Если бы я ей не доверял, я бы ни за что не поручил ей заботу о Нике.

Кажется, это убедило Робина, поэтому он больше ничего не сказал. Исчерпав тему разговора, Габби вдруг напрягся и быстро бросил:

— Остановись. — Когда Робин удивленно посмотрел на него, он более спокойно добавил: — Я хочу пересесть в экипаж. — Когда взгляд Робина стал многозначительным, Габби с нажимом проговорил: — Мне нужно посмотреть, как там Ник.

В прошлый раз, поужинав с ним, она не захотела разговаривать с ним. После объятий она устроила ему настоящий выговор. Боже, он надеялся, что когда он поцелует ее, она не возненавидит его! Он ведь действительно собирался поцеловать ее во что бы то ни стало. И что бы она там ни говорила.

Это был лишь вопрос времени.


* * *

Сытый и довольный Ник почти засыпал, когда экипаж вдруг остановился. Эмили рассеянно подумала, что наступило время ланча, но определенно для этого было слишком рано. Смятение чувств, которые охватили ее с самого утра, не давали ей ни малейшей возможности на чем-либо сосредоточиться. Она не могла забыть подарок Габриеля. И не могла избавиться от тяжелого предчувствия, что он действительно стал избегать ее, когда обнаружила, что он не ждет ее и Ника за дверью номера, чтобы проводить их до экипажа. Его не было видно даже поблизости, когда они покидали гостиницу.

Что ж, с горечью думала Эмили, если она старалась избавиться от его общества, ей это отлично удалось. Она пыталась утешить себя тем, что так будет лучше, ведь ей рано или поздно придется расстаться с ним. Так зачем еще больше привязываться к нему, если они шли по жизни разными дорогами?

Привязываться? Она привязывалась к нему???

Почему-то именно в этот момент экипаж остановился. Дверь быстро распахнулась, и Габриел собственной персоной стремительно взобрался внутрь, принося с собой хлопья снега. Затем, как ни в чем не бывало, он захлопнул дверцу, чтобы не выпускать тепло, устроился на сиденье напротив нее, и они снова тронулись в путь. Не готовая к столь внезапной встрече с ним, она замерла на месте, не смея даже дышать. Эмили изумлённо смотрела в бесстрастное лицо человека, которого уже не надеялась увидеть. На человека, который с такой легкостью вызывал в ней столько противоречивых чувств! Как ему это удавалось? Почему именно он? — снова вопрошала она.

Почему сердце подпрыгнуло только от сознания того, что он рядом? Почему ей стало трудно дышать, когда он посмотрел, наконец, на нее?

Удивительно, еще совсем недавно ощущая жгучее чувство вины, она была готова просить у него прощения, но едва он оказался так мучительно близко, как Эмили растерялась, и теперь не знала, что ей делать. Она не могла двигаться, не могла дышать, а как загипнотизированная смотрела только на него, зная лишь одно: когда он смотрел на нее своими пронзительными серыми глазами, она не могла думать ни о чем, кроме него.

Легкая дрожь прошлась по всему телу, принося с собой неизъяснимую радость и облегчение. Эти таинственно мерцающие, наполненные невыразимой нежностью серые глаза. Неужели она получила право еще раз посмотреть на него? На своего Габриеля, который много лет назад пытался убедить ее в том, что рыжий цвет волос не проклятие… Который вчера вечером обнимал ее так крепко, словно она была для него самым дорогим существом на свете. Словно он не смог бы жить дальше, если бы не обнял ее…

Своего… Своего??? Она с ума сошла?

К ее немалому изумлению он вдруг мягко улыбнулся, от чего ямочка на подбородке стала более заметной, и тихо спросил:

— Как себя чувствует Ник?

Дрожь снова легкой волной прошлась по спине и ушла в пятки. Дрожь, которую вызвал его бархатистый низкий голос, который она и не надеялась больше услышать. Эмили попыталась сделать вдох, чтобы не жгло в легких, но почему-то это было невероятно трудно сделать. И, кроме того, впервые он спросил сначала о Нике, а не о ней самой. Но ведь это не имело значения, верно?

— Х-хорошо, он спит…

Он снова улыбнулся ей. И это поразило ее в самое сердце. Казалось, после вчерашнего происшествия он даже не должен был смотреть на нее. Но он вновь поступал не так, как она ожидала. Не так как любой другой мужчина на его месте. И снова это пугало до смерти, однако Эмили не могла не признать один удивительный факт: в очередной раз он шёл на примирение первым! Поразительно! Это почти покорило ее.

И еще одно Эмили не могла оставить без внимания. Она не могла проигнорировать то безумное волнение, которое медленно перешло в сладкое возбуждение от того, что он снова оказался рядом с ней. Почему-то от этого кружилась голова, и становилось тепло в груди.

Он не сводил с нее своих серебристых глаз, когда снова заговорил.

— Он не спит.

Его вкрадчивый и такой спокойный голос немного озадачил ее.

— Не спит? — Эмили быстро посмотрела на малыша и убедилась в том, что он действительно не спит, ангельски улыбаясь ей. — Но…

— Он не заснёт, пока ты не расскажешь ему сказку. Ты ведь так и не закончила свою историю про трех царевичей. Может, сделаешь это сейчас?

Она внимательно посмотрела на него, пытаясь определить, что для нее значит его взгляд. Его голос. Его просьба. Еще утром она боялась обнаружить, что всё это потеряно для нее навсегда. Она даже не думала, что чувство потери так сильно захватит ее, а сейчас… Ей вдруг захотелось на время отбросить в сторону все свои сомнения, страхи и неуверенность в завтрашнем дне. Ей вдруг захотелось просто сидеть рядом с ним, смотреть на него, чувствовать исходящее от него тепло, и разговаривать с ним.

Внутри вдруг стало удивительно легко. Эмили, наконец, расслабилась и заглушила голос совести, который приказывал ей хранить молчание, требовал проигнорировать его просьбу, потому что потом ей снова будет больно расстаться с ним. Но как ей могло быть еще больнее того, что уже было?

На нее снизошло какое-то странное спокойствие, когда Эмили решила довериться судьбе. Хоть бы один раз в жизни она была готова не контролировать и не анализировать ничего. Просто чувствовать. Чувствовать то, что было приятно ей самой. Эмили была на самом деле удивлена тем, что это действительно доставляло ей некую тихую, чарующую радость. Что могло быть плохого в том, чтобы рассказать Нику сказку в присутствие его дяди, которому тоже было интересно послушать эту историю? Она видела искренний интерес Габриеля к истории, которую некогда начала. И снова ее поразило то, что он запомнил это. Придал этому такое значение. Поэтому ей еще больше захотелось рассказать ту сказку.

Сделав глубокий вдох, Эмили опустила голову и посмотрела на Ника.

— Старший царевич спас своего среднего брата, но когда они покинули опасные земли, то поняли, что теперь оба лишены возможности помочь своему отцу, потому что волшебная чаша утратила свою былую силу. Они вспомнили о младшем брате и очень надеялись, что возможно ему удалось что-то предпринять. Они стали искать его, направившись по той дороге, по которой ускакал младший царевич.

Слушая ее, Габриел испытывал необъяснимо тревожные и в то же время сладкие чувства, которые теперь не пытался побороть. Ее голос успокаивал его почти так же, как и Ника. Обволакивал и внушал умиротворение. Но в то же время вызывал столько различных чувств!

Габриел жутко боялся того, что она не заговорит с ним, не посмотрит в его сторону. Он даже думал, что она благополучно забыла о нем и, избавившись от его назойливой компании, полностью растворилась в заботе о Нике, который служил истинным источником ее радости. Но каково же было его удивление, когда она не только встретила его взгляд своим тоскливым и грустным. Внемля его просьбе, она стала рассказывать свою историю!

Он даже не думал, что так сильно соскучился по ней, пока не оказался радом с ней. Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он видел ее в последний раз. А ведь миновало только полдня. Ему снова вспомнились ее объятия, и Габриелю в очередной раз с неистовой силой захотелось прижать ее к себе, позабыть обо всем, кроме ее дыхания и запаха. Боже, он так сильно хотел этого, что боялся не выдержать и поддаться искушению! У него стали дрожать руки, которые он поспешно засунул в карманы сюртука.

Глубоко вздохнув и слегка нахмурившись, Габриел сосредоточился на ее голосе, поражаясь тому, какими зависимым он стал от нее. От Эмили. У него были увлечения в прошлом, он даже полагал, что был влюблен в черноглазую дочку купца, когда путешествовал по Аравийской пустыне, ища свои ответы. Но, глядя на Эмили, Габриел чувствовал нечто особенное, дорогое… Родное. И так мучительно знакомое. Ни один человек на свете не вызывал в нем чувства, какие могла с легкостью вызывать она! Это удивляло и поражало в самое сердце.

— Они ехали долгих два дня и две ночи, — тем временем продолжила Эмили, с нежностью глядя на Ника, который внимательно слушал ее. — Дорога была извилистой и сложной, но вскоре они выехали на небольшую поляну, где протекала речка, а рядом стоял домик рыбака. Уставшие и голодные, они спешились и хотели передохнуть там. Внутри домика было темно и тихо. Внезапно кремень скользнул по огниво, вспыхнула искра, и царевичи увидели своего младшего брата. Тот так сильно изменился, что его с трудом узнали. Весь в лохмотьях, с густой бородой и растрепанными волосами.

Пытаясь думать о царевиче, а не о ритмичных движениях ее губ, Габби выпрямился и пристально посмотрел на Эмили.

— Что?.. — у него так сильно пересохло во рту, что ему было трудно говорить. Проглотив ком в горле, он попытался снова заговорить. — Что произошло с младшим царевичем?

Эмили подняла голову и взглянула на Габриеля. У него было такое сосредоточенное лицо, глаза потемнели и сверкали непонятным огнем. Ей вдруг стало не по себе от этого взгляда. Почему-то сердце забилось тревожнее. Руки слегка дрожали. Было трудно дышать. Но еще труднее было смотреть на него. Он пугал ее, но в то же самое время она не могла отвести от него свой взгляд.

— Что? — прошептала она, пытаясь дышать ровнее, но когда он слегка подался вперед, ближе к ней, дыхание перехватило, и Эмили замерла.

— Младший царевич… — Габби ощутил слабый запах сирени, и понял, что находится слишком близко к Эмили. Так близко, что видел черный ободок, окружавший изумрудный цвет ее глаз. — Что стало с царевичем?

Царевич? Эмили не понимала, о чем он говорит. Она видела перед собой только его сурово-прекрасное лицо и серебристые глаза, которые даже несколько раз снились ей в прошлом. Она видела, как тяжело он смотрит на нее. Она чувствовала, как с каждой секундой у нее учащается сердцебиение. Как ей становится жарко. И когда он перевел свой взгляд на ее губы, Эмили вдруг вздрогнула. И поняла, что он может поцеловать ее! Это так сильно потрясло ее, что она перестала дышать.

Ее ведь никто никогда не целовал. Никто даже не обнимал… А мысль о том, что это сделает Габриел, тот самый юноша из ее прошлого… Эмили вдруг с ужасом обнаружила, что накланяется вперед. К нему. Словно сама ищет встречу с его губами. Ищет повод снова прижаться к нему. Она была поражена желанием, с которым ей хотелось это сделать.

— Эмили… — прошептал Габби, подняв руку и коснувшись ее щеки. Такой теплой, такой мягкой. Он не мог дышать, разглядывая каждую черточку милого лица. Словно пытался там что-то найти. — Эмили, — шепнул он, поглаживая пальцами нежную кожу.

Он увидел, как потемнели ее глаза. Но не от удовольствия или предчувствия. В глазах ее затаилась боль. Такая темная и сильная, что он не смог склонить к ней свою голову. Габби вдруг понял, что не может поцеловать ее и усилить ее боль. Не боли он желал ей. Поцелуй, несомненно, изменит их обоих и их взаимоотношения. Он хотел поцелуя больше всего на свете.

Но кое-что остановило его.

Желание доказать ей, что он не такой как все, желание показать ей, что ему небезразличны ее чувства, ее переживания. Ее боль. Он хотел прогнать из ее восхитительных глаз эту боль. Он хотел, чтобы, целуя его, она испытывала только радость и наслаждение.

С колотящимся сердцем он взял ее лицо в свои ладони и снова посмотрел ей в глаза, не переставая ощущать ее обволакивающий аромат.

— Эмили…

Его шепот кружил ей голову. Ей вдруг стало так больно, что Эмили захотелось опустить голову и положить ее на его сильное плечо. Захотелось прижаться к нему и попросить, чтобы он обнял ее. Так же крепко, как вчера. Она ужасно боялась его прикосновений, но сейчас желала их больше всего на свете. И это тоже причиняло ей невыносимую боль. Ей казалось, что она стоит на перепутье. Она одновременно хотела спрятаться от него и в то же самое время прижаться к нему. Что с ней происходило?

— Ты ведь догадываешься, что я собираюсь поцеловать тебя? — мягко проговорил он, не переставая поглаживать разрумянившиеся щеки. Обдавая ее теплом своего дыхания и ощущая ее дыхание. У нее закрылись глаза, и это отозвалось у него в груди глухой мукой. — Но я не сделаю этого. — Она тут же открыла глаза и удивленно посмотрела на него. — Не потому, что я этого не хочу. — Он вдруг прижался к ней своим лбом и хрипло добавил: — Я хочу этого больше всего на свете! Но не хочу, чтобы ты боялась меня. Эмили, — он пристально посмотрел на нее и провел рукой по ее обожаемым рыжим волосам. — Я не причиню тебе вреда, поверь мне. Ты мне веришь?

Эмили снова ощутила душивший спазм в горле. Она не могла поверить, что даже после вчерашнего он захочет поделиться с ней своей нежностью. У нее разрывалось сердце. Он хотел поцеловать ее, но увидел страх в глазах и не стал этого делать! Он сделал так, чтобы не напугать ее! Не стал целовать ее ради нее же самой! А теперь просил поверить ему, что это на самом деле так.

— Ты мне веришь? — снова раздался его тихий голос.

Мужская рука снова нежно накрыла ее щеку. Тепло его ладони перетекало в нее, согревая все уголки ее тела и души. Боже, всякий раз, когда он прикасался к ней, ей хотелось плакать! Потому что это было самое настоящее и самое желанное прикосновение из всех, что ей довелось пережить. Он так много сделал для нее. Вернул ей магию прикосновений. Вернул ей надежду на то, что она не проклята. Что способна чувствовать нечто хорошее. Нечто сокровенное.

И тогда Эмили решилась на немыслимое. Она подняла руку и положила ладонь на его щеку. Добровольно коснулась мужчины! Коснулась Габриеля. Сейчас не поступить так, было бы хуже смерти.

— Д-да, — прошептала она, глядя ему прямо в глаза, чувствуя, как переворачивается душа.

Грудь Габриеля разрывала тысяча различных чувств. Но одно он определил совершенно точно. Надежду. Безумную и оглушительную надежду. Надежду на то, что не всё еще потеряно. И благодарность за это удивительное прикосновение. Габриел поднял голову и быстро прижался губами к ее лбу. И снова он получил нечто большее, нечто дорогое и бесценное от нее. Нечто незаменимое.

Ее доверие!

— Я обычно сдерживаю свое слово. Запомни это.


Загрузка...